Цивилизаtion 2

Глава 8а

Что-то изменилось внутри. Обретение друга из из нашего времени сделало пребывание в этом мире совсем другим. Куда-то ушла щемящая безнадежность и тягостное уныние, зато появилась философская задумчивость и желание побыть одному. В Тыкто словно в лакмусе отразились все мои перемены. Появившийся Седого заняло огромную часть моей жизни и мыслей, вытолкнув оттуда всех остальных. И вождь это отлично чувствовал. По отношениям пробежал подвальный холодок. Дикари стали казаться мне пустыми и неинтересными. Я жил ожиданием возвращения Седого, смотря на остальное сонным безразличием.

В следующее воскресение я отказался от посещения бани под каким-то надуманным предлогом. Мысль, что я весело хлещу веником голого дикаря уже казалась мне нелепой. Доисторическая мизантропия пустила метастазы и бурно развивалась.

Через тринадцать дней пришел заказанный товар. Все было на месте, за исключением доспехов. - Логично, их же еще надо выковать, - объяснил я себе, и перенес леденцы и хрен к себе домой, а железо в кузницу. Доставленный металл меня обескуражил. Слитки не ковались, рассыпаясь при сильных ударах. Попытки нагрева также не принесли успеха - хрупкость не исчезала. В итоге я расплавил слиток в своей печи, получив новую непрочную болванку, в которой металл был сильно перемешан со шлаком. У меня в руках было обещанное железо, но что с ним делать - я не понимал. Промучившись неделю, я сложил слитки в кузнице и стал ждать возвращения Дяди.

Снова пропустив очередной банный день, я отправился спать с ноющим чувством вины. 'Зарежет тебя твой Тыкто', вспомнились почему-то слова Седого. Что ж. Если так дальше пойдет - то не исключено. Унылый Кава - мертвый Кава. Как же побороть эту нахлынувшую надменность? Проворочавшись в самокопаниях до утра, и разрыв в своей душе полчище тараканов, я недовольно уснул.

Распахнув навстречу апрельскому утру дверь я с удивлением обнаружил под порогом Тыкто, сидящем на коленях. Перед ним лежала шкура, на которой красовался подаренный ему стальной нож и та самая штуковина с перьями, которую я не взял в момент нашей самой первой встречи.

- Цага, - сказал вождь, и показал на дары.

Я подошел и сел рядом.

- Почему?

- Кава получит цага и опять любить племя Тыкто.

Вождь смотрел на меня наивными глазами ребенка, принесшего осколки вдребезги разбитой чашки. - Давай склеим, - говорили эти глаза. - У нас ведь есть клей.

К горлу подступил какой-то сентиментальный сгусток.

- Что это? - я ткнул пальцем на вещь из веточек и перьев.

- Это Тыкто, - услышал я неожиданный ответ. Туземец приложил поделку к груди и после словно оторвал ее от себя, передавая мне.

Я получил в распоряжение чучело души, отвергнутое ранее. Душа была растрепанная, несуразная и примитивно скроенная, но оттого невероятно искренняя.

Приняв перьевую проекцию духа Тыкто я пододвинул к нему нож.

- Это твой подарок. Кава любит племя Тыкто без цага, - и поднявшись добавил, - попроси вечером растопить баню. Давно не парились.

Вождь убежал, затмевая светом счастливых глаз яркие лучи весеннего солнца. Легкий ветерок колыхал перышки на душе Тыкто и щекотал мне ладонь. Я снова любил этих дикарей. Как ни крути - почти родные люди.

***