Послов разместили в шалаше, недалеко от Ахомитовой слободки. Селить их ближе мне было некомфортно. Я стал очень подозрителен и усилил охрану своего дома. Согласно Правилам, каждая сторона должна обеспечивать чужим послам минимальный паек, а любые улучшения быта должны оплачиваться родным государством. И если своих послов я снабдил мешками с кашей, то Седой не баловал подданных. Они пришли абсолютно налегке.
В соответствии со статусом, послы не работали и не охотились, слоняясь по городу без оружия (его я конфисковал еще тогда, когда оно лежало на траве рядом с табличкой)
Амбасадоры оказались молчаливые и толку с них было немного. Они не знали, когда придет их предводитель, что нам нужно заготавливать для мены и какой товар привезут с большой земли.
Вскоре ко мне стали прибывать мини-делегации из рабочих. Первые же туземцы передали письмо, гласившее, что дорожная карта мирного сосуществования реализуется в полном объеме и посланцы никто иные, как мирные труженики, пришедшие строить экономику.
Ближе пяти километров селиться я не разрешил.
Деревенька душ на тридцать выросла меньше чем за месяц. Дикари Седого быстро рубили деревья и ставили легкие хоз-постройки. Похоже, товарооборот предстоял приличный, раз появилось аж четыре независимых здания, явно сделанных не для людей. Только после этого складского комплекса туземцы возвели простые шалаши, обмазанные глиной. Через неделю после сдачи в эксплуатацию жилья с востока подошли женщины и дети. Деревня обрела совсем жилой вид.
Неконтролируемое племя под боком я иметь, конечно же, не хотел. Поэтому на всякий случай поставил вестовой пост, где пара молодчиков сразу должны были срываться к нам, с новостями. Немного погодя я выделил и местную полицию в количестве пяти человек. Их командир - был что-то вроде мэра этого градообразования, и отвечал за порядок лично передо мной.
Вновь переселенное племя первое время жило охотой. Однако вскоре часть мужчин ушла и спустя неделю вернулась с леденцами. Об этом я узнал лишь тогда, когда лакомство появилось в нашем магазине по заоблачной цене. Оказывается, к Цаку был отправлен парламентер, который предложил ему взять на реализацию пару горстей конфет, предварительно угостив хозяина лавки. Распробовав, Цак понял, что это золотая жила. Конфеты он крошил на совсем мелкие кусочки и выдавал экономически-активным гражданам одну бусину леденца бесплатно. Конверсия была близка к ста процентам. Стоимость полноценного леденца равнялась трехдневной зарплате квалифицированного рабочего. Цак же платил за них натуральным товаром, выдавая коммерсантам Седого веревки, инструменты и конечно ячмень. На операции он выручал не менее тысячи процентов прибыли и такими темпами мог претендовать на то, чтобы в обозримые месяцы собрать у себя всю отчеканеную наличность.
Однако к вящему разочарованию Цака он вскоре понял, насколько рыночная экономика - коварная штука. Его магазин не обладал эксклюзивом на реализацию и как только мой город захлестнула конфетомания, в деревеньке Седого открылся свой магазин. Цены на леденцы были ровно втрое ниже, а новости у нас разлетались быстрее бубонной чумы. Моментально к деревне Дядино была вытоптана широкая тропа охотников за сладостями. Цак, узнав об этом, бросился на переговоры, но его разочарование еще больше увеличилось, когда он получил цену, практически не отличающуюся от розничной. Торговля леденцами теперь приносила не более 10 процентов прибыли. Вдобавок ко всему барыги из Дядино продавали свой товар за кэш, а не за лежалые веревки, что также повергло Каца в мрачное уныние.
Я смотрел на все эти коммерческие войны скорее с любопытством. Экономика должна была найти баланс. Дикари Седого тратили деньги на ячмень и прочие товары, поэтому я не видел ничего криминального.
Но снова наивность сослужила мне недобрую службу. Впрочем, расскажу по порядку.