— Кто бы мог подумать, что у такой хрупкой девушки такая тяжёлая рука? — удивлённо усмехнулся Никита, когда мы поднялись в его квартиру.
— Хрупкой? — горько рассмеялась я. — Прекрати нести чушь! Лучше скорее снимай пальто и иди умывайся… Сейчас весь пол кровью забрызгаешь.
— Слушаюсь и повинуюсь, — зажимая нос бумажной салфеткой, Романов поплёлся в ванную. Правда, дойти до неё так и не смог: остановившись перед дверью, он лукаво посмотрел на меня и сказал: — Может, поможешь?
В этот момент мне захотелось не только снова ударить по наглой физиономии, но и зарядить по голове Никиты чем-то увесистым. Да так, чтобы как в мультике, птички залетали! Как раз рядом на полке стояла статуэтка полуобнажённой девушки.
Ей я и замахнулась…
— Понял, — коротко кивнул Романов. — Удаляюсь…
Когда он скрылся в ванной, я поставила несчастную статуэтку на место и решила осмотреться.
Я хорошо помнила комнату Никиты в родительском доме, поэтому с уверенностью могла сказать, что его вкусы не изменились. В нынешнем логове мерзавца главенствовали всё те же серость и минимализм. Только теперь, вместо фотографий компании Романова, на стенах висели чёрно-белые пейзажи.
Признаться честно, царившая здесь атмосфера угнетала. Неужели Никите никогда не хотелось привнести в свою обыденность красок? Или же такой холодно-унылый образ помогал в соблазнении наивных дурочек?
Я впервые со дня нашей встречи задумалась о личной жизни Романова.
Интересно, после того как я уехала, он снова вернулся к Илоне или всё же расстался с ней и начал разгульную жизнь? В том, что Никита не остался один, я почему-то не сомневалась.
— Не знаешь, как мне в таком виде в офисе появиться? — из размышлений меня вытянул хрипловатый мужской голос.
Когда я повернулась, Никита аккуратно вытирал полотенцем сырое лицо. Его несчастный нос от моего сильного удара не только покраснел, но ещё и напух…
— Сегодня у нас важная встреча, — продолжал сетовать Романов. — Представляю, с каким видом я буду рассказывать инвесторам о преимуществах нового жилого комплекса… Отец точно меня прибьёт.
— Приложи что-нибудь холодное… — несмотря на внутреннюю злость, я чувствовала вину за свою несдержанность. — Может, в морозилке лёд завалялся?
— В морозилке завалялись пельмени, — усмехнувшись, Никита перекинул полотенце через шею. — Но они там валяются настолько давно, что, скорее всего, уже стали частью холодильника.
Только сейчас я поняла, что Романов стоял передо мной полуобнажённый. Конечно, его белоснежная рубашка была испорчена пятнами крови, но неужели нельзя было прикрыться?
— Тогда дверку открой и голову прямо в морозилку засунь, — ощущая, как щёки румянятся от смущения, я спешно отвернулась. — Уверена, отлично поможет…
— Какая ты добрая, — усмехнувшись, Никита тяжело вздохнул. — Неужели совсем меня не жалко?
— Совсем не жалко, — закусив нижнюю губу, пожала плечами я. — Если честно, за такое я бы ещё и добавила…
Я говорила это, но прежней кровожадности уже не испытывала. Страдания Романова слегка остудили мой пыл, поэтому сейчас распускать руки больше не хотелось.
Да и его потрёпанный вид не вызывал ничего, кроме довольной ухмылки. Как же всё-таки отлично я ему зарядила…
— Ты бы лучше думала о том, как скрыть это безобразие, — дотронувшись до носа, Никита со звуков вдохнул воздух уголком губ. — У меня, правда, сегодня важная встреча… Отец дал последний шанс. Если и в этот раз облажаюсь — вылечу из фирмы.
— Ты, правда, думаешь, что меня это волнует? — выразительно выгнув правую бровь, скрестила руки на груди. — Даже если уволит… Без средств к существованию точно не оставит. Так чего переживать?
— Во-первых, мои отношения с отцом не такие радужные, какими себе ты их представляешь. После твоего отъезда многое изменилось… — тяжело вздохнув, Никита отвёл взгляд. — А во-вторых, если бы тебя это не волновало — не потащила бы в квартиру, не стала останавливать кровь и сразу же сбежала, как появилась возможность.
Услышав это, я задумалась: действительно, какого чёрта я вообще здесь находилась? Почему спокойно разговаривала с тем, кто два года назад унизил меня, раздавив гордость? Почему краснела от вида его полуобнажённого тела, если внутри сгорала от обиды и гнева?
От неожиданного осознания своей слабовольности стало противно.
— Я здесь только для того, чтобы успокоить свою совесть, — сквозь зубы процедила я. — В отличие от тебя, у меня не получится изувечить человека, а потом обо всём забыть и жить припеваючи!
Сказав это, я забрала сумочку со стула и уже хотела выйти из квартиры, как в последний момент Никита схватился за моё запястье.
— Да, ты права, — пристально смотря мне в глаза, хрипло сказал он. — Да, я изувечил тебя… Да, поддержав этот идиотский спор, повёл себя, как последний мерзавец. Но… — желваки на его очерченных скулах заходили ходуном. — Я ни на секунду не забывал об этой низости. Ночами спал и мечтал, что смогу снова увидеть тебя… — под прицелом голубых глаз моё глупое сердце забилось чаще. — И будь уверена — точно не жил припеваючи…
В этот момент хватка ослабла, и Никита отпустил мою руку. Несмотря на то что меня больше никто не держал, я не спешила покидать квартиру Романова.
Мы молча стояли посреди коридора, мерили друг друга тяжёлыми взглядами и не знали, что сказать. Моё сердце разрывалось от сомнений: с одной стороны, было противно находиться рядом с Романовым — его присутствие вновь выворачивало душу наизнанку. Но с другой…
Как бы ни было противно это признавать — я скучала. Скучала по его голосу, улыбке, близости… Долгими ночами в Шэньяне сгорала от желания снова увидеться. Всячески душила в себе чувства! Но… Кажется, так и не смогла убить их до конца.
— Меня не волнует, как ты жил, — переборов себя, ответила я. — Меня не тревожат твои чувства… Я лишь хочу, — на секунду замолчала, — чтобы меня больше не трогали, — отведя неуверенный взгляд в сторону, со всей силы сжала кулаки. Да так, что ногти до боли впились в кожу. — В России я пробуду до новогодних праздников… Если у тебя осталась хоть капелька совести, прошу, не приближайся ко мне. Твоя близость… — дыхание перехватило, — … только мучает меня. Давай наконец-то закончим эту историю. Я больше не хочу… Видеть тебя, Никит.
Сказав это, я всё же открыла дверь и вышла из квартиры. Каждый новый шаг давался непосильным трудом, но вернуться к Романову я не могла. К сожалению, остатки моих чувств не могли принести ничего, кроме новой боли…