Любитель сладкого

Вся беда, все мучения состояли в том, что Алина как бы оглохла. Она напрягала последние силы мозга, но услышать не могла ничего: ни слов, ни шума проезжающих за окнами «Трембиты» автомобилей, ни уж тем более поскрипывания тряпки о стекло – бармен, убитый больше года назад, спокойненько стоял за стойкою, протирая бокалы, пока в служебном кабинетике, том самом, где три месяца тому увидела Алина мертвого Коляню, Коляня живехонький орал на Мазепу, жалкого, понурого, даже не пытающегося возражать. Это было ужасно обидно: видеть, как тот орет, и не слышать, что орет, не понимать…

Алина мучительно трет лоб ладошкой. Чье-то незнакомое расплывающееся лицо склоняется над нею, какая-то белая тень маячит вдали… Алина снова смыкает воспаленные глаза в надежде, что она, перекрыв один канал поступления информации, зрительный, активизирует другой, слуховой. Но ни слуховой не активизируется, ни зрительный не перекрывается.

…Коляня, закончив разнос, что-то приказывает Мазепе, вот именно приказыв'ает, и это особенно странно, потому что Алине до самого этого момента трудно даже вообразить было, что Мазепе кто-нибудь может приказывать, особенно Коляня. Но факт есть факт: Мазепа покорно выслушивает, разве что позою пытаясь сохранить иллюзию собственного достоинства, после чего Коляня открывает ящик стола, передает капитану – рукояткою вперед – маленький «зауэр».

И Мазепа пистолет принимает!

– Все дело в том, что я ужасно люблю хорошее оружие, – эту фразу Алина вдруг слышит отчетливо, но зато зыблется, размывается, исчезает зрительннй ряд, и не разобрать никак, где и кому, собственно, признается капитан в странной своей любви к орудиям смерти-: Алине ли в ее прихожей или Коляне в «Трембите»?..

Алина уж и сама не знает, что лучше: видеть, но не слышать, или нао борот. Лучше всего, конечно, и то, и другое, но так не выходит, не выходит даже по своей воле переключаться из одного режима в другой. Сейчас нот снова пропадает звук, но изображение становится четким.

…«Трембита», главный зал, и капитан с веселой, дружелюбной улыбочкою подходит к бармену, и тут уже абсолютно не важно, что звук пропал. Мазепа явно несет шутливо-легкомысленную чушь. И суть, разумеется, не в ней, а в том, что спустя некоторое, совсем недолгое, время мгновенно выхватывает он из кармана «зауэр». Но до выстрела дело не доходит.

Какой-то сбой, трещинка возникает в видении, и оно соскальзывает назад, снова к тому моменту, когда мгновенно выхватывает Мазепа «зауэр» из кармана и еще раз выхватывает, и еще, и еще… Алина пытается сдвинуться с мертвой точки, разрушить дурной этот цикл, дурную бесконечность, кольцо Мебиуса, змею, кусающую себя за хвост. Но вместо этого возвращается почему-то назад, в директорский кабинет, и видит Коляню с телефонной трубкою в руке, прислушивающегося к двери.

Судя по его реакции, кольцо разомкнулось, выстрел прозвучал-таки. Коляня набирает короткий номер. Алине удается даже разгадать его: ноль-два…

Удается и вернуться в ресторанный зал, где бармен с пробитым лбом уже валяется на полу, а Мазепа со странной улыбочкою палит по бутылкам, по панелям, по витринным стеклам, пока не кончаются патроны.

– Господи! – шепчет Алина в бреду. – Какая чушь! Какая неимоверная чушь! – И открывает глаза, видит перед собою незнакомое лицо человека с трубочками стетоскопа в ушах. Поясняет ему: – Смысла, главное, ни на йоту. Витрины-то были побиты автоматом. – И снова откидывается на подушку в беспамятстве.

…Коляня, расплачиваясь за выполненную работу, бросает на стол тугие пачки купюр. Мазепа же, краем глаза отслеживая-пересчитывая их, поигрывает маленьким «зауэром», перепасовывает из одной своей сильной, широкой ладони в другую.

– На службе у уголовника? За деньги?

– Нет! – мотается по подушке голова Алины. – Нет!..

– Да, – мягко, но очень уверенно, с большой силою убеждения произносит Шухрат Ибрагимович и сжимает ее руку.

Алина снова открывает глаза.

– Мужчина, принесший торт, не может сделать зла даме, – улыбается Шухрат Ибрагимович, скосом глаза показывая на сервировочный столик возле кровати, на котором расположился огромный, великолепный торт, произведение кулинарного не ремесла, но искусства. – Вы, надеюсь, уже поняли, что находитесь дома, что все хорошо. И не спрашивайте, ради Бога, как, мол, вы сюда попали. Помните анекдот про таксиста с топором? Где взял, где взял? Купил. И с калитаном, с женихом вашим, все в порядке: захватил банду под Ужгородом, первые допросы ведет прямо там, по свежим, как говорится, следам. Полагаю, что к его приезду вы полностью и оправитесь: слава Богу, обморожений не оказалось. Свадьба, так сказать, состоится в срок. И как это, – хлопает с размаху Шухрат Ибрагимович себя по жирным ляжкам, – как это только мне в голову пришло – попросить у знакомого из «Трембиты» колбаски; знаете, украинской, с печенкой и салом, детишкам в гостинчик! Ниночка пошла с вами поконфиденциальничать, и что-то ее отвлекло. И она попросту забыла про вас. Женское легкомыслие. Если б не колбаека для детишек… – С кухни донесся свист. – О! – обрадовался Шухрат Ибрагимович. – Как раз и чайник поспел. Ничего, что я взял эти чашечки? Извините, сейчас. – И скрылся.

Алина вскочила с постели, схватила халатик, набросила, стала застегиваться – появился Шухрат Ибрагимович с чайниками, большим и заварным.

– Встали? Прелестно. Все-таки очень дешево отделались, оч-чень! От души рад. Тогда уж присаживайтесь, коль встали, – и пододвинул к сервировочному сто лику еще один стул. – Чтобы не вышло картины: Белинский у постели умирающего Некрасова. Или как там, наоборот?

Шухрат Ибрагимович разрезал торт на сектора, один положил на тарелку Алине, другой – прямо себе в рот, сжевал с аппетитом, запил чаем. Алина, уже несколько в себя пришедшая, дерзко поглядела на незваного гостя и тоже отправила в рот кусочек кусочка, отрезанный ложечкою.

– Ого, даже аппетит проснулся! – восхитился представитель пресс-центра. – Я-то, честно говоря, рассчитывал псе это великолепие, – окинул торт широким жестом, – на себя. Шучу, шучу, конечно. Но вообще одолел бы запросто. Ладно, Алина Евгеньевна, шутки в сторону: утолив первый голод, перейдем к беседе. Дело в том, что ваш очаровательный… Нет, не то! Видите, не кокетничал, просто плохо, плохо дается мне стиль. Неточное словечко, а я все же беседую с мастерицею пера. Наш блестящий жених – так вернее, правда? – вел какие-то свои игры, минуя нас. Он, видите ли, индивидуалист, одинокий волк, как вы сами изволили при нашей первой встрече гениально заметить. А в нынешнее время, да еще в таком государстве… Мы вот и возмечтали, что вы… Нет-нет, сами того не подозревая, ничего дурного мы о вас и не думали. Возмечтали, значит, что вы поможете нам разобраться в некоторых деталях…

– Не помогу! – отрезала Алина. – Вам-то уж точно не помогу!

– А кому поможете? Органам прокуратуры? Комитету государственной безопасности? Ах да, я и забыл: у вас есть орган повыше – демократическая общественность. Но если вы обратитесь к ней через столь в последнее время свободную, что даже мы не всегда можем ее контролировать, нашу прессу, дело-то все равно кончится либо прокуратурою, либо выше именованным комитетом.

– Никому я не помогу! – заполнила Алина паузу со всем возможным презрением в голосе.

– Вот и мне так в последний раз показалось, – согласился Шухрат Ибрагимович.

– И вероятно, Ниночке? – поспешила поинтересоваться Алина.

– Это уж я не в курсе, – улыбнулся гость. – А мне лично, повторяю, так показалось и очень понравилось.

– Даже понравилось?

– А вы как думали? Мы тоже, так сказать, умеем ценить. Может быть, даже и в особенности умеем. Ну расследование-то мы провели своими средствами. Параллельно с вами. Как только поняли, что не поможете, сразу же и начали проводить. И знаете, что выяснили? Что нашего директора застрелил капитан Мазепа. Ну из «Трембиты». Не делайте больших глаз, у вас плохо получается. Слишком вы девушка по натуре искренняя, редкая для нашего фальшивого времени. – И как бы а скобках добавил: – Комплимент.

– Спасибо, – отозвалась Алина.

– Но застрелил, – продолжал Шухрат Ибрагимович, – совершенно, на наш взгляд, справедливо. То есть даже повышенно справедливо: за такое же преступление директор сам, собственноручно наказал своего бармена точно таким же образом. То есть внутренне, так сказать, собственную гибель утвердил, одобрил, резолюцию в уголке наложил. Вы извините, до смешного люблю сладкое, – и гость-хозяин отправил в рот очередной сладкий кусок.

– Так все-таки бармена убил директор?

– Али-и-ина Евгеньевна, – неразборчиво, из-за за бившего весь артикуляционный аппарат сладкого месива, но явно укоризненно пропел Шухрат Ибрагимович и округлил глаза. – А вы что, сомневались? Хороша невеста: так скверно думать о собственном возлюбленном. – Шухрат Ибрагимович проглотил наконец содержимое рта, запил мелкими, громкими глоточками и пояснил: – Бармен не перевел причитающиеся директору бабки. Зажал. Замылил…

– Вы вот сказали, – перебила Алина, – за такое же преступление.

– Сказал, – согласился Шухрат Ибрагимович.

– То есть, по-вашему, на сей раз директор не перевел бабки, – интонационно выделила Алина словцо, – Богдану?

– Не по-моему, а так оно и было. Бедная Алина Евгеньевна! – сокрушился гость. – Может, тортику?

– Директор Богдану?

– Ну разумеется. Он обещал ему десять тысяч.

– Сколько-сколько? – переспросила Алина с сильным и даже отчасти ироническим недоверием.

– Полагаете, Алина Евгеньевна, что из-за такой мелочи Мазепа не стал бы марать рук? Ну это как для кого. Для нас это, может, и впрямь мелочь, а для капитана Мазепы… Да возможно, и для вас. Долларов, долларов!

– Долларов? – изумилась Алина.

– Разумеется. Кому ж сейчас нужны деревянные? Обещал открыть счет в Швейцарии. Мало что обещал – соврал, что уже открыл.

– Во-он в чем дело, – протянула Алина, вспомнив капитанову веселую фразу на вечеринке у Ивана, когда тот демонстрировал на экране слайд с изображением здания Объединенного швейцарского банка. – Тот самый, в котором у меня нету ни франка?..

– Именно в этом дело, Алина Евгеньевна, именно в этом.

– Не-ве-ро-ят-но! – выдохнула Алина.

– Да что ж тут невероятного? – кажется, даже разволновался Шухрат Ибрагимович. – Что невероятного? Невероятно, что существует еще справедливость? А вы знаете: в любом обществе должны быть структуры, в которых справедливость существует. Несмотря ни на что! Называйте эти структуры, как вам заблагорассудится, хоть мафиями, суть не в названиях. А ведь и любое государство, заметим в скобочках, всегда не что иное, как мафия, только порою из-за его величины ему приходится структурироваться глубже. И если оно, государство, не может обеспечить справедливость в каждом отдельном частном случае…

– Постойте-постойте! – снова перебила Алина. – А… за что Богдану должны были заплатить?

– Как то есть за что? За то, что он дал возможность директору выйти сухим из воды. В случае с убийством бармена. Мазепа с директором, оказывается, друзья юности были. Ну вот столковались по-приятельски.

– А покушения… покушения были?

– На кого?

– Как на кого? На Мазепу, конечно.

– Вы так говорите, Алина Евгеньевна, будто ни на кого другого и покушаться нельзя, – обиделся Шухрат Ибрагимович.

– Так были или нет?

– Ну одно, во всяком случае, зарегистрировано. А были ли… Право слово, Алина Евгеньевна, вы меня разочаровываете. Я, честно говоря, такого количества вопросов от вас не ожидал. Ну разве детали какие-нибудь, думал, захотите для себя прояснить, мелочи… Уверен, были. Вы давно уж догадались. Обо всем. Это, наверное, потому, знаете, что комплексую в отношении журналистики… Литературы с большой буквы. Вот и считаю: раз журналистка хорошая, так и все остальное должна делать на том же уровне. А это претензии, разумеется, непомерные. Несправедливые. Так что беру свои слова назад. Не все, конечно, только обидные. Извиняюсь, как говорится.

– А «зауэр» Мазепа просто обнаружил и изъял, – как бы сама себе отвечая, негромко пробормотала Алина.

– Зажилил, – поправил Шухрат Ибрагимович, прожевывая очередной кусок торта. – Заныкал. Зажал.

– Ну и… – после долгой паузы, которою Шухрат Ибрагимович с удовольствием воспользовался, чтоб налакомиться едва ли не вдоволь, протянула Алина.

– Что ну и? – спросил он

– Зачем вы мне все это рассказали?

– А-а, Господи! Действительно, совсем позабыл. Заболтался. Вы обаятельны. Торт великолепен. Теневой торт. Мафиозный. Вот л позабыл. А заглянул я к вам, кроме, разумеется, заботы о вашем здоровье, в сущности, по пустяку: передайте капитану Мазепе, что, первое, наказал он директора «Трембиты» правильно, справедливо и никто к нему не в претензии, пусть не нервничает.

– А он… нервничает? – спросила Алина.

– Вам виднее. По-нашему, должен бы. Я 6, например, на его месте первничал. Второе, деньги ему переведены в тот самый банк, и не десять тысяч, а пятьдесят: пять – проценты за просрочку вдобавок к тем десяти, остальные тридцать пять – в качестве приглашения работать в структуре…

– Шантаж? – поинтересовалась Алина.

– Помилуй Бог! – категорически не согласился гость. – Талантливые люди должны работать только по собственному искреннему желанию. Только свободно. Иначе нет смысла. Капэдэ падает.

– Какие вы, однако! – едва ли не восхитилась Алина.

– Да уж! Так-кие! – передразнил Шухрат Ибрагимович ее интонацию. – И потому капитан Мазепа может от сотрудничества с нами отказаться. Совершенно безопасно для себя отказаться. И для вас. Деньги в этом случае будут просто… подарком.

– Хорошие подарочки! – попыталась Алина убить Шухрата Ибрагимовича презрением.

– Правы, правы. Опять неудачное слово. Деньги будут премией восхищения! Что-то вроде Ленинской. Но в одиночку работать пусть больше не суется. За нашей спиною. Такие вещи проходят только один раз. Убьем. И вас тоже. Причем вас – сначала и при нем. Да, чтоб не было ощущения очередного надувательства, вот… Можно проверить хоть завтра, в «Березке», – и представитель пресс-центра выложил на сервировочный столик пластмассовый прямоугольник кредитной карточки.

Алина хмыкнула как-то странно, потом еще раз, еще… Хмыканья слились в веселый хохот.

Шухрат Ибрагимович глянул озабоченно.

– Не бойтесь! – давилась от смеха, махала ладошкою Алина. – Не поехала я, не шизанулась! Просто смешно… Смешно-о!..

Шухрат Ибрагимович впервые за все наше с ним зна комство несколько смутился, переспросил даже:

– Смешно?

– Ну да, – пояснила Алина, так и не в силах прервать хохот. – Сколько уж я слышала, сколько читала… писала даже… про эти… мафиозные структуры… И знаете, до самого сегодняшнего вечера не верила. Не ве-ри-ла!

И продолжила хохотать.

Загрузка...