Чужие миры

Глава тринадцатая

Могучее дерево, оплетенное тяжелыми железными цепями, вздрагивало, словно его рубило невидимое лезвие, глубоко вгрызаясь в живую плоть Роуна. Цепи неохотно соскальзывали с молодых гибких ветвей. Выкованные очень умелым кузнецом при участии самого Мира, они практически стали с деревом единым целым, поэтому ветви с жалобным треском ломались, сбрасывая свою ношу к основанию дуба. Тяжелая крона еще гордо простиралась над тайной поляной, роняя на землю густую тень. Она также была сплошь оплетена массивными звеньями, сливающимися с бурой корой дерева. Цепи лежали здесь слишком давно, сдерживая напор, но на этот раз пришел и их час поражения. Они тяжело срывались вниз, падая с глухим зловещим звоном, и свивались в ржавые кольца, медленно уходя под землю. Скрюченные старые корни все настойчивее тревожили почву, выбираясь наружу, и земля, изрытая на сотни мыль вокруг, трепетала в преддверии беды…

– Скажи мне, Тиэл, что происходит? – тихо попросил Шериан. – Ты ведь знаешь, правда? Я вижу это по твоим глазам.

– Происходит такое, во что лучше не вмешиваться, – сухо произнес тот.

– Нет, ты ответь, – настаивал Шериан. – Мне кажется, я имею право знать. Не хочу, чтобы повторилась история, подобная роунской. И с тем же результатом.

– А чем он был плох? – удивился Тиэл. – Князь и большая часть дружины живы, здоровы, колдун мертв. Я же говорил, что все образуется и без тебя, но ты как всегда не поверил.

– Погибли люди, – едва сдерживая раздражение, произнес его сын. – Не один и не два. Неужели это для тебя ничего не значит?!

– Кем они были мне, чтобы я о них жалел? – спросил в ответ Тиэл. – Да и кто они, по сути, тебе?

– Друзья. Люди, которые не бросили меня в трудную минуту, не оттолкнули, не возненавидели. – Шериан смертельно побледнел, синие глаза вызывающе сверкнули. – Как ты не понимаешь?! Я всегда был одиночкой и теперь, едва обретя настоящих друзей, теряю их одного за другим, чтобы вновь окунуться в эту чертову волчью жизнь! Это так трудно, Тиэл, и так обидно. Может, тебе здесь все чужое, но ко мне это не относится. Я останусь в Роуне и буду до тех пор, пока я им нужен.

– Не обижайся, – мягко ответил Тиэл, – но это не ты им, а они тебе нужны. Ты устал странствовать один, в тебе проснулось желание увидеть рядом хоть кого-то, кому ты мог бы верить, с кем говорить, делиться. Если для тебя это так важно, оставайся, но когда-нибудь придет время и ты уйдешь отсюда сам. Не потому, что так хочу я, а потому, что так захочешь ты. Ты сам.

– Возможно, это и случится, – упрямо мотнул головой Шериан, – но еще нескоро. Слишком много осталось незаконченных дел.

– Ничего, – Тиэл ободряюще улыбнулся, – я подожду. И раз уж ты решил поселиться не бог весть где, то уж сделай милость, береги себя и хорошенько просчитывай все ходы, как можно меньше полагаясь на других. Хорошо?

– Хорошо, – согласно кивнул тот.

– Ну и чудно, – подытожил Тиэл. – Теперь я за тебя спокоен… Хотя бы на время. Но если что-то пойдет не так и тебе вдруг понадобится помощь, позови. Своему сыну я помогу всегда. И всеми возможными способами.

– Вплоть до вытягивания в свой мир, – криво усмехнувшись, добавил Шериан. – Приму к сведению.

Тиэл кивнул и стал медленно расплываться в воздухе, неохотно покидая Роун. Его синие глаза смотрели строго и чуть тревожно, пока не померкли совсем. Резко повернувшись, Шериан пошагал назад, отмечая про себя упорное наступление чужой природы на границе мира. Ответ был уже ясен, просто говорить о нем вслух пока не стоило, слишком сильно все походило на древний ужас, сохранившийся разве что в памяти дряхлых стариков. Роун воссоединялся, сдвигая воедино не только бескрайние просторы, но и судьбы людей, а это таило в себе много опасностей. Два разных устоя, несколько князей, равных по силе и власти, совершенно различные уклады жизни – разве такое возможно представить себе наяву? Нет, даже в мыслях никак не выходит. Там Свет и Тьма – здесь колдуны, там множество защитников – здесь таковых нет и люди верят только в живую сущность Роуна. Страшный сон, не иначе.

Пройдя кованые ворота Шериан окинул удивленным взглядом толпу людей. Княжеский двор, в утренние часы тихий и пустынный, был забит до отказа. Горстка мрачных дружинников окружила чье-то тело, остальные, коротко переглянувшись, отодвинулись. Шериан протолкался сквозь толпу и застыл. На земле лежал Титамир с закрытыми глазами и глубокими ранами на теле. Рядом на коленях стоял Владий, низко опустив голову, оглушенный еще одной внезапной смертью. Хват крепко сжимал поникшие плечи воина и просто молчал. Увидев Шериана, едва заметно кивнул, подзывая ближе. Склоненная голова Владия дрогнула и поднялась, с посеревшего лица на Шериана смотрели глубоко запавшие, неестественно блестящие глаза. В их глубине плескался океан безмерной тоски и смертельной усталости.

Шериан положил руку на плечо дружиннику, жестом выказывая сожаление. Владий, поддерживаемый с двух сторон, поднялся, последний раз заглянув в лицо Титамиру. Шериан нахмурился – застывшие черты воина сохранили отголосок тревоги и горечи, словно он хотел и не успел сделать что-то очень важное, а что, оставалось теперь только догадываться.

– Ты не один, Владий, – вполголоса произнес Шериан. – Помни об этом.

– Да, не один, – эхом повторили Хват, Регвой и Витко, с жалостью глядя на понурого дружинника. – И не волнуйся, мы найдем убийцу и отомстим так страшно, что ночной Власк содрогнется.

Владий печально качнул головой.

– Я видел его вчера. – И поднял руку, упреждая вопросы. – Сидел в корчме, напился до потери сознания, но перед тем, как совсем свалиться, увидел кого-то с мечом Титамира. И голос слышал, а больше ничего. Память как отрубило. Помню только, что высок вроде был, волосы светлые, кудрявые, а от лица ничего не осталось, ничего…

– По мечу и найдем, – спокойно ответил Шериан. – Если наш грабитель решил, что его трудно заметить, то он сильно ошибается. Такие мечи, я слышал, иногда даже сами мстят за убийство хозяина, так что кто знает, что произойдет. Одно ясно – счастья ему от этого не видать.

Природа на границе стремительно сливалась и несмотря на громадное расстояние, открывалась всем. Люди с ужасом понимали, что теперь не только видят, но и разбирают слова за прозрачной стеной. Расширенные взгляды находили друг друга и тонули в одинаковой растерянности и уже начавшей подниматься из глубины души тихой неясной враждебности к тем, кто ломает привычное, такое устоявшееся, родное…

В этот тревожный день ворота Власка пропустили в город троих богато одетых людей с застывшими лицами и усталыми глазами. Они ехали вроде рядом, но в тоже время врозь, окруженные несколькими десятками лучших воинов. Это были хозяева земель, прилегающих к владениям князя Родомира. Народ молча расступался перед ними. Головы поворачивались вслед всадникам и в глазах проступала странная мольба, смешанная с тусклой надеждой…

Пиршественный зал был наполнен чуждой тишиной, здесь давно уже не звучало веселых песен и этот день не стал исключением. Сосредоточенные лица, обращенные к четырем князям, хранили суровое выражение, а общее молчание сделало и без того невыносимую тишину зловещей.

– Отаринор, Вирном, Славень, – громко произнес Родомир. – Мы никогда не были друзьями, как не были и врагами. Я хотел бы, чтобы сейчас наши прошлые разногласия забылись. Не мне напоминать вам, что с общей бедой лучше справляться сообща. Недаром говорят, что один в поле не воин, как бы силен и отважен он ни был. Ни для кого не секрет, что скоро мы перестанем видеть Роун таким, каким привыкли. Нам предстоит встретиться с новым, доселе незнакомым миром, другими людьми и их князем. Неизвестно, как поведут себя они, но как держаться нам нужно решать сейчас. И времени на это осталось очень мало. Думаю, вы согласитесь, что если один из нас проявит враждебность, то это неминуемо отразится на остальных. Поэтому, если объявлять им войну, то вместе, нет – тоже вместе. – Родомир замолчал, ожидая ответа.

Заговорил Вирном, дерзкий молодой князь сильного Круглоозерского княжества, и в его голосе впервые слышалась несвойственная ему сдержанность.

– Хотя мы и не особо ладим, Родомир, но на этот раз ты прав. Я за мир, по крайней мере в начале, а там посмотрим. Незачем настраивать против себя князя, чьи силы мы не можем оценить в полной мере.

– Э как заговорил, – искоса глянул на него Отаринор, державший в стальной узде Темгород. – Не у тебя ли в почете смелые набеги, а тут нате вам, поджал хвост. С чего бы это?! Есть особый план?

– Твоя подозрительность кого угодно сведет с ума, – досадливо произнес Славень. – Сейчас не время для новых ссор. Я словам Вирнома верю. За мир.

– Да ты, Славень, вечно за мир, – неприязненно проворчал Отаринор. – Лишь бы носа за ограду не казать. А что до Вирнома, так вы с ним завзятые дружки, коли один что задумает, другой поддержит. Обоим вам у меня веры нет.

– Сам-то ты за что? – спокойно осведомился Родомир. – Глаза другим колоть каждый умеет, а вот свое мнение высказать…

– За войну, – буркнул тот. – Не по годам мне перед чужим князем заискивать, мир предлагать. Такому руку протяни, голову откусит.

В предчувствии назревающего раскола дружинники князя стиснули оружие и напряглись, изготовившись к обороне. В долгу не остался никто и по всему залу разнесся ответный звон железа.

– Значит, ты в меньшинстве! – повысив голос, подытожил Вирном. – Подсчитаем: я за мир – раз, Славень – два, Родомир – три, а против – ты один. Так что сила на нашей стороне.

– Я, может, и один, да… – запальчиво начал Отаринор, но Родомир вскинул ладонь, призывая к тишине.

– Так не пойдет, – тихо произнес он и холодным взглядом окинул собравшихся. – Мы здесь не резню устраивать собрались, так что прикажите своим людям убрать оружие, – жестко предложил Родомир. Его взгляд встретился с глазами Регвоя и князь едва заметно кивнул, довольный тем, что ни один из его воинов не поддался вспыхнувшей ярости.

Охрана с заметным усилием разжала побелевшие от напряжения пальцы, но на жестких лицах ясно читалась непокорность. Они сделали это лишь для вида, отлично понимая, что дотянуться до оружия всегда успеют, пусть даже вопреки воле Родомира.

Бледный от еле сдерживаемого гнева Отаринор упрямо смотрел в глаза Вирному.

– Я за войну, – прозвучали твердые слова, – и менять свое мнение не собираюсь. – Он повернулся, чтобы покинуть зал.

– Отаринор, – окликнул его Славень. – Ты думаешь сейчас только о себе. Это ли к лицу истинному князю? – Тот вздрогнул и замер на полпути. – Ты должен думать в первую очередь не о себе, а о людях, что провожали тебя с надеждой в глазах, – Славень запнулся, поняв, что слегка перегнул палку. Свой резкий нрав Отаринор никогда особо не скрывал, так что провожали его скорей всего не с надеждой, а с опаской. – Ну хотя бы верили, что на этот раз ты примешь разумное решение. Подумай об этом, Отаринор.

– И меня извини, – подал голос Вирном. – Погорячился слегка, с кем не бывает. Родомир ведь действительно прав. Что мы без тебя – горстка воинов, не знающих, с какой стороны ждать удара. Зато вместе – мы сила. – Уж он-то хорошо знал, когда не помешает немного сладкой лести.

Князь Темгорода медленно повернулся, словно борясь с самим собой. Пусть гордость кричала, что нужно уйти, настоять на своем, но разум твердил иное, более правое. И он остался.

– Что ж, за мир, – глухо бросил Отаринор, на чем свет стоит браня себя за слабость. Видимо, он произнес это вслух, раз в глазах Родомира мелькнуло понимание.

– Это не слабость, – склонив голову, негромко проговорил он.- Это здравый смысл.

– За мир! – крикнул Родомир и его призыв подхватили десятки воинов.

Они хорошо понимали, что грядут нелегкие времена, а готовясь к встрече с бедой, лучше наперед знать, что бывший соратник не ударит тебя в спину.

Глаза Владия просветлели, по губам скользнула быстрая, еще неуверенная улыбка, первая за последние недели.

"За мир, – тихо шепнул он, – в память о нашей дружбе. Миробой, Титамир, где бы вы ни были, я знаю, что вы со мной".

– И мы тоже, – мысленно добавил Шериан.

Дружно взметнулись кубки с чуть терпким вином, на суровых лицах воинов читалось облегчение. Родомир незаметно переглянулся с Вирномом и чуть наклонил голову, поздравляя с самой важной победой, без которой воссоединение Роуна действительно бы оказалось непосильной задачей для них всех.

Веалон сбросил дрему и ощерился яркими огнями на глубокую ночь.

– Я приказал воинам быть наготове, – на ходу бросил Довиан, с явным усилием разжимая стиснутые челюсти. Его пальцы чуть подрагивали на рукояти меча, готовые в любую секунду вцепиться в нее мертвой хваткой. Замерев на пороге, он уставился невидящим взглядом в черное небо. – Неизвестно еще с какими намерениями они ступят на нашу землю. Да и люди ли это будут?!

– Люди, – холодно ответил Раошен, бросая осторожный взгляд на князя. Постоянная готовность Довиана проливать кровь его несколько раздражала. – Причем также не знающие, чего можно ожидать от нас. Но волноваться не стоит, – он едва заметно усмехнулся, – вряд ли захват входит в их намерения. Скорее всего те земли не уступают твоим, скорее даже наоборот. Иначе почему уходят от нас к ним, а не наоборот.

– Это еще надо доказать, – бешено повернулся к белому магу князь и его лицо потемнело от гнева.

– И доказывать нечего, – спокойно ответил тот, не сделав ни шага назад. – Я говорил со знающими людьми и даже кое-что видел. Или ты подвергаешь сомнению и мои слова? – Взгляд Раошена смог бы остудить разбуженный вулкан, но на князя не подействовал, даже более того – Довиан его попросту не заметил.

– С ними желаю говорить я, – заявил князь. – Завтра же.

– Это невозможно, – меланхолично качнул головой маг. Некстати мелькнула мысль, что Довиан становится опасным. Слишком. – Ты им чужд, а они люди гордые, замкнутые, у них свой круг, в который едва вхож я, что уж тут говорить о тебе, княже, – в прохладном голосе мелькнула столь редкая издевка.

Довиан яростно сверкнул глазами, но рта не раскрыл, лишь кожа вокруг губ напряглась, став беловатой.

– Встречая тех людей оружием, – спокойно продолжал тем временем Раошен, – бойся, как бы они не ответили тем же. Но я предлагаю другой путь – мирный. Поверь, князь, воссоединение Роуна тягостно для всех. Так зачем же усугублять, когда есть другие способы.

Довиан презрительно скривил губы.

– Нет, мы встретим их с оружием в руках. Я не желаю понапрасну терять людей. – Резко развернувшись, так, что плащ хлестнул белого мага, он устремился к темным очертаниям дворца. Раошен проводил князя тяжелым взглядом, на лице его застыло непримиримое выражение.

В этот момент где-то далеко лопнуло последнее звено тяжелых цепей и высокое дерево рухнуло на землю, рассыпавшись в труху. Стройная темноглазая девушка медленно прошлась по холму, укоризненно качая головой. Носок кожаного сапожка осторожно тронул поверженного великана, и с тонких пальцев заструился ярко-зеленый живительный свет, похожий на сок молодой травы. К протянутым ладоням из земли устремились новые молодые побеги, нежные, опушенные крохотными листочками. Девушка грустно улыбнулась, лаская тонкую кору, и расплылась прозрачной дымкой.

Это был странный в своем видении день. С утра двоящееся светило медленно и неотвратно следовало к единой точке, воссоединяя две половины: одну яркую, распространяющую теплый шелковистый свет и вторую – туманную, выпускающую последние перед длинной зимой сероватые лучи.

Пустыри и мертвые леса на границе пролегали широкой черной полосой. Далеко за ними виднелись брошенные фермы, мельницы. Немногочисленные ручейки сельских жителей, державшихся до последнего, были уже у ворот Власка. Все они стремились оказаться за высокими стенами, обещающими хоть какую-то защиту.

Сквозь далекое пространство разведчикам Довиана виднелись чужие земли, очерченные белой полосой, и тяжелые врата, накрепко захлопнувшиеся за спиной последнего переселенца. Пока еще они не знали, что это владениям Родомира посчастливилось оказаться ближе остальных к границе. И что князья именно его признали старшим меж собой, доверив самое трудное – переговоры.

Но сначала нужно было выждать.

Солнце воссоединилось, показавшись одним слишком ярким, а другим – блеклым. Его лучи беззаботно озаряли мир, но тепло, падающее на крыши дворца Довиана и его земли, отличались от тех, что ласкали стены Власка и соседних княжеств, словно в одном светиле все еще жили два. И заботилось каждое только о своем Роуне.

Мир вновь стал единым и ворота Власка распахнулись, предлагая мир.