Чужая птица

Глава 25

Юнатан Эриксон снял защитную маску и, сев за свой письменный стол, разрыдался. Только оказавшись в одиночестве, он мог дать волю чувствам. И вот теперь он плакал, как не плакал со школы, с того дня, когда к нему прицепились старшеклассники и заставили снять штаны перед всеми. Как и тогда, его парализовала беспомощность. Ему хотелось взять и исчезнуть с лица земли, лишь бы покончить со всеми мучениями разом. Смерть казалась долгожданным избавлением — мысль о ней больше не пугала. Юнатан с удивлением отметил, насколько желанной ему кажется смерть. А ради чего жить? Конечно, ради Мальте, но, кроме сына, его здесь ничего не держит. Сегодня ему пришлось сообщить отцу Себастиана о том, что мальчика не удалось спасти, и стать свидетелем душераздирающей сцены: смотреть, как неверие сменяется яростью и как убитый горем отец погружается в бездонную печаль. После этой встречи уныние с новой силой охватило и самого Юнатана, но не время раскисать — сейчас нужно подумать о родственниках тех, кто уже пал жертвой страшного вируса. И ведь это еще только начало. Юнатан только что вернулся с заседания, в котором участвовали они с Морганом, члены экстренной комиссии по пандемиям — все, кто еще не успел уехать в отпуск, и глава Министерства здравоохранения (по телефону). Вместе они приняли неслыханное решение: перекрыть сообщение Готланда с материком — попросту отрезать остров от остального мира с помощью полиции, военных и береговой охраны, которую предполагалось значительно усилить. Аэропорт Висбю уже закрыли, а все портовые города взяли под наблюдение. Инициатива принадлежала эпидемиологам. Правительство было проинформировано.

— Какие полномочия у полиции и военных в случае, если люди попытаются нарушить запрет и покинуть остров? — спросил Юнатан у Осы.

— Они имеют право остановить их любым способом, — ответила Оса едва слышно. Ей пришлось откашляться, перед тем как продолжить: — Следует признать, мы потерпели поражение. Теперь, когда все карты на руках, стало ясно: нам следовало больше внимания уделить Малин Берг и выяснить, с кем она успела пообщаться за выходные. Однако нас оправдывает то, что никто не пришел нам на помощь: нам не прислали ни одного врача, ни одной медсестры! Мы остались без антивирусных препаратов, эффективных против данного штамм гриппа. У нас катастрофически мало аппаратов ИВЛ, защитных масок, медицинского спирта, не говоря уже о чистом постельном белье и прочих запасах. Их выслали вместе с грузом антибиотиков, но поставка задерживается. А мы не можем ждать ни дня! Уборщицы забастовали и не выходят на работу. Разумеется, они не желают иметь дело с заразными отходами и убираться в палатах больных гриппом, ведь никто не гарантировал им их собственную безопасность. Скоро мы потонем в грязи и мусоре. Необходимо срочно принять какие-то меры!

— Да, обстановка хуже некуда, я и сам видел, как растут горы мусора. Страшно думать, что ждет нас дальше, — кивнул Морган и потер распухшую щеку — в нее угодил камень, брошенный из толпы родителей во время потасовки у школы Клинте.

— Когда соседи Малин Берг уверенно заявили, что девушка не покидала квартиру все выходные, мне очень захотелось в это поверить, — со вздохом призналась Оса, откинувшись на спинку стула. — Я с облегчением переключилась на другие важные задачи, занялась вопросом, где раздобыть лекарств. В нынешней ситуации нам бы следовало обеспечить все население Готланда антивирусными препаратами. А еще лучше, если бы удалось провести вакцинацию по всей стране. Это нас спасло бы.

— Министр здравоохранения выступил с заявлением еще в феврале, когда проходила презентация «плана готовности», и пообещал, что вакцины хватит на всех, — отметил Морган.

— Я бы рассмеялась ему в лицо, не будь наша ситуация столь удручающей. Вакцинацию следует проводить в два этапа, а это значит, нам необходимо восемнадцать миллионов доз препарата. Где их взять, министр упомянуть забыл, — снова вздохнула Оса и потерла пульсирующие виски.

— Сплошной обман! Они пытались успокоить людей, но вышло только хуже, потому что во всех газетах черным по белому написано: для производства действенной вакцины потребуется от шести до двенадцати месяцев. И даже когда она появится, не факт, что мы сможем ее приобрести. Страны-производители наверняка захотят сначала сделать прививки своему населению. Вот почему руководство и сейчас тянет с ответом. Как нам поступить в этой ситуации? Как справиться теми минимальными силами, что имеются в нашем распоряжении? — Юнатан едва сдерживался, чтобы не кричать на коллег. Его захлестывала бессильная ярость.

— Не допустить паники — это по-прежнему важно, — сказала Оса. — Пока сохраняется спокойствие, люди будут следовать нашим директивам. Но как только баланс нарушится… Поверьте, по ночам я вижу кошмары о том, что случится тогда.

— Неужели нельзя найти дополнительный персонал? Давайте задействуем безработных и вышедших на пенсию медсестер. Наверняка есть возможность издать соответствующий приказ и в нынешней ситуации, а не только в случае военных действий или форс-мажора, — предложил Морган.

В последние дни коллега Юнатана превратился из сонного мечтателя в человека, способного принимать четкие и скорые решения. Будто все эти годы он существовал в режиме энергосбережения, копя силы для критической ситуации, подумалось Юнатану, но говорить это он не стал.

Помимо нехватки персонала и препаратов, остро стояла проблема свободных коек, точнее, их отсутствия.

— Если пациенты начнут поступать к нам в массовом порядке, места на всех в Фоллингбу не хватит. Нам нужны полноценные больничные условия, оборудованные палаты, кислород. А что делать с теми, кто взял больничный? Понятно, все боятся заразы и решили переждать угрозу дома. Но если мы не укрепим моральный дух наших сотрудников уже на этой стадии, то дальше нас ждет полный хаос. Ведь работающие на износ врачи и медсестры в какой-то момент сломаются, — произнес Юнатан, и перед глазами у него возникло усталое лицо сестры Агнеты. Нужно выкроить минутку и поговорить с ней, с болью в сердце подумал он. Вот закончится собрание, и он сразу пойдет к ней.

— Прежде, когда свирепствовал туберкулез, никто не отлынивал от работы, — заметил Морган. — Но то были иные времена: люди испытывали уважение к властям, да и побаивались их, а рисковать жизнью ради других считалось благородством.

— Не работаешь — живи впроголодь. Люди тогда не сидели на шее у государства. Однако вряд ли подобное предложение поддержат сегодня, — сухо рассмеялась Оса, будто закашлялась. — Раньше выбор был простой: либо умираешь с голоду, либо умираешь от туберкулеза.

— Если бы родственники забрали домой всех пациентов из домов престарелых, то освободилось бы достаточно много места. Так я думал поначалу, — сообщил Юнатан. — Но потом понял, что все дома престарелых расположены в городах, и свозить туда заразных больных довольно рискованно. Найти бы пустующее помещение где-нибудь в сельской местности.

— Я разговаривала с представителями похоронных бюро сегодня, — продолжила Оса. — У них полно вопросов. Во-первых, морг не рассчитан на большое количество умерших. Во-вторых, персонал не знает, какие меры предосторожности стоит принимать. Родственники спрашивают, можно ли хоронить жертв гриппа или тела еще представляют опасность. Нужно как можно быстрей внести ясность. Морган, займешься этим?

— Простите, что прерываю, — в дверях показалась медсестра, — но на проводе губернатор. Оса, вы подойдете к телефону?

— Продолжим завтра, у меня в кабинете в девять утра, — произнесла Оса и вышла.

Послышался стук в дверь, но Юнатан ответил не сразу. Только когда постучали во второй раз, он попросил подождать и надел маску.

— С тобой хочет поговорить Мария Верн, выйдешь к ней? — На этот раз защитное обмундирование скрывало медсестру Лену, которую он, как водится, узнал по голосу.

— Да, сейчас приду, — пообещал Юнатан и подошел к умывальнику, чтобы сполоснуть лицо холодной водой. Он взглянул на собственное отражение в зеркале, и стон сорвался у него с губ: лицо пылало, а веки распухли. Впервые он порадовался тому, что нужно надеть маску — она скроет его физиономию.

В разговоре с Агнетой он дал слабину: не смог подобрать слов, а потом и вовсе разрыдался. Агнета сказала ему то, что он больше всего хотел услышать: это не его вина, он сделал все, что мог. Теперь, после их беседы, ему было стыдно.

Как только Юнатан показался в дверях, Мария вскочила и поторопилась ему навстречу. Они одновременно вошли в комнату, которая была оборудована для посетителей: камин, диван и пара кресел, окно, откуда открывался вид на равнину.

— Я знаю про Себастиана, — только и успела выговорить Мария, прежде чем упала в объятия Юнатана, ища утешения, и тому пришлось собрать последние силы, чтобы сочувствие, которого он так жаждал, не переросло в нечто большее, а собственное тело не вышло из повиновения.

Юнатан взял Марию за плечи и осторожно отстранил ее от себя, чтобы взглянуть в глаза поверх маски.

— Как принял новость Эмиль?

— Он расстроен, но не отказывается говорить об этом. Я приехала рассказать, что Мальте с бабушкой у меня дома. Ваша мама согласилась переночевать у меня и позаботиться об обоих детях: моей Линде и вашем Мальте. Нина сейчас в больнице, я не знаю, что с ней: просто перебрала лишнего или тоже подхватила вирус.

— Спасибо, не представляю, как мне вас…

— Позвольте мне остаться на ночь в больнице, с сыном. Я знаю, родителям это строго запрещено, но я нужна Эмилю, как никогда. Вы ведь разрешите мне остаться, правда? — Глаза Марии расширились и наполнились слезами. — Мне необходимо быть рядом с ним! Температура поднялась, а действенных лекарств по-прежнему нет, верно? Что же будет дальше, Юнатан? Мне так страшно, и вы тоже боитесь, а это меня пугает еще больше.

— Неужели по мне настолько видно?

— Да, видно. Но почему никто не придет нам на помощь? У других стран наверняка есть свой запас препарата, и они могли бы поделиться с нами, по крайней мере из соображений самосохранения. Но никто ничего не предпринимает, и я не понимаю почему! — В голосе Марии появились жесткие обвиняющие ноты, она и сама это услышала.

Юнатан, отстранившись от нее, стоял теперь прямо напротив, сложив руки на груди и избегая ее взгляда.

— Бюрократическая машина медлительна. Нам вроде бы пообещали небольшое количество препарата, как только он будет готов, но его хватит лишь на первое время, и то не для всех. А нам необходимо такое количество доз, чтобы лекарством был обеспечен каждый житель Готланда до тех пор, пока эпидемия не утихнет.

— Сколько же людей успеет заразиться к тому моменту, как вакцину изготовят и доставят сюда? Сколько больных не дождется и умрет от гриппа? Об этом вы подумали? Это вы просчитали? Простите меня, Юнатан, я вижу, что вы сами еле на ногах держитесь. Я вовсе не хотела на вас кричать, но волнение лишает меня разума, и я себя не контролирую. Простите, ради бога.

— Оставайтесь сегодня на ночь в палате у Эмиля, но никому ни слова, слышите! У нас нет ни кроватей, ни постельного белья, ни защитной спецодежды для родителей больных детей, которые хотели бы ночевать в больнице. Для вас сделано исключение, но риск подхватить вирус от этого меньше не становится, имейте в виду.

— Конечно, я все понимаю. Однако мое место сейчас здесь, рядом с сыном. — Мария снова раскрыла руки для объятия, и на этот раз Юнатан не уклонился от них — его утешало ее тепло, ее мягкость и даже ее плач. — Прошлым летом мне в руки попалась книга о чуме, — начала рассказывать Мария, когда немного успокоилась и они оба уселись на диван. — Она читается будто сказка, не имеющая отношения к реальным людям. Наверное, историю невозможно постичь, пока она не повторится и все те же события не произойдут с тобой. Вот почему человечество из века в век совершает одинаковые ошибки. Дело не только в здравом смысле или его отсутствии. Автор той книги развивал теорию, что эпидемия чумы приобрела огромные масштабы из-за поведения зараженных. Люди бежали прочь от смерти, не сознавая, что несут ее в себе, и таким образом страшная болезнь распространялась со скоростью лесного пожара. Именно эту ошибку вы не хотите повторить, потому и закрыли границы острова. Но разве не будет особой лазейки для тех, кто готов заплатить? Я слышала в новостях, что членов правительства эвакуируют завтра утром. Кто последует за ними?

— Откуда же мне знать. Я — обычный врач, а подобные решения принимаются людьми вышестоящими, — ответил Юнатан и не утерпел, прикоснулся к прядке волос, упавшей Марии на лицо, и провел по ней большим и указательным пальцами. — А теперь идите в палату к Эмилю. В кладовке должен быть лишний матрац, но одеял точно больше не осталось.

Мария поднялась, но на полпути остановилась в нерешительности, будто хотела что-то сказать и не могла подобрать слов. Юнатан внимательно на нее посмотрел, размышляя, улыбается она под маской или, наоборот, сейчас снова расплачется.

— Вы мне очень симпатичны, доктор Эриксон, — произнесла наконец Мария. — Просто хотела вам это сказать. Да, вот… как-то неловко получилось.

— Вы мне тоже очень нравитесь, Мария, — ответил Юнатан.

В палате было темно. Единственный ночник горел на прикроватном столике рядом с койкой Эмиля. Во сне мальчик скинул с себя одеяло. Лоб блестел от пота, взмокшая челка сбилась набок, но кожу покрывали мурашки. Мария еле удержалась, чтобы не обнять сына. Но нет, нельзя — он может проснуться, а сон теперь так важен! Но Эмиль ощутил ее присутствие и открыл глаза.

— Не пугайся, это всего лишь я, малыш. Сегодня я ночую здесь с тобой.

— Значит, я скоро умру?

— Не говори глупостей!

— Родители приходят только к тем, кто скоро умрет.

— Доктор Эриксон разрешил мне побыть с тобой в виде исключения, хотя ты почти в порядке. Это наш маленький секрет, никому не рассказывай!

— Я видел Себастиана. Он пришел ко мне и сидел на том же стуле, где ты сидишь. Он не разговаривал со мной, просто сидел и молчал.

— Тебе, наверное, приснилось. Ты испугался?

— Никакой это был не сон! Я его видел по-настоящему, хотя он выглядел помладше, будто первоклашка. Я спросил его, как он сюда добрался. Может, прилетел? Себастиан рассмеялся в ответ. Смеха не было слышно, но я видел, как он смеется. Поэтому я не испугался, а, наоборот, обрадовался за него. И больным он тоже не выглядел, а таким, как обычно. Мама, я подумал, а во что превращаешься после смерти? Во что-то вроде пара? Или самому можно выбирать, хочешь ты быть паром или человеком? Или облаком, принимающим любую форму? Хоть старика с большим носом, хоть ведьмы, хоть торта со сливками, а то станешь лучом, который пройдет сквозь любую замочную скважину. Интересно, можно самому выбрать, где ты будешь после смерти? Я бы тогда обязательно отсюда ушел. Как ты думаешь, мама?

— Надеюсь, после смерти мы продолжаем существовать где-то в другом месте, потому что я бы очень хотела снова встретиться с моей бабушкой Венделой, я ведь так ее любила. Под конец она стала все забывать и путать, но осталась такой же доброй. Вот бы встретить ее такой, какой она была в моем детстве, чтобы забраться к ней на колени, обнять ее и больше ничего не бояться.

— А сейчас ты боишься, мама?

— Да, сынок. Вовсе не так я планировала это лето.

— Если тебе страшно, мама, забирайся ко мне в кровать. А то я мерзну. И тебе будет лучше, правда?

— Конечно, гораздо лучше.

Когда Эмиль уснул, Мария встала с кровати и свернулась калачиком на неудобном матраце на полу. Она улеглась не снимая куртки, но ее все равно пробирал холод. Оконные рамы старинного особняка неприятно потрескивали от каждого порыва ветра. Малыш Эмиль вынужден слушать эти страшные звуки каждую ночь. Тревога снова нахлынула на Марию. Лихорадка вернулась, Эмиль весь горел, но при этом его знобило. Мария попросила медсестру позвать Юнатана, но та сказала, что доктор уснул и будить его не стоит, ему надо хоть немного поспать, чтобы набраться сил к утру. Мария все понимала, но волнение не отпускало ее. Она беспрестанно ворочалась на матраце, прислушиваясь к дыханию сына, которое было слишком частым. Эмиль метался во сне, постанывал и бормотал что-то о Себастиане. Мария встала, чтобы пощупать лоб Эмиля. Мальчик обильно вспотел, но температура, кажется, спала. Мария попыталась успокоиться, однако ей не лежалось на месте. Она поднялась и начала мерить комнату шагами, а потом остановилась у окна и выглянула во двор, залитый лунным светом. Между сосен промелькнул белый халат. Это Юнатан. Идет от одного корпуса к другому. Сколько часов сна ему удалось урвать? Пару-тройку? Вы мне очень симпатичны, доктор Эриксон, вы это чувствуете? Чувствуете, как одна моя рука покоится у вас на спине, а другая обнимает за плечи, придавая вам сил?

Вечером она звонила Кристеру, чтобы поделиться с ним своим беспокойством, но толку от бывшего мужа было мало. Он выпил и вел себя как трус и глупец. «Твой сын серьезно болен, ты понимаешь?» Кристер тут же распустил нюни и превратился в маленького мальчика, которого ей пришлось утешать, заверив, что все снова будет хорошо. Он никогда не повзрослеет. Теперь, когда ей особенно нужна его помощь, он даже не в состоянии присмотреть за Линдой.

Темноту прорезал свет фар — по направлению к старой лечебнице двигался автомобиль. Когда он подъезжал к корпусу, к которому чуть ранее быстрым шагом прошел Юнатан, Мария разглядела в свете фонаря, что это машина «скорой помощи» — мигалка и сирены выключены. Двое человек в костюмах, похожих на скафандры, зашли в здание и спустя пару минут вышли обратно на улицу с носилками, на которых кто-то лежал. Рядом шагал Юнатан, держа капельницу. После того как «скорая» умчалась, доктор медленно побрел через двор, повесив голову. Его фигура выглядела такой одинокой на фоне пустынного двора. Марии хотелось, чтобы он поднял глаза и увидел ее в окне, понял, что она думает о нем. Если ему вообще есть до этого дело.

Постепенно приближался рассвет. Уже в два ночи небо начало светлеть. Тревога лишила Марию сна. Пальцы занемели, и она судорожно сжимала и разжимала ладони, ледяные от холода. Ее мутило от непрекращающейся головной боли. Боже милостивый, пусть Эмиль поправится! Все остальное уже не так важно. Если мы с детьми выберемся из этого кошмара, обещаю, я стану лучшей матерью. Я стану больше времени проводить дома, не буду ругать их по пустякам и больше никогда… А что, если эпидемия со всей силой обрушится на остров? Сколько людей заболеет? Скольким из них удастся справиться с вирусом? Как тогда ходить на работу или в магазин — ведь большое скопление народу представляет опасность. Если все продавцы заболеют, в магазинах будут ужасные очереди. А как справиться с наплывом заболевших? Что делать с трупами умерших? Кто позаботится о стариках, оставшихся в домах престарелых? Персонал либо сам угодит в больницу, либо останется дома ухаживать за родственниками. Детей нельзя будет отправить в садик и школу. Даже на автобусе проехаться и то будет страшно, ведь все дышат одним и тем же воздухом и сидят совсем рядом. То же касается концертов и спортивных соревнований. А если вирус все-таки проникнет на материк и захватит Швецию, а затем и остальную Европу, что тогда? Ведь страна давно перестала производить продукты питания и полностью зависит от импорта. Что, если нарушится транспортное сообщение? Не зря Арвидсон всегда говорит, что не деньги надо откладывать себе на пенсию, а завести парочку кур, грядку картофеля, обзавестись добротной печью и колодцем с чистой водой прямо у дома. Насчет кур — это вряд ли, но доля истины в рассуждениях коллеги явно имеется. Мария присела на краешек кровати рядом с Эмилем и прижалась лбом к его спине. Лишь бы ты поправился, радость моя, все остальное не важно.