Что я сделала ради любви

Глава 4

Джорджи застонала. В висках пульсировало, во рту стоял вкус соляной кислоты, а место желудка занял канализационный отстойник. Она подтянула колени к животу и почувствовала, что упирается в бок Ланса. Его кожа была теплой и…

Нееееееет!!!

Она открыла тот глаз, который не был закрыт подушкой.

Безжалостное лезвие солнечного луча проникло сквозь жалюзи и уперлось в белый кружевной лифчик, валявшийся на ковре ее номера в «Белладжио». Одна из тех туфель, что были на ней прошлой ночью, выглядывала из-под мужских джинсов.

«Пожалуйста, о, пожалуйста, Господи, пусть эти джинсы принадлежат тому славному баскетболисту».

Джорджи зарылась лицом в подушку. А если нет? Что, если они принадлежат…

Этого не может быть. Она и баскетболист… Керри. Его звали Керри…

Они неудержимо флиртовали за игорным столом. Как приятно снова флиртовать, не думая о последствиях. Ну и что, если он моложе?!

Ну да, она голая, и это немного неловко. Зато теперь Ланс больше не последний мужчина, с которым она спала, а это уже прогресс, верно?

В животе неприятно забурчало.

Джорджи снова приоткрыла глаз.

Она уже несколько раз страдала от похмелья, но такого… такого, чтобы полностью стерло воспоминания о вчерашнем вечере, еще не было!

Мужское бедро касалось ее ягодиц. Сильное, мускулистое… определенно бедро атлета. Но как бы усердно Джорджи ни пыталась сосредоточиться, в памяти остался только Брэм, пытавшийся утащить ее с вечеринки.

Должно быть, Керри пошел за ней следом. Да, она точно припоминает, как он украл ее у Брэма. Они вернулись сюда и проговорили до рассвета. Он смешил ее, уверяя, что впервые встречает в женщине такую силу духа. Твердил, что она умна, талантлива и куда красивее, чем считают большинство окружающих, и что Ланс выказал себя полным идиотом, бросив такую женщину, как она.

Они даже потолковали о совместных детях — прекрасных метисах, не то что бледнолицее дитя Ланса!

Они согласились продать снимки их чудесного малыша тому, кто больше заплатит, и пожертвовать деньги на благотворительность, что будет особенно трогательно, после того как на новостном сайте «Драдж репорт» появилось сообщение о том, что Джейд Джентри истратила все собранные деньги на новую яхту. Потом Джорджи получит «Оскара», а Керри выиграет Суперкубок.

Ой, кажется, в баскетболе нет Суперкубка. Но в голове шумело, в животе ныло, а твердое бедро все также упиралось в ягодицу.

Нужно было немедленно принимать меры, но это означало, что необходимо повернуться и самой справиться с последствиями того, что увидит. Ей необходима вода. И тайленол. По возможности весь пузырек.

До Джорджи начинало доходить, что спиртное не дает полной амнезии. Это не обычное похмелье. Ее опоили. И она знала единственного человека, достаточно подлого, чтобы такое сделать.

Она собралась с силами и пихнула локтем его в грудь.

Он охнул от боли и перевернулся, утащив с собой простыню.

Джорджи снова зарылась лицом в подушку и ощутила, как прогнулся матрац. Значит, он встал.

Джорджи услышала приглушенные шаги в направлении ванной комнаты. Дождавшись, пока хлопнет дверь, она нашарила простыню и заставила себя сесть. Комната наклонилась. Желудок скрутило. Джорджи завернулась в простыню, сползла с кровати и поплелась во вторую ванную, где навалилась на раковину и закрыла лицо руками.

Что бы сделала Скутер, если бы ее опоили и уложили в постель с незнакомцем? Или не с незнакомцем?

Скутер ничего бы не сделала, потому что с ней никогда не случилось бы такого кошмара. Легко быть задорной и оптимистичной, когда в твоем распоряжении команда авторов, защищающая тебя от того дерьма, которое бросает в лицо жизнь!

Когда Джорджи опустила руки, в зеркале отразилась ужасающая физиономия, как у молодой Кортни Лав. Ведьминское помело спутанных волос цвета кока-колы не скрывало ожоги от щетины на щеках. Пятна полустертой туши размазались по векам, как грязь вокруг пруда с водорослями. Уголки рта опустились, а кожа приобрела цвет испорченного йогурта.

Джорджи заставила себя выпить воды. Все туалетные принадлежности остались в другой ванной, но она умылась и прополоскала рот гостиничным зубным эликсиром.

Несмотря на все усилия, Джорджи пока была не способна справиться с тем, что ждало ее за дверью. Поэтому она откинула волосы с лица и уселась на край мраморной ванны. Очень хотелось кому-нибудь позвонить. Но она не могла грузить Сашу в такой момент, а Мег была недосягаема. Не собиралась она и Эйприл признаваться в своих грехах, чтобы не разочаровать подругу. Бывшая поклонница стала ее моральным компасом. Что же до отца… никогда!

Джорджи выпрямилась и потуже затянула узел простыни.

В спальне никого не было, но ее надежда на то, что он ушел, растаяла при виде по-прежнему валявшихся на полу джинсов.

Джорджи прошла в гостиную. Он стоял у окна, спиной к ней. Высокий, но не баскетбольного роста. Значит, ожил ее худший кошмар — Брэм Шепард.

— Ни слова, пока не принесут кофе, — предупредил он не оборачиваясь. — Я серьезно, Джорджи. Прямо сейчас я не в силах с тобой общаться. Разве что у тебя найдется сигарета.

Джорджи задохнулась от ярости и, схватив диванную подушку, запустила в растрепанную золотисто-бронзовую голову Брэмуэлла Шепарда.

— Ты опоил меня какой-то гадостью!

Он увернулся, и подушка ударилась в окно. Джорджи попыталась наброситься на него, но споткнулась о сползшую до талии простыню.

— Прекрати! У нас и без того полно неприятностей, — предупредил Брэм.

Но Джорджи уже схватила его туфлю, и на этот раз повезло больше — она угодила ему в грудь.

— Ой! — Брэм потер грудь, и при этом имел наглость изобразить возмущение. — Ничем я тебя не опаивал! Поверь, если бы я решился подсыпать что-нибудь женщине, то никогда не выбрал бы тебя.

Джорджи подтянула простыню и оглянулась в поисках очередного метательного снаряда.

— Ты лжешь. Меня чем-то одурманили.

— Ты права. Но это был не я, а Мередит… Мэрилин… Мэри. Как-ее-там.

— О ком ты?

— О той рыжей, что была на вечеринке прошлой ночью. Помнишь те мартини, которые она принесла? Я взял один и отдал тебе другой — тот, что она сделала для себя.

— Но зачем ей травить себя?

— Потому что она обожает ощущения, которые дают таблетки.

Джорджи вдруг осознала, что Брэмуэлл Шепард, вероятно, впервые в жизни говорит правду. Она также вспомнила, как он что-то говорил той особе и каким взбешенным при этом выглядел.

Поэтому она снова подтянула простыню и метнулась к нему.

— Ты знал, что в мартини были наркотики, и ничего не сделал, чтобы ей помешать?

— Не знал. Не знал, пока не допил свой и не понял, глядя на тебя, что не чувствую привычного отвращения.

В дверь постучали, и чей-то голос объявил, что это обслуживание номеров.

— Беги в спальню! — прошипела Джорджи. — И подай мне халат! У таблоидов повсюду информаторы! Скорее!

— Не смей мне приказывать!

— Пожалуйста, поспеши, болван!

— Пьяной ты мне нравилась больше.

Брэм вытащил халат, перекинул Джорджи через руку и исчез.

Она отбросила простыню, надела халат и спешно завязала пояс.

Официант ввез тележку и расставил блюда в столовой на столе, стоявшем под позолоченной люстрой.

Джорджи услышала, как в ванной шумит вода. Теперь все поймут, что она провела ночь не одна!

К счастью, никто не знал, с кем именно она провела ночь, так что пока в этом ее преимущество.

Официант наконец убрался. Джорджи залпом выпила кофе, подковыляла к окну и попыталась взять себя в руки.

Далеко внизу собирались туристы, чтобы посмотреть на танцующий фонтан Белладжио. Что произошло в этой спальне прошлой ночью? Она ничего не помнит. Только первый день…

День, когда они встретились. Ей было пятнадцать, ему — семнадцать. Его красота потрясла ее, но он отделался презрительным фырканьем и скучающим взглядом лавандовых глаз. Она, естественно, была поражена в самое сердце.

Все предостережения отца только усиливали влечение к Брэму. Тот был надменным, капризным, недисциплинированным и, по ее мнению, суперским — лучшей приманки для пятнадцатилетней романтичной дурочки и придумать нельзя. Но первые два сезона Брэм игнорировал ее. Вне съемочной площадки, разумеется. Пусть она красовалась на обложках журналов для подростков, но по-прежнему оставалась девчонкой с леденцово-зелеными глазами, румяными щеками и лягушачьим ртом. Из-за грима кожа постоянно покрывалась прыщами, а оранжевые волосы, завитые мелким бесом, молодили ее еще больше. И никакие свидания с симпатичными молодыми актерами не укрепляли в ней уверенности, поскольку эти свидания устраивал отец в целях пиара. В остальное время Пол Йорк держал дочь под замком, подальше от пороков Голливуда.

Редкостная красота, самоуверенность, нахальство и уличные замашки Брэма волновали ее воображение. Она впервые встретила столь необузданного, столь неуступчивого, не желавшего и не собиравшегося никому угождать парня.

Джорджи слишком громко смеялась, пытаясь привлечь его внимание. Покупала ему подарки: новые компакт-диски, дорогой шоколад, футболки с забавными надписями, которые он так ни разу и не надел. Запоминала анекдоты, чтобы пересказать ему. Словом, делала все, чтобы понравиться, но как только камеры переставали работать, становилась для него невидимкой.

Контраст между дурно воспитанным парнем и лощеным отличником, которого играл Брэм, так завораживал ее, что она узнавала все, что могла, от его приятелей, болтливых, горластых бездельников, ошивавшихся рядом с площадкой.

Брэм вырос в чикагском Саут-Сайде. Когда ему исполнилось семь, мать умерла от передоза, и мальчишке пришлось самому заботиться о себе. Алкоголик-отец подрабатывал редкими малярными работами и требовал с подружек деньги на пиво. Он загнулся от пьянства, когда Брэму было пятнадцать. Вскоре Брэм бросил школу и стал нищенствовать. Однажды богатая сорокалетняя разведенка, вызвавшаяся быть волонтером в благотворительной столовке и раздававшая суп бездомным, приметила Брэма и взяла под свое крыло, а может, и в свою постель. Она немного обтесала парня и уговорила стать моделью. После того как один из дорогих магазинов мужской одежды сделал его лицом рекламной кампании, он бросил свою благодетельницу, взял несколько уроков актерской игры и получил пару ролей в одной из местных театральных трупп, что и привело его на кастинг для «Скип и Скутер».

Начался четвертый сезон шоу. Джорджи пообещала себе доказать Брэму, что превратилась из глупенькой надоеды в привлекательную восемнадцатилетнюю девушку. Они начали работать в июле. Съемки проходили в Чикаго. Один из приятелей-бездельников Брэма упомянул, что тот арендовал яхту на субботний круиз по озеру Мичиган. Предстояла грандиозная пьянка на всю ночь. Воспользовавшись тем, что отец улетел на уик-энд в Нью-Йорк, Джорджи решила незваной явиться на вечеринку.

Долго выбирала наряд и наконец остановилась на платье леопардовой расцветки с американской проймой и босоножках на платформе. Поднимаясь на борт яхты, она заметила, что большинство девушек ограничились короткими шортами и лифчиками от купальников. Из динамиков гремела музыка. Девушки были чуть постарше ее, все как одна длинноногие секси. Но Джорджи окружал ореол славы, и все они по очереди покидали приятелей Брэма, чтобы поговорить с ней.

— Можно получить автограф для моей племянницы?

— Вы берете уроки актерской игры и все такое?

— Какая вы счастливая, что работаете с Брэмом. Он самый горячий парень на всей планете.

Джорджи улыбалась и раздавала автографы, то и дело оглядывая толпу в поисках Брэма.

Наконец он вышел из каюты. На нем были помятые шорты и коричневатая тенниска. На каждой руке висело по девице. Он потягивал спиртное, курил сигарету.

Джорджи хотела его. Причем так сильно, что внутри все болело.

Взошла луна, и на яхте становилось все более шумно: именно от таких вечеринок оберегал ее отец. Какая-то девчонка стащила купальник. Мужчины взвыли. Две другие девицы стали целоваться. Джорджи не обратила бы на это внимание, окажись они лесби, но это было не так, и ей становилось тошно при мысли о женщинах, готовых устроить пошлое представление ради мужчин. Когда они стали мять груди друг друга, она ускользнула в салон, где с полдюжины гостей торчали у бара и полулежали на белых кожаных диванах в форме подковы.

Кондиционер посылал струю ледяного воздуха по ногам.

Джорджи возлагала так много надежд на этот вечер, но Брэм даже не заговорил с ней.

Вопли на палубе становились все пронзительнее.

Ей здесь не место. И вообще ей место только перед камерами. Вне съемочной площадки она никому не нужна.

Дверь открылась, и в салон ввалился Брэм. На этот раз он был один.

В Джорджи вновь вспыхнула надежда. А вдруг он пришел за ней? Но Брэм мешком свалился в кресло, почти рядом с ней, и оглядел ее с головы до ног. Сочетание аккуратной прически, золотистой щетины и новенького тату, обвившего бицепс как раз под рукавом его трикотажной тенниски, безумно ее волновало. Он перекинул ногу через подлокотник кресла и, не сводя глаз с Джорджи, принялся тянуть спиртное из стакана.

Она пыталась сказать что-то умное, но сумела выдавить только два слова:

— Классная вечеринка.

Брэм скучающе поморщился, закурил и, сощурившись от дыма, резко бросил:

— Вечеринка, на которую тебя не приглашали.

— А я все равно пришла.

— Означает ли это, что папочки нет в городе?

— Я не всегда делаю то, что приказывает отец.

— Мне так не кажется.

Джорджи пожала плечами и попыталась принять безразличный вид. Брэм стряхнул пепел на ковер. Она никогда не понимала, чем заслужила его откровенную неприязнь. Может, все потому, что ей больше платят? Но не она договаривалась о гонораре.

Брэм указал стаканом на потолок:

— Вечеринка становится слишком шумной для тебя.

Она хотела объяснить, что не могла видеть, как унижаются девушки, но он и без того считал ее ханжой.

— Вовсе нет.

— Не верю!

— Ты не знаешь меня, хотя тебе кажется, что видишь меня насквозь, — таинственно прошептала она, и, кажется, ей кое-что удалось, потому что он посмотрел на нее так, словно впервые видел по-настоящему.

Ее рыжие локоны растрепались, однако макияж не стерся. Она нанесла бронзовые тени на веки и телесного цвета помаду на губы, чтобы рот не казался таким большим. Скутер Браун никогда не надела бы платье леопардовой расцветки, и Джорджи подчеркнула разницу, сунув в лифчик накладки. Правда, когда взгляд Брэма остановился на ее груди, у нее возникло ощущение, что он догадывается о ее проделке.

Брэм пустил тонкую струю дыма.

— Бьюсь об заклад, ты еще девственница.

Джорджи закатила глаза:

— Мне восемнадцать! Я, конечно, была девственницей… пару лет назад, но теперь…

Сердце ее тревожно забилось. Зачем она солгала?

— Что же, если ты так утверждаешь…

— Он был старше меня. Ты его знаешь, но я не назову его имени.

— Ты все врешь.

— Но он сходил с ума по властным женщинам, поэтому мне пришлось порвать с ним.

До чего же ей нравился собственный скучающий тон! Джорджи считала, что очень умело изображает умудренную жизнью особу. Правда, все впечатление портила издевательская улыбочка Брэма.

— Папочка Пол не позволит взрослому мужчине подойти к тебе. Он глаз с тебя не спускает.

— Но я же пришла сюда. Верно?

— Да… полагаю, так оно и есть.

Он осушил стакан, погасил сигарету и встал:

— Тогда идем.

Джорджи недоуменно уставилась на него. Вся ее уверенность мигом испарилась.

— Куда?

Он дернул головой в сторону двери с врезанным в нее якорем.

— Туда.

Джорджи нерешительно покачала головой:

— Я не…

— В таком случае забудь. — Он пожал плечами и отвернулся.

— Нет! Я иду!

И она пошла. Вот так, взяла и пошла. Ничего не спрашивая, последовала за ним в каюту.

На широкой койке валялась полуодетая парочка. Услышав шум, они приподняли головы.

— Исчезните, — велел Брэм. Их словно ветром смело.

Ей следовало пойти за ними, но она осталась. Торчала посреди каюты в своем леопардовом платье, босоножках на платформе и наблюдала, как медленно закрывается дверь. Она не спросила, почему он вдруг так ею заинтересовался, не подумала, какую цену заплатит, если останется с ним. Она просто стояла. А потом позволила Брэму прижать ее к двери. Он уперся ладонями в дверь по обе стороны от ее головы. Большой палец скользнул в ее волосы и зацепился за локон. Джорджи поморщилась. Брэм наклонил голову и поцеловал ее. От него пахло алкоголем и табаком.

Джорджи ответила на поцелуй со всем пылом. Щеку обожгло щетиной. Их зубы столкнулись. Именно этого она хотела — чтобы он увидел в ней женщину, а не девчонку, которую постоянно приходилось выручать из продиктованных сценарием неприятностей.

Брэм рывком поднял подол ее платья, и молния его джинсов оцарапала ее голый живот. Он слишком спешил, и Джорджи хотелось попросить его немного сбавить темп. Будь на его месте кто-то другой, она оттолкнула бы его и потребовала отвезти домой, но это был Брэм, а ее дом находился на другом конце континента.

Не успела Джорджи опомниться, как Брэм потянул ее к койке.

— Ложись, — коротко велел он.

Усевшись на край койки, она ощутила вибрацию двигателей в машинном отделении и сказала себе, что именно об этом мечтала.

Брэм сунул руку в карман и вытащил презерватив. Значит, это действительно случится!

Несмотря на холод в каюте, Джорджи вспотела. Наверное, это от нервов.

Она молча наблюдала, как Брэм сбрасывает джинсы. Он был уже в полной боевой готовности, и Джорджи, хоть и старалась не смотреть на его пенис, не смогла отвести от него глаз.

Брэм стянул тенниску, открыв грудь с завитками светлых волос. Пока он надевал презерватив, Джорджи старательно пялилась в потолок.

Койка была высокой, так что ему не пришлось тянуться, чтобы подтащить ее бедра к краю. Джорджи оперлась на локти. Подол ее платья поехал наверх и сбился на спине. Брэм снял с Джорджи трусики и, грубо раздвинув ее колени, встал между ними. Она увидела его сосредоточенное лицо и затуманенные глаза и поняла, что никогда еще не чувствовала себя такой уязвимой. Потому что была беспомощной. Открытой его взгляду. Его рукам.

Он подвел ладони под ее бедра и приподнял. Джорджи стало еще труднее опираться на локти. Шея заныла от неудобной позы. Она ощущала запах латекса, алкоголя, табака и духов другой женщины.

Впившись пальцами в ее ягодицы, Брэм пробивал себе дорогу. Джорджи морщилась от боли.

Яхту качнуло на волне, и толчок помог Брэму войти еще глубже. Он начал двигаться, не обращая внимания на то, что голова Джорджи ударяется о стену. Она вытянула шею, но это не помогло. Брэм входил в нее снова и снова. Джорджи смотрела на идеально гармоничные черты его бледного лица, на восьмиугольные тени, падавшие на его щеки. Наконец по его телу прошла судорога — он кончил.

Локти Джорджи скользнули по гладкой поверхности, и она упала на спину. Брэм отстранился от нее и скрылся в крохотной ванной, примыкавшей к каюте. Ноги Джорджи так затекли, что она с трудом свела их. Одернув платье, она подумала, что все еще может обернуться к лучшему — теперь Брэм может увидеть ее в новом свете, они смогут поговорить по душам и, может, даже станут проводить вместе время…

Джорджи прикусила губу и поднялась с койки. Ноги ее не слушались. Брэм вышел из ванной и закурил.

— Увидимся, — бросил он и скрылся за дверью каюты.

В тот момент, когда щелкнул замок, все фантазии Джорджи рассеялись в прах и она наконец поняла, кого любила все это время — грубого, жестокого, самовлюбленного, эгоистичного болвана. Она и себя увидела — убогую дурочку.

Стыд бросил ее на колени. В груди тлела ненависть к себе. Она совсем не разбирается в людях, ничего не знает о жизни, только и умеет, что строить рожи в камеру!

Она жаждала мести. Мечтала ударить его ножом. Пытать и мучить так, как мучил ее он. Как она вообще могла воображать, будто влюблена?!

Следующий сезон был невыносимым. Вне съемочной площадки Джорджи старалась его не замечать, но по иронии судьбы постоянное напряжение привело к такой мощной эмоциональной совместимости на экране, что рейтинги продолжали расти. Джорджи окружала себя друзьями из съемочной бригады и актеров или занималась в своем трейлере: все, что угодно, лишь бы не видеть его и его сквернословов-подпевал, вечно торчавших поблизости.

Постепенно ненависть превратилась в ледяной панцирь, достаточно твердый, чтобы защищать ее.

Один сезон сменялся другим, и к началу шестого года в эфире выходки Брэма за пределами студии стали отрицательно влиять на рейтинги. Пьяные оргии, езда без правил, слухи об увлечении наркотиками. Фанаты хорошего парня Скипа Скофилда были расстроены, но сам Брэм игнорировал предупреждения продюсеров. И когда в конце восьмого сезона появилось эротическое видео с его участием, все рухнуло.

Правда, на записи не оказалось ничего из ряда вон выходящего, но скрыть сам факт было невозможно. Пресса как с цепи сорвалась, и никакие принятые меры не помогали. Главы канала решили, что с них довольно. «Скип и Скутер» приказали долго жить.

— Черт бы все это побрал! — выпалил Брэм.

Джорджи подскочила от неожиданности и не сразу узнала в нем того молодого, сексуально озабоченного подонка, каким он был когда-то. Сейчас на Брэме был махровый гостиничный халат. Он вытирал полотенцем мокрые волосы. И Джорджи больше всего на свете захотелось отомстить за себя, восемнадцатилетнюю. На часах было уже два: значит, половина на редкость скверного дня уже прошла. Брэм рывком затянул пояс халата и бросил на нее мрачный взгляд.

— Ты, случайно, не видела презервативов в мусорной корзинке?

Кофе выплеснулся ей на руку. Сердце остановилось. Она ринулась в спальню и стала рыться в мусорной корзине, но нашла там только свои трусики, после чего метнулась обратно в гостиную.

Брэм ткнул в нее чашкой:

— Надеюсь, ты проверялась после того, как спала со своим ублюдком — бывшим мужем.

— Я?!

Она хотела швырнуть в него туфлю, но не смогла ее найти.

— По-моему, это ты трахаешь все, что движется, — шлюх, стриптизерш, мальчишек, которые чистят бассейн.

«Восемнадцатилетних девственниц с дурацкими фантазиями…»

— В жизни не трахал никаких мальчишек.

Все знали, что Брэм стойкий гетеросексуал, но, учитывая его гедонистическую натуру, Джорджи была уверена, что у него полно скрытых пороков.

Он немедленно перешел в глухую защиту:

— Я держу свой инструмент в идеальном рабочем порядке и чист как только что выпавший снег. И к тому же никогда не спал с Лансом Лузером и теми сладкожопыми мальчишками, которыми ты его заменила.

Джорджи не верила своим ушам.

— По-твоему, я потаскушка? И это говоришь ты, который с четырнадцати лет тащил в постель кого ни попадя?

— А ты хранишь целомудрие? В тридцать один год? Тебе пора к шринку[7].

Отец так зорко следил за ней, что у нее было только четверо мужчин, но поскольку Брэм был у нее первым и, очевидно, последним так называемым любовником, общее количество не изменилось.

— Десять любовников, так что можешь не язвить. И я тоже чиста, как только что выпавший снег. А теперь проваливай и считай, что ничего не было.

Но Брэм уже рассматривал тележку с едой.

— Они забыли «Кровавую Мэри». Черт!

Он стал снимать крышки с блюд.

— Прошлой ночью ты вела себя как животное. Исполосовала когтями мою спину, орала на весь номер… — Он уселся, и полы халата разъехались, обнажив мускулистые бедра. — Все те штуки, которые ты умоляла меня проделать… — Он наколол на вилку ломтик манго. — Даже я был сконфужен.

— Ты вообще ничего не помнишь.

— Не слишком много. Тут ты права.

Ей ужасно хотелось спросить, что же он в действительности помнит. Насколько она его знала, он мог взять ее силой… но даже эта мысль не была так ужасна, как предположение, что она сама ему отдалась.

У Джорджи закружилась голова.

— Ты называла меня своим диким жеребцом. Это я точно помню.

— Уверена, что нет.

Нужно все-таки понять, что произошло в действительности. Но как выудить из него правду?

Брэм принялся за омлет. Джорджи попыталась успокоить разбушевавшийся желудок кусочком черствой булки. Брэм потянулся к перечнице:

— Так… надеюсь, ты на таблетках?

Джорджи отшвырнула булку и вскочила:

— О Боже!

Брэм перестал жевать.

— Джорджи…

— Может, еще ничего не случилось. — Она прижала пальцы к губам. — Может, мы сразу же отключились.

Брэм встал так стремительно, что опрокинул стул.

— Хочешь сказать…

— Все будет в порядке. Должно быть, — пробормотала она, принимаясь метаться по комнате. — От одного раза ничего не бывает. Вряд ли я забеременею.

Брэм обвел комнату диким взглядом.

— Все может быть, если ты не пьешь таблетки!

— Если… если это случится… мы… я… я его отдам. Правда, будет почти невозможно найти человека, достаточно отчаявшегося, чтобы взять ребенка с раздвоенным языком, копытами и хвостом, но уверена, что смогу все уладить.

К щекам Брэма вновь прихлынула краска. Он уселся и взял чашку с кофе.

— Спектакль, достойный звезды.

— Спасибо.

Ее небольшая месть могла показаться ребяческой, но Джорджи стало легче. Настолько, что она смогла съесть клубничину. Однако вторую не смогла одолеть, потому что слишком живо представила теплую тяжесть ребенка, которого никогда не держала на руках.

Брэм налил себе еще кофе. Неприязнь к нему раздирала Джорджи. Впервые после краха своего замужества она испытывала столь сильные чувства.

Брэм отбросил салфетку.

— Пойду одеваться, — объявил он, но, скользнув глазами по распахнутому вороту ее халата, осторожно предложил: — Если только ты не хочешь повторить…

— Ни за что на свете.

— Жаль, — пожал он плечами. — Теперь мы никогда не узнаем, хорошо ли нам в постели.

— Лично я была супер. Ты со своей стороны, как всегда, вел себя как скотина.

Мгновенный укол боли напомнил ей о той девушке, какой она когда-то была.

— Сомневаюсь.

Он встал и направился в спальню.

Джорджи продолжала изучать клубнику, убеждая себя, что вполне может съесть еще одну ягоду. Но тут в ее размышления ворвалось громкое проклятие. В комнату влетел Брэм. Джинсы и рубашка были расстегнуты, французские манжеты свисали с запястий. Ничего не скажешь, он превратился в сильного мужчину. Никакого сравнения с тощим юнцом, в которого она когда-то была влюблена.

Он сунул ей под нос листок бумаги. Она привыкла к бесконечным уколам и издевательствам, но впервые в жизни видела его таким разъяренным.

— Я нашел это под одеждой, — сообщил он.

— Записка от твоего надзирающего офицера?

— Давай радуйся жизни, пока можешь!

Джорджи попыталась изучить бумагу, но сразу поняла, что в этом нет смысла.

— Кому понадобилось оставлять здесь свидетельство о браке? Это…

И тут у нее перехватило горло. Джорджи стала задыхаться.

— Нет! Это что, шутка? Мы… — Она не могла заставить себя докончить фразу. — Мы поженились?

Брэм поежился.

— Но зачем мы это сделали? Я ненавижу тебя!

— Должно быть, во вчерашних коктейлях было намешано столько таблеток счастья, что мы оба преодолели взаимное отвращение.

Джорджи беспомощно хватала ртом воздух.

— Этого быть не может! В Вегасе изменили закон о браках! Я сама читала. Брачное бюро закрыто по ночам, и поэтому ничего такого не могло случиться!

Брэм хищно оскалился.

— Мы звезды. Очевидно, нашли кого-то, готового изменить правила специально для нас.

— Но… это наверняка незаконно. Может, кто-то решил пошутить и это не настоящее свидетельство?

— Посмотри на печать. Это не может быть подделкой.

Джорджи провела кончиками пальцев по оттиску печати, крохотные щербинки чуть оцарапали пальцы.

— Это была твоя идея! — набросилась она на Брэма. — Я точно это знаю!

— Моя? Да это ты отчаялась найти мужа. — Прищурив глаза, он ткнул ей в лицо указательным пальцем. — Ты меня использовала.

— Я звоню своему адвокату.

— Не раньше, чем я позвоню своему.

Они рванули к ближайшему телефону, однако Брэм обогнал Джорджи. Она метнулась к сумочке и выудила мобильник.

Брэм лихорадочно тыкал пальцем в кнопки.

— Это будет самый короткий брак и самый легкий в мире развод в истории Голливуда.

Слово «Голливуд» послало по спине Джорджи холодный озноб.

— Погоди!

Она уронила мобильник и выхватила у Брэма телефонную трубку.

— Что ты делаешь?

— Дай мне немного подумать.

Она бросила трубку на рычаг.

— Подумаешь позже.

Он хотел снова взять трубку, но она поспешно отодвинула аппарат.

— Брак и развод станут предметом обсуждения в прессе. Ровно через двадцать четыре часа все всё узнают. И начнется привычный цирк с вертолетами и погонями на машинах.

— Ты к этому привыкла, — бросил Брэм.

Пальцы Джорджи стали ледяными. Тошнота подкатила к горлу.

— Еще одного скандала я не вынесу. Если я нечаянно спотыкаюсь на тротуаре, газеты тут же пишут, что я пыталась покончить с собой. Представь, что будет, если этим акулам попадется в зубы такая сенсация!

— Это не моя проблема. Ты сама навлекла неприятности на свою голову, когда вышла за Лузера.

— Прекрати так его называть!

— Он бросил тебя. Можешь наплевать на него.

— Почему ты так его ненавидишь?

— Я ненавижу его не из-за себя, — отрезал он, — а из-за тебя, поскольку ты на такие сильные чувства не способна. А этот тип — маменькин сыночек.

Вместо того чтобы оттолкнуть ее от телефона, он нагнулся и выудил из-под дивана туфлю, после чего оглядел комнату в поисках носков.

— Ну, погоди, дай мне только найти ту суку, что нас опоила!

Джорджи последовала за Брэмом в спальню, опасаясь, что он тайком от нее позвонит адвокату.

— Не уходи, пока мы не придумаем правдоподобную историю.

Он нашел носки, уселся на кровать и стал их надевать.

— У меня есть история, — сообщил он, натягивая первый носок. — Ты отчаявшаяся, жалкая, несчастная особа. Я женился на тебе из жалости…

— Ты этого не скажешь.

Он натянул второй носок.

— …и сейчас, протрезвев, я понял, что не создан для жизни, полной невзгод.

— Клянусь, я подам на тебя в суд!

— Включи свое чувство юмора! Или совсем отупела?

Не проявляя ни малейшей искорки юмора, он сунул ногу в туфлю и вышел в гостиную за другой.

— Мы объявим, что решили разыграть друзей. Скажем, перепили и на каком-то канале набрели на повторный показ «Скип и Скутер». Нас одолела ностальгия, и брак показался неплохой идеей.

Да, ему все сойдет с рук. Но не ей. Никто не поверит, если она расскажет правду о коктейлях, в которые бросили таблетки. Ее на всю оставшуюся жизнь заклеймят неудачницей и психопаткой. Она попала в ловушку, но она не может показать своему злейшему врагу, что целиком оказалась в его власти.

Джорджи сунула руки в карманы халата.

— Нужно по памяти восстановить, что произошло прошлой ночью. Кто-то должен был нас видеть. Ты что-нибудь помнишь?

— А «глубже, малыш» считается?

— Не можешь хотя бы притвориться порядочным человеком?

— Я не настолько хороший актер.

— Но ты знаком со всякими криминальными типами и наверняка знаешь того, кто сможет изъять все свидетельства нашего брака?

Она ожидала, что Брэм проигнорирует ее, но его пальцы застыли на пуговицах рубашки.

— Встречал я пару раз одного парня. Бывший член муниципального совета. Любит якшаться со знаменитостями. Конечно, надежды мало, но мы можем ему позвонить.

Поскольку лучших идей у Джорджи не было, она согласилась. Брэм сунул руку в карман.

— Очевидно, это твое.

На раскрытой ладони лежало дешевое металлическое кольцо с пластиковым бриллиантом.

— Не можешь же ты сказать, что у меня нет вкуса!

Он швырнул ей украшение, и Джорджи вдруг вспомнила о другом обручальном кольце, с бриллиантом в два карата, запертом в банковском сейфе. Ланс не взял его обратно — сказал, что она может оставить кольцо себе. Можно подумать, она когда-нибудь его наденет!

Джорджи сунула пластиковый бриллиант в карман.

— Поддельные драгоценности всегда были символом истинной любви.

Она прилетела в Вегас на частном самолете, поэтому пришлось воспользоваться машиной Брэма. Пока она принимала душ, он попросил служащего отеля подогнать машину к черному ходу.

— Все готово. Машина ждет у задних дверей, — объявил Брэм, когда Джорджи вышла из спальни.

— Спустимся служебным лифтом, — решила она, потирая лоб. — Совсем как Росс и Рейчел[8]. То же самое случилось с ними в конце сезона.

— Если не считать того, что Росса и Рейчел на самом деле не существовало.

В лифте оба молчали. Джорджи даже не потрудилась сказать Брэму, что он застегнул рубашку не на те пуговицы.

Они вышли в служебном коридоре и направились к выходу. Стоило открыть дверь, как их окутала жаркая волна. Джорджи прищурилась от бившего в глаза солнца и ступила за порог.

Ее ослепила вспышка камеры.