Что надеть для обольщения

Глава 21

– Не могла представить, что от мистера Леонарда мы сможем узнать столько нового для нашего расследования! – делилась довольная Эдвина своими впечатлениями с Прескоттом, когда они шли по Грин-парку.

Легкий ветерок шелестел листьями деревьев. Наступали сумерки. После того как солнце зашло за крыши домов, сразу стало прохладнее.

– Эти сведения и правда важны для нас? – спросил Прескотт, глядя в сторону.

– Да, очень. То, что он работал в известных аристократических клубах «Уайте» и «Будлз», может принести нам неоценимую помощь. Признаюсь, сначала, когда вы его назвали, я не могла понять, зачем нам нужен этот человек. Но теперь я просто не знаю, как вас благодарить за то, что вы познакомили меня с ним.

– Леонарда мало кто знает в лицо и по имени. Этот человек – олицетворение осторожности. Более того, в настоящее время Леонард не является управляющим, он, можно сказать, действует за кулисами. Никто из завсегдатаев клуба не имеет ни малейшего представления о том влиянии, которым он в действительности обладает. И это положение вещей его вполне устраивает.

– Меня потряс его рассказ о том, что он притворялся слугой и обслуживал двух господ, которые подали заявление о приеме в члены клуба, – сказала Эдвина. – Эти двое, нисколько не смущаясь слуги, говорили гадости о членах клуба.

– Из-за чего их просьбы о приеме отклонили. Хотя они так никогда и не узнали, что виной всему Леонард. Поэтому вам, Эдвина, не следует Никому рассказывать эту историю.

– Даю вам слово чести. Я никогда не обману доверие, которое мистер Леонард оказал нам, поделившись своими секретами.

– Вы ему понравились, Эдвина. И самое большое впечатление на него произвела ваша деятельность в созданном вами обществе.

Они дошли до конца тропинки, где в тени деревьев возвышался бельведер. Быстро темнело, и вокруг не было ни души. От одной мысли о том, что она находится сейчас с Прескоттом наедине в романтическом уголке парка, ее сердце радостно забилось.

Эдвина вновь напомнила себе, что совсем скоро от их нежной дружбы останутся одни воспоминания. Останется только чувство чего-то мимолетного и несбывшегося. Несмотря на то, что по завершении этой авантюры они могут остаться друзьями, обстоятельства больше никогда не сведут их вместе так близко, как сейчас, когда они изображают двух влюбленных, недавно объявивших о помолвке. Никогда уже не будет такой интимности, таких необыкновенных романтических ощущений. Пусть даже они существуют только в воображении.

Прескотт жестом предложил Эдвине зайти в бельведер.

Пока они, продолжая разговор, поднимались по ступенькам, Эдвина постаралась напустить на себя беспечный вид.

– Совет Леонарда навел меня на мысль о том, что мне делать со свалившейся как снег на голову популярностью моего общества. Теперь мне остается только убедить правление в необходимости принять неотложные меры.

– Эдвина, у меня к вам тоже есть вопрос. И тоже безотлагательный, – без тени улыбки заявил Прескотт.

– О, судя по вашему тону, дело действительно очень серьезное, – насмешливо заметила Эдвина. – Но я надеюсь, все еще не зашло слишком далеко?

Тем временем они зашли в бельведер. Прескотт остановился и взял Эдвину за руку.

– Говоря по правде, вы как в воду глядели. Все действительно зашло слишком далеко.

От того, как серьезно он произнес эти слова, у Эдвины засосало под ложечкой.

– Что случилось, Прескотт?

– Нам с вами нужно кое-что обсудить. И сейчас для этого самый подходящий момент.

С тревогой глядя на Прескотта, Эдвина растерянно проговорила:

– Послушайте, Прескотт. Я должна перед вами извиниться.

– Извиниться? За что?

– За вчерашнее. Мне не нужно было лезть в ваши дела.

Он отвернулся, снял шляпу и провел рукой по своей роскошной шевелюре.

– А мне не нужно было становиться таким колючим. Сам не знаю почему, но, когда я с вами, мне с трудом удается скрывать свои чувства.

– Зачем же вам их скрывать, Прескотт? Тем более что они вполне оправданны. Кто я такая, чтобы подвергать сомнению ваши суждения?

– Я прекрасно понимаю, Эдвина, что все это вы говорили из уважения ко мне.

– Давайте будем смотреть фактам в лицо, Прескотт: я настырна, высокомерна и считаю себя непогрешимой, а свое мнение – единственно верным.

Он улыбнулся широкой добродушной улыбкой.

– Вы с Дженел поменялись местами?

– Я не шучу, Прескотт. У меня нет никакого права вас судить.

Прескотт повернулся, подошел к краю бельведера и стал вглядываться в темнеющую аллею. Дул легкий ветерок и шелестел листвой деревьев.

– Вы заслужили это право, потому что вы – мой друг.

От этих слов у Эдвины радостно екнуло сердце, но она не подала виду.

– Мне очень приятно, что вы считаете меня своим другом, так же как и я считаю другом вас. Но…

– В день, когда мы в первый раз встретились, вы попросили, чтобы я был во всем с вами честен… – Прескотт пожал плечами. – Так вот, я не был до конца правдив. В одном важном вопросе. Важном для меня.

Эдвина расширила глаза и стиснула зубы, готовая к самому худшему.

– Кэтрин Данн, Кэт… Ну… Она значила для меня нечто большее, чем я вам сказал. Она была для меня не просто преподавательницей Андерсен-Холла. И гораздо больше, чем другая воспитанница приюта, с которой я вместе рос. Кэт… – Голос Прескотта задрожал от волнения. – На протяжении многих лет она была моим лучшим другом, – проникновенно сказал он и повернулся к Эдвине, но она не видела выражения его лица, потому что его скрывала тень. – И я никого не любил так сильно, как ее. Никого, кроме своей матери…

Эдвина внезапно почувствовала легкую тошноту. У нее язык не поворачивался спросить, любил ли Прескотт эту женщину, как сестру, или это было нечто большее.

– Но у Кэт имелись свои собственные тайны. Не только от меня, но и от всех на свете.

– Вам обидно, – догадалась Эдвина, – что она не поделилась своими секретами с вами.

– Да, ужасно обидно.

От сопереживания у Эдвины защемило сердце.

– И у вас такое ощущение, что вас предали.

– Да. Я чувствую себя морально раздавленным.

Эдвина почти физически ощущала его боль.

Он тяжело вздохнул.

– Как будто то, во что я верил, моя опора в жизни, мои жизненные ориентиры – все разом исчезло… – Его голос стал хриплым.

– И директор Данн?

Прескотт молча кивнул.

Эдвина подошла к нему, взяла его руку и сжала в своих ладонях.

– Мне очень жаль, Прескотт.

Он кивнул:

– Спасибо.

Прескотт убрал свою руку и отошел прочь, и Эдвина ощутила свою беспомощность. Она не знала, как облегчить его боль.

Он принялся нервно вышагивать по деревянному полу.

– А потом Кэт вышла замуж за Маркуса…

Эдвина затаила дыхание.

– И я еще сильнее почувствовал, что меня предали.

У Эдвины все словно опустилось внутри. Она тяжело вздохнула, стараясь справиться с чувством глубокого разочарования, которое внезапно охватило ее. Он любил Кэт.

Прескотт внезапно остановился.

– Но сейчас я осознаю, что просто чувствовал себя оскорбленным из-за того, что меня сбросили со счетов, что она исключила меня из своей жизни, отгородила меня от всего, с чем ей пришлось столкнуться и через что пришлось пройти. Черт возьми, я был ее лучшим другом и даже не знал ее настоящее имя!

– Да, это тяжело, – пробормотала Эдвина.

– О да. Мне до сих пор трудно со всем этим смириться. Но мне уже не так больно, как было когда-то. В последнее время мне стало легче.

Эдвина подняла на него глаза.

– Понимаете, в последнее время я отвлекся от своей грусти.

– Вас отвлекла вся эта интрига с шантажистом?..

– Верно. Но не только это. Видите ли, вы тоже меня отвлекли…

Эдвина недоуменно заморгала, стараясь осознать смысл его слов. Может быть, он просто пытается снять со своих плеч обузу и откреститься от поездки на вечеринку в имение Кендриков? Но нет. Он же сказал, что она тоже его отвлекла. Она, Эдвина.

Ее мысли заметались. Неужели Прескотт больше не хочет оставаться вместе с ней? Может быть, раз в имение Кендриков поедут Дженел и Джинни, он считает, что вполне можно справиться и без Эдвины?

Она в панике выпалила:

– Я не претендую на то, что этот план целиком моя заслуга. На самом деле это, мягко говоря, не совсем соответствует действительности. – Господи, какую чушь она несет! – Но по-моему, я могу внести в него реальный вклад и считаю, что моя роль во всем этом очень важна.

Прескотт остановился.

– О чем вы, Эдвина? Это вам, а не кому-нибудь другому угрожает шантажист!

– Ах да… разумеется… – Она кусала губы, поражаясь самой себе и своей чудовищной оплошности, которая чуть не выдала ее с головой. – О чем я только думала?

– Я имел в виду мое… влечение к вам.

– Ко мне?..

– Ну да. Это отвлекло меня. И навело на мысль, что, наверное, я не любил Кэт по-настоящему, если, встретив вас, так быстро почувствовал к вам влечение. Вы понимаете?

– Ах! – воскликнула Эдвина и нахмурилась. – Да, конечно, понимаю. – На самом деле она ничего не понимала, но боялась, что Прескотт сейчас замолчит и перестанет говорить о том, что так ласкало ей слух – о своем влечении к ней.

– Мне только нужно было переступить через свое уязвленное самолюбие и признать, что мы с Кэт не созданы друг для друга. Я почувствовал огромное облегчение, когда это понял. Теперь мы с Кэт сможем оставаться друзьями.

– Замечательно, – сказала она и подумала: «А как же насчет влечения ко мне, о котором он упомянул только что?»

– Вы правда так считаете? – Прескотт облегченно вздохнул. – У меня просто камень с души свалился.

– Я очень рада…

– У меня такое ощущение, что я вновь обретаю почву под ногами. Я еще не полностью пришел в себя, но все плохое теперь позади. Мое деловое предприятие сдвинулось с мертвой точки. У меня есть ощущение какой-то цели впереди…

– Все это так… замечательно. – «Он когда-нибудь заговорит снова о своем влечении ко мне?»

Прескотт подошел к Эдвине вплотную.

– Вы уже это говорили, Эдвина.

– Ой, правда?

– Да, вы повторяетесь. – Взяв ее за подбородок, он провел тыльной стороной ладони по щеке. Его прикосновение обжигало. – Но довольно разговоров обо мне. Я хочу поговорить о нас с вами.

Сердце у Эдвины замерло.

– Если желаете, мы можем продолжить беседовать о вас…

– Вы-то сами этого хотите?

– …или мы можем поговорить о влечении, о котором вы упомянули вскользь…

– Ах да. Значит, о влечении… Меня влечет к вам. И поэтому я становлюсь чересчур колючим.

После их прогулки в Гайд-парке Прескотт все время думал об этом и в конце концов пришел к выводу: привлекательность Эдвины и отсутствие у него долгое время женщины сделали его чрезмерно уязвимым и ранимым. Воздержание не беспокоило его до тех пор, пока он не начал проводить время с Эдвиной – значит, это явилось следствием сочетания двух этих факторов. Иначе почему он так разгорячился, когда речь зашла о браке и о детях? И почему думает о покойном муже Эдвины с раздражением?

– То, что вас влечет ко мне… Плохо это или хорошо? – хрипло прошептала Эдвина.

Он ласково провел пальцами под ее подбородком. Потом его рука медленно скользнула вниз по нежной шее Эдвины к ее пышной груди. Прескотт почувствовал восхитительный жар в ее теле. Она вся затрепетала, и ее губы раскрылись, как будто она задыхалась.

– Меня очень, очень сильно влечет к вам. Просто ужасно, – пробормотал он, прижимаясь губами к ее виску и вдыхая легчайший ландышевый аромат духов. – Это влечение начинает принимать угрожающие размеры…

Его лицо было так близко, что, когда Эдвина закрыла глаза, ее ресницы коснулись его щеки.

– Так что… что мы будем делать с этим влечением? Как вы думаете? – Ее дыхание щекотало его ухо.

Прескотт тяжело дышал, его сердце выстукивало бешеное стаккато желания.

– Я предлагаю его утолить.

– Ах!..

– Но меня беспокоит одна вещь, Эдвина. У вас никогда не было романтической связи…

Она откинулась назад.

– Нет, никогда… – Эдвина смотрела Прескотту в глаза. О, как ему хотелось еще раз познать вкус ее нежных губ! – До того бала у Бонов… Я никогда не думала, что способна на это.

В голове у Прескотта промелькнула мысль о ее замужестве, но ему не хотелось спрашивать Эдвину об этом, чтобы не спугнуть очарование момента. Тем более что доктор Уиннер говорил о том, как Эдвина была предана своему покойному мужу. Стоило Прескотту подумать о том, каким сокровищем посчастливилось обладать сэру Джеффри, как он чувствовал безотчетную ревность.

– И что же теперь будет, Эдвина?..

– Я хотела бы… еще немного поэкспериментировать.

Его ревность сразу же бесследно исчезла. Кончики его губ приподнялись, и, глядя на нее лукаво, Прескотт спросил:

– Выходит, я искушаю вас, Эдвина?

– В некотором смысле. Я никогда не предполагала, что меня…

Прескотта охватила радость, но он сумел ее сдержать. Она в первый раз с ним флиртовала! Может быть, именно новизна того, что она испытывала, усиливала остроту ее желания.

– Я никогда раньше не испытывала… такого искушения, – вымолвила она, чуть дыша. – Никогда.

Радость постепенно перерастала в восторг. Прескотт прямо-таки купался в счастье. Так, значит, Эдвина хочет его так же сильно, как он хочет ее! Господи, какой это волшебный вечер!

Однако Прескотт был полон решимости сделать все от него зависящее, чтобы Эдвине было хорошо с ним. Он знал, что эту женщину не так-то легко завоевать.

Он запрокинул ее голову. Ее кремового оттенка кожа вся словно светилась изнутри. Эта нежная, как лепесток розы, кожа и сладкие восхитительные губы могут свести с ума любого мужчину. Но сегодня эта женщина принадлежит ему и только ему.

– Я не хочу, чтобы у вас остались какие-нибудь сожаления, Эдвина.

– Какие могут быть у меня сожаления, если мы с вами еще ничего не сделали?

– Какая дерзость! Мне она нравится в вас. – Прескотт потянулся губами к ее губам. Он вложил в свой поцелуй всю силу страсти, с какой он хотел быть внутри ее.

Эдвина прижалась к Прескотту. Она обвила его шею руками, и ее тело стало словно бы таять рядом с ним, как плавится воск свечи. Это были те же ощущения, которые она испытывала, когда он целовал ее на улице в нише. И даже гораздо более сильные.

Прескотт гладил ее плечи и спину. Прильнув к нему, Эдвина тихо стонала. Ей было так хорошо, что он твердо знал, что она будет принадлежать ему. И очень скоро.

Прескотт отстранился – немного более резко, чем следовало.

– Не здесь, – прохрипел он.

Эдвина зашаталась, и Прескотт привлек ее к себе. Она закрыла глаза, откинула голову назад и подставила ему свою изящную шею, соблазнительный изгиб которой притягивал его, как магнитом. И неожиданно для него самого губы Прескотта скользнули по нежной, солоноватой на вкус коже.

Его рука – как будто сама по себе – обвилась вокруг талии Эдвины, а затем проникла ей под накидку. Через тонкую кисею платья Прескотт гладил ее грудь, лаская жесткий сосок.

От ее глухого стона у него мурашки побежали по коже.

– Я хочу вас, Эдвина, – хрипло простонал Прескотт.

Она медленно гладила его плечо, предплечье и руку, сжимавшую ее грудь. Затем неожиданно – словно внезапно очнулась – она резко отпрянула от него. Прескотт схватил ее руку.

– Не бойтесь, Эдвина.

– Я не боюсь, Прескотт. Просто… Ну, до меня только сейчас дошло, что мы с вами находимся в общественном месте, в парке…

Прескотт замер, потом тихонько засмеялся, после чего, запрокинув голову, громко расхохотался.

– Не смейтесь надо мной! – мягко сказала она, отчего он засмеялся еще громче.

Схватив Эдвину за руку, он поцеловал ее ладонь.

– Вы такая ужасно практичная. Меня это забавляет. Вы правы. Нам нужно найти какое-нибудь укромное местечко. – «И как можно скорее». Он давно не был так возбужден.

– Куда мы можем пойти? – В ее голосе слышались нетерпение, которое радовало его, и жажда, которую он горел желанием как можно скорее утолить.

– Я не могу пригласить вас в Андерсен-Холл…

Эдвина кусала вспухшие губы.

– А я не могу пренебрегать тем, что ко мне в общество приходят дамы. К тому же мои слуги…

Нет, разумеется, они не должны ничего знать…

– О, я придумала. – Она хотела отодвинуться от него, но Прескотт сцепил свои руки у нее на талии.

Эдвина встала на цыпочки и нежно поцеловала его в губы.

– Одну минутку.

Прескотт нехотя отпустил ее.

Она открыла ридикюль, который свисал у нее с запястья, и, вытащив что-то, вложила ему в руку.

– Возьмите этот ключ. Он от двери черного хода в моем доме. После девяти часов вечера этой дверью никто не пользуется. В это время почти все мои слуги уже в постели.

Эдвина тянула его за руку вниз по ступенькам, к выходу из парка.

– Сейчас, наверное, уже больше семи… – бормотал Прескотт, с трудом скрывая нетерпение.

– Я знаю, – широко улыбнулась она, а затем громко рассмеялась.

Прескотт шел рядом с Эдвиной и тоже смеялся. Он чувствовал себя опьяненным чарами Эдвины. Его сердце учащенно билось в предвкушении грядущего блаженства. Мысленно он благодарил небеса за то, что они послали ему такой щедрый дар – несравненную Эдвину Росс.