В ожидании ответа Никита не сводил с меня тяжёлого взгляда. А я, недоумевающе смотря на него, не доумевала, почему должна оправдываться.
— Не понимаю, о чём ты говоришь, — нахмурившись, сняла сапоги. — И, если честно, не горю желанием в этом разбираться. Я слишком устала…
— Дурочку из себя не строй, — подойдя ближе, Никита одной рукой взял букет. — Цветочки кто подарил?!
— Давид, — вздохнув, ответила я.
— А домой тебя кто привёз? — он многозначительно поднял правую бровь.
— Олег, — не стала лукавить я.
— И после этого ты утверждаешь, что не понимаешь, о чём я говорю? — злобно усмехнувшись, Никита кинул цветы обратно на тумбу. — Видимо, тебе очень нравится пудрить мозги моим друзьям. Что, в твоей деревне такого внимания не было? — наклонившись, Романов шёпотом добавил: — А спать с ними тоже вместе будешь? Думаю, у тебя ещё не было такого увлекательного опыта.
Со скрипом сжав зубы, я отвесила Никите хлёсткую пощёчину. Повернув голову вправо, Романов застыл. Обида, раздражение и разочарование смешались в горький ком боли, который медленно разрастался в душе.
— Ты кто?! — еле сдерживая слёзы, воскликнула я. — Отец, брат или, может, мой парень?! — Никита молчал, не решаясь посмотреть на меня. — Никто, Романов! Ты мне ник-то! — сжала кулачки. — Никогда больше не смей вмешиваться в мою личную жизнь! Захочу и буду спать с Давидом, захочу с Олегом, а, возможно, и половину города переберу! Только тебя это касаться точно не будет,
Я не могла больше находиться рядом с Никитой. Шумно вздохнув, я обогнула замершего парня и направилась в свою комнату… Но Романов не позволил уйти — догнав меня на лестнице, он схватился за запястье.
— А что, если я тоже хочу твоего внимания? — прошипел Никита. — Раз смогла разглядеть нечто стоящее в моих друзьях, может, и во мне что-то найдёшь…
Я хотела вырваться, но Романов крепко меня держал. Теперь, когда Никита был ближе, я ощутила исходящий от него запах алкоголя.
— Ты пил? — поморщившись, спросила я.
— Какая разница?! — шаг за шагом он подталкивал меня наверх. — Любаша, неужели я тебе не нравлюсь?
— Нет! — чуть не упав на последней ступени, резко ответила я. — Давай, поговорим об этом, когда ты протрезвеешь…
— Какие мы нежные, — прижав меня к стене, оскалился Никита. — Интересно, твои губы такие же острые, как и язык? — изучающим взглядом он метался по лицу. — Наверное, стоит спросить об этом парней… Кого-то из них ты явно осчастливила поцелуем. Наверное, Давида — зря он, что ли, букет притащил…
Не выдержав нового оскорбления, я, не раздумывая, отвесила Романову хлёсткую пощёчину. Из-за пронзившей щёку жгучей боли Никита на секунду отпустил моё запястье. Но даже этого времени мне хватило, чтобы суметь оттолкнуть мерзавца.
— Пошёл ты к чёрту! — прошипела, ринувшись в свою комнату.
К счастью, Никита не спешил меня догонять.
Оказавшись в убежище, я заперла дверь и тихо сползла по ней на пол. Ладонь невыносимо горела, но я не обращала на это внимания: медленно разрастающееся под рёбрами тягостное разочарование успешно заглушало физическую боль.
После случившегося я не могла оставаться в этом доме ни минуты. Достав из кармана толстовки телефон, я набрала наизусть выученный номер. В динамике слышались долгие гудки, говорящие о том, что абонент не желает отвечать на мой звонок… Потеряв всякую надежду на разговор, я уже хотела отключиться, как услышала родной голос:
— Здравствуй, солнышко моё. Как у тебя дела?
— Всё хорошо, — от невыносимой тоски по папе по неси покатились слёзы. — Соскучилась очень, вот и звоню. Как вы там?
— В порядке. Тоже безумно скучаем по тебе, крошка, — я не видела, но чувствовала, как папа улыбается. — Не хочешь на новогодние каникулы приехать?
— Обязательно, — от гнетущей тоски прислонилась затылком к двери и закрыла глаза. — Папуль…
— Что?
— Прости, что спрашиваю об этом сейчас. Но… Ты позволишь мне переехать в съёмную квартиру? — чтобы не остановиться, протараторила я. — Я готова сама её оплачивать… Только разреши!
В динамике повисла гробовая тишина. Даже не видя папу, я представляла его недовольное выражение лица: густые седые брови свелись на переносице, губы вытянулись в тонкую линию, а желваке на небритых щеках ходили ходуном.
Боже, как же я по нему скучала.
— Мы уже тысячу раз обсуждали этот вопрос, — на выдохе ответил папа. — Мне будет спокойнее, если Коля за тобой присмотрит.
— Тогда я соберу вещи и сама перееду, — бойко воскликнув, я быстро стушевалась и уже шёпотом добавила: — Без твоего согласия.
— Люба! — от оглушительного крика мне пришлось убрать от уха телефон. — Только попробуй пойти поперёк моей воли… Если ослушаешься, я не поленюсь и приеду к тебе. Хочешь домой вернуться?
— Нет, — обречённо ответила я.
— Вот и прекрасно, — более мягко произнёс папа. — Сейчас я не могу разрешить тебе жить одной… Но! — он сделал многозначительную паузу. — Обещаю в скором времени об этом подумать. Подождёшь немного?
— Хорошо, — поджав губы, натянуто улыбнулась. — Спасибо, пап.
После окончания нашего разговора я осмелилась выйти в коридор. По музыке, доносившейся из соседней комнаты, стала ясно: Никите не до меня. Поняв это, я, словно мышка, побежала в ванную. Холодная вода должна была отрезвить опечаленные мысли и остудить разбушевавшееся сердце.
Наслаждаясь единением с собой, я снова думала о Романове.
Как вчера я могла жалеть этого мерзавца? Как последняя идиотка, подбадривала его, убеждала, что всё наладится, лишь бы не видеть расстроенного лица. А что сделал он? Правильно, продолжил вести себя, как последний дурак!
Гнев и обида на Романова сменились злостью на саму себя.
Когда я вспоминала его гадкие слова, моё сердце разрывалось на части. Только вот острая боль была вызвана далеко не обидой. Оказалось, Никита, и правда, мне нравился…
Осознание этого безумно раздражало меня, делая нахождение в доме Романовых невыносимым.
Закончив водные процедуры, я медленно оделась. Осторожно выглянув в коридор, я убедилась, что он пуст, после чего быстро убежала в свою комнату.
Защёлкнув замок, я с облегчением выдохнула… Но, повернувшись, поняла, что сделала это зря. Там, рядом с кроватью, сидел Никита.
Пройдясь по мне заинтересованным взглядом, Романов встал со стула, подошёл ближе, а потом, слегка наклонившись, прошептал:
— Ты что, боишься меня? — на его лице появилась лёгкая ухмылка. — Почему? Может, потому, что чувствуешь притяжение между нами…
— Отойди, — сжав зубы, прошипела я. — Сейчас я меньше всего хочу слушать твой пьяный бред.
— Люба-а-аша, — нежно протянув имя, Никита заставил мои коленки дрожать. — Ты такая удивительная, такая невероятная, что я не могу остановиться в своих желаниях…Можно, я прикоснусь к тебе?
Не дожидаясь разрешения, Романов дотронулся до оголённой кожи плеча. Его тёплые пальцы, медленно пробираясь к бёдрам, неспешно исследовали каждый миллиметр покрывшейся мурашками кожи. Эта наглость была настолько приятной, что я на секунду прикрыла от удовольствия глаза.
Но раздавшиеся в коридоре тихие шаги привели меня в чувство и заставили оттолкнуть зарвавшегося мерзавца.
— Больше никогда не смей приближаться ко мне, — впившись презрительным взглядом в самодовольное лицо, процедила я. — Я не твоя игрушка, Романов. И никогда ей не стану.
Сказав это, я ловко открыла замок и выставила незваного гостя за порог.