Глава 9

Спрыгнув с ветки, я расправляю свои могучие, увешанные чёрными перьями крылья и, громко каркнув, взмываю к облакам.

Встречный ветерок мягко щекочет мои крылья, лапы, целует холодными губами мой вороний ануса. Или что там у меня?

— Клоака! — твердит Дроздов. — У птиц клоака! Я больше тебе скажу, ты можешь попробовать отложить яйцо! Попробуем?

Что?! Я?!

— Ну, да! Не я же.

Нет, спасибо! Всё что я хотел получить от птичьей жизни — я получил. Расправить крылья и лететь — мне вполне достаточно.

— Это не тебе решать…

Да иди ты! Как раз-то мне. Кому же еще?

Внизу показались домишки. Подлетев поближе, я вижу избу, возле которой получил пиздюлей от рыжего бублика.

Вроде, всё чисто и спокойно. Никого нет. Но всё же, нужно действовать максимально аккуратно, а то после точного попадания белым снарядом в здоровенного мужика, со мной такое могут сделать, что медленная жарка на костре может показаться мне спасеньем! Но, это если меня поймают. Да и палкой по хребту больше огребать я не хочу. А вот что сейчас действительно мне хочется — так это отомстить! Отомстить наглому пиздюку! Одно дело — ловить и жарить птиц, когда не ел три дня, но когда у тебя корова да свинья под боком — это уже какое-то издевательство над животным. Ну что ж пиздюк, ты хотел меня зажарить и сожрать? Так вот жрачку я тебе устрою, а будет она жаренная или варёная — этого я, пока, не знаю. Будет вкусно, поверь мне!

План такой: возьму и нагажу ему в тарелку. И буду с наслаждением наблюдать, как он, причмокивая, вдруг почувствует что-то горькое, кислое и невкусное. Забегает глазёнками по сторонам, думая, что у всех кислая еда, а не тут-то было — у всех еда вкусная. Затем он покраснеет в приступе тошноты, высунет язык, и сплюнет содержимое своего хавальника себе на штаны.

Представляя всё это, мне хочется смеяться, но получается лишь:

— К-а-а-а-а-а-а-р!

Тупая я птица! Палево же!

Пролетая над крышами домов, внимательно оглядываюсь: никого.

Тишина.

Приземляюсь на зелёную лужайку возле дома (во двор я больше не хочу сувать свой клюв, каким бы вкусным ароматом от туда не веяло) и, сквозь высокую траву, начинаю следить. Из-за дома доносятся знакомые звуки — мычания, похрюкивания. По-хорошему надо бы взмыть в воздух, облететь деревню целиком, проведать, что здесь да как, но мне пиздец как сыкатно! Вдруг снова потеряю контроль над телом? Свернусь судорожным узлом в воздухе и полечу камнем вниз. Нет, спасибо! Я лучше в кустах посижу. Сейчас главное — что я сыт, вокруг меня еда, и с каждой минутой на меня давит новая, сочная и вкусная. Но блядь, жадность меня погубит! Надо и птице оставить соки, а то, как возьмёт и склеит крылья. Ладно, включаем позитивное мышление. Всё будет хорошо! Продолжаем сухопутную разведку. Как там говорится: курочка по зёрнышку клюёт? Да, именно так! Вот и мы, по домику будем постепенно изучать местную деревушку.

Но для изучения деревни мне понадобиться энергия. Много энергии! И она вот тут, вокруг меня, шевелиться, бурлит…

Мне хочется присосаться и высосать энергию из всего, что меня окружает! Мысли о еде снова овладевают моим разумом. Это плохо. Я словно животное болеющее булимией, которое всё жрёт и жрёт, жрёт и жрёт, и жрёт до тех пор, пока всё не выблюет, что сожрало. Интересно, сколько смогут выдержать кишки вороны, если я отдамся своему желанию? Чисто гипотетически, может ли меня раздавить еда в кишках?

— Ну, что там с обедом? — доносится из дома нервный мужской голос.

— Скоро! Уха почти готова, — торопливо отвечает женский голос, и с волнением спрашивает: — Как там Отто?

— Нормально. Роже его подлечила. Девчонка явно не от мира сего, но руки золотые! Заберут её! Заберут её, и больше некому будет нас лечить!

— Не говори ерунды! Никто никого не заберёт! Ты один пришёл? Где Отто?

— Сейчас придёт.

Прыгая как кенгуру, я медленно, но уверенно, приближаюсь к дому. Меня обуревает любопытство. Я хочу видеть, что стало с пацаном!

Доковыляв до стены, я вскидываю голову. Обогнув взглядом дюжину полукруглых брёвен, я уставился на здоровенный деревянный подоконник. И если я на него заберусь — смогу спокойно наблюдать за жильцами дома. А если спалюсь — быстро взмахну крыльями и СЕЛЯВИ!

Когда начинает мычать корова, я взмахиваю крыльями и усаживаюсь на край подоконника. Окно представляет собой прямоугольную дыру в стене. Нет ни стёкол, ни рамы. Но зато есть широко раскрытые ставни, прижавшиеся к стене.

Как партизан, я начинаю медленно красться. Подхожу к краю окна, и пытаюсь заглянуть через него хоть одним глазком, но клювом упираюсь в стену. Скребу им. Пытаюсь убрать в сторону, отодвинуть голову. И нихуя не получается!

Спокойствие.

Вдыхаем.

Выдыхаем.

Просовываю клюв в маленькую шёлку между брёвен, и медленно веду голову в бок, использую щель как направляющую. И ОПА! Работает!

Вот показалась обычная деревенская кухня, как в тех детских мультипликационных сказках, что крутили давным-давно по телеку. Деревянный стол, стулья. Вдоль стен стоят шкафы из лакированных досок. С потолка свисают гирлянды сухофруктов, а в углу, на натянутой тонкой нити, висит дюжина сушёной рыбы. Телека нет! Нет микроволновки… Да что уж тут, нет даже намёков на электричество! Ну и дыра. И как они тут живут? Ну, хоть печь есть. Красивая, вымазанная, судя по всему, глиной и покрашена в белый цвет. На ней стоят два глиняных горшка (один большой, другой поменьше), из которых так и валит пар. Вкуснотища! Вот такой еды я пожрал бы с удовольствием!

Тут я замечаю ту фигуристую бабу. Крутя упругой сочной жопой, она расставляет глиняные тарелки на столе. Толстая рыжая коса доходит ей до пояса, а когда она поворачивается боком и наклоняется, чтобы достать до противоположной стороны стола — я вижу большие упругие груди, выступающие сквозь льняную рубаху без пуговиц и молний.

Знаете, что мне сейчас захотелось сделать?! Да-да… Именно! Мне захотелось отрастить руки и ими схватиться за эти два набухших волдыря! Затем положить бабёнку на стол, задёрнуть юбку, что с трудом скрывает её гладкие колени, и…

И…

Странно. Я вроде хочу, но птица то не хочет. Она глушит мои позывы. Нет, не глушит. Это другое! Бесчувственная ворона! Птица тупо их не знает! Я словно объясняю программный код крутой софтины тупой блондинке, а она в ответ лишь мне кивает головой, нихуя не понимая ни единого моего слова. Она его не знает, от того и не понимает. Ёпти, но не учить же мне ворону перепехону по-людски? Я уверен, есть более лёгкий способ! Тривиальный для моих новых способностей!

Ладно, хер с ним, всё равно у меня не чему напрягаться. Хотя, могу сжать клоаку. Пробую — получается. Прикольно. Кучка белой дрясни валится на подоконник, прямо мне под лапы. Неожиданно зашевелились кишки, а вмести с ними и я. В принципе если продолжать в том же духе — я могу выскочить из вороней сраки. И что дальше…

С хвоста капает на подоконник.

Солнце так сильно припекло мою маленькую чёрную голову, что меня вдруг осенило! А что, если я попаду в тело человека? Ну, например в тело того здорового мужика? Вдруг получится и меня не переварит желудочный сок. Быстренько пропихнусь в кишки, потрусь там, как следует, и всё в моих руках! Хороший план. Но нужно грамотно всё продумать, чтобы с ходу не обосраться. Еще как вариант — попробовать отдаться свинье, в плане дать ей меня сожрать, но только целиком.

Говорят, что анатомия свиньи очень схожа с людской, так что будет возможность набить руку перед серьёзным матчем! Но бляяяя, это ж свинья. Что я буду делать? Жрать помои и ссать под себя стоя в грязном стойло. И та корова будет мне вечно мычать под ухо! Ага, а потом так вообще, придут ко мне и пустят на бекон… Ну уж нет! Живем один раз! Если рисковать, то по полной!

Я снова заглядываю в окно максимально аккуратно. Мужик куда-то ушёл, а женщина сняла с печи горшки и размешивает их содержимое деревянной ложкой.

Может, пусть меня опять сожрут… Другого пути я не вижу. Не силой же лесть им в рот! Дроздов, может подскажешь, как еще можно попасть в человека?

Молчит.

Ну и молчи! Сам придумаю!

Женщина громко зовёт мужа, а когда он ей отвечает, она просит его принести лук. Спустя минуту он возвращается, держа в руке пару головок лука. Ну и махина он! Метра два в высоту и здоровый как медведь. Не удивлюсь, если узнаю, что в роду у него прадедом как раз и был медведь; бурый, с сальным волосом. Не стоило его бабуле наклоняться за грибами в глухом лесу! Ох не стоило…

Так у него еще и лапища как лопухи! Такой пятернёй можно с лёгкостью схватить человека за голову и держать как баскетбольный мяч, сдавливая пальцы со всей силой. Вот в кого мне надо попасть! Такими ручищами я смогу целиком потискать её упругие груди, ну и может еще куда их запустить.

Забрав лук, женщина принялась нарезать его колечками, громко стуча ножом по доске. Утерев слёзы рукавом, она говорит мужу:

— Зови Отто, пора садиться.

— Хорошо.

Мужчина неторопливо уходит из дома, а женщина, поставив один из горшков на стол, начала разливать суп по тарелкам, положив в них луковые кольца.

Я чувствую сильный аром еды. Он не естественный, какой-то искусственный. Неживой. Еда, добываемая в природе, источает совсем другой запах. Еда, приготовленная человекам, не подходит для животных. И как бы вкусно она не пахла — есть это мне противопоказано.

Через два грубых отверстия в клюве, я сильнее втягиваю воздух, надеясь хоть что-то пробудить в своём сознании. Но нет. Ничего. Не хватает ноток страха, свежей крови, и теплоты смерти, окутавшей пищу в последние секунды её жизни.

Из тарелок повалил густой пар. Закончив разливать суп, женщина убрала со стола горшок, и подошла к печке.

Блин, давай уже, сваливай с кухни! Я не смогу эвакуироваться наружу, когда на меня смотрят! Судя по её суете, она никуда от сюда не уйдёт! Зараз! Можно попробовать учинить диверсию; ворваться на всех парах на кухню, запустить свои беспалые лапы в её пышные волосы, и каркать что есть мочи, ожидая, что она пулей вылетит во двор. Или поступить более гуманно — залететь на кухню и громко каркать, размахивая крыльями. А если она окажется бесстрашной бабой? Швырнёт в меня нож и прибьёт к потолку, или схватит за лапу и уебашит об стол? Я б так и поступил… Блин… Если не рискну — буду жалеть! Живем один раз…

Я выхожу на середину подоконника, расправляю крылья…

— Элина, — кричит мужик со двора, видимо зовёт жену, — набери молока, а я пока схожу за водой!

Бинго! Спасибо!

Выудив деревянное ведёрко из-под тумбы, стоящей возле печи, женщина ушла, оставив тарелки с супом без присмотра. Отлично. Сколько там наяривать надо, чтобы набрать ведро молока? Минут пять? Мне хватит! Пора действовать!

Влетаю на кухню, сажусь на край стола, максимально аккуратно, чтобы еще чего не скинуть на пол. Передо мной три тарелки с наваристым, густым супом, на поверхности которого я вижу кольца и круги расплывающегося жира. Внутри — дольки овощей плавают с сочными кусками мяса. Осталось определить — где кто сидит. Но эту задачу я решу очень быстро. Всё просто! С торца стола стоит стул чуть большего размера по сравнению с теми, что стоят по бокам. Да и тарелка тут гораздо глубже. Сюда и будем эвакуироваться.

План простой, проще некуда: заношу клоаку над тарелкой и быстро высаживаюсь в суп. Изи катка.

Пробую, и сразу же сталкиваюсь с проблемой. Горячий пар обжигает нежную кожу моего очка, причиняя болезненные ощущения. Но это еще ладно, тут до меня допёрло, — а что будет со мной, когда я окажусь в супе, где температура сейчас около девяноста градусов? Ответ очевиден: сварюсь заживо! Ну, блядь, надо было так! Как же я сразу это не учёл… План был отличный, но я обосрался…

— Солитёры могут жить в желудочной кислоте! — говорит Дроздов. — Кипяток вреда тебе никакого не причинит. Но это если ты обычный вид ленточного червя.

А если нет?

— Ну тогда пизда тебе!

А как-же птица?

— А что птица? Ну, чуток зад обожжёт и всё. Не парься, заживёт как на собаке.

Ладно! Старик еще не подводил, думаю, можно и сейчас довериться его логическим рассуждениям, подкреплённые авторитетным опытом его многочисленных путешествий. Да и живём один раз, надо всё попробовать!

Задрав хвост, заношу зад над тарелкой, и начинаю медленно приседать, сопротивляясь болезненным укусам обжигающего пара.

Быстрее!

Я жму клоаку. Затем снова. ПОЕХАЛИ! Началась движуха. Всё вокруг меня пришло в движение, как будто битком забитый вагон поезда резко тронулся, а я, как назло, оказался в самом эпицентре человека-давки.

Жму…

Движение становится на столько интенсивных, что меня захватывает и начинает уносить прочь.

Жму…

Показался свет в конце туннеля, но это мне только кажется.

Жму…

И моя голова бессильно повисает, высунувшись из клоаки. Жму еще, и начинаю погружаться в суп. Он горячий, но не смертельно. Для меня он тёплый. И сейчас мне тепло так же, как и в кишках чёрной вороны. Может, чуточку горячее, но меня это не парит. Вместе со мной в суп вываливается порция белого помёта, быстро окутавший кусочки картофеля и кольца лука. И меня! Разместившись на дне тарелки, я замираю как партизан. Что будет дальше — спрогнозировать нереально. В бабку-гадалку играть я не собираюсь. Но шансы на успех есть. И я считаю, что они хорошие. Очень хорошие, если я со стороны сейчас похож на длинную макаронину и не вызову никаких подозрений. Можно попробовать свернуться кольцом — прикинуться луком.

— К-а-а-а-а-а-а-р! — К-а-а-а-а-а-а-р! — К-а-а-а-а-а-а-р!

Ворона словно ополоумела! Как закаркала, бляха! Забегала по столу, и даже что-то с него опрокинула на пол. Почувствовала свободу, скотина. Давай уже, улетай нахер, а то всю малину мне запоганишь!

Чувствую, как ворона расправила крылья. Поскребла когтями по столу, каркнула на прощанье и улетела, встревожив воздух глухими ударами перьев.

До меня дошли волны голосов: пацан, мать, отец.

— Мама, смотри, как Роже меня подлечила! Даже царапин не осталось!

— Да, сынок, она молодец!

— Элина, — говорит мужчина, — что за беспорядок ты тут устроила?

Я чувствую, как он подходит к столу, злится; окружающие меня овощи и жидкость вибрируют злобой. Он набухает над столом, бежит глазами по тарелкам, и всё, что я могу сейчас сделать — это читать одну мантру: только не смотри в тарелку, только не смотри в тарелку, только не смотри в тарелку.

Женщина начинает громко оправдываться:

— Я? Мне что, заняться нечем!

Мне так стыдно за моё поведение. Извините, я никого не хотел расстроить, а тем более поссорить.

— Папа, та плохая птица прилетала!

Пацан, как ты узнал? Экстрасенс что ли?

— Не говори глупостей! — говорит отец.

— Смотри, папа, — топот его коротких ножек проплывает рядом со мной. — Я же говорил, это она!

Ну всё, я попал! СПАЛИЛИ! Сукиииииии….

Стоп!

А чего это я так напрягся? Я же уже не птица! Мне нечего бояться.

— Отто, она теперь тебе везде будет мерещиться, — влезает мать, — бедный мальчик!

— Мама, я говорю правду, вот, смотри!

Все вдруг засуетились, подошли к подоконнику и что-то внимательно рассматривают.

— Такое черное перо могла оставить только та гадкая ворона! — смело заявляет пацан, но я чувствую страх в его голосе. Он всё еще напуган.

Тупая ты пернатая, неужели нельзя было сделать всё по-тихому? А! Вот взять, просто, и улететь! Зачем надо было раскидываться перьями, обсирать подоконник? Для чего?

Мои шансы на успех быстро уменьшаются.

— Выкини в окно эту грязь, помой руки и садись есть!

— Хорошо, мам!

Спокойствие. Вдох-выдох. Я вдруг понимаю, что дышать под толщей бульона мне нечем! И насколько хватит запасов воздуха — я не ебу!

И тут батя выдаёт такое, от чего мне сразу же становится дурно, и я понимаю, что попал так, как никогда раньше.

— Сынок, — воодушевлённо говорит отец, отодвигая свой большущий стул от стола, — садись на моё место!

Нет! Блядь, нет! Не надо туда садиться! Слышишь меня, пацан! Не смей! Пиздуй на свое место, и жри свой суп, а к этому даже не прикасайся!

— Почему, пап?

— Ну, ты сегодня вдоволь настрадался. Возмужал! Получил первые серьёзные шрамы! Пора почувствовать себя настоящим мужиком!

Настоящим мужиком он себя почувствует, когда перед ним его любимая Роже опустит свои трусики до колен, ну уж ни как не сев на стул!

— Садись, сынок, ты заслужил! Почувствуй себя во главе, и больше не вспоминай об этой птице.

Вот это поворот. Попал, так попал! Н-е-е-е-е-е-е-е-т! К-а-а-а-а-а-р! Бля! Срочная эвакуация в соседнюю тарелку!

— Замри! — резко кинул мне Дроздов. — Не двигайся. Ты хоть представляешь себе, как это будет выглядеть со стороны?

Конечно. Ничего сверхъестественного я тут не вижу: белый скользкий червячок вылезает из тарелки, ползёт по столу, извиваясь как змея, и забирается в соседнюю тарелку. Думаю, никто и не заметит.

— Ага, конечно! Намотают на палку и зажарят на костре, как маршмеллоу. Пацан так и ждёт момента, чтобы тебя сожрать. Хочешь оказаться в его желудке, но только живым?

Мне не очень хочется это говорить, а тем более признавать, но Дед прав. Выбор у меня не велик.

Да, я хочу быть живым! Ты доволен?

— Тогда лежи смирно и не смей шевелиться!

Хорошо-хорошо, я — кусок лука в наваристом бульоне. Я — ломтик витамина “C”, который так и хочется проглотить не пережёвывая.

Глотай!

— Ну всё, Мужчины, — говорит женщина, — садитесь уже есть! Отто, бери сметану, хлеб!

— Мам, но у меня уже лежит сметана в супе…

— Хорошо-хорошо… — видимо женщина так увлеклась, что даже и не поняла, на что намекает Отто, — Юрис, тебе положить сметану?

— Да, дорогая. Спасибо!

Пацан начинает сладостно мычать:

— Мама, какой вкусный суп!

Я уже не знаю что сказать. Просто лежу себе, и жду очереди, когда ложка опустится на дно и заберёт меня в мой новый, неизведанный мирок.

Тем временем семья ведет светскую беседу за обедом; говорят о работе, упоминают о пропаже местных жителей. Отец говорит, что подозревают девочку, общающуюся с животными. Пацан рассказывает, как его лечила Роже, водя своими руками у его лица. Мать молчит. Видимо с интересом слушает! Короче, обычный обед в обычной семье.

А уровень супа надо мной все ниже и ниже. Воздуха начинает катастрофически не хватать. Суп сочится в мои поры, и я начинаю чувствовать его вкус. Для меня он горький, а соль так вообще обжигает моё тело! Где-то у меня в голове начинает пробуждаться инстинкт самосохранения. О нет, только не сейчас! Терпи!

Начинаю дрыгаться…

Терпи!

Начинаю извиваться!

Пацан запускает свою деревянную ложку в тарелку. Скребёт ей по дну, зачерпывая остатки супа, кусочки лука и бинго! Плавно, я начинаю взлетать в воздух. Я как бабочка пойманная сачком!

Вдруг, всё вокруг замирает.

— Пап, смотри, какая большая макаронина мне попалась!

— Кушай, давай, не отвлекайся! — отвечает ему отец, — Иначе я сейчас съем твою макаронину! — и он делает так, словно кусает воздух. — АМ!

Под мужской смех, мой полёт возобновился. Я уже чувствую, как подлетаю ко рту. Окружающий меня свет тускнет. Ага, я чувствую шершавую поверхность — это язык! Теперь главное не попасть под зубы!

Начинаю дрыгаться, крутиться. Чувствую волны женского голоса:

— Сынок, я макароны не добавляла…

Наебали! Сам виноват, не хуй пиздюком во главе стола садиться, вначале отрасти свой кабачок, а уже потом занимай место бати! А теперь уже всё, поздно! И не надо сувать руки в рот, особенно за столом!

Я, как разрубленный лопатой пополам червь, начинают извиваться, двигаясь по слизистой языка. Меня ждёт чёрная дыра под названием горло. Оно тянет меня, оно тянет всё в себя. Главное сейчас — не спровоцировать рвотный рефлекс. У меня появилась идея. Может кое-что попробовать? Живём-то один раз…

Быстро трусь о его шершавый язык, кончиком хвоста вожу по зубам, скребу по твердому нёбу… вокруг меня всё такое тёплое, мягкое… Приятно то как! О да… да… Почеши мне спинку язычком! Уххх… Да-да-да…

Молофья брызжет во все стороны, создавая вокруг меня скользкий слой слизи, затекающий прямиком в горло. Уперевшись хвостом в зубы, я выстреливаю как пружина и проваливаюсь в мягкую зеву, ласкающую меня своими крохотными язычками.

— Мама, а вдруг это был тот червячок?

— Сынок, не говори глупостей!

Загрузка...