Чужой

В поисках пленного француза (вместо предисловия)

Я приехал в Париж, по следам французского капрала Гулибефа де Блоквилла, некогда бывшего в плену у туркмен. Первая моя встреча произошла в отеле «Винон», с Лили Дени, переводчицей русской классики, в частности, произведении В. Распутина и Ч. Айтматова. После долгих приветствий, эта бывалая женщина сказала мне: «В вашей повести хватит материала написать о Блоквилле целый роман». И вправду, слова этой сведущей в литературе женщины не были лишены смысла. Ибо я по своему опыту уж знаю — сколько материалов не набирай, не всегда удается написать что-либо удачное. Но все же, прибыв на родину Блоквилля, не хотелось возвращаться с пустыми руками.

В течение шести дней я осмотрел все парижские улицы, музеи и кладбища, хоть чем-нибудь связанные с историей конца XIX века. Надеялся встретить хотя бы имя Блоквилля на надгробных камнях. Даже перерыв каталоги библиотеки Сорбонны с многотысячными изданиями, мы не нашли ни единой информации о нем. Тщетно!

Мы даже начали думать, что Блоквилл в какой-то степени мог быть и художником, ведь имелись у нас несколько образцов когда-то оставленных им рисунков. Посему я обошел всю святая святых французских художников — Монмартр. Казалось, среди этих людей, обряженных каждый по требованию собственной эпохи, откуда-то вдруг выглянет и художник Блоквилл с карандашом в руке. Тем не менее, до последнего дня своего визита в этот замечательный город я не нашел ни единой информации.

В Москве, когда я собирался вылетать, один русский писатель попросил меня передать письмо одной парижской профессорше. Свои намерения выполнить не удалось, дай, думаю, выполню хотя бы чужую просьбу, и звоню ей домой. Она сказала, что сможет встретиться в метро, но если бы я прямиком пришел к ней домой, то угостила бы меня и чашечкой чаю. Незнакомый с домашней жизнью парижанок, я согласился на последнее предложение.

Элен Анри была женщиной средних лет (бальзаковского возраста?). Ее муж — американский психолог. Элен ведет в Сорбонне курсы по русской литературе. Удивительно, как она хорошо знала русскую классическую и советскую литературу. Я подарил ей свой однотомник, выпущенный в издательстве «Известия».

После непринужденного разговора за чаем, я рассказал ей о цели своего визита в Париж и о том, что на завтрашнее утро должен возвращаться в Москву ни с чем. Перелистывая страницы подаренной мною книги, она заметила, что русские неправильно пишут имя моего героя, а точнее, вместо «Гулибефа Блоквилля» должно быть «Кулибеф Блоковил». К тому же, она посоветовала мне обратиться к Ван Регемортеру, французскому историку, хорошо знавшему русский язык, который, возможно, поможет мне распутать этот клубок. Внезапно она взяла в руки один из толстенных телефонных справочников, лежавший рядом.

— В этом огромной справочнике оказалась лишь одна фамилия Блоковил — сказала она. — Может он потомок твоего героя?

— Вряд ли выпадет такое счастье — сказал я с недоверием.

Номер, в который позвонила Элен, вначале была занята, затем никто не ответил. Короче, договорившись вечером созвониться, мы попрощались.

Когда я сидел в гостинице, не чаяв на такую неожиданную развязку, зазвонил телефон. Это была Элен… Ее радость не вмещалась в телефонные провода.

— Он самый. Тот человек, что я нашла в справочнике, оказался близким родственником Блоквилля…

Мы с Элен условились встретиться через час.

Шестнадцатый округ. Здесь живут самые богатые парижане и аристократы. 14-ый дом, улица Эрланжель. Когда мы подошли к двери того дома, часы показывали без четырех минут восемнадцать. С нетерпением спешу увидеть родственника Блоквилля, кажется, что он убежит с черного входа, исчезнет, если мигом не ворвусь к нему. Поэтому меня на мгновение озадачило, когда Элен остановилась у двери.

— У нас не стучатся в дверь раньше назначенного времени. Особенно в этом аристократическом районе. Кто знает, может у человека есть минутные дела. Мы можем поставить его в неудобное положение.

Я вспомнил, как мы теряем ни минуты, а целые часы времени на пустые разговоры и болтовни, когда у нас полным-полно неоконченных, важных дел. В экономии времени, даже каждой минуты, парижане, особенно люди творческие, меня просто ошарашили. Уже Лили Дени, при встрече в «Виноне», сказав, что перегружена до последнего часа 15-го числа, поразила меня, показав свою записную книжку, где отмечала все планы от минуты до минуты. А я должен был возвратиться к 9-ому. «Если бы сообщил за неделю до приезда, я внесла бы тебя в планы».

Черт возьми! Хорошая привычка, если сладить…

— Откуда вы «выкрали» эти десять минут, что тратите на меня? — спросил я у Лили.

— Урезала из двух с половиной часов, что каждый день отвожу на библиотеку — ответила эта дама без тени иронии, спеша назад к своей машине.

Еще раз «Черт!». Человеку, не знающему цену времени, мои слова могут показаться неправдой или смешной, но попав к парижским литераторам, нетрудно увериться в том, что человек может добиться невиданных высот, если будет дорожить каждой отведенной жизнью минутой. Быть может, эти до невероятия большие для одного человека количества томов таких писателей, как Бальзак, Гюго, Золя, Мопассан и есть результат подобного хранения времени.

После всех этих мыслей, то, что профессор Сорбонны терял свое драгоценное время, таская за собой по всему Парижу малознакомого человека из СССР — это было для меня большим одолжением.

Словом, Элен, успевшая за эти прошедшие три-четыре часа ознакомиться с моей повестью, тоже заразилась моими поисками. Она больше меня радовалась предстоящей встрече.

— Какая удивительная будет встреча! Историческая встреча! — шептала она. — Сейчас мы стоим на пороге истории…

В тот же момент двери «истории» распахнулись перед нами. Я посмотрел на время. Изумительно…

Седой человек крепкого телосложения, высокий, но чуть сутулившийся от бремени старости, представился: Жак Блоковилл, бывший работник ЮНЕСКО, восьмидесятитрехлетний дипломат в отставке, теперь на пенсии. Для своего возраста он хорошо сохранился.

Сидим в просторном кабинете, потолок которого, казалось, опирался не на стены, а на книжные колонны вокруг. Обладавший ясным, проницательным умом, несмотря на возраст, весьма образованный Жак Блоковилл оказывается немало знал и про Туркменистан. Он знал даже длину первого прокладывания Каракумского канала, знал даже имя инженера, создавшего проект (этого, честно говоря, я и сам не знал). Он говорил про курорт в Байрамалы, говорил про маленький театр в том городе, построенный по велению императора Николая по образцу Большого театра в Москве (чтоб семье его не было скучно при приезде в Байрамалы). Я признался, что ничего об этом не знаю.

Жак Блоквил, почти не переставая рассказывать, достает из полки книгу со старой обложкой и ставит его на стол. Элен с трепетом начала переводить его слова.

…Со сгорания архивов, библиотек, это, возможно, единственный экземляр книги, изданной в XIX веке. Конкретнее, в 1866-м. Книга, которую сам Кулибеф держал в руках…

Это было первое издание книги-дневника Блоквилля «14-ти месячный плен у туркмен». На фронтисписе портрет высокого, худощавого человека с густой черной бородой, одетый в восточную военную форму.

— Это портрет родного брата моего деда, Кулибефа, — рассказывает Жак Блоковилл. — Его полное имя Жорж Анри Кулибеф де Блоковил. Родился в Нормандии, 1832-м году, умер в 1903-м, в Париже… (Эта информация была мне необходима!)

Сидим, переворачивая страницы 124-хлетней книги. Между текстами встречается множество рисунков. Середина позапрошлого века. Туркменские женщины обивают кошму. Украшают новую кибитку. Еще в одном рисунке загружают верблюд. Люди собираясь, слушают бахши. Идет свадьба, с больших казанов поднимается густой пар… Не только текст, но и рисунки сообщают о многом из давних времен…

Отвечая на вопросы, которые я составил еще до приезда в Москве, старик рассказывает, что его родственник был только военным и рисовать не умел, а все рисунки в дневниках выполнил его знакомый художник, по его рассказам и описаниям. Тоже важная информация…

— Если гость обязуется вернуть в целости и сохранности, я смог бы дать ему книгу на пару месяцев — переводит Элен слова старика.

Если я заберу с собой книгу, которую старик хранит как сокровенную драгоценность, а затем отправлю по почте, и она каким-то образом пропадет, что обо мне подумает этот добрый человек… Эти мысли заставили меня отказаться от его предложения.

В моей тетради имелось 26 вопросов о Блоквилле, о его жизни, времени, о политике. Жак Блоковилл, сам уже древний, как история, дал мне ответы, которые никто и никогда не смог бы мне дать…

Я — автор, которому улыбнулась сама судьба, «вышел с истории», как говорила Элен, и, дыша полной грудью, легкой стопой направился домой по старым улицам Парижа.

Декабрь, 1991 г. Париж