Что надеть для обольщения

Глава 19

На следующий день Эдвина и Прескотт гуляли по Роттен-роу в Гайд-парке. Было тихо и безветренно, воздух был влажен от находящегося поблизости озера Серпантин.

На деревьях беспечно чирикали воробьи, время от времени слетая с веток, чтобы подобрать крошки, которые бросали им дети. Неподалеку весело болтали и смеялись дамы и господа, собравшиеся на пикник, чтобы отметить день рождения леди Хинсдейл.

Незаметно удалившись с торжества, Эдвина и Прескотт медленно брели по парку рука об руку.

– Хочу поблагодарить вас, Эдвина, за то, что помогли мне с помещением под склад в порту, – сказал Прескотт. – Сегодня мы подписали все необходимые документы.

– Великолепно. Я очень рада за вас. Вам хватит места для размещения вашего товара?

– Там поместится все, до последнего контейнера.

– Надеюсь, ваше деловое начинание увенчается успехом, – сказала Эдвина. – Ваши фонари отраженного света дают больше света, чем обычные, и потребляют меньше масла. Люди будут выстраиваться за ними в очередь.

– Я высоко ценю ваше мнение, но, к сожалению, люди привыкли зажигать дома свечи. Многим не нравится запах от сгорания масла. Несмотря на то, что эти фонари имеют неоспоримые преимущества, едва ли их будут раскупать, как только они поступят на рынок. Людям нужно время, чтобы привыкнуть к новшеству, каким бы прогрессивным оно ни было.

– Меня восхищает ваша способность понимать человеческую природу.

Прескотт пожал плечами:

– Я бы не рискнул потратить свои заработанные тяжким трудом деньги на непроверенный, случайный товар. Сначала мне необходимо убедиться в преимуществах этого товара. Я должен знать мнение тех, кто им пользовался.

– И что вы собираетесь делать?

Прескотт улыбнулся одними уголками губ.

– Вы считаете, что у меня непременно должен быть какой-то конкретный план?

Эдвине понравилось, что Прескотт ее поддразнивает.

– А разве так у вас бывает не всегда?

– Далеко не всегда. Однако в этом случае план у меня и в самом деле имеется. Один мой друг с Боу-стрит познакомит меня кое с кем из работников, которые отвечают за караульную службу.

– Это блестящая мысль! Караульным требуется хорошее освещение, и в то же время им несподручно носить с собой что-то тяжелое. Ваши фонари могли бы идеально для этого подойти.

– Я тоже так думаю. Остается убедить в этом парней, руководящих караульной службой. Когда мы вернемся в Лондон после вечеринки у Кендриков, я должен буду встретиться с начальниками гвардейской пехоты и королевской конной гвардии. Люди в конце концов увидят, как удобно и выгодно пользоваться моими фонарями, и захотят приобрести себе такие же.

Эдвина призадумалась. Прескотт уже строит планы на то время, когда их миссия будет завершена. Хотя что же в этом странного? Прескотт обещал провести с ней всего четыре недели. Но несмотря на это, Эдвина лелеяла надежду, что, узнав ее поближе, он согласится остаться с ней подольше.

Разумеется, только ради того, чтобы поймать шантажиста и довести дело до конца!

– Что-то вы притихли, Эдвина, – заметил Прескотт. – О чем вы беспокоитесь? О приглашении? Но я уже говорил вам, что шантажист не определил бы место встречи у Кендриков, если бы не знал точно, что вы тоже будете туда приглашены.

Эдвина в очередной раз почувствовала угрызения совести из-за того, что до сих пор не сказала Прескотту всей правды. Но аргументы Дженел заставили ее держать рот на замке. Когда Эдвина взяла на себя исполнение роли жертвы шантажа, у Джинни сразу гора свалилась с плеч. К тому же Джинни начала испытывать к Прескотту симпатию и не хотела упасть в его глазах.

Но Эдвина не могла избавиться от переживаний по поводу того, что должен думать о ней Прескотт, раз он поверил, что она стала объектом шантажа. Он решил, что у нее был любовник? Что она нарушила супружеский долг? Эта мысль ей претила.

– Уверен, что как только вы вернетесь домой, вас будет ждать приглашение на вечер к Кендрикам, – заверил ее Прескотт.

– А когда мы получим это приглашение, вы будете готовы сразу же уехать?

– Мои вещи уже собраны.

– Хорошо. Чем быстрее мы прибудем на место, тем скорее начнем обыскивать дом. Новый поворот событий играет нам на руку, поскольку шантажист входит в ограниченный круг людей.

– Согласен. Звезды, кажется, благоприятствуют нам. Вы хотите вернуться, Эдвина, или продолжить прогулку?

– Давайте погуляем еще немного, если вы не против.

– Длительные прогулки на свежем воздухе успокаивают нервы. Вы согласны?

– О да! Это верно. – Эдвина улыбнулась. Главным, что благотворно на нее влияло, были не пешие прогулки, а радость от того, что он рядом.

Так прекрасно было находиться с Прескоттом наедине, владеть им безраздельно. Его близость волновала Эдвину и возбуждала жар в ее теле. Он поразительно красив и исключительно внимателен к ней. Как можно не увлечься таким мужчиной?

Она споткнулась.

Прескотт поддержал ее и спросил:

– С вами все в порядке?

– Да. Я… Ах… Я зацепилась за подол своей юбки. – Бог ты мой! А ведь это правда: она и в самом деле не на шутку увлеклась Прескоттом! От этой мысли щеки у нее вспыхнули как маков цвет.

– А вы знаете, что вас называют за глаза «краснеющая вдова»?

– Что? Краснеющая вдова? – Эдвина зарделась еще сильнее. – Почему светские сплетники по-прежнему продолжают называть меня вдовой, хотя, по нашему замыслу, они по крайней мере должны считать, что я помолвлена?

– По-моему, мало кто верит, что у нас дело дойдет до свадьбы.

Она удивилась:

– Вот как? Почему?

– Не удивляйтесь. Время от времени случается, что жених и невеста идут на попятную. – Прескотт заговорщически наклонился к Эдвине. – А в нашем случае люди недалеки от правды. И когда мы разорвем помолвку, это никого особенно не удивит.

У Эдвины все опустилось внутри. Он проговорил это так равнодушно, так холодно, как будто это не имело для него ровно никакого значения. А ей будет очень не хватать Прескотта. Его улыбки, насмешливых глаз, того, как она себя чувствовала с ним. Их дружба поистине была светлым пятном в ее жизни. Это было прелестно и восхитительно. Во время их поцелуев она переживала необыкновенные эмоции. И возможно, такого уже никогда с ней не будет. Никогда…

Еще немного – и Прескотт навсегда покинет ее. А что потом? Неужели все ее знакомство со страстью ограничится двумя потрясающими поцелуями?

Пока Прескотт не покинул ее, пока он с ней, Эдвине нужно от него больше, намного больше.

Но как это устроить?

Тысячи вдов заводят себе любовников. Так почему бы ей не вкусить от запретного плода? Особенно раз уж она все равно не собирается никогда выходить замуж. В этом нет вреда.

Эдвину охватила нервная дрожь. Хватит ли у нее духу? Всего несколько дней назад она считала себя «не созданной для страсти». И вот она всерьез подумывает о том, чтобы завести любовника. Это невероятно…

Прескотт тихо кашлянул.

– Оказывается, леди Бланкетт – Дженел, как она просит ее называть, – настоящая шпионка. Она уже сумела выведать о пяти гостях, приглашенных на вечеринку к Кендрикам. К концу завтрашнего дня она, вне всяких сомнений, узнает обо всех.

Эдвина удивилась, почувствовав легкую ревность, когда Прескотт назвал Дженел по имени. При этом какой-то голос внутри ее злорадно напомнил ей, что Прескотт только искусно притворяется, изображая, что увлечен своей мнимой невестой.

Как ей могло прийти в голову, что между ними что-то есть? На самом деле он совсем не хочет ее. А тот поцелуй в нише? Он назвал его «экспериментом». Тот поцелуй ничего для него не значил! Эдвина почувствовала себя униженной. Не важно, создана она для страсти или нет. Она настроена вести себя как ни в чем не бывало и будет продолжать разговаривать с Прескоттом, не показывая виду, что на самом деле ее сердце пронзает боль разочарования.

– Кажется, вы с Дженел стали ладить гораздо лучше, – заметил Прескотт.

– Да. И я хочу поблагодарить вас, Прескотт, за то, что вы сгладили противоречия, которые всегда существовали между нами. Дженел по-прежнему все мои предложения принимает в штыки, но я больше не чувствую в ней злости на меня, как это было раньше. Вы обладаете способностью понять, чем живет человек, что им движет. То, что, к сожалению, у меня самой отсутствует.

– Трудно видеть душу человека, когда он постоянно изводит тебя своими нападками.

– Да, так оно и есть.

– Дженел и вправду напоминает мне миссис Найджел, и еще я вспоминаю слова директора Данна: «Самый острый язык зачастую скрывает раненое сердце».

Эдвину растрогало глубокое понимание директором Данном человеческой природы и то, что Прескотт оказался достаточно мудр, чтобы извлечь урок из его слов.

– Извините, – прозвучал сзади чей-то голос.

Они остановились и оглянулись. Перед ними стояла прелестная юная дама с веснушчатым лицом, небесно-голубыми глазами и белокурыми локонами, выбивающимися из-под шляпки персикового цвета. Она теребила в руках белый кружевной веер.

– Леди Росс, меня зовут мисс Матильда Гелдс. Я хотела узнать… хотела спросить… Ну, в общем, я хочу вступить в Общество образования и развития женщин!

Эдвина перестала улыбаться. Деятельность основанного ею общества начинает получать широкую огласку. Ее отец не будет от этого в восторге.

– Я польщена, мисс Гелдс. Но извините мою бестактность… Вы уверены, что ваши родители одобрят эту идею?

– Но ведь ваши родители ее тоже не одобрили! Тем не менее, вас это не остановило.

Эдвина призадумалась. Кто мог разболтать ее тайну?

– Видите ли, мисс Гелдс, нельзя относиться так легкомысленно к мнению родителей. Особенно когда живешь с ними под одной крышей. В то время, о котором идет речь, я уже была вдовой…

– Леди Росс, я мечтаю трудиться на благо общества. Развивать свой ум, изучать интересные вещи, узнавать много нового…

Эдвина подняла руку, пытаясь остановить поток красноречия.

– Но, мисс Гелдс…

– Я знаю, что вы президент общества. Я выследила вас раньше, чем мои подруги Корнелия и Эдита. Я предприняла определенные действия и разыскала вас. Это что-нибудь да значит!

– Я предполагаю, мисс Гелдс придется пройти обычную для всех кандидатов процедуру приема в общество, – осторожно намекнул Прескотт.

Эдвина закивала:

– Все члены нашего общества через это проходили. И даже президент не имеет права отменять общие правила.

– Я хочу вступить в общество и пойти по вашим стопам, леди Росс. Прошу вас, скажите, куда мне обратиться с официальным заявлением о приеме.

– Вы знаете, где у нас штаб-квартира?

– Разумеется. Джерард-стрит, сто восемьдесят три, рядом с вашим домом. Мои подруги уже ждут вас там. Я решила опередить их, разыскать вас, пока они не обратились к вам со своими заявлениями.

Так, значит, ее ждут другие юные девицы… Эдвину отнюдь не обрадовала такая перспектива. Она натянуто улыбнулась.

– Оставьте все сведения миссис Люси Томас, в обществе. Когда придет время, ваше заявление рассмотрят.

– Вы замолвите за меня словечко, леди Росс?

– Я не могу вам ничего обещать, мисс Гелдс. Но наравне со всеми шанс вам предоставят. – Эдвина понятия не имела, что собой будет представлять процедура рассмотрения заявления, но ей хотелось, чтобы все было максимально честно.

Юная барышня захлопала в ладоши.

– Благодарю вас, леди Росс. Я прямо сейчас пойду и подам заявление.

Девушка умчалась прочь, как персиково-белый вихрь.

– О Боже мой! – Эдвина схватилась за сердце. – Что ее подтолкнуло к этому?

Прескотт посмотрел на Эдвину:

– На романтичных юных особ обычно производит неизгладимое впечатление, когда состоятельная дама выходит замуж за бедняка. По любви.

– Но какое все это имеет отношение к моему обществу?

– Наша помолвка привлекает внимание к вашей персоне и как следствие – к вашим свершениям. Самое заметное среди них – ваше Общество образования и развития женщин.

– Я и представить не могла, что созданное мною общество получит столь широкую известность. – Эдвина тяжело вздохнула. – Мои родители будут страшно недовольны.

– Значит, то, что сказала девушка о ваших родителях, – истинная правда? Они не одобряют вашу деятельность?

– Создание дамского общества? Не одобряют – это слишком мягко сказано! Они просто в шоке. – Эдвина приложила пальцы к виску, потому что голову пронзила резкая боль. – Они и слышать ничего об этом не хотят.

– Я понимаю, что такая злая гарпия, как ваша свекровь, может не быть достаточно просвещенной. Но почему ваши родители не одобряют организацию такой прогрессивной направленности, как ваше общество?

– Ну, как вам объяснить… Во-первых, отец находит унизительным тот факт, что мы занимаемся сбором одежды для бедных и к тому же сами ее развозим. Его шокирует, что мы помогаем женщинам, попавшим в тюрьму. Он не выносит моих ученых подруг, которых называет «синими чулками», не приветствует, что ко мне домой часто съезжается уйма народу, когда мы проводим собрания членов общества. Ну, в общем, слишком долго перечислять… – Эдвина вздохнула. – Я не понимаю своего отца и вряд ли когда-нибудь смогу понять.

– Может, истинная причина его недовольства кроется в том, что ему прекрасно известно, что происходит в его собственном клубе? Обильные возлияния, азартные игры, сомнительные компании, о которых домашним неприлично рассказывать… Ничего ужасного, но посторонних лучше в это не посвящать.

Продолжая тереть висок, Эдвина улыбнулась одними уголками губ.

– Вы говорите так, словно знакомы с моим отцом.

– Нет, с вашим отцом я не знаком, однако знаю нескольких других папаш. Они считают, что имеют право жить по другим правилам, нежели их собственные дочери. И я не могу их в этом винить. Хотя у меня самого вряд ли когда-нибудь будут дети, я смею сказать, что, будь у меня дочка, я бы запирал ее в комнате на замок и не подпускал к ней мужчину на расстояние пушечного выстрела.

Эдвина недоуменно захлопала ресницами.

– Вы сказали, что у вас вряд ли когда-нибудь будут дети. Почему, интересно?

– Нетрудно заметить, Эдвина, что я не создан для брака, а давать жизнь детям вне брака и создавать им тем самым дополнительные трудности в жизни я не намерен.

– Не созданы для брака? – Эдвина выпрямилась. – А мне показалось, что как раз наоборот.

– Весьма забавно, – раздраженно проговорил Прескотт. И его лицо стало непроницаемым.

– Я говорю совершенно искренне, Прескотт. Признаюсь, меня несколько обескуражило то, как вы восстановлены против брака. Может быть, это из-за того, что ваши родители дали вам жизнь вне брака?

Прескотт недовольно нахмурился. Он не ожидал, что Эдвина будет настойчиво муссировать эту тему. Ну и что! Она все равно будет продолжать его расспрашивать! Эдвина ничего не могла с собой поделать: этот вопрос был для нее слишком важен.

– Это потому, что я не смогу быть хорошим семьянином, – проговорил Прескотт сердито. – Просто не такой я человек по складу характера.

– Я не могу согласиться с вами. Вы прекрасно умеете слушать другого человека, что, к сожалению, редко встречается у мужчин. Кроме того, у вас прекрасное чувство юмора. Вы надежны и заслуживаете доверия. По-моему, любой отец и муж должен обладать этими прекрасными качествами.

– Ваш супруг обладал хоть чем-нибудь из этого набора достоинств?

– Н-нет… По правде сказать, ни одним из них он не обладал.

– Что и требовалось доказать! Женщинам не нужны хорошие слушатели. Им нужны деньги, положение в обществе, осуществление честолюбивых надежд. А идеальный вариант – получить все, вместе взятое. А я им ничего из этого не могу предоставить. – Прескотт разгорячился. – Более того, я ни за что на свете не пойду на величайшую в мире глупость, навечно приковав себя к какой-нибудь одной женщине.

Это было произнесено с таким пылом, с такой внутренней убежденностью, что Эдвина выпрямилась и пристально посмотрела на Прескотта.

– Я не представляла, что вы такого низкого мнения о женщинах.

– О, ну что вы! Я очень люблю женщин. Я их просто обожаю! Но я ни за что не положусь ни на одну из них. Никогда в жизни!

Наступила неловкая тишина. Было только слышно, как щебетали птицы, а рядом галдели играющие дети.

Эдвина покачала головой, до глубины души расстроенная его признанием.

– Мне интересно знать, Прескотт, кто так сильно вас ранил, что вы разом ополчились на всю прекрасную половину человечества.

Прескотт отвернулся, снял шляпу и провел рукой по волосам. Он молчал, неподвижным взглядом уставившись на синевшее вдали озеро Серпантин. Его густые волосы отливали на солнце медью.

– Кэтрин Данн? – спокойно спросила Эдвина.

– В Андерсен-Холле я научился многому. – Он снова повернулся лицом к Эдвине и водрузил свою шляпу на место. – Она была только одной из многих моих учителей. – То, каким тоном Прескотт это произнес, не допускало никаких дальнейших расспросов, и Эдвине ничего другого не оставалось, как замолчать и продолжать сгорать от любопытства, строя догадки о том, что связывало в прошлом Прескотта и миссис Кэтрин Данн.

Холодно глядя на Эдвину, Прескотт проговорил:

– А это значит, миледи, что относительно меня вы можете быть спокойны – я не собираюсь настаивать в дальнейшем на продлении нашей помолвки.

Это заявление Прескотта как ножом полоснуло ей по сердцу. Оно подействовало на Эдвину гораздо сильнее, чем пощечина, полученная от ее достопочтенной свекрови.

Не глядя на Эдвину, Прескотт предложил ей руку и сказал:

– Мне нужно съездить в Андерсен-Холл, чтобы проведать малышку Иви. Я уже давно не был в приюте. Не сомневаюсь, доктор Уиннер также хочет услышать от меня рассказ о том, как продвигается наше с вами дело. Вы поедете со мной?

С тяжелым сердцем Эдвина взяла Прескотта под руку и пошла рядом с ним. Ей внезапно показалось, что солнце светит не так ярко, а птицы щебечут не так весело, как раньше.