Негр из Интерпола

Летом Алина, когда бывала дома одна, любила ходить в чем родила мама, сейчас же это имело добавочный смысл: приняв душ, благоухая шампунем, она, словно богатая покупательница в роскошном каком-нибудь магазине, капризно-внимательно окидывала взором разложенные вокруг наряды и украшения. Действительно ведь проблема: в каком виде показаться впервые родителям жениха, людям непростым, отставным артистам, некогда знаменитым во Львове. Проблема, впрочем, легкая, приятная, а по Алине не всякий миг можно было это сказать: тень какая-то покрывала вдруг ее лицо, задумчивость нападала, оцепенение, которое некоторого усилия стоило сбросить…

Такую вот как раз, оцепенелую, прижавшую перед зеркалом к телу платье, но отражения не видящую, и застал ее поворот дверного ключа. Некому было быть, кроме Мазепы, о котором она как раз и думала, и Алина спросила, не сдвинувшись с места:

– А ты знаешь? Я не верю тебе, что ты простил им эту историю с тормозами.

Капитан появился в дверях с огромным букетом, с тортовой коробкою, перевязанной лентой.

– Мне даже кажется, что ты… уже успел с ними рассчитаться. Иначе бы ты не был… таким.

– Каким? – поинтересовался капитан, подойдя к так и не обернувшейся ему навстречу невесте и нежно, легко провел пальцем по покрытой пушком позвоночной ее ложбинке – сладкая судорога передернула Алину.

– Влюбленным и беззаботным, – ответила она и отбросила платье. – Не трогай меня, Мазепа, не трогай. Поздно уже! – заметила, надевая халат. И продолжила: – И не только что не повел бы меня к маме – сам постеснялся бы на глаза ей показываться.

Мазепа отстал от Алины, упал в мягкое кресло.

– Ты меня как-то спрашивала, за что же я собственно не люблю журналистов. Так вот: за эти вот… психологические реконструкции.

– За что, за что?

– Видишь ли, все в жизни совсем не так.

– Проще? – спросила Алина, заранее иронизируя над капитановыми банальностями.

– Чаще всего – проще, – ответил он, и позой, и интонацией демонстрируя, что банальности, на его взгляд, обычно и заключают в себе правду. – Иногда – сложнее. И всегда – не так! Но чтоб доставить тебе удовольствие оправданием твоей тонкой догадки о глубинных тайнах моего подсознания…

– Значит, рассчитался все-таки! – не удержалась Алина поторжествовать.

– Не так, не так поняла, – помотал капитан головою.

– А как надо было?

– Так, – ответил капитан, – уж коли не рассчитался, то, идя навстречу пожеланиям трудящихся пера и машинки, к маме я не поеду. Постесняюсь, так сказать, показаться на глаза.

– Ну, Мазепа, – приластилась Алина. – Ну ты чего, обиделся, что ли? Вроде бы не обидчивый… Ладно, подожди, я сейчас, – и, подхватив первое попавшее под руку платье, чуть было не скрылась за дверью.

– Постой-постой! – догнал ее Мазепа голосом. – Инструкции выслушай. Меня там внизу ждут.

– Мы что, действительно не едем? – остановилась Алина. – А чего ж я тогда все это… – обвела рукою следы приготовлений.

– Чего уши зря вымыла? – спросил капитан. – Не зря, не зря, не волнуйся. К маме поедешь сама. Мне действительно надо срочно линять. Пиф-паф ой-ой-ой! Оч-чень нехорошее убийство.

– Как сама?! Да мы ж с ней даже…

– Все! – Мазепа встал и вмиг сделался жестким (парадоксально, но Алина, сама себе в этом, возможно, не признаваясь, больше всего любила его именно таким). – Разговоры окончены. Не девочка. Они готовились, ждали… Вот адрес. Вот торт. Вот цветы. Постараюсь тебя там еще застать. Целую. И не опаздывай: мама переволнуется, – и капитан был таков.

– Мазепа! – крикнула было Алина вдогонку, но тут же и улыбнулась.

Постояла мгновенье, потом решительно оделась, взяла карточку с адресом, торт, цветы, пошла к выходу. И встретилась со звонком в дверь.

– Кто там? – не то чтобы Алина была особенно опаслива, но, кажется, рассказ Богдана о перерезанных тормозных шлангах так или иначе на нее повлиял.

– Извиняйт, пожалюйст. Мне говорили… – донесся из-за полотна голос с сильным заграничным акцентом, – что капитан Мазепа можно нахбдийт здейс.

Алина накинула цепочку, осторожно приоткрыла дверь. На площадке стоял здоровенный негр.

– Не есть волновайт! – улыбался ослепительно.

– А я и не волнуюсь, – соврала взволнованная, ветревоженная Алина.

– Интерпол, – пояснил негр и протянул сквозь щель ламинированную карточку с цветной его, негра, фотографией в верхнем левом углу.

Впрочем, Алине все негры казались на одно лицо.

– Заходите, – скинула цепочку, распахнула дверь.

– Где йест Мазепа?

– Он… он на работе.

– А, тшорт! – как-то не по-американски выругался негр.

– У него что, неприятности? – эта мысль не давала Алине покоя с того самого момента, как впервые прозвучало слово «Интерпол».

– О, как можно! Он нам ч напротив, очень помогайт. Мы сегодня летайт… домой… из Киева. Я специально вырывайте на часок… Делайт гуд бай. Сказат тенк ю. Передавайт приклашений… И вот: маленький презент, – негр достал из кармана ладную коробочку.

Алина открыла: поблескивая вороненым металлом, в коробочке устроился пистолет: не то кольт, не то смитт-и-вессон. Алина мало в них понимала, поняла только, что оружие серьезное, не игрушка-«зауэр»…

– Патроны, – доставал из бездонных карманов негр коробочку за коробочкою. – Запасной обойм… Кобура… Вы ему, надейяйтс, передайт? Сказайт – Джон. Вы йейст жена?

Изменяя обычной своей, на грани наглости, невозмутимости, Алина закраснелась:

– Невеста…

– Не-фест? – переспросил негр. – Что это? Ах, не-фест!.. Хорошо, оч-чен хорошо! – разулыбался. – О'кей! Извиняйт. Самолет. Рад был делайт знакомстфф, – и убежал вниз, через три ступени на четвертую перескакивая непомерными ногами.

Алина снова открыла коробочку, поглядела завороженно на содержимое.

– И чего-они сегодня все так торопятся?..

Загрузка...