Что надеть для обольщения

Глава 10

– О, леди Росс, вам нужно нечто большее, чем просто пара новых платьев, – уверенно заявила мисс Фигботтом, когда Эдвина приехала к ней на следующий день. Ее звонкий мелодичный голосок напоминал Эдвине зазывную песнь весенней пташки.

Вдобавок ко всему мисс Фигботтом и выглядела как диковинная заморская птица. У нее были вызывающе рыжие волосы, крашенные ярко-алой помадой губы и белое напудренное лицо. Впечатление усиливали оливково-зеленый костюм и ярко-зеленые перья в волосах.

– Вам, несомненно, необходимо сделать новую прическу. – Покачивая роскошными бедрами, мисс Фигботтом порхала по богато украшенному красно-золотому будуару, пол которого покрывал пушистый ковер в багровых тонах. Ее оливково-зеленое платье было расцвечено причудливыми фиолетовыми завитками, которые приковывали к себе взгляд. Эдвина не могла отделаться от ощущения, что попала в мастерскую художника, который сам по себе является произведением искусства. – Затем, разумеется, следует подумать о перчатках и обуви – словом, нужно проделать очень большую работу. Эдвина кусала губы.

– О, я не большая поклонница походов по магазинам, мисс Фигботтом.

– Моя портниха прибудет сюда примерно через час. Она всегда приезжает с парой-тройкой новых платьев, почти готовых.

– Почти готовых? – Эдвина в который раз за день убедилась в том, что поступила правильно, объединив свои усилия с тем человеком, чьи вкусы так сильно отличаются от ее собственных. Она узнала много интересного.

– На самом деле основных типов фигуры не так уж много, – продолжала поражать Эдвину своими глубокими познаниями Фанни. – А Майкл – доктор Уиннер – в общих чертах описал мне ваш тип телосложения. Видимо, вы уже сегодня сможете кое-что присмотреть для себя.

Доктор Уиннер говорил о ее телосложении? Этой новостью Эдвина была неприятно поражена. «Но в конце концов, – успокаивала она себя, – он ведь доктор и смотрел на меня как врач, не имея в виду ничего предосудительного. У него, разумеется, и в мыслях не было неприличных намерений!» Вот если бы какой-то другой мужчина посмотрел на нее, имея неприличные намерения…

– Вам дурно? – с тревогой спросила Фанни. – У вас лицо красное.

– Ах нет, что вы… Я хорошо себя чувствую… – Эдвина заставила себя отвлечься от мыслей о мистере Дивейне… Прескотте…

– Майкл также описал мне ваш цвет лица, – сообщила Фанни. – Поэтому я выбрала ткани, которые подойдут вам лучше всего.

Эдвина захлопала ресницами.

– Может, все-таки я сама?..

– Леди Росс, это моя обязанность, и мой вкус никогда меня не подводил.

Эдвина с сомнением окинула взглядом красно-золотой будуар и напомнила себе, что обещала доктору Уиннеру скрупулезно следовать советам опытного специалиста в вопросах красоты и моды, мисс Фигботтом. Эдвине было не по себе, но она покорно кивнула.

– Что касается остального ансамбля, – продолжала неугомонная мисс Фигботтом, – продавцы, с которыми я имею дело, прекрасно знают мои вкусы и предпочтения, и я работаю только с самыми лучшими производителями. Все будет в лучшем виде. Ах, и зовите меня Фанни. Все мои клиенты зовут меня по имени.

Все это время Эдвину не покидало ощущение, что она находится внутри экипажа без кучера и лошади мчат во весь опор в неизвестном направлении. Но как остановить этот экипаж, не обидев рьяно взявшуюся за дело мисс Фигботтом, она не знала. В конце концов, Эдвина решила про себя, что следование советам Фанни ей ничем страшным не грозит. В худшем случае она приобретет несколько платьев, которые никогда не наденет. А в лучшем случае – может почерпнуть что-нибудь полезное для себя. Она признавала, что мода никогда не была ее коньком.

– А теперь посмотрим, что можно сделать с вашими волосами. – Фанни, прищурившись, внимательно изучала ее лицо, и Эдвина чувствовала себя маленьким жучком, которого разглядывает под микроскопом пытливый ученый-биолог.

Фанни повернулась к слуге, который стоял в углу, и жестом велела ему поставить стул перед зеркалом в золоченой оправе.

После того как слуга поставил стул, Фанни начала барабанить пальцами по своему круглому подбородку, а потом приказала:

– Джон, пошлите за Мэгги. И скажите, чтобы нам приготовили чаю. Похоже, закончим мы не скоро.

У Эдвины тоскливо засосало под ложечкой.

После того как слуга удалился, Фанни показала на стул:

– Прошу вас, Эдвина. Можно мне так вас называть?

В сложившихся обстоятельствах у Эдвины едва ли был выбор.

– Да, конечно, – сказала она и покорно села на стул.

Фанни встала у Эдвины за спиной и начала вынимать шпильки из ее прически. От запаха розовых духов Фанни у Эдвины защипало в носу.

– Волосы у вас действительно роскошные, – заметила Эдвина.

– Не стоит кривить душой, мисс… Фанни. Я сама знаю, что красавицей меня не назовешь.

Фанни выпрямилась, продолжая держать в руках шпильки.

– С чего вы взяли? Кто вам это сказал?

– Ну… Все так говорят… Из всей нашей семьи только моя сестра уродилась красивой.

– Послушать вас – так вся красота, которая выпала на долю вашей семьи, досталась исключительно вашей сестре! – с негодованием заметила Фанни, сверкая глазами. – Сама эта мысль кажется мне нелепой.

– Но Адриана и в самом деле просто прелестна. У нее длинные золотистые волосы, ярко-синие глаза, дерзкий вздернутый носик. – Эдвина смущенно потрогала свой нос, который нельзя было назвать маленьким. – Вот она в самом деле совершенная английская роза.

– Забудьте об этом. Такого понятия не существует. В англичанах перемешано много кровей. – Фанни сделала неопределенный жест рукой. – После всех этих иноземных вторжений и войн трудно представить, что существует хоть один род, где не было смешанных браков по меньшей мере в десятом колене.

Эдвина не могла удержаться от улыбки.

– Только не вздумайте произносить нечто подобное в присутствии моего батюшки. Он превозносит чистоту нашего древнего, не испорченного чуждыми кровями рода.

Фанни презрительно фыркнула.

– Мне жаль было бы его разочаровывать, но его родословная кажется чем-то необыкновенным только потому, что он ее отслеживает. – Судя по тону Фанни, было непохоже, что ей на самом деле хоть чуточку жаль. – Взгляните повнимательнее в основание вашего фамильного древа и во все его ответвления – и вы заметите, так сказать, «отклонения от чистоты породы».

– Согласна. Когда речь заходит о чистоте родословной, мой отец становится очень… близорук. Но он, безусловно, не единственный в Англии, кто печется о святости понятия «английская голубая кровь».

Фанни рассмеялась:

– Боже мой! «Чистота крови», «совершенная английская роза»! Что за вздор! Все это не что иное, как иллюзия, созданная людьми, которые желают подчеркнуть исключительность верхушки общества и сами решают, кого принимать в свой круг, а кого – нет. – Она улыбнулась. – Но создание иллюзии – это тоже мой конек, и скоро вы в этом убедитесь.

Отложив в сторону шпильки, Фанни запустила пальцы в прическу Эдвины и освободила волосы от тугого шиньона. Густые пряди упали на плечи.

– Гм… – пробормотала Фанни, поджав алые губки. – А теперь скажите мне, что вы видите в зеркале.

Эдвина тяжело вздохнула и стала критически рассматривать свое отражение.

– Глаза черные, как угли. Кожа, как крестьянский сыр…

– Сейчас я раскрою вам одну страшную тайну, – проговорила Фанни. – Быть красивой – это всего лишь фокус, ловкий трюк. И половина успеха этого фокуса – поверить самой в то, что ты красива.

– Но как быть, если это не соответствует действительности?

– Ш-ш! Вне всяких сомнений, это правда! Правда чистейшей воды! И вы должны быть твердо уверены в том, что в самом деле красивы. А теперь, – медленно проговорила Фанни, – закройте глаза, расслабьтесь и расскажите мне о том мужчине.

На секунду Эдвина замерла. У нее учащенно заколотилось сердце. Неужели доктор Уиннер рассказал Фанни о шантажисте?

– Я слыхала, он писаный красавчик, – заметила Фанни. – Конечно, мне не выпало счастье знать его лично…

У Эдвины отлегло от сердца.

– Ах, вы о Прескотте… – рассеянно пробормотала она.

Фанни на секунду остановилась.

– О ком же еще я могу вас спрашивать?

В горле у Эдвины встал комок.

– Конечно, ни о ком другом вы не можете меня спрашивать. – «Не забудь, все должны думать, что ты влюблена в него», – напомнила она себе. – Ну… он очень красивый…

– Ясное дело. Это само собой разумеется. Меня интересуют подробности, мелкие детали. И пожалуйста, закройте глаза.

Эдвина послушно закрыла глаза и представила, каким был вчера Прескотт в их женском клубе. Вдумчивым и понимающим, глубоко проникающим в душу другого человека. Он, безусловно, обладает тактом опытного дипломата. Когда Прескотт сидел вчера в библиотеке общества и пил чай, он держался так естественно и непринужденно, что можно было подумать, что он был здесь своим. Прескотт так деликатно вел беседу, обходя острые углы, что больше не возникало никаких конфликтов.

– Он просто настоящий мастер…

– Мастер?.. – переспросила Фанни.

Эдвина открыла глаза и удивленно захлопала ресницами. Боже! Неужели она произнесла это вслух? Фанни понимающе улыбнулась.

– Расскажите мне, как он выглядит. Какое у него лицо. Руки… Закройте глаза, я хочу сделать вам сюрприз.

Эдвина снова закрыла глаза и облизнула губы.

– Ну… ах… Его волосы красивого каштанового цвета с легким медным оттенком. Волнистые. Такие восхитительные рыжевато-каштановые волны…

Эдвине было приятно, когда Фанни массировала ей голову и колдовала над прической. Руки и ноги у Эдвины стали тяжелыми. Она откинулась на спинку стула и вздохнула.

– Его глаза сверкают, как изумруды на солнце. – «И от его взгляда у меня перехватывает дыхание». – Особенно когда он сердится.

Фанни на мгновение остановилась.

– Майкл – доктор Уиннер – упоминал, что у него вспыльчивый характер. Надеюсь, он никогда не поднимал на вас руку?

– О нет, ну что вы! Сомневаюсь, что он на такое способен. Он совсем не такой человек.

– Это хорошо. Я таких терпеть не могу. – Фанни продолжала свои манипуляции. – Он высокий? Кажется, я слышала, что его отец занимался физическим трудом. У таких людей хорошо развита мускулатура…

Продолжая держать глаза закрытыми, Эдвина нахмурилась:

– Никто точно не знает о его настоящем происхождении. Одни говорят, что его мать была прачкой, а отец – лорд – умер, оставив все состояние своим законнорожденным сыновьям. Другие рассказывают, что он – побочный сын герцога. Некоторые утверждают, что он из семьи торговцев, которые разорились и умерли от болезни легких.

– Гм… Майкл говорит, что директор Данн никогда не настаивал, чтобы дети рассказывали о себе все. Он считал, что лучше ребятам оставить в прошлом то, что с ними происходило раньше. Поэтому, возможно, мистер Дивейн – единственный, кто знает о себе всю правду до конца?

Эдвина призналась себе, что хочет узнать о происхождении Прескотта как можно больше. Правда, она считала, что это не имеет никакого значения, но все, что касалось Прескотта, возбуждало ее любопытство. Эдвине всегда хотелось подружиться с кем-нибудь, чья жизнь была совсем не похожа на ее собственную.

– Без сомнения, он не похож ни на одного из мужчин, с которыми я когда-либо была знакома, – пробормотала она.

– Так всегда происходит, когда влюбляешься, милая.

Эдвина набралась мужества, чтобы спросить Фанни о том, что после встречи с Прескоттом беспокоило ее так сильно, что она не могла спокойно спать по ночам.

– Можно… Можно задать вам вопрос весьма деликатного свойства? Даже, можно сказать… не очень приличный?

– О, ради Бога! Чем более неприличный, тем лучше, – рассмеялась Фанни. – Можете говорить со мной прямо, Эдвина.

– Да, конечно. Говорят, актрисы… имеют немалый опыт в отношениях с мужчинами…

– Это верно. – Фанни продолжала работать, не останавливаясь ни на секунду. – Возможно, это из-за склонности к драматизации, которая так сильна у нас.

– Так вот, вы не всегда… Я хотела сказать… Каким образом вы узнаете, как… ну… как угодить мужчине?

– А я думала, что вы вдова. Разве вы не были замужем?

– Да. Была. – Эдвина почувствовала, как у нее вспыхнули щеки. – Забудьте о том, что я спросила.

– О, я, кажется, поняла, что вас беспокоит! У вас был только один мужчина, а Прескотт Дивейн знал многих женщин. Но не волнуйтесь об этом, милая. Я слышала, что его прозвали идеальным лондонским любовником. Поэтому успокойтесь, вы в хороших руках. Кроме того, имейте в виду: с теми женщинами он всего лишь развлекался, а женится он на вас.

– Ах, благодарю вас. – Вымученно улыбнувшись, Эдвина солгала: – У меня просто камень с души свалился.

Фанни закончила свои манипуляции и торжественно произнесла:

– Ну вот, готово. Можете взглянуть.

Эдвина послушно открыла глаза.

– О Боже мой! – воскликнула она и прикрыла рот рукой.

– А теперь давайте подготовимся к визиту вашего жениха.

Каждое движение Фанни было исполнено неизъяснимой грации. Как будто все ее тело было предметом искусства. В тот день, сидя в уютной гостиной бывшей актрисы, Эдвина смотрела на женщину как завороженная и не могла ею не любоваться. Фанни опустилась в кресло светло-зеленого цвета, поправила юбки цвета морской волны и раскрыла кружевной черный веер.

– Перестаньте ерзать. И не трогайте свои брови. Они выглядят безупречно.

Эдвина покорно опустила руку, поднялась с места и подошла к камину. Вздохнув, она стала вглядываться в языки пламени, стараясь унять нервную дрожь во всем теле!

Хотя рассудком Эдвина понимала, что мнение Прескотта о ней и о ее внешности не имеет значения, она вынуждена была признаться себе, что ей хочется ему нравиться. Хотя бы чуть-чуть. «Это необходимо для успешного осуществления нашего замысла», – убеждала она себя.

– У этой женщины, Мэгги, и впрямь настоящий талант, – проговорила Эдвина, потому что не знала, что сказать. Она снова коснулась своих изящных бровей. – Должна признаться, я не догадывалась, что женщины идут на такие ухищрения.

– Настоящая женщина знает, что она не может целиком полагаться на природу. – Фанни фыркнула и взмахнула кружевным веером. – Природу нужно улучшать.

Эдвина еще не решила для себя окончательно, стоит ли полностью доверять этому суждению Фанни. Однако она не могла не признать, что ее внешность кардинально улучшилась. Она смотрела в зеркало – и не узнавала себя.

Эдвина уловила в воздухе едва заметное благоухание мускуса – скорее намек, чем сам запах, и, хотя, стоя к двери спиной, не видела Прескотта, она почувствовала на себе его взгляд, который был как дуновение горячего ветра в знойный полдень.

Собравшись с духом, она повернулась.

Прескотт удивленно округлил глаза:

– О… Боже мой!