Сельский пастух в поисках лучшей жизни уехал в город, и стадо осталось без глазу. Голов немного, всего около сорока, а все ж кому-то надо водить. Тогда решили смотреть по очереди: сегодня один двор, завтра другой. Сказано — сделано. Напросился Вовка с отцом стадо пасти. Ему маленькому это дело представлялось совсем простым — коровы гуляют, и ты знай себе гуляй, травинки жуй. Красота. А меж тем взрослая это работа, почетная, ответственная. И чувствовал себя Вовка накануне важным. Подняться пришлось рано-рано. Сонный Вовка уже натягивал сапоги, когда за окнами послышались несмелые голоса первых петухов.
Мать собрала своим мужикам в дорогу «тормозок»: буханку тёмного хлеба, пару шипастых огурцов, по три помидора, да по белому крупному яйцу. Вовкин отец набрал в свою флягу холодного квасу.
За калиткой встречало улыбчивое утреннее солнце. Казалось — всё по плечу! Метёлки костреца и пырея сонно клонились под тяжестью капель росы. Кое-где уже гуляли куры, забавно встряхивая мокрые лапы. Собирать стадо стали с края села. Подходишь к дому, а тебе навстречу из ворот уже выплывает чёрно-белый рогатый корабль. Он плавно «ловит попутный ветер», выходит на большую дорогу и плывёт себе, плывёт, обмахиваясь хвостом-кисточкой…
Вовке и правда стадо представлялось флотом. Корабли-коровы движутся из залива в открытое зелёное море луга, а он, Вовка, как могучий ветер, направляет их. Отобьётся один такой корабль, побредёт своевольно к острову лилового клевера в стороне, а Вовка-ветер летит, ударами кнута по земле грозит, возвращает.
До одиннадцати часов держалась роса. Холодная, крупная. Отцу что? А Вовка по колено брюки вымочил, озяб. Но ничего не сказал, зубы стиснул. Взрослые на такое не жалуются. К обеду спустились к реке. Коровы медленно подходили к воде, чтобы напиться, их копытца плавно тонули в тёмном речном иле. Пили и ложились в траву отдыхать.
Вовка с отцом тоже решили присесть. Разложили поверх земляничных листьев полотенце, достали еду, флягу с квасом. Ох и хорошо! Холодная помидорка прямо тает во рту, брызжет на руки розовым соком, огурчик хрустит; яичная скорлупа матово блестит на земле. За трапезой наблюдает десяток огромных глаз-картофелин, с угольно-чёрным зрачком, с густыми ресницами. Чёрно-белые коровьи головы вертятся, челюсти трутся друг о друга: съеденную с утра траву мнут. А над ушами формы семечек кружит мошкара. Уши дрожат, из стороны в сторону дёргаются.
Разморило Вовку на полуденном солнце, сладкий запах одуванчиков опьянил его. И не хочется больше ни в ветер, ни в пастуха играть. Домой бы. Да только рабочий день долгий, нельзя уйти.
От реки флот поплыл к ближайшему лугу. Напротив луга — пшеничное поле. И так блестит пшеница, манит, что каждой корове хочется её попробовать. Только знай отгоняй, чтобы не потоптали.
К шести часам вернулись в село. И казалось Вовке, что не день, а год он пас стадо, — каждой корове в глаза смотрел, каждую по пятнам отличит: вот Зорька с белой «подковой» на боку, вот Сентябрь с чёрной головой, вон Машка, а вот и Мурка. С радостью разводил Вовка корабли по родным гаваням, прихлопывал по спине на прощание.
И только дома, повалившись на лавку, почувствовал, как гудят ноги. Не свои будто. Набегался. Жаль, собак не взяли с собой, проще было бы. Интересная взрослая работа, но, ох, не лёгкая. Хорошо, что Вовке ещё до неё далеко, хорошо, что он ещё маленький.
2018