У Вартаняна в Москве знакомых, кроме Тревильяна, не было. И спросить у кого-либо о ценах на джинсы, батники и сейки он не мог.
Но, стоя у магазина, он заметил, что джинсовая толпа бурлила не просто так: люди в ней перемещались по своим законам. Останавливались, переговаривались, расходились, сходились, удалялись попарно и группами, а потом поодиночке возвращались.
Вартанян спустился со ступенек в толпу и стал прислушиваться к тайному говору продавцов и покупателей. В результате такого общения он узнал, что джинсы стоят приблизительно столько, сколько запрашивал Атасов. Заодно Вартанян узнал, что «голдовая сейка» означает золотые часы фирмы «Сейка», а дублон[7] стоит пятьсот рваных[8], но здесь не продаётся. А узнав всё это, он пожалел, что плохо учил в школе английский, иначе бы понимал здесь всё с полуслова.
Вооружённый этими знаниями, он направился в подъезд, не заметив, что за ним следили две пары глаз. Владелец одной пары издали следил за Вартаняном, а владелец второй пары направился совершенно в другую сторону, что, как мы увидим дальше, имело свои неприятные последствия.
Точно в назначенное время Вартанян вошёл в подъезд. Пахло кошками и ещё чем-то непонятным, отчего Вартанян подумал, что пьяным сюда лучше не заходить. Додумав до конца эту мысль и обосновав её как следует, он, не слишком доверяя своим новым знакомым, решил тщательно осмотреть подъезд.
Площадка перед лифтом была большая, но чёрного Хода не оказалось. Вартанян поднялся выше, к окну. Оно выходило на крышу какой-то постройки, и Вартанян на всякий случай наметил путь к отступлению. Правда, из окна не было видно, чем кончается постройка и куда с неё можно спрыгнуть, но времени на дальнейшие исследования уже не хватало.
Вартанян спустился к лифту. В конце концов, если что случится, можно сесть в лифт и ездить в нём, пока кто-нибудь не войдёт в подъезд. На этот случай он вызвал лифт на первый этаж и приоткрыл дверь в него.
В подъезд в это время вошёл какой-то парень лет двадцати и почему-то пошёл по лестнице вверх, не обращая внимания на лифт. «Мало ли что, — подумал Вартанян, — может, живёт на втором этаже». Но ощущение от этого парня осталось тревожное.
В тринадцать десять входная дверь открылась от мощного толчка, и в подъезд осторожно вошёл Порточенко.
— Деньги при вас? — осведомился он крайне недружелюбно.
— При мне, — сказал Вартанян, хлопнув себя по тому карману, в котором, кроме дырки, ничего не было, да и ту он недавно зашил суровыми нитками.
— Товар при мне. — Порточенко вынул из «атташе» нераспечатанный пакет с джинсами.
Вартанян пощупал пакет.
— Размер?
— Сорок восьмой.
— Сколько?
— Вам же было сказано.
— Девяносто? — Вартанян на всякий случай решил скинуть десятку.
— Сто двадцать, — сказал Порточенко.
Вартанян понял, что номер не пройдёт.
— Померить бы.
— Червонец.
— За что? — изумился Вартанян.
— Сейчас они нераспечатанные, а если померить… Сами понимаете.
— Ладно, — сказал Вартанян, — значит, сто. — И распечатал пакет.
Несмотря на то что у Вартаняна пиджак был пятидесятого размера, брюки он покупал на размер меньше. Это было у них семейное. Отец Вартаняна при пиджаке пятидесятого размера носил брюки на два размера больше.
Когда Вартанян надел джинсы на одну ногу и пытался натянуть их на другую, дверь открылась и в подъезд вошли ещё двое. «Конец», — сказал Вартаняну внутренний голос. В такой позе он не сможет сопротивляться, если у него начнут отбирать деньги. Вартанян рывком натянул вторую штанину и освободил руки. Сердце бешено колотилось. Трясущейся правой рукой он ухватился за ручку лифта.
— Познакомьтесь, — сказал Порточенко, — мои друзья. Арамич.
Стройный розовощёкий парень протянул Вартаняну руку. Вартанян протянул правую руку Арамичу и тут же за спиной левой взялся за ручку лифта.
— Атасов, — сам представился третий, лет тридцати, с бледным лицом.
«Не давай левую руку, — подсказал Вартаняну внутренний голос, — иначе тебе конец: обе руки будут заняты».
Вартанян пожал руку Атасову, едва слышно промолвив свою фамилию.
— Деньги давай, — потребовал Порточенко.
«Конец», — снова сказал внутренний голос.
— Какие деньги? — спросил Вартанян, дико вращая глазами.
— За джинсы, — ответил Порточенко.
— А мы что, уже выпили на брудершафт? — оттягивал время Вартанян.
— В каком смысле? — не понял Порточенко.
— В том смысле, что вы перешли на «ты».
Атасов усмехнулся.
— Извините, — сказал Порточенко, — не будете ли вы так любезны отдать мне деньги за джинсы?
— Сколько? — волынил Вартанян.
— Сто, — нетерпеливо ответил Порточенко.
— Да как-то они сидят на мне не очень, — проканючил Вартанян.
— Тогда десять за пакет и разбежались.
Вартанян отвернулся и, не вынимая деньги, отсчитал десять десяток, после чего торжественно вручил их Порточенко.
— Вот видишь, — сразу перешёл на «ты» Порточенко, — а ты боялся. Это только вначале трудно, а потом будет ещё труднее.
Не успел Порточенко отсмеяться своей шутке, как дверь открылась и в подъезд вошли ещё двое. Один из них был в штатском, но выглядел более военным, чем тот, который был в милицейской форме.
«Вот теперь конец», — решительно сказал внутренний голос, и Вартанян, швырнув свои старые брюки, кинулся вверх по лестнице. За ним, обезумев, бросились трое друзей. Вартанян перепрыгнул через три ступеньки и вмиг подлетел к окну. Подгоняемый милицейским свистком, он в два прыжка преодолел крышу пристройки и, не глядя, прыгнул вниз. За ним посыпались трое друзей. Свисток не унимался.
Вартанян хотел бежать дальше, но не мог. Ноги его кто-то держал снизу. Рядом с ним так же неестественно стояли по щиколотку в тёплой смоле трое новых знакомых.
— Ушли, — послышалось сверху. Милиционеры не видели пантомиму, изображаемую беглецами.
А пантомима была интересная. Сначала все четверо изображали известную скульптуру Фивейского «Сильнее смерти». Правда, один из них был лишним в этой скульптурной группе, и, вероятно, поэтому они перешли к другому жанру, близкому по своей природе к балету, пытаясь станцевать танец средних лебедей из популярного в то время балета «Лебединое озеро». Танец им явно не удавался, зато удалось добраться до края смоляной лужи. И дальше под прикрытием гаража они благополучно добрались до безопасного места.