Пиф-паф ой-ой-ой!

Странное дело. Почти два года жизни, а после смерти мужа Алину со Львовом не связывало почти ничего: несколько десятков приятных воспоминаний, которые, в сущности, полностью нейтрализовались впечатлениями той мартовской ночи меж гаражей, да двухкомнатная квартира в хорошем районе, наследницею которой Алина автоматически оказалась. То есть давно пора было возвращаться в Москву, к родителям, а Алина все медлила, медлила, медлила…. Конечно, не очень-то хотелось снова оказываться в зависимом положении родительской жилички, но врастать и во львовскую жизнь, устраиваться куда-то на службу (деньги с книжки потихоньку проедались, сходили на нет) не прельщало тоже: одно дело – писать для удовольствия статью-другую-третью в год, другое – тянуть лямку. Во время беседы с не очень понравившимся ей полковником Алина совсем уж решила отказаться ото всякого с ним сотрудничества, замотивировав отказ именно возвращением домой, а уж замотивировав, как бы и взяла б на себя это обязательство, но едва всплыл в разговоре капитан Мазепа, как, сама не дав себе отчета, от решения своего отказалась. И теперь вот третий уже вечер бессмысленно (капитан не являлся) торчала в «Трембите», с кооператорской широтою души и безвкусицею переделанной в ресторанчик из общепитовской пельменной.

Кавказской наружности немолодой юноша подсел к Алине за столик, достал из кожаных доспехов бутылку молдавского коньяка.

– Составишь компанию, а? А то и вчера сидела одна, и позавчера… Вроде и не страшненькая!

Алина смерила юношу взглядом, достала из лаковой коробочки дорогую сигарету (кавказец тут же подал огня).

– Составлю, – ответила, выпустив-дым. – Только не приставай, ладно?

– Что, неприятности?

– Ага, – кивнула Алина с повышенной серьезностью, выдающей издевку. – Переживаю.

– Я вот тоже переживаю, – кивнул немолодой юноша и разлил коньяк по рюмкам. – Будем здоровеньки. Или как там у вас говорится: здоровеньки булы?

Алина выпила, пристально-невидяще посмотрела на кавказца, который меж тем продолжал о чем-то болтать, и подумала: «А что, взять и позвать. И здоровеньки бу-лы. Сколько можно спать в одиночку в холодной, широченной, где что вдоль, что поперек, кровати?! Он в конце концов сам виноват». И тут же, до этого «сам виноват» додумав, расхохоталась вслух, ибо «сам», как ни крути, означало Мазепу.

– Ты чего? – приобиделся немолодой юноша. – Я тебе серьезные вещи рассказываю, а ты…

Хлопнула дверь, и Алина снова поймала себя на том, что обернулась, словно пятиклассница на первом свидании. Но и это был не капитан. Странного вида пожилой человек вошел в ресторан, словно из американского вестерна сороковых годов: в длинном, свободном светлосером макинтоше, в серой же широкополой шляпе, надвинутой на глаза. Пожилой и по походке, и по тому, что за приподнятым воротником угадывалась седая бородка клинышком.

– Хиппует, – прокомментировал кавказец, отследив Алинин взгляд.

Странный человек пересек зал и скрылся за дверью служебного входа.

– Так явится в конце концов Мазепа или не явится никогда?! – взбешенно сказала Алина вслух.

– Какой Мазепа? – изумился кавказец. – Гетман, что ли?

– Гетман-гетман, – согласилась Алина.

– Вот ты говоришь: не приставай, – продолжил кавказец после довольно значительной паузы, во время которой безуспешно пытался осмыслить Алинино восклицание по поводу легендарного гетмана, да так и бросил это занятие. – А каково одинокому человеку в чужом городе. Ты подумала, а?

– Ты бы знал, каково одинокому человеку в своем городе… – протянула Алина.

– Понял, – сказал кавказец. – С полнамека. Сплетен боишься. А мы как в детективе устроим. Штирлица видела? Вот, например, я сейчас за себя расплачиваюсь и ухожу, а ты…

Дикий женский визг понесся откуда-то из служебных недр ресторанчика. На пороге внутренней двери появи-т лась девица, одетая гуцулкою (ресторанная униформа), судорожно хватанула ртом воздуха и издала еще один визг.

– Там!.. – показала, прокричавшись, куда-то за спину. – Там!..

Алина вскочила первая, рванулась в подсобку, кавказец за нею. За ним еще кто-то и еще…

В небольшом кабинете за столом сидел упакованный мужик с упавшей на грудь головою – вроде как спал. Только свежепобеленная стена за его спиною была в красных брызгах крови и желтых жирных пятнышках мозга, разбросанных вокруг черной пулевой отметины. Алина присела на корточки, заглянула упакованному в лицо: посреди лба расположилась аккуратненькая такая, маленькая дырочка^

– Спокойно! – нервно закричала Алина. – Спокойно! – И заметив в толпе любопытных здоровенного местного бармена, приказала: – Быстро на вход! Никого не выпускать!

Бармен зачем-то послушался.

Алина же, миновав подсобку, бросилась к черному ходу.

Дверной проем зиял пустотою, старинный проходной двор – несколькими арками.

Ищи ветра в поле, могла бы сказать Алина, если было б кому.

Она достала платочек, аккуратненько, чтоб не повредить возможные отпечатки, прикрыла дверь, сквозь платочек же задвинула и щеколду. Ясно было, что стрелял пожилой ковбой из вестерна, выстрелил и давным-давно, пока Алина разглядывала покойника, скрылся, так что перекрывать вход нужды не было. Мегрэ бы, во всяком случае, не перекрыл.

В дверях кабинета все еще толпились.

– Трупов не видели? И не стыдно? – укорила Алина и снова вспомнила капитана Мазепу: всего однажды видела она его на работе, но подсознательно копировала (пародировала?), безусловно, именно его стиль поведения. Пиф-паф ой-ой-ой; оставалось только добавить.

Люди как-то невольно дали Алине дорогу, а на вопрос: «Милицию вызвали?» – дружно смолчали.

Аккуратно извлекая телефон из-под самого трупа, Алина и тут старалась не повредить пальчиков. Набрала ноль два.

– Дежурный? – спросила. – В «Трембите» убийство.

На том конце провода спросили, кто говорит.

«А действительно, – подумала Алина, – кто я такая, чтобы чуть ли не расследование проводить? Беседа с полковником придала, что ли, значимости мне в собственных глазах? Юридическое студенчество? Ожидание капитана Мазепы?»

– Кто-кто! – ответила раздраженно. – Дед Пихто! Посетительница! – и бросила трубку, вернулась в зал.

А там, на пороге, бармен уже отчитывался капитану Мазепе; черный лимузин поблескивал под фонарем за стеклянными дверными вставками.

– Здравствуйте, капитан, – подошла Алина (от секунду назад принятого решения доесть и уйти вмиг и следа не осталось). – Узнаете?

– Узнаю, – ответил капитан. И добавил не без злобы (обиды, быть может): – Горе перемогаете?

Алина вспыхнула, хотела было повернуться, уйти, забыть об этом самовлюбленном хаме. Но самовлюбленный хам отнесся к ней вдруг с такой товарищеской простотою, что от Алининой обиды как-то вдруг и следа не осталось:

– Пиф-паф ой-ой-ой, выходит?

– У-гу, – кивнула Алина и показала на подсобную дверку.

– Три дня не заглянешь – черт-те что начинается! – покачал капитан головою и пошел через зал. Алина – за ним.

Пока капитан осматривал место происшествия, а делал он это недолго, Алина из-за спины все тараторила, рассказывала про* плащ, про бородку, про черный ход.

Взвыв сиреною, затормозила у ресторанчика оперативная «Волга», вошли штатские мальчики. Капитан кивнул им на труп, снова сказал:

– Пиф-паф ой-ой-ой, – и пошел из кафе.

Алина, провожаемая тоскливым взглядом немолодого кожаного мальчика, пошла за Мазепою.

– Прокатиться хотите?

Алина кивнула.

Капитан распахнул дверцу своего «шевроле» не «шевроле», запустил двигатель, неслышно тронул с места.

– Вижу, – сказал, – вижу в глазах осуждение: не опросил свидетелей, не поискал пулю. Так вот: пулю найдут ребята, и окажется, что она выпущена.

– Из «зауэра»? – спросила Алина. – Да вдобавок, наверное, из того самого, из которого убили бармена в прошлом году. «Зауэр» – редкое оружие?

– О-го! – обернулся капитан. – Вот это информированность!

– Профессия обязывает.

– Не люблю журналистов, – отреагировал Мазепа, помолчав.

– Журналисток тоже? – кокетливо осведомилась Алина.

– Журналисток? Кюшать люблю, а так – нет, – процитировал с кавказским акцентом анекдот позапрошлого сезона. – А свидетелей опрашивать – дохлый номер. Не такой же он кретин, чтобы еще раз воспользоваться этим костюмом.

Дальше ехали молча: только тресканье-бульканье служебных переговоров по рации, в которые капитан, впрочем, не вступал, нарушало тишину.

Наконец «шевроле» не «шевроле» встал прямо перед подъездом.

– Запомнили! – иронически восхитилась Алица.

– Профессия обязывает, – парировал капитан. Некоторое время выждав, добавил: – Ну?

– Что ну? – не двигаясь с места, со всею наивностью, на какую была способна, поинтересовалась Алина.

– У вас ко мне еще какие-нибудь вопросы? Или… советы?

– Просто жду, когда снова на ночной кофе начнете напрашиваться. Сами сказали: кюшать люблю.

– Во-первых, тогда уже было утро. Во-вторых, я потомок шляхтичей, – отозвался капитан, – и потому до неприличия горд: навязываю свое общество не более одного раза.

– А вы рискните в порядке исключения на вторую попытку.

Капитан пристально поглядел Алине в глаза, потом склонился под приборную доску, стал что-то там откручивать.

Алина наблюдала. Ей даже интересно стало, что она почувствует, если капитан проигнорирует и так слишком уж откровенное ее приглашение.

Тот, наконец, извлек из гнезда громоздкую служебную рацию.

– Я на работе, – пояснил. – Пошли, что ли?

Алина улыбнулась.

Загрузка...