Глава 8

— Мне страшно, — сказала я Лехе по дороге домой. Страх оказался сильнее, чем возмущение Лехиной скрытностью. И я очень обрадовалась, когда знакомая «шестерка» несколько раз просигналила в мою сторону. Я с удовольствием юркнула в теплое нутро автомобиля, откинулась на мягкую спинку и вытянула ноги.

— Лешечка, дорогой, — промурлыкала я и тут же добавила: — Мне страшно.

Леха умел успокаивать. Отъехал от больницы на пару кварталов и успокоил. Эх, если б не Максим, я бы попросила и дома меня успокаивать.

— Кстати, что там насчет сбежавшего мальчика? — спросила я Леху из-под его теплой руки, которая так уютненько обнимала меня, что все мои подозрения казались вздорными: не хочет Леха напряжение вносить в мои отношения с тетей, вот и не говорит о внучке Сергея Владимировича.

Леха убрал руку — мне сразу стало холодно, — достал сигарету из пачки, щелкнул зажигалкой.

— Да ерунда, — он выпустил дым в открытое окно, — послал сегодня к нему домой практиканта. Раньше этот пацан сразу домой бежал, теперь, видимо, затаился где-то. Дня через три опять практикант наведается. Рано или поздно беглец найдется.

Хорошо. Значит, Максим может три дня жить спокойно.

— А у тебя что? — Леха докурил сигарету и снова обнял меня. Я замурлыкала и потерлась щекой о его ладонь.

— Ничего серьезного. Сначала выволочку получила, потом полы мыла. Потом — с психологом беседовала. О своих проблемах.

Лехина рука слегка напряглась. Или мне это показалось? До чего же я стала подозрительной.

— Ну, и как? — Лехин голос не выражал ничего, кроме любопытства. Но я держала его ладонь у своей щеки, а мои губы касались его пульса.

— Пусто, — разочарованно протянула я, — в том смысле, что не подобраться. Спокоен. Выдержан. Зацепиться не за что.

— Психолог, — в Лехином замечании смешались презрение и зависть.

— Вот именно. — Я выпустила Лехину руку. Он ведь тоже может слушать мой пульс, а я приготовилась играть. — Когда маньяков ловят, всегда психологов используют. Вот бы и нам привлечь. Чтобы нарисовал психологический портрет убийцы.

— Ты много хочешь, — Леха опять закурил, — где я тебе психолога возьму, да еще хорошего? Из больницы привлечь нельзя. А остальные, — Леха махнул рукой и постучал по приборной доске, — просить, чтобы из области прислали, — нужен запрос от начальства. А оно и слышать ничего не хочет ни о каком маньяке. Одна надежда — честные выборы и новый мэр. Глядишь, заставит начальство шевелиться.

— Кстати, о выборах. Я завтра в гости иду к Сергею Владимировичу. Может, узнать чего?

— Что ты, что ты, — Леха замахал на меня руками, будто отгоняя нечистую силу, — не знаю, как тебе, а мне не хочется, чтобы мой труп выловили рыбаки на рассвете.

Неужели Леха боится, что я проговорюсь и Сергей Владимирович узнает о расследовании? Но как поиски маньяка могут отразиться на бизнесе, пусть даже и нелегальном? Много вопросов — мало ответов. Зато вопросы вытеснили страх, а заодно и желание укрыться от страха под теплой Лехиной рукой.

— Ладно, поехали, — сказала я, вздыхая, — два дня у меня выходных, потом — добро пожаловать за новой информацией.

Леха кивнул, и мы поехали. Весенний вечер проносился мимо, будто спешил куда-то. И мы тоже спешили, только совсем в другую сторону. Я вышла из машины метров за сто от своего дома — вдруг Максим свет включил. Максим и в самом деле зажег свет во всех комнатах, даже маленькая лампочка над входом в сарай горела. Зато двор сиял чистотой. Максим потрудился на славу.

— Вика! — мальчишка радостно бросился ко мне. — Наконец-то ты пришла, а я жду-жду, — и, смутившись, — страшно одному в доме.

— Пока работу закончила, пока дошла. А тебя сегодня милиция уже искала. Теперь только через три дня появится.

— Ура! — Максим даже подпрыгнул. — Так я домой, а через три дня — к тебе. Можно?

Я не успела даже рта открыть, как Максим уже докладывал:

— Я сначала свой огород обработаю, потом у тебя денек отсижусь, чтобы милиция не застукала. Видела? Я во дворе убрал, грядки вскопал.

— Ты молодец. Только вот хозяйка хочет дом продавать, есть ли смысл с огородом возиться?

— А дом с огородом дороже стоит, — рассудительно ответил Максим.

— Тогда, конечно, а я и не подумала.

Максим поджал губы, вроде того, что думать надо — в точности, как Анна Кузьминична. Я с трудом удержалась от смеха и поспешила на кухню. На кухне тоже царил идеальный порядок, только еды в холодильнике заметно поубавилось. Смущенный Максим возник на пороге.

— Я поел здесь, — сказал он, потупив глаза.

— И правильно сделал. Растущий организм нуждается в усиленном питании. Я тоже голодная. Сейчас макароны сварю. Ты любишь макароны с сыром?

— Люблю. Только, — Максим поднял на меня глаза, — если правда про милицию, я лучше домой побегу. По Катьке соскучился.

— Хоть поешь сначала.

Но Максим хотел как можно скорее попасть домой. А может, стащил что-нибудь и спешит уйти, пока я не хватилась?

— Я слышала, ты по ларькам на рынке шарил.

Максим побагровел.

— Тетя Вика! Я один раз только. Меня бабушка ругала-ругала. Я пообещал, что больше не буду. Я ничего у вас не взял. Можете обыскать.

Мне стало стыдно. Особенно слово «тетя» резануло по сердцу. Вчера я была просто Вика, друг и товарищ, а сегодня переместилась в мир взрослых, контролирующий и недоверчивый.

— Извини, я сказала глупость. Жаль, что ты не хочешь остаться на ужин.

— Я в другой раз. Уж очень хочется Катьку потискать. Она такая смешная.

— Не смею тебя задерживать. Погоди — возьми для Катьки, — я полезла в холодильник и достала большую коробку шоколадных конфет.

— Спасибо, — мальчик смотрел на меня, будто я фея из сказки. Я смутилась. Не стоят такой благодарности такие пустяки: ужин, постель, немного участия…

Я закрыла за Максимом калитку и вернулась в дом. Сварила макароны, щедро посыпала их тертым сыром и переместилась в гостиную — к дивану и телевизору. Какое блаженство сидеть в теплой уютной комнате после трудового дня. Впереди — два дня безделья, неспешных прогулок, чтения, родственный ужин у сильных мира сего, посещение психоаналитика. Надо будет одеться и причесаться соответствующе… Я с наслаждением ткнула вилку в дымящуюся массу и провернула ее, наматывая макароны. Открыла рот… Смешной Максим — от такой вкуснятины отказался. Впрочем, без него я могу спокойно открыть бутылочку красного вина. Макароны с сыром, вино — и можно вообразить себя в Италии. Фантазии провинциалки, прячущей томик Мопассана под учебником физики. Нет, я неисправимо старомодна.

Мои размышления прервал телефонный звонок. Кряхтя и охая, я сползла с дивана на пол, стараясь не наступить на стоящую рядом бутылку, примостила бокал на подлокотнике кресла — стой смирненько! — и дотянулась до телефона.

— Алло! — крикнула я в трубку, и мой крик утонул в темном пластике.

— Ты что орешь, — раздался в ответ веселый Ленкин голос, — то не дозвонишься до тебя, а то орешь, как начальник на секретаршу.

— Леночка, миленькая, прости. Совсем про тебя забыла, думала, это один идиот звонит.

— Да нет, это не идиот, напротив — идиотка. Пока ты там свою тоску лелеешь да с разными идиотами общаешься, я, между прочим, бьюсь в суде за твои права. Хоть бы поинтересовалась, с каким успехом.

— Интересуюсь, очень интересуюсь, хотя я никогда не сомневалась в твоей компетентности.

— И она мне очень пригодилась, — Ленка вздохнула, — до сих пор я с мужиков деньги для баб выбивала, а тут схлестнулась с Кариной. Ну и штучка, замечу я тебе. Крокодил в юбке.

— Такая страшная?

— Жуть! Вежливая, но за копейку загрызет. Знаешь, что она учудила?

— Откуда же мне знать?

— Она, — Ленка даже захлебнулась от восторга, — она твою драгоценную свекровь из ее же квартиры выперла!

— Что?! Ираиду, из ее профессорско-академического храма?

— Именно. Купила ей двухкомнатную возле Филевского парка и выперла.

Правильно сделала. Пожилым дамам полезны прогулки на свежем воздухе. А для меня Ленке удалось только однокомнатную выбить. Но в хорошем районе. На Трофимова, в ста метрах от станции метро.

— Комната двадцать метров, кухня — двенадцать, третий этаж, — тарахтела Ленка, — только, — тут она запнулась, — санузел совмещен, — и, не давая мне ни слова вставить, продолжила: — Но сантехника новенькая, не беспокойся.

— Санузел совмещенный, — раздумчиво сказала я, нагоняя на Ленку страх.

— Поверь, — Ленкин голос звенел адвокатской честностью, — из этой мегеры больше не выдавить. Она даже хотела без алиментов тебя оставить. Притащила кучу справок, что ты все время работала, а в последний год зарабатывала в три раза больше мужа. Спасибо, Генка выручил.

— Каким образом?

— Генка — просто гений, — Ленка захлебывалась от восторга, — выступил в суде, рассказал, какой страшный удар по психике нанесла тебе измена мужа, положил судье на стол медицинское заключение, что ты как минимум два года не сможешь полноценно трудиться, что у тебя была попытка суицида и сейчас только антидепрессанты удерживают тебя в этом мире. В общем, судья чуть не заплакала.

— Сама чуть не плачу, — хихикнула я в трубку, — и во сколько же Карине обошлись слезы судьи?

— Пятьдесят штук. Баксов.

— О-ля-ля, — я села на диван.

— Вот именно. Мы тут с Генкой сдружились, но тебя все равно не хватает. Ты когда выйдешь из депрессии? Или Генка в суде правду сказал?

— Да я не в депрессии. У меня тетя замуж собралась. Просит остаться до свадьбы.

— Ух, ты! А сколько ж тете лет?

— Год назад на пенсию вышла.

— Дела… А знаешь? — Ленка помолчала. — Я тоже замуж собралась. За Генку.

Я уже сидела. Оставалось только упасть с дивана на ковер.

— А как же его ревнивая жена?

— А я их развела. Подчистую. И с минимальными для Генки затратами.

А ведь пять минут назад Карину крокодилом в юбке называла! Кстати, о затратах.

— Сколько вы взяли в качестве гонораров?

— Как обычно, десять процентов. Каждый.

— Выходит, на моем счету лежит только сорок тысяч долларов?

Мои замечательные друзья одним махом компенсировали все расходы. Да еще и получили неплохую прибыль.

— Ты обиделась? — в Ленкином голосе впервые за весь разговор зазвучали человеческие ноты.

— Нет, нисколько. В размер вашего гонорара входит и моя горячая благодарность. Желаю вам с Генкой счастья и удачи в делах. И я не знаю, когда захочу вернуться.

И положила трубку. И весело закружилась по комнате. Я чувствовала себя, как пловец, которого выбросили ночью за борт, который долго плыл в темноте, без надежды на спасение и вдруг ощутил под ногами твердое дно. Спасена! Свободна! Тысячу раз правы те, кто призывает любить ненавидящих нас и благословлять проклинающих нас. Карина! Мой главный враг оказался моим спасителем. Мало того, что она забрала моего мужа, ради которого я жила десять лет. Она еще подарила мне тихую гавань, возможность передохнуть, залатать пробоины и — самое главное — независимость. Так будь благословенна, Карина! Свет очей моих. И пусть груди твои будут полны молока, а уста — меда, и пусть вся мудрость речей моего мужа прольется в твои маленькие ушки. И держи его покрепче в своих цепких руках. Так выпьем этот бокал за здоровье врагов наших и пожелаем им успехов во всех их начинаниях, как праведных, так и не очень.

Утром я проснулась поздно. Восхитительное чувство, когда не надо никуда спешить. Впереди — целый день, наполненный бездельем. А вечером — изысканный ужин в кругу приятных и почти родных людей. Я приняла ванну, позавтракала. Глянула на руки — во что превратились мои ногти! — достала маникюрный набор, наложила на лицо питательную маску, накрутила волосы на бигуди и вернулась в кровать. Самая подходящая обстановка, чтобы подумать. Я достала листки с табличками. Нужно решить — что делать с расследованием.

Я все время ищу того, кто имел возможность убить. А зачем? Зачем убивать двенадцатилетнюю девочку? Маньяки обычно своих жертв мучают. Чумазенькая же была убита аккуратно и, если можно так выразиться, бережно. Убийца явно не стремился получить удовольствие от процесса лишения жизни. Достаточно было факта смерти. Так убивают свидетелей. Или соперников. Интересно, что такого могли знать эти девочки. Что Анна Кузьминична таскает лекарства из больницы? Чушь. А может, над ними проводили опыты? Например, зомбировали. Тот же Виктор давал установку: в такой-то день, в такой-то час покончить жизнь самоубийством. А что, красивая версия. Предположим, что, когда он учился в школе, одноклассницы дразнили его из-за маленького роста, и теперь он мстит. Надерзит девчонка, а он в ответ только ласково улыбнется и загипнотизирует. Ну ладно, загипнотизировать так, чтобы девочка выбросилась из окна, можно, чтобы повесилась на цепочке от крестика, пожалуй, тоже. Можно и застрелиться уговорить, а заодно и родного отца прикончить, чтобы не мешал. Но как можно подгадать височком о камень стукнуться? Хотя, может быть, она должна была утопиться, а по дороге споткнулась? Во всяком случае, как версия — годится. И тогда главным подозреваемым становится таинственный Виктор Николаевич. Просто сюжет для голливудского боевика. В конце которого должна быть драка между Лехой и Виктором. Обязательно ночью, при свете луны, на берегу моря. Виктор будет пытаться Леху загипнотизировать, Леха будет пытаться отвести взгляд в сторону, а я буду бежать вниз по склону. Из-под ноги у меня выскочит камень, звук падения отвлечет Леху, Виктор сделает последний, роковой для Лехи выпад. И поскользнется на тех же самых камнях, и упадет, и разобьет себе голову. А я припаду к надежной Лехиной груди.

— Мне нужно начать писать сценарии, — сказала я закутанной в одеяло мымре, что уставилась на меня из зеркала, — понятно?

И достала маникюрные ножницы, чтобы подровнять ногти. Вчера сломала один на работе, а пилочки под руками не оказалось, пришлось отгрызть. «На руке пять пальцев, а в предложении пять слов», — подумала я, укорачивая ноготь на мизинце. И тут же укоротила предложение, получилось: «Мне нужно начать писать». Повертела предложение во рту, пробуя на вкус. Понравилось. Что-то солидное, как хороший бифштекс в окружении картошки. Потом перешла к безымянному пальцу и следующему слову. «Мне нужно начать». Очень романтично, почти как «начни жизнь сначала». Где-то я видела такую надпись. То ли в рекламе, то ли на афише. Что-то ядовито-розовое, как турецкий пеньюар на местной барахолке. А вот и средний палец. Придется повозиться, чтобы привести его в божеский вид. А что там от предложения осталось? «Мне нужно». Точка не годится, лучше поставить двоеточие. Итак, мне нужно: во-первых, более или менее приличная версия убийства, во-вторых, понять, почему я сначала десять лет плясала под дудку Ираиды, потом под дудку идиотов, которые не доверяли своим женам, а теперь пляшу под Лехину дудку, и в-третьих — взмах ножниц, — что нужно лично мне. Предложение сократилось до одного слова. А если долго повторять слово «мне», то получится «ням-ням-ням», и вкусный обед мне сейчас не помешал бы. Но после визита Максима в холодильнике зияли бреши, а затеваться с готовкой не имело смысла — вечером меня ждал изысканный ужин в доме Сергея Владимировича. Кстати, не могу же я явиться в гости с пустыми руками, нужен хотя бы букет цветов. Решено! Совмещу приятное с полезным: куплю цветы и перекушу в своем любимом кафе.

Весна из робкой новобрачной окончательно превратилась в полновластную хозяйку и красовалась перед нами, как молодая жена перед незамужними подругами. Абрикосы уже примеряли бело-розовые платья под завистливыми взглядами вишен. Я жадно вдыхала свежий воздух, в котором напрочь отсутствовала больничная нота. Как прекрасен мир, когда между ним и мной не стоит решетка психиатрической больницы.

Загрузка...