В предыдущей главе мы обозначили крупные события, придавшие геометрической эпохе особую значимость для истории Запада. Теперь настало время поговорить в общих чертах об основных событиях греческой истории с VIII по VI век, с момента, когда после темных веков мы начинаем просматривать развитие греческого народа, и до персидских войн, когда судьба всей древнегреческой культуры оказалась под угрозой. Источники этого периода лишь иногда позволяют восстановить события в деталях, причем история остается сильно смешанной с мифологическими элементами. Но в отличие от греческого «средневековья», архаический период не канул в Лету. Принятие алфавитного письма позволило теперь сохранять архивные документы: списки магистратов, списки победителей в спортивных играх, ответы оракулов, позднее — тексты законов, декретов, договоров. Вести список победителей в Олимпийских играх, который впоследствии стал универсальной хронологией, начали в 776 году до н. э., когда был учрежден этот панэллинский праздник. Подобие историографии, по правде сказать, лишь слегка отошедшее от эпических традиций, начинает появляться в конце VIII века, и связано оно с именем Эвмела из Коринфа. Великие историки V века, Геродот и Фукидид, использовали эти источники весьма ограниченно, лишь когда это было необходимо. Благодаря этим текстам, которые дополняются и подтверждаются археологическими исследованиями, мы можем в общих чертах описать историю этого сложного периода, когда окончательно оформляется классическая древнегреческая культура.
Прежде чем переходить к подробностям и изучать детали, зачастую сомнительные и неполные, относительно истории отдельных государств, следует очертить общую картину, отражающую основное направление развития греческого мира в архаическую эпоху, дабы не запутаться в хитросплетении локальных проблем. Отметим основные процессы, характерные для этого периода. Широко распространенный социальный кризис, в основе которого лежит проблема несправедливого распределения земли, стал причиной огромной волны эмиграции, которая привела к появлению греческих колоний далеко за пределами Эгейского мира — от Черного моря до Испании. Однако эти миграции не решили проблемы. Внутреннее развитие городов зачастую сопровождалось насильственными переворотами и установлением новых режимов, например тирании. И наконец, на протяжении всего этого периода наряду с политическими происшествиями отмечается возобновление прямых контактов с Востоком. Рассмотрим эти вопросы подробнее.
О социальном кризисе мы знаем по его последствиям, а также по свидетельствам Гесиода, относящимся, правда, только к одному региону — Беотии и к одному времени — VIII веку. В ограниченных по площади полисах, сформировавшихся по всему греческому миру на берегах Эгейского моря, проживало несколько тысяч человек, которые были вынуждены делить между собой и без того скудные пространства. Каждая из этих политических единиц, состоявшая из разрозненных поселений или объединенная вокруг крупного города, имела монархическую организацию, как свидетельствуют гомеровские поэмы; наследный правитель, поддерживаемый главами крупных родов, вершил судьбы маленького государства. Кровные или религиозные связи, семейные кланы, или роды, группы, объединенные общим культом, или фратрии, совместно обеспечивали сильную сплоченность народа. В городе власть принадлежала крупнейшим землевладельцам, поскольку земля была основным источником богатства, к тому же только они могли содержать лошадей для своих военных колесниц и покупать дорогостоящее тяжелое вооружение. Эта земельная аристократия зачастую сводила роль монарха до положения «первого среди равных» — царская должность была номинальной, в его ведении находился суд, причем в основе своей религиозный. Но в то же время неотвратимый ход истории менял экономические устои и общественный порядок. Наследственный режим заключался в равном разделе имущества между прямыми наследниками.
Но поскольку владелец земельного участка мог иметь нескольких сыновей, имущество после его смерти дробилось на части, которые постоянно уменьшались. Очень скоро владелец каждого земельного участка оказывался в плачевном состоянии, и обнищание вынуждало его либо погрязнуть в долгах, либо перейти на службу к богатым, которые рано или поздно прибирали к рукам его маленький надел. Отсюда — общая тенденция к концентрации земель в руках нескольких привилегированных особ. В то же время росло число людей, трудившихся в тяжелых условиях и постоянно рисковавших потерять свою экономическую — а из-за долгового рабства и личную — независимость. Такими были в предельно схематичной форме процессы, которые начиная с архаического периода можно отметить повсеместно в греческом мире. При постоянном росте численности населения они и стали причиной греческой колонизации.
Античные авторы кратко определили причину колонизации как «отсутствие земель», или стенохория. На практике же было множество причин, побуждавших переселенцев уезжать в дальние края: соперничество между политическими главами, потребность в приключениях, изгнание целых групп людей, позднее — предпринимательский дух, ставший следствием политической и торговой экспансии. Но почти во всех случаях в основе лежала потребность радикальным образом разрешить проблему перенаселенности или земельного кризиса.
Обстоятельства, при которых создавались колонии, поражали умы современников, переселенцев и их потомков, вот почему эта тема, как никакая другая, быстро обрастала легендами. Однако в нескольких случаях мы имеем достаточно точные описания, которые позволяют нам воспроизвести обычный ход переселения. Например, рассмотрим историю небольшого вулканического острова Фера (ныне Санторин) в Кикладском архипелаге, с которого немногим позднее середины VII века в Африку отправилась экспедиция. Ход путешествия в подробных деталях был изложен Геродотом (IV, 150 и далее) и в основном подтвержден киренской надписью, которая восходит к IV веку и, безусловно, представляет более раннюю легенду, не имеющую никакого отношения к тексту Геродота. Совпадение двух источников более чем показательно.
Из этих двух текстов следует, что в середине VII века на острове Фера из-за плохих урожаев начались тяжелые времена. Правитель острова обратился с вопросом к Дельфийскому оракулу, который посоветовал отправить экспедицию в Ливию и основать там колонию. Без особого воодушевления жители острова подчинились: народное собрание, созванное царем, решило поручить командование экспедицией некоему Батту. В качестве будущих переселенцев было выбрано по одному сыну от каждой семьи. Все избранные под страхом смерти должны были сесть на судно и остаться жить в новой колонии. Они могли вернуться назад, на Феру, лишь в том случае, если через пять лет упорных усилий предприятие потерпит неудачу. На таких условиях избранные участники были посажены на две пентеконторы, т. е. на два корабля для пятидесяти гребцов, что значит, что переселенцев было более двухсот человек. Два судна отправились на Крит, затем в Итан, где они нашли проводника, а после — в Ливию, где они высадились недалеко от восточного берега Киренаики на неприютном островке, который обеспечил им отличную базу для исследования континента. От этого форпоста они начали продвигаться вглубь, входя в контакт с местными жителями, которые встретили их дружелюбно. И после шестилетнего проживания в восточной Киренаике, они окончательно закрепились в глубине страны, на краю плоскогорья, в благоприятной местности с хорошо орошаемыми землями, пригодной для земледельческой колонизации. Город Кирена был основан в 631 году до н. э. по современной хронологии, и он процветал в течение тринадцати веков, вплоть до вторжения арабов в 642 году н. э.
Эта история, о которой мы особенно хорошо осведомлены, весьма показательна. В ней мы находим основные элементы, которые встречаются в большинстве рассказов об основании колоний: экономический и социальный кризис, вынуждающий принять решение о переселении; вопрошание Дельфийского оракула, чтобы заручиться поддержкой неоспоримого религиозного авторитета и, возможно, чтобы уточнить направление, дабы не столкнуться с другими переселенцами; авторитарное вмешательство государства в форме постановления народного собрания для организации экспедиции, выбора ее главы и участников, вынужденных под страхом самых суровых наказаний покинуть родину; их отъезд в небольшом составе, поскольку благодаря ограниченному пространству греческого полиса острые социальные проблемы могли быть решены путем выселения всего нескольких сотен человек; их остановка на прибрежном острове, на подступах к неизвестному континенту, чтобы обеспечить себе убежище перед вторжением; и наконец, окончательное оформление земледельческой колонии на благоприятной местности, богатой источниками воды и плодородными землями. Все это обнаруживается с теми или иными вариациями в зависимости от обстоятельств в истории большинства колоний, основанных с одними и теми же целями и столкнувшихся с одними и теми же трудностями.
В Кирене, как и в других населенных пунктах, греки, по крайней мере поначалу, не встречались с враждебностью местных жителей: они имели дело с кочевыми племенами, для которых долговременное поселение чужестранцев на их территории не представляло опасности. Но не везде удавалась такая мирная колонизация. В некоторых местах, например в южной Италии, приходилось вести долгую и жестокую войну, чтобы сломить сопротивление варваров. Наиболее яркий пример — это, бесспорно, Тарент. Греческий путешественник Павсаний во II веке писал, основываясь на древних источниках: «Тарент колонизовали лакедемоняне, а основателем города был спартанец Фаланф. Назначенный главой колонизаторской экспедиции, Фаланф получил от Дельфийского оракула предсказание, будто как только будет дождь под ясным небом, он завоюет землю и город. Тогда он не понял смысл оракула и не обратился за разъяснениями к толкователю. На своих суднах он подошел к Италии. Там он одержал многочисленные победы над туземцами, но не смог взять ни город, ни землю. Тогда он вспомнил оракул и сказал себе, что бог предсказал ему невозможное, ибо никогда не может идти дождь при ясном небе. Когда он почувствовал упадок сил, его жена, сопровождавшая его в дальнем странствии, пыталась найти способ придать ему сил. Она положила его голову себе на колени и начала в волосах его выискивать блох. При этом, думая о положении своего мужа, которое не улучшалось, она начала обливаться слезами. Слезы ее, падая, омывали голову Фаланфа, и тогда он понял предсказание, ибо жену его звали Эфра, что означает “чистое небо”. Следующей же ночью он атаковал Тарент, самый крупный и богатый город побережья, и победил варваров».
Несмотря на анекдотический и сказочный характер повествования, оно свидетельствует, с какими трудностями приходилось сталкиваться греческим колонизаторам, чтобы обосноваться в области Апулии, где мессапийцы боролись с ними начиная со времени их поселения и до конца VIII века. Оно показывает также чрезвычайно важную роль главы, избранного для руководства операцией, который впоследствии получал звание основателя, ойкиста, и который под покровительством божества помогал переселенцам преодолевать трудности. Этим людям, несущим огромную ответственность, воздавались особые почести: после их смерти к ним относились как к настоящим героям, а перед их могилами совершались соответствующие богослужения.
Конечно, хотелось бы в деталях проследить эту удивительную греческую экспансию, однако достоверные источники зачастую страдают неполнотой, особенно это характерно для более ранних периодов, да и колоний было слишком много, чтобы мы могли перечислить их все. С другой стороны, многие колонии, освоив свою территорию, начинали расширяться, отправляя своих поселенцев в соседние регионы. Таким образом, сложно выделить последовательные этапы этого продвижения, продолжавшегося почти три века в разных направлениях. Несомненно, можно сказать с высокой степенью достоверности, что эти колонии с самого своего основания и до середины VII века были земледельческими поселениями, а их появление было вызвано социальным кризисом, о котором речь шла чуть выше. Торговые интересы начали играть более существенную роль в последующий период. Однако этот ход развития не был строгим, и он не позволяет установить четкие хронологические рамки для всей эпохи колонизации. Поэтому мы будем говорить о ней, как это принято, в контексте географических направлений.
На заре VIII века бассейн Восточного Средиземноморья не мог предложить больше свободного пространства, за исключением северного направления. Внутренняя часть Анатолии, гористая и труднодоступная, мало привлекала народ, привыкший жить вблизи моря. Ассирийцы и финикийцы закрывали доступ к Киликии и Сирии. Более того, они закрепились на Кипре, где грекам приходилось с ними считаться. На юге Египет, хотя ослабленный и разделенный, был перенаселен, так что о легком завоевании думать не приходилось. Одни лишь северные берега Эгейского моря были свободны от многочисленного народонаселения и сложных социальных структур. Начиная с VIII века они привлекают переселенцев с Эвбеи, где два соседних города — Халкида и Эретрия — явились организаторами этих действий. Хотя хронология нам мало известна в деталях, поселения очень быстро сменяли друг друга в регионе, получившем название Халкидика из-за большого количества колоний (тридцать), основанных переселенцами из Халкиды. Три полуострова — Паллена, Ситония и Акта — были освоены с большим трудом. Наиболее важными городами здесь были Менда в Паллене и Торон в Ситонии. Позднее на македонском берегу была основана Мефона, на полпути между Олимпом и Термаикосом. Большинство из этих городов имели скромную территорию, о них почти не упоминали, разве что в связи с качеством их вина. Самый могущественный город, Потидея, расположенный на перешейке полуострова Паллена, был основан лишь в конце VIII века переселенцами из Коринфа, а не с Эвбеи.
На востоке фракийский берег, населенный воинственными племенами, привлек ионийцев с Кикладских островов. В первой половине VII века колонисты, пришедшие с Пароса, основали город на острове Фасос, расположенном недалеко от устья реки Нест, близ Пангейского хребта. Найденные на самом острове и на континенте золотые рудники сделали эту колонию необычайно богатой. Но это начинание, в котором принимал участие поэт Архилох, не обошлось без боев с фракийцами, в результате чего жители Фасоса завоевали большую часть этой территории — от устья Неста на востоке до устья Стримона на западе, обеспечив себе, таким образом, основу для дальнейшего процветания. За Стримоном, на восточном берегу Халкидики, греки с острова Андрос в середине VII века основали Аканфос и Стагир. В то же время ионийцы с острова Хиос обосновались к востоку от Неста в Маронеях, тогда как другие, пришедшие из Клазомен, тщетно пытались соседствовать с фракийцами в Абдерах: спустя век ионийцы, изгнанные персами из Теоса, вернулись в Абдеры, и на этот раз вполне успешно. И наконец, еще восточнее, в устье реки Эброс, эолийскими переселенцами был основан город Айнос, в то время как другие эолийцы в начале VII века заняли Самофракию. Отныне все побережье от Олимпа до Херсонеса Фракийского и все острова были под контролем греков.
Освоение Черного моря через Проливы и Пропонтиду (Мраморное море) начинается, вероятно, с конца VIII века. Однако первые поселения были разрушены кимерийцами, и греки закрепились здесь на полвека позже. В VIII веке жители Милета основали Кизик на южном берегу Пропонтиды. В 676 году он был восстановлен после набега киммерийцев. Другие милетские поселения появились чуть позже, в частности Абидос на азиатском берегу Геллеспонта (Дарданеллы). Между Абидосом и Кизиком фокийцы основали Лампасак. Европейский берег позднее принял эолийцев с Лесбоса в Сеете, в Геллеспонте, а позднее, около 600 года, — ионийцев с Самоса в Перинфе. Все-таки один город материковой Греции — Мегара — составил конкуренцию греческим городам Азии: с 676 года он отправил колонистов в Калхедон, на восточный берег Босфора, а через шестнадцать лет, в 660 году, на противоположном берегу они основали Византий, снискавший впоследствии великую славу. То, что мегарийцы потратили семь лет, чтобы обосноваться на территории Византия, вызывало, по свидетельству Геродота, огромное удивление и презрение персидского военачальника времен Дария. Тем не менее мегарийские колонии Босфора теперь могли контролировать выход к Черному морю.
Греки называли его Понтом Эвксинским, или гостеприимным морем — в обратном смысле, поскольку страшные бури, туманы и ветра, обрушавшиеся на это море без островов, усложняли судоходство. Они исследовали его берега, начиная с Босфора, одновременно в двух направлениях: на восток, в сторону Кавказа и мифической страны Золотого Руна — Колхиды, и на север, за устье Дуная, до Крыма. Милет играл здесь ведущую роль, второй была Мегара, как и в Пропонтиде. К 630 году переселенцы из Милета окончательно закрепились в Синопе, в центральной части северного берега Анатолии. Позже, в VI веке, за Синопой они основали Амис. Синопа же, в свою очередь, отправила колонистов дальше на восток, в Трапезунд. Эти города обязаны успехом не только животноводству, рыболовству и земледелию: морская торговля позволяла им зарабатывать на новых каналах сбыта, так как некоторые товары перевозились сухопутным транспортом по высоким анатолийским плоскогорьям из Синопы или Амисма через Киликию на Кипр.
Идя вдоль западного берега Понта Эвксинского, милетяне быстро достигли Дуная: немного южнее реки в середине VII века была основана Истрия. Десятью годами позже они закрепляются в Ольвии, в устье рек Буг и Днепр, который они называли Борисфеном. До конца VII века они осваиваились в Аполлонии на фракийском берегу, затем севернее, в Одессосе (Варне). В первой половине VI века они достигают Крыма (или Херсонеса Таврического), основывают там Пантикапей (Керчь) и Феодосию, а затем уходят в Азов, чтобы построить там город Танаис в устье реки Дон. На Каваказе также были созданы более мелкие фактории, например Фасис или Диоскурия. Мегарийцы, менее активные в этом плане, около 560 года основали Гераклею Понтийскую между Босфором и Синопой. В 510 году — Месембрию, между Аполлонией и Одессосом. И лишь в 422 году жители Гераклеи Понтийской закрепляются в Херсонесе, на южной оконечности Крыма.
Эта колонизация Черного моря мегарийцами и особенно милетянами носила особый характер: большинство городов, разбросанных по этой обширной территории, были торговыми, изолированными в среде варваров, которым они зачастую платили дань. Однако ресурсы этих далеких стран обеспечивали выгодный обмен, от которого Эллада получала прибыль: железо, свинец и медь из фракийских рудников, лес с Балкан, сушеная или копченая рыба с больших лиманов, фракийские и скифские рабы и особенно хлеб с черноземов территории Южной России, — все эти продукты греческие суда везли из факторий Понта Эвксинского. В обмен они поставляли изделия греческих ремесленников, украшения и вазы из золота и серебра, изделия из керамики, вина, масла и благовония, которые очень любили варвары. В захоронениях Фракии и юга России были найдены многочисленные сокровища, свидетельствующие о масштабах этого обмена: особый вид аттических сосудов IV века настолько широко представлен в погребениях, что он получил название Керченского стиля.
Совершенно иначе проходила колонизация Италии и Сицилии: здесь создавались не просто торговые фактории, но могущественные колонии процветающего и независимого населения, которое внесло свой вклад в укрепление греческой цивилизации. Судьба западного эллинизма — блестящая страница в греческой истории.
Начинается она достаточно рано — с основанием колонии Кумы в Кампании в 757 году согласно традиционной хронологии, подтверждаемой археологическими данными. Двадцатью годами раньше эвбейцы уже заняли остров Искья, прежде чем двинуться на континент. Итак, Кумы, колония Халкиды, находившаяся севернее греческих городов Италии, на краю богатой кампанийской равнины, смогла установить морские торговые контакты с этрусками, господствовавшими на севере полуострова. В то же время другие халкидонцы обосновались в Наксосе, близ Таормины, в Сицилии, откуда они переселились практически сразу же на юг, к Катане и Леонтини. К 740–730 годам все те же халкидонцы основали Занклу (Мессину), затем Регий на побережье Калабрии, на другой стороне пролива: как и мегарийцы на Босфоре, халкидонцы контролировали отныне этот неминуемый пункт для прохода на север. Мегарийцев мы тоже находим на западе — они ведут здесь колонизацию не менее активно, чем на Понте Эвксинском: в этот период они основали свою колонию Мегару Гиблу к югу от Леонтини. Наконец, коринфянин Архий в 733 году избрал для остановки интересную территорию — место будущих Сиракуз, откуда он изгнал все местное сикульское население. Вскоре Сиракузы станут самым процветающим городом среди всех греческих колоний Сицилии. Жители Сиракуз начали расширять свои территории вглубь острова, основали там Акрэ и достигли южной оконечности острова. Продвигаясь на запад по южному берегу, они основали колонию Камарина в VI веке.
Однако другие греки уже опередили их в этом походе на запад. Объединенная экспедиция родосцев и критян в первых годах VII века успела закрепиться в Геле, на плодородной равнине. Спустя столетие, около 580 года, жители Гелы отправили колонистов в Агригент. Еще дальше зашли жители Мегары Гиблы, которые в середине VII века основали Селинунт. На северном берегу единственным крупным греческим городом была Гиммера, колония Занклы, основанная почти одновременно с Селинунтом. Однако западная часть острова осталась в руках местных жителей — элимов и финикийцев из Карфагена, которые здесь прочно закрепились. Частые войны настроили их против греков, которым не удалось их выселить и которые все-таки потеряли важный город Селинунт в конце V века.
Одновременно с колонизацией Сицилии шло заселение южной Италии. К 720 году переселенцы из Ахайи, с Пелопоннеса, высадились у Сибариса, в западной части Тарентского залива, на облюбованной ими равнине. Наземный путь через горы Калабрии позволял выйти к Тирренскому морю, минуя Мессину. Чуть южнее другие ахейцы основали Кротон, который начал соперничать с Сибарисом и в конце концов в 511–510 годах разрушил его. Между тем сибарийцы создали колонию Метапонт в глубине Тарентского залива, а у Тирренского моря в Лукании — Посейдонию, больше известную под названием Пестум. Тем временем наиболее могущественный город этого региона, Тарент, был основан в конце VIII века лакедемонянами в более чем благоприятных условиях: отличный порт и плодородная территория обеспечили ему быстрый расцвет. И наконец, в первой четверти VII века на носке итальянского «сапога» локрийцы построили Локры Эпизефирии. Буквально усеянная густонаселенными и активными греческими городами, южная Италия стала называться Великой Грецией.
Путь из старой Эллады проходил по побережью Акарнании и Эпира через пролив Отрант. Не удивительно, что этот маршрут был усеян греческими колониями. Самой древней была Керкира (Корфу), сперва занятая Эретрией в начале VIII века, затем взятая коринфянами в 733 году, когда они устроили поход, чтоб основать Сиракузы. Позднее Коринф усиливает контроль над выходами из Коринфского залива на западе и севере, создавая колонии в Левкаде, Амбракии и Анакторионе, а позже еще севернее, в иллирийской Аполлонии. Керкирийцы опередили их, основав Эпидамнос (Дуррес) на Адриатическом берегу. Когда афинские корабли в конце VI века поднимались до устья реки По, везя туда прекрасные вазы, найденные в этрусском некрополе Спины, они останавливались в греческих портах за проливом Отрант.
Дальше всех на запад продвинулись ионийцы. Геродот рассказывает нам историю об одном торговце, который, отправившись в Египет, сначала сбился с курса и пристал к берегам Киренаики, а затем из-за шторма очутился у Геркулесовых Столбов (Гибралтарский пролив), прошел через них и оказался в устье реки Гвадалквивир, около Кадиса, в регионе, который доселе был не известен грекам и который они стали называть Тартессом. Груз, который торговец вез на корабле, принес ему целое состояние, и в благодарность богам он установил огромную бронзовую статую в святилище Геры на Самосе, которую видел и описывал Геродот. Возможно, в Испании находили серебро и медь. Ионийские моряки из Фокеи стали специализироваться на этом обмене, к которому местные жители с конца VII до середины VI века относились весьма благосклонно. Несмотря на конкуренцию карфагенских моряков, которые посещали Западное Средиземноморье и имели фактории в Испании, на западе Сицилии, в Сардинии и на Балеарских островах, фокейцы завоевали испанские берега через северный путь. К 600 году они обосновались в Массалии (Марсель), где один из них, Протис, женился на Гиптис, дочери местного царя. Город стал центром торговли с внутренней частью страны. На французском побережье массалиоты создали множество факторий — Агафею (Агд) на западе, Ольвию (Иерос), Антиполис (Антибе) и Никею (Ницца). Другие фокейцы устроили порт на испанском берегу: Эмпорион (Ампуриас), Гемероскопейон (близ мыса Нао) и Маинаке (Малага). Что касается метрополии, Фокея была взята персами в 545 году, часть ее жителей переселилась в Марсель, а затем закрепилась в Алайе, на восточном берегу Корсики.
Эти походы греков в Западное Средиземноморье встретили объединенную враждебность со стороны карфагенян и этрусков. В 540 году их совместный флот столкнулся с флотом фокейцев Алалии в крупном морском сражении недалеко от Сардинии. Хотя исход битвы остался не определен, греки потеряли несколько кораблей (две трети личного состава), были вынуждены оставить Корсику и отойти к южной Италии, где они основали Элею (Велию) в Лукании, южнее Посейдонии. В Испании же давление карфагенян вынудило фокийцев оставить Менакею, однако они смогли удержать свои позиции в Галлии и Каталонии.
В Африке присутствие пунийцев предупреждало любое вторжение в Магриб. Однако греческое население во второй половине VII века привлекала Киренаика — зеленая равнина, окруженная пустынями. Мы уже видели, как жители Феры под руководством Батта основали Кирену в 631 году. Новый город достаточно быстро достиг расцвета и развил земледельческую колонизацию с помощью иммигрантов с Пелопоннеса, Кикладских островов и Родоса. Он отразил нападения соседних ливийцев, которым оказал поддержку фараон Априй, и сам основал несколько колоний в регионе: Барку, в сотне километров на запад от Кирены, и Эвгеспериды (Бенгази) на восточном берегу, перед огромными пространствами Большого Сирта. Характерно то, что и Кирена и Барка обе расположены на возвышенностях в глубине континента. Конечно, оба города имели порты для выхода в море, но главной ценностью для греков, обосновавшихся в Ливии, было обладание пахотными землями. Так что вскоре Киренаика стала хлебным амбаром античного мира.
Восточнее, в перенаселенном и богатом Египте, на землях древней цивилизации, не было места для колоний. В микенский период между ним и греками были тесные контакты, которые со временем ослабли и практически прекратились в период «темных веков», и ассирийское завоевание не способствовало их восстановлению. Лишь после того как Псамметик I в 663 году освободил Египет от иноземного гнета и восстановил единое государство, греки вновь получили доступ в эту страну. Саисский фараон и его последователи обратились к ионийским и карийским торговцам, чьи имена мы можем прочесть на надписях в Абу-Сим-беле в долине Нила. Греческие воины, служившие египетскому фараону, подали пример греческим торговцам, и торговля между Эгейским миром и Египтом вновь начала процветать. Однако основание факторий не было исключительно свободной инициативой греков. Воины, естественно, обосновались в лагерях, например в Дафне, на восточном берегу Дельты, на Пелусийском рукаве Нила. Торговцы же были вынуждены обосноваться в Навкратисе, на западном берегу дельты, на Канопийском рукаве. Археологические источники показывают, что греки обосновались здесь в последней четверти VII века. Но лишь при фараоне-филэллине Амасисе (568–526) статус Навкратиса был окончательно определен. Греки получили административную автономию и свободу в отправлении культа. Двенадцать полисов разделили между собой обязанности в этой привилегированной фактории: это все полисы Малой Азии, такие как Милет, Фокея, Книд и Галикарнас, крупные острова, например Самос, Хиос и Родос. Одна лишь Эгина представляла здесь Элладу. Эта фактория процветала вплоть до взятия Египта Камбизом в 525 году: греческие суда доставляли серебро, добытое в копях Сифноса и Фракии, в обмен на зерно Дельты. Каждый имел свою выгоду от этой торговли.
Возможно, похожие попытки имели место в Посейдеонии (Ал-Мина), близ устья Оронта, в Сирии. В ходе недавних раскопок там была обнаружена микенская керамика, а также фрагменты архаической керамики, что свидетельствует об импорте греческих продуктов в период между серединой VIII и концом VII века. Однако мы исключаем наличие здесь постоянного поселения, поскольку финикийцы и ассирийцы время от времени прогоняли греков с берегов Сирии и Палестины. На Кипре греки и семиты поделили остров между собой, причем первые получили большую часть — с Саламисом, Солесом и Пафосом, вторые же заняли юго-восточный регион с Амафонтом и Китионом. Греческая культура продолжала развиваться на Кипре, явным свидетельством тому являются «Кипрские сказания» поэта Стасина, написанные в гомеровской традиции. Однако Кипр сильнее других был подвержен восточному влиянию, благодаря чему архаические скульптуры носят отпечаток особого стиля.
Что же происходило в Элладе, пока греческий народ расселялся от Испании до Кавказа? Колонизация, как мы уже увидели, была следствием социального кризиса, охватившего весь эгейский мир. Внутреннее политическое развитие и конфликты между городами стали новыми аспектами этого кризиса, между тем как греческая цивилизация развивалась и обогащалась благодаря контактам с Востоком.
В VIII и VII веках в греческом мире появляется новое политическое образование — город-государство, размеры которого были весьма скромны, а центром являлась городская агломерация, в которой были сосредоточены общественные учреждения и которая служила центром культа. Везде, где посредством объединения, или синойкизма, из многочисленных сельских поселений образовывался город, рождалась политическая единица человеческих масштабов, которая стала основой для развития классической цивилизации. Увеличение числа греческих полисов, как и распространение колоний, является поразительным феноменом: их были сотни, многие из них исчезли для нас бесследно, но в целом они показали отличную жизнеспособность. Каждый полис обладал минимальной территорией: в Фокиде, например, площадь которой составляла 1650 кв. км, насчитывалось двадцать два независимых полиса. Крит, с площадью 8500 кв. км, был разделен между сотнями мелких полисов: уже Гомер называл его «стоградным» островом. Коринф с площадью 880 кв. км или Аргос с 1400 кв. км считались крупными полисами. Что касается Афин (2500 кв. км) или Спарты (8400 кв. км включая Мессению), то это были полисы необыкновенных размеров. Колониальные полисы, как мы уже видели, всячески пытались расширить свои территории, однако им не удалось превзойти эти размеры. Кирена и Сиракузы, бывшие наиболее мощными, контролировали территорию, которая по площади уступала любому французскому департаменту. Невозможно понять греческую историю, не принимая во внимание эту предельную политическую раздробленность, где образование конфедераций и лиг было лишь временной мерой. Осознание греческим народом своего единства, проявлением и символом которого с 776 года стали Олимпийские игры, прекрасно уживалось с внутренним соперничеством и войнами. Местный патриотизм, воспеваемый поэтами, поддерживал и обострял конфликты. Потребности вооруженной борьбы приводили к росту численности воинов и влекли за собой изменения в вооружении и тактике: в результате нарушалось социальное равновесие. Внутренние кризисы и войны за границей — такой с течением времени предстает перед нами архаическая Греция.
В этом развитии, крайне сложном в деталях, можно выделить несколько основных фактов. Во внутренней политике большинство полисов испытывают политические и социальные изменения, результатом которых становится расширение гражданского корпуса и повышение статуса беднейших слоев населения. В отношениях между полисами на роли первого плана выходят некоторые государства: либо те, что отличаются высокой торговой активностью, такие как города Эвбеи и особенно Коринфа, либо же те, что сильны своей военной мощью, как, например, Аргос или Спарта. Начиная с VI века все возрастающее значение Афин делает их столицей. В то же время на другом берегу Эгейского моря процветавший эллинский мир Анатолии уже попадает в зависимость от Лидии, а позже, после персидского завоевания, — в рабство. Греция оказывается перед лицом внешней угрозы, результатом которой становятся персидские войны. Эти разнообразные аспекты греческой истории предстают перед нами один за другим.
Большинство греческих полисов VIII века имели аристократический режим, основанный на господстве крупных земельных собственников. Даже при сохранении наследной царской власти реальная власть находилась в их руках. Они владели землей, поэтому назывались «землевладельцами» — геоморами в Самосе или гаморами в Сиракузах. У них были лошади, запрягавшиеся в колесницы, на которых, по ахейскому обычаю, ездили тяжело вооруженные воины, единственно способные разрешить исход битвы: отсюда их называние — «коневоды», или гиппоботы, прославившие Халкиду на Эвбее. Махинации с наследованием, натуральные займы и долговое рабство приводили к концентрации земельной собственности и обнищанию мелкого и среднего крестьянства. Но неожиданно появляются новые возможности. Со временем изменяется военная тактика: на смену поединку на колесницах между знатью разных лагерей приходит новый способ ведения боя, сделавший войну более результативной — маневры пеших сомкнутых рядов, или фаланг. Тяжеловооруженные воины, или гоплиты, защищенные огромными круглыми щитами, касками, панцирями и поножами и умело обращавшиеся с копьями и мечами, составляли компактную и грозную массу, против которой отдельные воины на колесницах были бессильны. Каждой армии вскоре пришлось обзавестись отрядом хорошо вооруженных пеших воинов, которым больше не нужны были колесницы, а только оруженосцы, помогавшие тащить снаряжение. Гоплиты набирались из числа мелких и средних собственников, которые были способных купить вооружение и содержать помощника, но состояние которых не позволяло иметь лошадь. Незаменимые в военных действиях, эти люди скоро начали требовать свои политические права. Именно здесь кроются главные причины многих последующих реформ. Подобную ситуацию можно наблюдать на флоте, куда для эскадр было необходимо набирать большое количество гребцов: эти последние, беднейшие слои населения, не имевшие ничего, кроме собственных сильных рук, будут играть существенную роль в жизни полиса и ускорят политическое развитие многих морских государств.
Борьба против политических, судебных и земельных привилегий аристократии — часто вела к концентрации власти в руках одного человека. Арбитр, назначаемый общественными группами во время конфликта, обладал исключительными полномочиями и давал городу законы, которые стороны обязаны были соблюдать. Архаический период в Греции — это золотой век законодателей. Это мог быть чужеземец, прославившийся своей мудростью, к которому прибегли за помощью, или человек непредвзятый, не связанный с местным конфликтом. Так, для реформирования своих учреждений, киренейцы в середине VI века пригласили в Ливию мудреца из Мантинеи. Эфесцы обратились к афинянам, Фивы — к законодателю из Коринфа. Иногда народ обращался к одному из сограждан, которому доверялось восстановить порядок и закон. Залевкос в Эпизефийских Локрах в первой половине VII века — самый древний из полулегендарных персонажей. Дракон в Афинах (около 625–620) принадлежал к аттической знати, как и Солон в начале VI века. В Митилене, на острове Лесбос, законодатель Питтак восстановил мир между гражданами, занимая верховный пост в течение десяти лет. Благодаря своей стойкости, справедливости и умеренности он удостоился чести стать одним из Семи мудрецов, несмотря на свое решение отправить в ссылку поэтов Алкея и Сапфо.
Большинство этих законодателей были озабочены все теми же основными проблемами. Сначала они должны были кодифицировать земельное право, особенно для поместных владений: поскольку политическая правоспособность была связана с обладанием имуществом, то есть земельным участком, крайне важными оказывались предписания, касающиеся наследования, которые позволили бы избежать как чрезмерного дробления, так и крайней концентрации земельных участков. С этим связаны запреты на излишества, касавшиеся женского одеяния или похоронных церемоний и направленные на искоренение серьезной причины растраты имущества. Другой заботой было справедливое правосудие и необходимость избавиться от злоупотреблений и «несправедливых приговоров» со стороны сильных мира сего, против которых боролся Гесиод: составляя весьма суровые подчас кодексы, как, например, Даконовские, которые, несмотря на свою строгость, были всем необходимы, законодатели стремились удовлетворить основные требования простых людей. И наконец, они занимались проблемой убийства. По обычаям в случае убийства личная месть превращалась в вендетту, переходящую от семьи к семье, от клана к клану. Эти обычаи, связанные с религиозными предубеждениями, заменяли государственное правосудие и, несмотря на крайнюю суровость, освобождали отдельного человека от подчинения клану, или роду.
Эти реформы не кажутся нам исполненными революционного духа: совсем наоборот, их авторы стремились поддержать равновесие в традиционном обществе, которое представлялось им идеальным. Однако эти консервативные тенденции не помешали им откликнуться на обоснованные чаяния народа. И они добились успеха, то есть в подавляющем большинстве греческих полисов внутреннее развитие проходило спокойно в рамках аристократического и цензового режима, который по возможности расширялся. Но если законодатель встречал сопротивление или к его решениям относились небрежно, он мог прибегнуть к силе. Итак, роль личности была первостепенной: архаический период — это также время первых тиранов.
Термин «тиран», происхождение которого, явно иностранное, обсуждается до сих пор, изначально обозначало любое лицо, обладавшее верховной властью, так что не существовало никакой разницы между тираном и царем, или басилевсом. Впоследствии он стал обозначать узурпаторов, захвативших власть и удерживающих ее силой. К этому слову присоединяется уничижительное значение, что чувствуется уже у Геродота и усиливается у Платона и философов IV века. Однако феномен тирании интересен нам не столько своей моральной стороной, освещавшейся писателями и моралистами, сколько той ролью, которую он играл в архаическом греческом полисе. Фукидид, великолепно осознавая это, с присущей ему четкостью писал: «Обычно тирания устанавливалась в городе, когда возрастали доходы». Этим он хотел сказать, что обогащение за счет ремесла и торговли, создавая новый источник дисбаланса в государстве, провоцирует политические потрясения. Получая отказ от земельной аристократии на свои требования, другие общественные классы отдают свои голоса энергичному и бессовестному человеку, который насилием или хитростью захватывает власть и ломает сопротивление аристократов. Очень часто такой человек сам имел знатное происхождение и уже занимал важный пост в государстве. Кипсел, первый тиран Коринфа, принадлежал правящей династии города и, возможно, был военачальником, когда установил тиранию. Аркесилай III из Кирены был свергнут с престола и вернул свою власть, став тираном. Другие тираны происходили из простонародья: Орфагор, первый тиран Сикиона, был сыном мясника. Но все они ловко и решительно использовали местную ситуацию для достижения своих целей.
Они возглавляли недовольных: бедные слои населения, как это сделал Феаген в Мегаре, завоевавший популярность, убивая богачей; или мелких сельских собственников, как Писистрат в Афинах; или этнические меньшинства, считавшие себя угнетенными, как Клисфен в Сикионе, проводивший враждебную политику по отношению к дорийцам, которые управляли городом. Тиран выбирает себе личную охрану, дорифоров, или копьеносцев, часто набиравшихся из числа наемных воинов, контингент которых уже появился к тому времени в греческом мире. С их помощью он расправляется с аристократией, отказывающейся признать его власть. Так, Писистрат ссылает весь род Алкмеонидов, Аркесилай III конфискует земли киренейской знати и раздает их своим сторонникам, Фрасибул в Милете советует Периандру в Коринфе (во всяком случае, обе стороны ссылаются на этот анекдот) рубить непослушные головы, подобно тому как он отсекает палкой чересчур высокие колосья. Одновременно он удовлетворяет некоторые требования среднего класса и простонародья: в Афинах именно Писистрат на практике решил проблему долгов и крестьянской собственности, которой до него начал заниматься Солон. Он расширил объем общественных работ как для того, чтобы поддержать свой престиж, так и для того, чтобы дать работу ремесленникам и облегчить жизнь своих подопечных. Поликрат в Самосе усилиями архитектора Эвпалина из Мегары построил подземный акведук, которым век спустя любовался Геродот, а также глубоководный мол. Он восстановил огромный храм Геры — «самый большой из всех, что я видел», говорит нам историк. Писистрат и его сын продолжили ту же линию: в центре Афин был построен Девятиструйный фонтан, снабжаемый водой с равнины Гиметт, о местонахождении которого споры ведутся до сих пор, а также начато строительство храма Зевса Олимпийского, который так и не был при них завершен. Батт IV, наследник Акесилая III, тиран, как и его отец, построил в Кирене храм Зевса, оставшийся самым большим греческим храмом в Африке.
Своей тягой к роскоши и желанием потрясти воображение публики тираны способствовали развитию изобразительных искусств и литературы. Они делали роскошные жертвоприношения в панэллинские храмы: Кипсел, например, создал настоящую сокровищницу в Дельфах и оставил в олимпийском Герайоне великолепнейший ларец, описанный в мельчайших деталях Павсанием во II веке н. э. Клисфен из Сикиона построил в Дельфах памятник, резные метопы которого, обнаруженные в наши дни, иллюстрируют тщательно подобранные с учетом его антидорийской политики мифы. Периандр принимает и чествует поэта Ариона, спасенного, согласно легенде, от пиратов дельфином. Поликрат приглашает к своему двору поэта Ивика из Регия и прославленного Анакреона из Теоса, а также заказывает самосцу Феодору, самому известному мастеру своего времени, свой знаменитый перстень. Писистрат и его сын способствовали удивительному расцвету аттического искусства во второй половине VI века; они пригласили в Афины Симонида из Кеоса, а после падения Поликрата — и Анакреона; по их распоряжению также впервые были тщательно записаны гомеровские поэмы. В первой половине V века, несмотря на то, что тирании в материковой Греции прекратили свое существование, колониальные тираны Гелон и Гиерон в Сиракузах призвали поэтов Симонида и Вакхилида из Кеоса, а также самого Пиндара, который затем отправился к Аркесилаю IV в Кирену.
В отношении зарубежных государств, как греческих, так и варварских, политику тиранов сложно определить сразу. Некоторые поддавались соблазну нападений и завоеваний: Кипсел содействовал появлению коринфских колоний в северо-западной Греции, Левкадии и Амбракии; Периандр поставил Керкиру под контроль Коринфа и основал на Паллене город Потидею, который вскоре стал самой значительной греческой колонией на Халкидике. Поликрат вел борьбу против Милета и вторгся на Киклады, где завоевал остров Ренею, чтобы вернуть его зависимость от Делоса. Аркесилай III подчинил своей власти другие греческие города Киренаики — Барку и Эвгеспериды. Но в целом тиранов мало интересовали зарубежные авантюры. Озабоченные утверждением своей власти и, по возможности, установлением своей династии, они развивали военную мощь, чтобы защищаться как от внутренней, так и от внешней угрозы, а не с целью проведения захватнической политики. Батт IV, царь Кирены, в конце VI века побоялся поддержать спартанца Дориея, просившего помощь для основания колонии в зоне влияния Карфагена — там, где позднее возвысится Лепсис-Магна, и невмешательство тирана Кирены повлекло за собой провал этой затеи. Писистрат ограничивает свои внешнеполитические амбиции захватом Сигея в Малой Азии, близ Дарданелл. В остальном он ведет себя миролюбиво и ловко со своими соседями и завязывает дружеские отношения с другими тиранами, например с Лигдамом в Наксосе и Поликратом. Сам Поликрат, не раз поддававшийся искушению вступить в вооруженные походы, старался вести себя осторожно с могущественными восточными царствами; он заключил союз с египетским фараоном Амасисом, а позже во время нападения Персии на Египет помог Камбису кораблями. Несмотря на это, он был впоследствии убит персами. В ионийских городах тираны приспособились к персидскому господству и довольствовались ролью сатрапов. Баттиады Киренаики также придерживались этой политики. Зато на Сицилии в начале V века обстоятельства сделали Гелона, а затем и Гиерона защитниками греческой культуры против этрусков и карфагенян.
Логика тиранического правительства, даже если оно, как в Кирене, было замаскировано видимостью наследственной царской власти, требовала, чтобы оно пало под ударами своих противников, то есть сторонников отстраненной от власти аристократии, в тот момент, когда сила и здравомыслие тирана ослабевали. Вот почему, несмотря на желание каждого из них основать свою династию, очень немногим это удалось, и ни одна из династий не продержалась больше трех поколений: в Коринфе — Кипсел и Периандр, объединившиеся для поддержания своей власти с 657 по 586 год (согласно традиционной хронологии, которую некоторые современные ученые ограничивают примерно тридцатью пятью годами), однако их преемник был убит; в Афинах — сыновья Писистрата, Гиппарх и Гиппий (первый был заколот тираноборцами Гармодием и Аристогитоном в 514 году, второй изгнан в 510 году); в Сиракузах — Гелон, а затем его брат Гиерон, правившие с 485 по 466 год (однако со смертью последнего тирания завершилась); в Кирене — внук Аркесилая III Аркесилай IV, третий и последний тиран из династии Баттиадов (был убит около 440 года в Эвгесперидах после того, как его изгнали из столицы в результате переворота). Таким образом, хотя феномен тирании был весьма распространенным в греческом мире между серединой VII и серединой V веков, в каждом отдельном городе он продолжался не долго. Однако этот кратковременный период, несмотря на горькие воспоминания из-за жестоких методов, применяемых тиранами, имел не только дурные последствия. В некоторых случаях он был необходимым этапом на пути к демократии: это особенно четко видно на примере Афин, а также Коринфа,
Кирены и городов Сицилии, например Сиракуз или Гелы, где тиранию сменил режим умеренной аристократии. Часто тираны давали своим городам сильный импульс в экономической и культурной сфере, способствуя ломке или изменению старых общественных устоев. Наконец, своей уникальной личностью наиболее известные архаические тираны снискали себе скандальную или восхищенную славу, которая отражена в «Истории» Геродота, изобилующей описаниями тиранов. Порицая их неуемные амбиции и отсутствие чувства меры, проницательный историк из Галикарнаса не скрывает человеческого интереса к своим персонажам. Греки, размышляя над их качествами, считали, что эти люди обладают тем же талантом, энергией и теми же изъянами, что и простые смертные. Они всегда помнили, что это люди, творившие историю, и что народ, призываемый ими, охотно доверялся авторитету отдельного человека.
Неудивительно ли, что Спарта, самый большой и могущественный полис материковой Греции, осталась «без тирана»? Фукидид называл ее atyranneutos. Во всяком случае, историк подчеркивает, что политика спартиатов по отношению к тирании была враждебной, это заставило их выступить против Поликрата и против Писистратидов. Они разгромили Лигдама в Наксосе. Они приняли Коринф и Сикион в свой союз лишь после того, как те свергли своих тиранов. Их политические и общественные институты, основанные на жесткой иерархии, были полной противоположностью власти толпы, необходимой тиранам. Возможно, как иногда предполагалось, этот режим был установлен как «альтернатива тирании», как альтернативный способ преодоления внутреннего кризиса, который Спарта испытывала наряду с другими греческими городами. Эти альтернативные реформы, согласно античной традиции, были приписаны знаменитому законодателю Ликургу, жившему в конце IX века, — фигуре исключительно легендарной. Действительно, в Лакедемоне (другое название Спарты) к середине VI века постепенно сформировались институты и обычаи, оставшиеся неизменными до конца классической эпохи. Основная причина этой эволюции заключается в политике территориальной экспансии, которую проводило Спартанское царство с самого начала архаического периода: она обусловила его величие, его слабости и его уникальность.
Дорийские завоеватели, выбравшие для поселения плодородную долину реки Эврот, не довольствовались Лаконией, расположенной между горными хребтами Тайгет и Парной. Они двинулись на восток, к Парнону, до Эгейского моря, и столкнулись с интересами Аргоса, установившего свое господство на всем побережье вплоть до острова Кифера. Здесь начался длительный конфликт, в котором Спарта одержала окончательную победу и в который оказались вовлечены два соседних города, несмотря на общий дорийский язык и единую общественную организацию. На север лакедемоняне продвинулись за счет Аркадии и отвоевали у нее несколько крупных пограничных горных областей. Но самым далеко идущим решением было вторжение в Мессению, за пределами Тайгета. Во второй половине VIII века Спарта захватила этот регион в результате двадцатилетней войны (740–720) против мессенцев, ожесточенно сражавшихся за свою свободу. Их сопротивление было в конце концов сломлено, вся страна обращена в рабство, а жители превращены в илотов, то есть практически рабов. Богатая равнина Мессении между Тайгетом и массивом горы Ифомы отныне стала для спартанцев основным источником ресурсов благодаря труду илотов. Это завоевание отвлекло Спарту от колониальных захватов, за исключением Тарента: вместе с Фаланфом туда отправились колоны, рожденные в Спарте вне брака за время долгого отсутствия лакедемонских гоплитов.
Обладание Мессенией сделало Спарту значительным государством на Пелопоннесе. Однако притесняемые мессенцы мечтали сбросить оковы рабства. Восстание илотов около середины VII века поставило Лакедемон на грань гибели и привело ко второй Мессенской войне, где он смог одержать победу лишь через тридцать лет (650–620): военные элегии поэта Тиртея способствовали поднятию боевого духа лакедемонских воинов. Благодаря этому возвращается тактика фаланги, и военная дисциплина позволяет одержать верх над мятежниками и союзниками из Аргоса и Аркадии. Необходимость удержать Мессению имела решающее значение для дальнейшей судьбы Лакедемона. Чтобы быть готовыми в любой момент встретиться с угрозой, спартанцы отныне придерживались правил, обусловленных требованиями войны: подчинение, общинный образ жизни, постоянные упражнения, сосредоточение командования в руках узкого круга лиц. Эта строгая система должна была логически привести к еще большей суровости: после блестящего периода, последовавшего за второй Мессенской войной, цивилизация Спарты быстро угасает к середине VI века. Прекрасная керамика, экспортируемая на Самос, в Кирену, Тарент или Этрурию и конкурировавшая с керамикой Коринфа, полностью исчезает. Город закрывается для ионийских мастеров, таких как Бафикл из Магнесии, создавший знаменитый Трон Аполлона в Амиклах во второй половине VI века. В его церемониях больше не участвуют знаменитые чужеземные поэты, такие как Алкман из Сард или Терпандр с Лесбоса в VII веке. Безусловно, Лакедемон становится грозной державой, чье преимущество в Греции было неоспоримо. Весь Пелопоннес, Аргос и Ахейя вступают в систему альянсов, где Спарта играет ведущую роль, что иллюстрируется часто встречающейся формулой: «лакедемоняне и их союзники». Однако эта сила не участвовала в большой политике. Спарта не стремилась к новым завоеваниям, довольствуясь тем, что она уже имела, и гордилась своими военными заслугами и славой мужественных предков среди других греческих городов.
За пределами Пелопоннеса вооруженные конфликты происходили не реже. Два города Эвбеи, Халкида и Эретрия, с самого начала принявшие активное участие в колонизации, вступают друг с другом в конфликт в конце VIII века из-за долины реки Лелантин, находившейся между двумя городами. В этой Лелантинской войне, где Эретрия проиграла, участвовало, по словам Фукидида, большинство греческих городов. Другой информации у нас нет, однако из этой ремарки можно сделать вывод, как легко в греческом микрокосме малейшее разногласие могло перерасти в крупный конфликт. Начало VI века известно войнами между Мегарой и Афинами за остров Саламин: Солон, а затем Писистрат многое сделали для победы Афин. Местный конфликт между двумя городами Фокиды, Дельфами и Криссой, имел серьезные последствия, поскольку в Дельфах находился оракул Аполлона и Амфиктионии, объединявшей двенадцать народов северо-восточной Греции. Этот союз вмешался и объявил Криссе первую священную войну (600–590). Побежденная Крисса была разрушена, а ее территория посвящена Аполлону. Немного позже, в 582 году, впервые праздновались Пифийские игры. Это подняло престиж Дельф, и фессалийцы, которые руководили военными действиями против Криссы, долгое время играли первые роли в Амфиктионии.
Итак, войны между городами архаической Греции вспыхивали часто и были их постоянным и основным занятием. Однако при прочих благоприятных обстоятельствах они нисколько не мешали экономическому развитию. В этой связи наиболее репрезентативен пример Коринфа: обосновавшись на перешейке с двумя своими портами — одним на западе, рядом с городом, и другим на востоке, в Сароническом заливе, — Коринф занимал привилегированное положение, находясь на пути торговцев, плывших из Эгейского моря в Ионическое. Город сумел воспользоваться этим сначала при Вакхиадах, затем при тиранах Кипселе и Периандре. Мы уже наблюдали, как он участвовал в колонизации востока и Халкидики. На своей земле коринфяне безуспешно пытались перекопать перешеек, чтобы соединить два моря, затем они построили мощеную дорогу, диолкос, по которой волоком тянули судна с одного конца перешейка на другой. Коринф был не только важным транзитным пунктом, но еще и крупным ремесленным центром. Его керамика, появившаяся в геометрическую эпоху, производилась в больших количествах и была распространена по всему греческому миру, в особенности на востоке. Четко просматривающаяся эволюция ее стиля (протокоринфский — до последней четверти VII века; коринфский — до конца VI века) дает археологам точную датировку при раскопках. Некоторые весьма распространенные типы сосудов, например флаконы для благовоний, никогда не перевозились пустыми: в них экспортировали продукцию, производимую в Коринфе. Другим источником доходов была металлургия: оружие, зеркала, бронзовые вазы в огромных количествах выходили из его мастерских. Чтобы обезопасить торговлю, Коринф создает сильный военный флот: именно ему Фукидид приписывает изобретение триер — судов с тремя рядами гребцов, сменивших пентеконторы. Ремесленники, флот и торговля сделали Коринф самым процветающим городом материковой Греции в первой половине VI века.
Развитие торговли еще более ускорилось с началом чеканки серебряной монеты. Античная традиция приписывает лидийцам, на чьей территории имелись залежи элекрума, природного сплава серебра и золота, инициативу в использовании его как денежной единицы. В Греции единственным металлом, годным для этого, было серебро. Царь Аргоса Фидон в середине VII века отчеканил первые серебряные монеты и почти в то же время ввел систему мер и весов. Отныне греки имели в своем распоряжении более удобный инструмент для обмена, чем железные прутья, или оболы, первоначально игравшие эту роль.
Главные полисы быстро ввели в обращение свои собственные монеты, ставшие особой эмблемой: «черепахи» Эгины, «жеребята» Коринфа, «совы» Афин. Метрическая система Фидона, которую также называют эгинетической, впрочем, конкурировала с другими системами, в особенности эвбейской, принятой Коринфом и затем Афинами. Отсюда возникли сложности, которые греки так и не смогли полностью разрешить. Но тем не менее обращение монеты дало заметный импульс торговле.
Нельзя сказать, что с чеканкой монеты в начале VI века Афины начинают активно участвовать в экономической жизни. Любопытно, что Аттика, прославившаяся блестящей цивилизацией микенской и геометрической эпох, переживала своего рода упадок в VII веке. Не потому, что творческие способности ее обитателей иссякли (протоатическая керамика, которую оставила нам эта эпоха, сегодня оценена по достоинству), однако внешнее процветание ограничивалось ближайшими соседними регионами — верный знак внутреннего ослабления, которое исторические свидетельства, какими бы неясными они ни были, весьма отчетливо подтверждают. Афины переживали такой же общественно-политический кризис, что и другие греческие города: чрезвычайные полномочия, сконцентрированные в руках крупных семейств, или геносов, непосильные долги крестьянства, плохая работа правосудия, всецело находящегося в руках аристократии, распространение практики кровной мести. Некоторые попытки реформ, слишком нерешительные, потерпели неудачу, и властолюбивый юноша Килон попытался установить тиранию. Реакция знати, подчинявшейся роду Алкмеонидов и его главе Мегаклу, помешала ему: эта попытка была жестоко подавлена, некоторые сторонники Килона, укрывшиеся в храмах, были убиты, несмотря на право убежища. Проклятье за это святотатство долго не сходило с рода Алкмеонидов, которые были изгнаны вместе со своим главой: два века спустя Перикла укоряли тем, что по материнской линии он принадлежал этому роду, запятнавшему себя массовым убийством сторонников Килона. Критянин Эпименид очистил этот город от скверны (632).
После всего этого афинскому законодателю Дракону было доверено реформировать судебную систему: он составил кодекс весьма жестоких законов, названный его именем. Впервые составив письменный свод аттического права, он заменил обычай кровной мести специальной процедурой в государственном трибунале. При этом, разведя предумышленное и непредумышленное убийство, он уточнил понятие личной ответственности. Произвол и всемогущество родовой аристократии было сильно подорвано.
Но тем не менее социальный кризис не был преодолен. Это произойдет при мудреце Солоне, поэте, политике и торговце, который в 594–593 годах был избран первым архонтом и получил широкие полномочия в сфере установления законов. Он начал с отмены долгов, освободив от них людей и их имущество. Долговое рабство было объявлено вне закона. Различные юридические меры ослабляли тираническую силу родовых связей внутри геноса. Законы против роскоши и чрезмерных расходов запрещали проведение пышных похорон, дававших родовой аристократии возможность продемонстрировать свое богатство и могущество. Был проведен ряд экономических реформ для развития сельского хозяйства и торговли. Солон реформировал систему мер и весов, ввел эвбейскую монету: это ослабило экономическое влияние Эгины с ее фидонской системой на афинян. Благодаря добыче серебра на государственных копях Лавриона, на юге Аттики, монета Солона вскоре получила признание на международном рынке.
Другие реформы носили политический характер. С одной стороны, все жители делились по рождению на четыре традиционные ионийские филы, а с другой — на четыре цензовых класса в зависимости от годового земельного дохода. Солон сохранил это двойное разделение, но он ввел участие в общественных учреждениях на основе цензового разделения, что дало возможность любому разбогатевшему человеку принять участие в управлении. Был учрежден ежегодный совет из четырехсот членов (по сто от каждой филы) в помощь Народному собранию. Наконец, он создал народный суд, или гелиэю, члены которого выбирались среди граждан и который впоследствии играл существенную роль в афинской демократии: как сказал Аристотель, «поскольку народ имел право голоса в суде, он имел его и в правительстве».
Реформы Солона заложили многие основы будущего демократического режима в Афинах. Однако они не принесли гражданского мира: каждая из двух сторон — и знать и народ — ждали большего от этого прозорливого и умеренного законодателя. Тридцать лет спустя, в 561–560 годах, аристократ из Браврона Писистрат, предприняв смелый государственный переворот, захватил акрополь и установил тиранию. Его дважды изгоняли, но оба раза ему удавалось восстановить свою власть, а после смерти Она перешла к его сыновьям Гиппарху и Гиппию, которые поддерживали ее вплоть до 514 года, когда «тираноборцы» Гармодий и Аристогитон убили Гиппарха из личных соображений, никак не связанных с его политикой. Гиппий продержался у власти до спартанского вторжения, поддержанного Алкмеонидами, противниками тирана. По совету Дельфийского оракула его изгнали в 510 году.
Тирания, так ненавистная афинянам, принесла городу множество серьезных последствий. Враг крупных родов, чье состояние было сформировано из нескольких крупных хозяйств, Писистрат симпатизировал мелким земельным собственникам: различными мерами он способствовал формированию независимого и устойчивого класса крестьянства, прикрепленного к земле, которую они обрабатывали собственными силами. Отныне земельная проблема, которую не смог разрешить Солон, была решена. С другой стороны, Писистрат расширяет масштабы чеканки монеты в Лаврионе и на новых монетах заменяет изображение Афины и совы, символов афинского государства, эмблемами крупных родов. Эти монеты имели хождение и вне страны: их находят повсеместно от Египта до Халкидики, от Хиоса или Коса до Тарента. «Чернофигурная» аттическая керамика начиная примерно с 550 года теснит коринфскую на всех иноземных рынках — как в Этрурии, так и в Египте, как в Кирене, так и на Черном море.
Престижное строительство в Афинах, а также поощрение искусства тоже были признаками процветания города, чему он во многом был обязан разумному правлению тиранов.
После поражения Гиппия формируется две партии: одна поддерживала аристократию и лакедемонян, другая, возглавленная Клисфеном из рода Алкмеонидов, выражала интересы народа. После неудачного спартанского вторжения Клисфен одержал верх над своими противниками и провел новые существенные политические реформы. Это знаменовало рождение афинской демократии. Разнородная коалиция, куда вместе со Спартой входили Коринф, Халкида и беотийцы, распалась. Беотийцы и халкидионцы, оставшись в одиночестве, были полностью разбиты в 506 году; эта победа принесла Афинам земли на Эвбее, на которых они установили свои первые военно-земледельческие колонии, или клерухии. С новой политической организацией и армией, блестяще доказавшей свою мощь, город Паллас сыграет решающую роль в событиях, которые приведут к столкновению азиатской империи Ахеменидов с греческим миром.
В ходе освоения восточного побережья Малой Азии греки не переставали поддерживать отношения с местными государствами. Благодаря раскопкам Гордиона, столицы Фригии, мы лучше узнали историю Мидийского царства, которому легенды приписывают сказочное богатство. В начале VII века во время одного из набегов киммерийцев это царство было разрушено, и главной силой в Анатолии стала Лидия со столицей в Сардах.
В первой половине VII века Гигес стал основателем династии Мермнадов, наиболее ярким представителем которой был Алиатт, правивший в начале VII века, а затем Крез (560–546). Под влиянием этих предприимчивых монархов Лидия завязала отношения с ионийскими городами с целью установить над ними протекторат. После длительного противостояния Алиатт замирился с Милетом, заключил договор о дружбе и открыл эти государства для греческой торговли. Торговля шла между ионийскими портами, привозившими товары из Египта или с Черного моря, а также из Эллады и с Крайнего Запада, и с рынка Сард, города роскоши и развлечений. Греки быстро приспособились к этой не очень тяжелой зависимости от утонченных царей, выказывающих уважение греческой культуре: Алиатт был женат на гречанке, Крез принимал Солона при своем дворе; и тот и другой приносили великолепные дары Дельфийскому храму, взамен дельфийцы предоставили Крезу право гражданства. Благодаря хорошим отношениям с Лидией греческие города Ионии переживали расцвет в первой половине VI века. О распространении ионийской керамики свидетельствует упаковка, использовавшаяся для экспорта этой продукции: она встречается повсюду — в Этрурии, Провансе, Испании, Навкратисе и колониях Черного моря. Одновременно с экономическим развитием Иония переживает культурный расцвет: пока в Эфесе строится гигантский храм Артемиды, размерами сравнимый лишь с самосским Герайоном, милесийцы, например Фалес, предсказавший солнечное затмение в 85 году, или Анаксимандр, автор первого известного нам прозаического произведения греков (546), создают теоретические начала науки и философии.
Но уже к тому времени восточное искусство и мысль оказывают ощутимое влияние на всю греческую цивилизацию. VII — первая половина VI века в археологической классификации называются ориентализирующим периодом. Торговые отношения с восточными рынками — сначала через финикийцев, затем — напрямую, как по морю, так и по земле через Анатолию, доставляют в Грецию продукцию азиатских ремесленников: золотые и серебряные изделия, ткани, скульптуры из слоновой кости, домашнюю утварь из бронзы. Феномен, имевший место в микенскую эпоху, повторился вновь: влияние Азии сильно ощущалось в нравах, мышлении и искусстве. Восточная мода — длинные, богато украшенные одеяния, роскошные драгоценности, парфюм, дорогие аксессуары, изнеженность и роскошь в повседневной жизни — приходит в греческие города Ионии, а также в богатые колонии Запада, торговавшие как с этрусками, так и с Востоком. Религиозные воззрения и мифы заимствуют восточные традиции: эфесская Артемида, Афродита в Пафосе, Аполлон в Дидиме, около Милета — все они отмечены влиянием азиатских божеств. Фасосский Геракл по происхождению считался финикийцем. Чудовища, так хорошо прижившиеся в мифологии, — сфинкс или грифон, горгона или химера, сирена или пегас, — пришли из азиатского фольклора. Декоративно-прикладное искусство, производство золотых и серебряных изделий, керамика воспроизводили мотивы восточного искусства, известные во всей Греции, в частности благодаря тканям: изображения бесконечно повторяющихся животных, будто напечатанных одной из тех печатейцилиндров, которые вырезались ремесленниками Ближнего Востока, были основным элементом декора на красивых «ориенталистских» вазах Родосской керамики, или керамики Коринфа. В музыке тоже очевиден значительный вклад анатолийцев: греки заимствовали у них лидийский и фригийский лады.
Однако, как и в микенскую эпоху под влиянием Крита, в этот период греческой культуре не грозила перспектива потерять свою самобытность под натиском восточного влияния. В Ионии архитектура в основе своей остается греческой; и в керамике Хиоса, и на саркофагах Клазомен, и на ионийских гидриях Кереи всегда присутствует греческий дух, его реалистический взгляд на мир; неизменное участие художника, привносившего свою индивидуальность в произведение, выводило его из разряда обыкновенных утилитарных предметов. Греческий архаизм нашел в контактах с Востоком возможность обогатиться, и начал активно ее использовать, но он не собирался копировать. Больше всего, конечно, это относится к Аттике, во второй половине VI века, с ее знаменитой группой акропольских кор, чья элегантность и драпировки были чисто ионийскими, но сдержанность и скромность соответствовали идеалам гречанки. Улыбка на их мраморных лицах — не простая условность: она передает их внутренний мир, очеловечивая статую. Это совершенно не свойственно безликим образам Востока.
Однако в то самое время, когда эта цивилизация извлекала пользу из азиатского влияния, которое не было доминирующим, появляется серьезная угроза. Восток, выступавший до тех пор источником богатства и выгоды, внезапно обернулся смертельной для греческой культуры опасностью. В середине VI века проявила себя новая держава — Персидское царство, основанное в самом сердце Ирана Киром из династии Ахеменидов. Этот завоеватель, выйдя из Мидийского царства, главой которого он был, благодаря своей гениальной политике за несколько лет завоевывает державу Креза (546), захватывает всю Анатолию, подчиняет себе греческие города побережья и несколько островов Эгейского моря. Затем он покоряет Вавилон и всю Переднюю Азию, от Средиземноморья до Месопотамии. Его сын Камбиз покоряет Египет (525). После 522 года империей Ахеменидов правит великий царь Дарий и стремится расширить ее пределы. Много раз на своем пути он встречал греков материковой Греции: Спарта поддержала Креза в борьбе с Киром, сохраняя враждебное отношение к Персидской империи. Афины отказались принять Гиппия, которому покровительствовали персы. В 499 году персидская экспедиция безуспешно пыталась покорить остров Наксос в Кикладском архипелаге. Это поражение побудило ионийцев поднять мятеж. Они получили подкрепление от Афин — двадцать кораблей, и еще пять от Эретрии. Экспедиционная колонна была отправлена в долину Герма, где она разрушила Сарды вместе с храмом Кибелы, весьма почитаемым лидийцами. Вся азиатская Греция подключилась к восстанию, в ходе которого афиняне вернулись домой. Но Дарий отреагировал сильно и эффективно: в 494 году был взят Милет; вслед за победой в морском сражении при Ладе, где ионийский флот был разгромлен, это было финалом восстания. Жители Милета были депортированы в массовом порядке, храм Аполлона в Дидимах был разграблен, приношения в качестве трофеев были привезены в Сузы (в наше время один из них был там обнаружен). Чуть позже, в 492 году, персидское войско под командованием Мардония прошло через Проливы и восстановило власть Дария во Фракии и Македонии, которые уже были подчинены ранее, как греческие города региона, до восстания в Ионии. Двумя годами позже, в 490 году, экспедиция под руководством Датиса и Артаферна отправилась из Киликии с целью покарать Афины и Эретрию за помощь, оказанную повстанцам в Ионии. Но в это время появилась более серьезная претензия — подчинение всей Греции власти Великого Царя. Во время персидских войн все будущее независимой греческой цивилизации оказалось под угрозой. Заслуга Афин заключалась в том, что они это поняли с самого начала и, не дрогнув, встретились лицом к лицу с опасностью.