Четыре мушкетёра

Глава 3 Аудиенция

Было заметно, что Тревильян пребывает существенно не в духе. Тем не менее он терпеливо слушал в течение пяти минут витиеватые речевые хитросплетения Вартаняна, сложенные, как из кирпичей, из простых с виду выражений типа «видите ли», «я в общем-то», «как бы это объяснить», «так получилось», «э-э-э».

— Я вас понял, — объявил вдруг Вартаняну Тревильян, когда тот совсем запутался.

Вартанян замолчал и стал ждать, когда его выставят из кабинета, чтобы вернуться домой с чистой совестью и чтобы рассказ отцу имел правдоподобную концовку. Но этого не произошло. То ли внешность его напомнила Тревильяну собственную юность, то ли он сумел разглядеть в Вартаняне всю недюжинность его натуры, что, конечно, юноша предположил более охотно.

А Тревильян продолжил:

— Скажите мне прежде всего, кто вы?

— Вартанян, — ответил юноша.

— Стоп, стоп. Так уж не сын ли ты того самого Вартаняна, который одно время был соседом двоюродного брата моего отца?

— Сын, — сказал Вартанян и даже немного смутился.

— Вот ты какой стал! — обрадовался Тревильян, хотя Вартанян точно знал, что Тревильян его до этого ни разу не видел. — Да, летит время. А ведь мы с твоим отцом дружили. Бывало, так дружили…

И Тревильян задумался, предавшись на минутку приятным воспоминаниям о родных местах.

— Ну ладно, парень. Ты извини, но придётся тебе подождать чуть-чуть. Сам понимаешь, работа. Да нет, ты здесь посиди, — остановил Тревильян юношу, когда тот двинулся к выходу. Затем подошёл к окну, приоткрыл его и сказал: — Атасов! Порточенко! Арамич!

На этот зов поспешили явиться двое с тротуара. Одного из них Вартанян успел запомнить во время дискуссии возле своей машины — массивный, высокого роста парень. Другого Вартанян видел впервые — стройный молодой человек с тонкими чертами лица. Они вошли и неподвижно встали перед столом Тревильяна. А тот сел в своё кресло и начал что-то быстро писать.

Продержав их минут десять, Тревильян наконец откинулся на спинку кресла и спросил:

— Где Атасов, сколько можно его ждать?

— Атасов болен, — грустно ответил один из пошедших.

— Жалко Атасова, — дрожащим голосом подхватил другой.

— Что с ним? — спросил Тревильян привычным тоном, из которого стало ясно, что Атасов болеет минимум два раза в день.

— У него эта… — наморщил лоб тот, который был выше ростом.

— Да-да, она самая. Двусторонняя дикотосомия срединных сосудов на почве ишемического катара плеврального анабиоза, — подхватил стройный.

Чувствовалось, что Тревильян уважает людей, способных пересказать медицинскую энциклопедию если не наизусть, то хотя бы своими словами. Поэтому он сказал только:

— О! Надеюсь, лицо не повреждено?

— В том числе, — ответил стройный.

— А знаете, уважаемые, что мне сказал Король?

— Нет, — выпалили оба поспешно, да так, что тут же выдали себя.

— Так что вы можете сказать по этому поводу?

— Это всё он, Атасов, — начал канючить тот, что был выше ростом.

— Ладно, ладно, Порточенко. Вы всегда ни при чём, если за это не платят. Говорите вы, Арамич, вам легче даются причастные обороты.

— Дело было так. Атасов заскучал. И уж так заскучал, так заскучал, что стало скучно мне, а потом даже Порточенко. И вот заскучали мы, так заскучали…

— Давайте ближе к делу, Арамич, — перебил его Тревильян, — это я слышал в прошлый раз.

— Нет, в этот раз мы ещё больше заскучали. Так вот, Атасов говорит: «А не пойти ли нам повеселиться?» Но вы же знаете, мы не можем веселиться где-нибудь в подъезде или на сквере, даже если погода приличная. Решили пойти в кафе. А денег — в самый обрез.

— У вас — в обрез? — значительно спросил Тревильян.

— Наличных — в обрез. Так, извините, получилось. Атасов и говорит: «Ничего страшного, толкнём что-нибудь по-скорому. Прямо в кафе толкнём». Потому он и пошёл в магазин, взял несколько паркеровских наборов, и мы поехали.

— Как то есть взял? — возмутился Тревильян. — Вы говорите об этом так, словно магазин принадлежит лично вам, а не Королю и государству. И словно вы уже не раз всё это проделывали!

Арамич понял, что сказал лишнее. Но было видно, как быстро он собрался с мыслями.

— Нет, это в первый раз, клянусь честью маминой подруги. И потом, мы ведь заплатили номинал с верхом, поскольку нас интересовала разница.

— Ну, давайте дальше, — нетерпеливо перебил его Тревильян.

— Ну, дальше сперва всё шло как по писаному. Пришли в ресторан…

— Вы же ехали в кафе, — снова перебил Тревильян.

— Мы передумали по дороге. Так вот, пришли в ресторан. Атасов знал, куда ехать.

— Опять, конечно, в «Звёздный»? — язвительно уточнил Тревильян.

— Ну да, в «Звёздный», куда же ещё? Атасов сразу нашёл там каких-то командированных…

— Что значит «каких-то»?

— То есть не каких-то, конечно, а каких надо. Один, как сейчас помню, был командирован на Центральный рынок, другой — на Тишинский, а вот третий…

— Что третий?

— С третьим как раз и вышла накладка. Он с виду уже косым был, но, когда мы подсунули ему вместо паркеровского набора наш малаховский, он вдруг протрезвел и начал базарить. Атасов ему несколько раз пытался объяснить, что он не прав, но мужик оказался здоровый и тоже начал что-то объяснять Атасову, пока не подоспела милиция.

— Ну вот, уже опять милиция, — недовольно вырвалось у Тревильяна.

— Да, — продолжал Арамич, а Порточенко стоял рядом и только кивал головой. — Но такие несговорчивые оказались фрайера, что потащили нас в участок. А у Ата-сова ещё два набора было. Ну и привязались, хоть стреляйся: откуда да зачем. Мы им говорим: «Так ведь нас трое», — ну и всякая такая штука. Короче, составлять протокол начали. А тут ещё чек из комиссионки. Стали Ришельенко звонить, а тот — Королю. Дальше дело ясное. Погуляли, короче.

Тревильян вскочил и забегал по кабинету. История эта возмутила его, и Вартаняну было понятно это возмущение. Но когда Тревильян заговорил, Вартанян понял, что возмущён он не тем, чем, по мнению юноши, следовало бы.

— Король сказал почти то же самое, — начал Тревильян, причём было хорошо заметно, что он с трудом сдерживает себя. — Но я не понимаю, — вдруг закричал он, — мы с вами где находимся? Мы что, в школьном кружке «Умелые руки» или, может быть, и вовсе в добровольной народной дружине? Нас волокут в участок, нас обыскивают с протоколом, а мы стоим, подняв лапки? Мало того что мы не можем толкнуть какой-то жалкий фарц, так мы ещё не можем вовремя смыться! Сколько раз говорил не пить, когда работаете, и не работать, когда пьёте! И чек, чек из магазина! Вы бы ещё адреса с собой носили и расписки! Нет, я точно пишу заявление об уходе и устраиваюсь работать инженером. И вам советую. Таким недоумкам, как вы, можно работать только с ЭВМ, но никак не с милицией. И опять этот ресторан, где вас знают как облупленных!

И тут не сдержался Порточенко. Он долго размахивал руками, а затем сказал:

— А что мы? Мы ничего. Всё было бы путём, если бы не этот хмырь. А ведь эти его даже не того. Он так и остался, а нас — тю-тю. Атасов правильно сказал. Он на них работает. Лицо утюгом и колотухи, как у Числа[1]. Мы его за командированного приняли, но ошиблись, видно.

— Ошиблись… — проворчал Тревильян уже более миролюбиво. — А может, он уже следил за вами?

— Может, и следил, — даже как бы обрадовался Порточенко. — Так ведь и наверняка следил. Иначе чего бы он там сидел трезвый?

И он посмотрел на Арамича. Но Арамич смотрел в сторону двери, которая открылась, впуская в кабинет красивого кудрявого мужчину лет тридцати, одетого, как и все присутствующие, в джинсовый костюм фирмы «Lee». От двух товарищей этого человека отличали изменения формы и цветовые оттенки лица, которые сразу привлекли внимание Тревильяна.

— А, Атасов явился! — не проговорил, а скорее пролаял он голосом, не предвещавшим ничего хорошего. — Что это у вас на лице, Атасов, что ещё за новая история?

— Да всё та же история, — сказал Атасов и мрачно взглянул на Арамича и Порточенко, отчего те съёжились и начали смотреть в разные стороны, приняв независимый вид.

— Как та же история? — возмутился Тревильян. — Так вы, выходит, ещё и драку там затеяли?

— Это всё он! — поспешно сказал Порточенко.

— Мы не хотели, — подтвердил Арамич.

— Да, как всегда, я, а они ни при чём. Они там пытались бросить меня и смыться, — обиженно сказал Атасов.

— Это правда? — спросил Тревильян.

Арамич и Порточенко молчали, глядя один в окно, другой в потолок.

Всем в кабинете стало ясно, что правда.

— Позор! — снова возмутился Тревильян. — Как же мы будем оправдываться перед Королем?

— Давайте скажем вот что, — вдруг заговорил Арамич. — Давайте скажем, что в милицию нас забрали за драку, а драка началась из-за того, что этот хмырь обозвал его, Короля, жуликом. А про паркеровские наборы — ни слова.

— Точно, — оживился Порточенко. — Получится, что Атасов вступился за честное имя Короля и пострадал за него.

Атасов стоял в стороне и молча наблюдал, как его друзья стараются загладить свою вину перед ним, а заодно и выпутаться из этой истории.

— Глупее трудно придумать, — задумчиво сказал Тревильян, — в такую ахинею Король вряд ли поверит. Вас спасёт только то, что вы действительно вступились за его доброе имя. Атасов, помиритесь с этими прощелыгами и постарайтесь некоторое время держаться как человек, совершивший благородный поступок.

— А он всегда так держится, — радостно сообщил Порточенко.

— Хватит, Порточенко, — прервал его Тревильян. — Вы все свободны.

Друзья ушли, хотя Атасов продолжал коситься на остальных двоих. Когда за ними закрылась дверь, Тревильян обратил свой взор к Вартаняну.

— Извини, дорогой, дело оказалось продолжительнее, чем я предполагал. На чём мы остановились?

— Как вы дружили с моим отцом.

— Ах да! Мы ведь с ним так, бывало, дружили, так дружили, бывало. А как он сейчас? Чем занимается?

— Работает, меня вот сюда снарядил.

— Это хорошо. Цветы? Фрукты?

Вартанян не понял и даже начал оглядываться.

— Я спрашиваю, что ты привёз? — заметил его недоумение Тревильян. — В столицу лучше приезжать не пустым, чтобы было с чем уезжать. Ты понимаешь меня?

— Я вёз только письмо от моего отца вам.

— И где же оно?

— Я его потерял. Вернее, его у меня украли. По дороге.

И Вартанян подробно рассказал Тревильяну о приключении в городе N.

— Странная история, — задумчиво произнёс Тревильян. — И ты говоришь, что несколько раз упоминал при этом человеке моё имя?

— Да, — смутился юноша. — Мне, наверное, не следовало это делать?

— Кто знает, что следовало, а что не следовало. Не сделай ты этого, может, и не навёл бы твой рассказ меня на некоторые раздумья.

— Если я когда-нибудь встречу его, я припомню ему эту историю, — запальчиво сказал Вартанян.

— Я не советую тебе делать опрометчивые поступки. Скажи лучше, он был один или с женщиной?

— Он был один, но потом к нему подъехал автобус, в котором сидела его знакомая. Они обменялись несколькими фразами и разъехались.

— Ты не помнишь ничего из их разговора? Или, может быть, осталось какое-либо впечатление о том, что они говорили?

— Мне показалось, что автобус был из Одессы. А человек сказал этой женщине, чтобы она возвращалась, а он поедет в Москву.

— Надо же, — сказал Тревильян, — вот так история. В Одессу, значит.

— Но всё-таки, если я его встречу, я спрошу его, зачем ему понадобилось моё письмо, — упрямо повторил Вартанян.

— Если вы встретитесь, дорогой мой, боюсь, что спрашивать тебя будет он, — ответил Тревильян и вдруг замолчал.

Ему вдруг показался подозрительным этот молодой человек без рекомендательного письма. «Действительно, — подумал он, — а почему я должен доверять этому мальчишке? Разве трудно майору Ришельенко под видом сына старого друга подослать ко мне, Тревильяну, своего сотрудника из молодых, да ранних, с тем чтобы иметь постоянную и надёжную информацию вместо обрывочной и достающейся к тому же ценой немалых трудностей?» Зная о непреодолимом желании майора схватить его с Королём за руку в тот момент, когда эта рука не успела ещё передать в другие руки вещественные улики, Тревильян был обязан осторожно относиться к новым знакомствам и связям. И поэтому он решил испытать юношу.

— Ну а чем же ты думаешь заняться здесь, не имея при себе ничего, кроме письма? Не идти же с письмом на рынок, если бы даже его у тебя не украли?

— Я собирался поступать в институт и учиться там.

— В какой институт?

— В технический. У меня инженерские способности.

— Зачем тебе это надо?

— Чтобы стать инженером, — ответил Вартанян, недоумевая от такого наивного вопроса.

«Да, Ришельенко выдумал бы что-нибудь поумнее, — решил Тревильян, чувствуя, что его подозрения рассеиваются. — В наше время идти в технический вуз — это только такие мальчишки могут придумать».

— А зачем тогда твой отец прислал тебя ко мне?

— Он сказал, что Тревильян всё может.

— Ну, это он меня переоценил, — сказал Тревильян, оставшись, впрочем, довольным такой характеристикой. — Здесь и мочь нечего. Идёшь и поступаешь, если, конечно, сдашь экзамены. Теперь в технический вуз конкурс меньше одного человека на место. То есть когда будешь идти мимо, смотри, чтобы не затащили насильно.

— Это почему же так? — расстроился Вартанян. — Отец говорил, что инженеры всему голова.

— Голова-то голова, только развелось их, инженеров, видимо-невидимо. Инженеров много — специалистов мало. А так куда ни ступи — кругом инженеры. И в торговле, и в общественном питании, а особенно в творческой интеллигенции. Все в писатели норовят. Или в торговлю. Вон и эти трое, которых ты видел, тоже хотели инженерами быть. Арамич и Порточенко по три года хотели, а Атасов даже был года два.

— А чего же они ушли?

— Вовремя сообразили, что там и без них народу хватает. Живут теперь как люди. У инженеров ведь зарплата большая, а денег мало. А у этих зарплаты, считай, совсем нет, а деньги водятся. Машины у всех, одеты по-человечески. Специальность надо выбирать такую, которая ближе к людям расположена, к народу, к его потребностям и запросам. А кто от народа отдаляется, тот сам себе потом не рад. А инженер — он от людей далёк, он к механизмам ближе. Ну будешь ты инженером, сделаешь какой-нибудь прокатный стан. А людям клади деньги на бочку, а стан твой и задаром никому не нужен. Не веришь — выйди спроси перед магазином, кому прокатный стан нужен. На тебя как на сумасшедшего посмотрят.

— Но кому-то нужно ведь и прокатный стан делать? — робко спросил Вартанян.

— Кому-то нужно, — веско ответил Тревильян.

— Ну и что же мне делать? — спросил Вартанян с той растерянностью, которую Тревильян и ожидал в нём обнаружить после своих слов,

— Ты вот что, — сказал он отечески заботливым тоном, — ты пока присмотрись, обдумай всё. Захочешь в институт поступать, дам тебе записку к репетитору, он с тобой позанимается, глядишь, и поступишь* Не захочешь — что-нибудь другое подыщем. Я тебя поручу троим молодцам. Понравились они тебе?

Юноша кивнул.

— Ну вот и хорошо, — продолжал Тревильян. — До вступительных экзаменов ещё полтора месяца. Л репетитора этого разрывают. Многие к нему попасть мечтают, да не всем удаётся. А передумаешь — что-нибудь подберём. Согласен?

— Согласен, — ответил Вартанян.

— Ну вот и чудесно. Ты где устроился?

Тревильян сел к столу и стал писать записку.

— Нигде пока. Я прямо сюда поехал.

— Ты что, на машине?

— Да, — ответил Вартанян с некоторой даже гордостью.

— Так это, значит, твой оранжевый драндулет?

— Мой, — смутился юноша от такого отзыва о своей машине. — Как вы догадались?

— По номеру, дорогой, по номеру. Номер не столичный, нельзя иметь такую приметную машину, как твоя, тем более с приметным номером. Значит, сделаешь так. — Тревильян направился к окну, у которого стоял Вартанян. — Машину продашь, ребята помогут. Думаю, что с деньгами у тебя не густо, так что пригодятся. С деньгами вообще поаккуратнее, они тебе меньше помешают, если будут лежать в кармане, чем если их не будет. А комнату снимешь у Бонасеевой — продавщица наша. Муж у неё постоянно в командировках. — И Тревильян хитро подмигнул юноше, чем окончательно вогнал его в краску. — А вот письмо к репетитору, адрес там написан. Вход со двора, четыре длинных звонка и два коротких, на счёт десять, потом постучать кулаком.

Тревильян протянул письмо, но тут Вартанян, увидев кого-то в окно, закричал и кинулся к двери:

— Вот он! Теперь не уйдёт!

— Кто? — спросил вдогонку Тревильян.

— Этот, который письмо утащил! — уже из торгового зала крикнул Вартанян.

И он бы, вероятно, догнал незнакомца, но на беду или удачу в магазине скопилась очередь: это в свой обеденный перерыв хлынул из соседнего НИИ поток покупателей.

Вартанян, смешавшись с очередью в обувной отдел, кричал:

— Пропустите!

А в ответ слышал только:

— Вы здесь не стояли!

Пропускать его никто не хотел, и, пока он выбирался из магазина, незнакомца и след простыл.

Побегав взад-вперёд по улице, Вартанян вынужден был вернуться к магазину, где продолжала бурлить джинсовая толпа.