Его звали Римо. Он бастовал.
– Нет результатов – нет и работы, – сказал Римо и тут же повесил трубку. Телефон немедленно зазвонил опять.
Римо оставил его призывы без внимания. Пусть трезвонит хоть до скончания века.
С верхнего этажа донесся скрипучий раздраженный голос:
– Почему этот шумный прибор продолжает нас беспокоить?
– Да это Смитти, – отозвался Римо.
Маленькая гибкая фигурка появилась на пороге по-спартански обставленной спальни намного быстрее, чем можно было ожидать.
– Он хочет предложить нам работу? – осведомился старичок скрипучим голосом.
– Какое мне дело? Я послал его подальше.
В глазах Чиуна, мастера Синанджу, застыл благоговейный ужас.
– Ты ударил Смита? – спросил он.
– Нет, – терпеливо объяснил Римо. – Я бастую.
Миндалевидные глаза Чиуна превратились в узкие щелочки.
– Расскажи мне, что означают эти непонятные слова.
– Смитти вздумал меня околпачить. Месяц назад он пообещал разыскать моих родителей и до сих пор отделывается неуклюжими отговорками. Его нужно постоянно подхлестывать. Я послал его подальше и буду бастовать до тех пор, покуда не получу то, что просил.
– Значит, ты не станешь работать?
Римо вызывающе скрестил руки на груди и заявил:
– Даже пальцем не пошевелю.
Тут снова зазвонил телефон.
– Надо узнать, чего хочет император Смит, – сказал Чиун.
– Ради Бога, – отозвался Римо и тотчас заткнул уши указательными пальцами. – Я не намерен слушать ваш разговор.
– А ты и не услышишь, – заверил его Чиун, протягивая руку к аппарату. Внезапно он повернулся, выставил вперед изогнутый ноготь длиной почти в палец и легонько царапнул Римо по лбу.
Парализующее прикосновение мастера Синанджу молниеносно ввергло нервную систему ученика в ступор. Он успел только выдернуть пальцы из ушей.
Пока Чиун беседовал по телефону, Римо стоял неподвижно. На его суровом скуластом лице отразилось явное недоумение, а глубоко посаженные карие глаза, казалось, вопрошали: «Как я мог попасться на такую дешевую уловку?»
Чиун тем временем, не обращая на него ни малейшего внимания, проговорил:
– Приветствую тебя, о император Смит, раздающий золото и увлекательные задания. Мастер Синанджу ждет твоих распоряжений.
– У нас очередное затруднение, мастер Чиун, – отозвался доктор Харолд В. Смит, голос которого не уступал своим благозвучием аромату чистящего средства с лимонной эссенцией.
– Я внемлю тебе, о мудрейший.
– В Виргинии происходит что-то ужасное, – выдохнул Смит. – Ренактеры затеяли перестрелку.
– Реакционеры уже давно мертвы!
– Не реакционеры, а ренактеры.
Чиун наморщил свой безволосый череп.
– Я не знаю этого слова.
– Ренактеры – это люди, которые носят костюмы и форму времен Гражданской войны и воссоздают ее основные сражения.
– Они вступают в битвы, исход которых уже давно решен?
– Они стреляют понарошку.
Лоб Чиуна вновь покрылся морщинами.
– В чем же цель сражения? Если нет смерти, нет и победы в войне.
– Это действие носит чисто театральный характер, – пояснил Смит. – Слушайте внимательно, прошу вас. Случилось так, что союзный батальон напал на подразделение южан и разгромил его.
– Ну и что? Они ведь не убивают.
– На сей раз северяне стреляли по-настоящему. Оставшиеся в живых конфедераты в свою очередь заманили в засаду другой батальон северян и уничтожили его подчистую. Подразделение виргинской Национальной гвардии, вызванное для подавления беспорядков, приняло сторону мятежников, в плен взят еще один батальон Союза.
– Значит, повстанцы победили?
– Пока нет. Если незамедлительно не вскрыть истоки этих событий, в стране может вспыхнуть Вторая гражданская война. Мастер Чиун, мы обязаны предотвратить дальнейшее развитие конфликта.
Чиун потряс своей старческой головой.
– Слишком поздно, – произнес он.
– Почему?
– Остановить войну можно только до ее начала, но не после. Вы позвонил нам слишком поздно.
– Я позвонил сразу, как только узнал о стычке, но Римо отказался со мной разговаривать.
Чиун пренебрежительно взмахнул рукой.
– Не имеет значения. В любом случае вы опоздали. Если люди в форме вступили в сражение, оно прекратится только тогда, когда одна из армий сдастся на милость другой. Таков закон войны.
Голос Смита явственно окреп.
– Мастер Чиун, мне доложили о начале мобилизации подразделений ренактеров в других штатах. Добровольцы выползают из всех щелей и стекаются к полю битвы у Питерсберга. Поступили сведения о том, что род-айлендская Национальная гвардия устремилась к Виргинии, чтобы отомстить за гибель бойцов, среди которых были род-айлендские гвардейцы.
– Значит, еще не все потеряно, – пробормотал Чиун, с подозрением взглянув на Римо.
– Что вы задумали?
– Хорошо бы отыскать генерала, повинного в этом бедствии, и отделить его тело от головы. Тогда, возможно, армия дрогнет, напуганная беспощадной рукой Синанджу.
– Неизвестно, кто за этим стоит. Эти люди вовсе не солдаты, а самые обычные граждане, по праздникам играющие в войну. Бессмыслица какая-то!
– Типичные американские штучки, – рассеянно заметил Чиун. – Хотите поговорить с Римо?
– Он... э-э-э... не станет меня слушать.
– Вы не сумели найти к нему должного подхода, – отозвался мастер Синанджу, поднося трубку к уху Римо. – Теперь говорите, и можете не сомневаться: мой ученик слушает вас самым внимательным образом.
– Римо, мне очень нужна ваша помощь, – произнес Смит.
Римо по-прежнему даже бровью не повел.
– Я честно старался найти ответы на ваши вопросы, но должны же вы понимать, что это очень нелегко. Вас подбросили в приют младенцем, и у нас нет никаких сведений о ваших родителях, кроме имени, написанном на корзине, – Римо Уильямс. Я уже устал повторять, что Римо – одна из самых распространенных фамилий на Западе, и если не подвернется более существенной зацепки, я бессилен.
В трубке не раздалось ни звука.
– Римо, вы слышите?
– Его уши впитали каждое произнесенное тобой слово, император, – заверил Смита Чиун.
– И как же он отреагировал? – с сомнением в голосе осведомился Смит.
– Во всяком случае, не возразил, – вкрадчиво произнес старик.
– Значит, я могу надеяться...
– Ты – император этой страны, твое слово – закон, твоя воля непререкаема, – отозвался мастер Синанджу и повесил трубку.
Он подошел к своему ученику и вскинул глаза. Чиун был на голову ниже Римо, рост которого составлял шесть футов. Своей внешностью мастер Синанджу напоминал усохшее привидение с лицом мумии, пергаментную кожу которой покрывали многовековые морщины. Казалось, Чиун невероятно стар и дряхл, но глаза его светились мудростью и юмором, свидетельствуя о том, что их обладатель родился в конце минувшего столетия и обладает достаточным запасом жизненных сил, чтобы вступить в грядущее. Прожитые годы лишили корейца волос, оставив лишь жиденькую бородку и редкие завитки над ушами. Его хрупкое на вид тело прикрывало черное кимоно с алой каймой.
– Если ты по-прежнему не хочешь работать, – очень вежливо обратился к ученику Чиун, – то я с удовольствием оставлю тебя в состоянии полного покоя.
Римо стоял не шевелясь. По его лбу стекала струйка пота.
– Но я мог бы освободить тебя от паралича и взять с собой в качестве переводчика и оруженосца, – продолжал старик.
Ученик молчал.
– Я дам тебе возможность сообщить свое решение. Если ответ придется мне не по вкусу, я верну тебя в это тягостное состояние и отправлюсь в путь.
Чиун ткнул ногтем точно в центр лба Римо, и тот немедленно ожил.
– Никаких больше поручений, Смит! – гаркнул он.
– Ты опоздал, – бесстрастно отозвался Чиун. – Я уже повесил трубку, а мы опаздываем на самолет до Виргинленда.
Римо нерешительно застыл на месте, кося одним глазом на замерший у его подбородка ноготь, а другим посматривая на открытую дверь. Он лихорадочно соображал, успеет ли дать стрекача, прежде чем мастер Синанджу, научивший его всему, чем можно похвалиться, отреагирует. Наконец Римо решил, что в таких обстоятельствах шанс на успех составляет примерно половину.
– Я хочу сегодня же убедиться в том, что Смит действительно делает все, что возможно, – заявил он.
– А я хотел бы убедиться в том, что мудрость, которой я наполнил твою глупую белокожую башку, не вытекла наружу через какую-нибудь доселе неизвестную дырку. Никогда еще ты не поддавался моему парализующему прикосновению с такой легкостью. Стыдись. Твоя голова набита никчемными мечтами и желаниями, которые ввергли твой мозг в его прежнее состояние наивной тупости. Того и гляди, ты снова начнешь питаться горелыми пирожками с тухлятиной. Неужели моим глазам суждено лицезреть столь низкое падение? – жалобно воскликнул Чиун. Откинув назад голову, он приложил ко лбу словно бы выточенную из слоновой кости руку, и оставался в этой позе до тех пор, пока Римо вновь не заговорил.
– Перестань кривляться, – сказал он. – Для меня это очень важно.
– Ну да, конечно. Твои корни. Ты должен отыскать свои корни. Уж лучше бы ты родился деревом, которое никогда не расстается со своими корнями и любуется ими всю жизнь напролет. Но ты родился человеком. У тебя нет корней. У тебя есть ноги. – Чиун бросил взгляд на итальянские туфли ручной работы, в которые был обут Римо. – Огромные, уродливые, неуклюжие конечности, но, несомненно, ноги. Я говорил тебе это тысячу раз.
– И тем не менее кто-то ведь меня родил, – настаивал ученик.
– Может быть, – лаконично отозвался Чиун.
– И кто-то был моим отцом.
– Вполне вероятно, – признал мастер Синанджу.
– Я хочу узнать, кто эти люди и почему они оставили меня на пороге приюта для сирот.
– Ерунда! Мало тебе знать, что тебя бросили? Представь, что ты поймал попутку, а потом водитель вдруг остановил машину и вышвырнул тебя на обочину. Неужели ты захотел бы посвятить всю свою жизнь поискам этого подонка и выяснению подробностей его биографии?
– Это совсем другое.
– Ничего подобного. Люди, которые произвели тебя на свет, выбросили тебя на помойку, будто сломанную куклу. Можно ли представить себе более грязное и нечестивое деяние?
– Я хочу знать причины их поступка, ведь именно он предопределил мою дальнейшую судьбу. Если бы я не остался сиротой, то, глядишь, не стал бы полицейским, не пошел бы служить в морскую пехоту и не попал бы во Вьетнам. Если бы не Вьетнам, я бы не встретился с Макклири, который прижал меня к ногтю и дал Смиту возможность повесить на меня то убийство. Смит решил, что если я сирота и у меня нет родителей, то мне прямая дорога в КЮРЕ. Подумай сам, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не столкнулся со Смитом.
– Но тогда бы ты не повстречал меня. – Мастер Синанджу бросил на рассерженного ученика выжидательный взгляд. Очень уж многое связывало этих людей.
Римо заколебался.
– Я всего лишь хотел жить как все нормальные люди.
– И обрел жизнь, весьма незаурядную. Доселе ни одному белому человеку не выпадало такого счастья. С тех пор как из туманных пещер вышел первый мастер Синанджу, только мои предки считались достойными изучать это искусство, сияющий источник всех боевых искусств и лучшее из них. Только корейцы, самые совершенные создания, когда-либо населявшие Землю. Ни одного белого. Ты – первый. И ты несчастлив?
– Я не хотел становиться ассасином, не хотел убивать.
Чиун проделал головокружительный пируэт и, внезапно замерев на месте, окинул ученика торжествующим взглядом.
– Ты не просто убийца! – воскликнул он. – Ты – воин Дома Синанджу! Лучший на все времена!
– Я больше не хочу быть убийцей. Я хочу обрести себя.
– Тебе не надо обретать себя, Римо! Отныне ты принадлежишь Синанджу!
– Ты говоришь так, будто я – очередной экземпляр какой-нибудь коллекции.
– Ты – белый мастер Синанджу! Узнав о том, что я взял ученика презренной белой расы и вырастил из него человека, лишь немногим уступающего корейцам, мои предки преисполнились бы гордости... – Чиун запнулся и добавил: – Впрочем, лишь после того, как перестали бы бранить меня за то, что я понапрасну растратил свой талант. Но времена были трудные, в современном мире достойных клиентов не нашлось, и я был вынужден принимать самые унизительные предложения. Я подобрал белокожего найденыша и сделал из него мастера Синанджу. Мне нет равных!
– Хватит! Я ухожу из КЮРЕ. И не хочу больше быть ни ассасином, ни контрассасином.
– Не смей произносить в моем присутствии эти кошмарные слова!
– Я отправляюсь на поиски родителей. А там будь что будет.
Чиун пронзил его острым взглядом.
– Ты всегда принимал жизнь такой, какая она есть. Стоит ли менять свои взгляды?
Римо промолчал.
– Согласен ли ты поехать со мной в Виргинленд?
– В Виргинию, – поправил Римо.
– Значит, решено.
– Минутку! Я ничего не обещал. Я бастую. К тому же грядет День поминовения павших. Всенародный праздник.
На сей раз Римо успел заметить палец Чиуна, стрелой метнувшийся к его лбу. Он шагнул вперед, как бы подставляя себя парализующему удару, но в самый последний миг пригнулся и с такой ловкостью скользнул в сторону, что мастер Синанджу едва не проткнул ногтем белоснежную стену спальни.
Восстановив равновесие, Чиун сцепил руки и спрятал их в широких рукавах кимоно. На его старческом морщинистом лице мелькнуло удовлетворение.
– Похоже, не все мои уроки прошли даром, – пробормотал он раздумчиво. В голосе его угадывалось нечто вроде отеческой гордости.
Устроившись в кресле самолета, Чиун сказал:
– Слушай внимательно. Нам предстоит подавить внутренний мятеж. Это трудная задача, гораздо труднее, чем остановить войну между народами разных стран.
– По-моему, до новой гражданской войны дело еще не дошло.
Самолет стоял на посадочной полосе бостонского аэропорта «Логан», и пассажиры потихоньку поднимались на борт. В салоне появился толстяк с бакенбардами. На нем была голубая форма союзных войск.
Стюардесса преградила ему путь.
– Сэр, вам придется сдать свое оружие, – сказала она, указывая на кобуру, свисавшую с плеча пассажира.
– Это всего лишь копия старинного пистолета «драгун», – заспорил толстяк, произнося слова с гнусавым акцентом, какого Римо никогда не слышал на улицах – только из уст комедиантов, изображавших жителей Новой Англии. – Он заряжается черным порохом и разрешен законом.
– Тем не менее, это огнестрельное оружие, и вы обязаны его сдать.
«Солдат» неохотно отдал ей пистолет вместе с кобурой и портупеей и, помрачнев, протиснулся по узкому проходу и занял кресло по другую сторону от мастеров Синанджу. Золотые пуговицы мундира с трудом сдерживали напор его тучного брюха.
– Похоже, еще один доброволец, – вполголоса заметил Римо.
– Зачем он надел форму времен Наполеона III? – спросил Чиун.
– Что?
– Рукописи, оставленные моими предками, гласят, что в такой форме ходили французские солдаты армии Наполеона III.
– Да нет же, папочка. Это мундир союзных войск времен Гражданской войны.
– Французский.
– Может быть, он и смахивает на французский, но уж я-то сумею отличить настоящую форму северян. Видишь синий кант? Значит, это солдат инфантерии.
– Если этот человек летит в Виргинию сражаться в битве, которую его соотечественники выиграли много лет назад, то речь может идти об инфантильности, но уж никак не об инфантерии.
– И тем не менее, – сказал Римо.
Наконец входной люк был задраен, и турбины закрутились. Их шум мешал разговору, поэтому мужчины сидели молча, а самолет тем временем вырулил на взлетную полосу, разогнался и взмыл в небо над Бостоном.
Когда «Боинг» набрал высоту и лег на курс, Чиун вновь принялся наставлять ученика:
– Войны между народами всегда разыгрываются из-за сокровищ.
– Сокровищ?
– Да. Из-за сокровищ, которые один император хочет отнять у другого. Однако сокровище – это не всегда золото, драгоценные камни и богатство. Так, например, в одной войне в качестве сокровища выступала Елена Троянская, хотя и была всего лишь белокожей гречанкой с кривым носом.
– У Елены Троянской был кривой нос?
Чиун кивнул.
– В наши дни это заболевание называется дефектом носовой перегородки. Парис не знал о нем и до конца своей жизни был вынужден терпеть ее омерзительный храп, – сказал он.
– Весьма ему сочувствую, – отозвался Римо, бросив на Чиуна многозначительный взгляд.
Старый кореец негодующе фыркнул и продолжил:
– Но даже если битва между императорами идет не из-за сокровища, оно все равно остается важнейшим фактором войны, поскольку для ее ведения требуются немалые средства. Император должен кормить и вооружать солдат. В этом мире ничто не дается даром. Даже война.
– Ясно.
– Впрочем, гражданская война – дело другое.
– Не думаю, чтобы это была гражданская война, мой маленький отец. Скорее – затянувшаяся ссора во время праздника.
– Посмотрим. Если за нынешними событиями стоит сокровище, то эта война совсем не то, чем кажется на первый взгляд.
Римо посмотрел на толстяка в мундире северян, сидевшего по ту сторону прохода. Его плоская синяя фуражка то и дело задевала патрубок вентилятора, свисавшего с потолка.
– Не вижу никакого сходства с французской формой, – заявил Римо.
– Сейчас убедишься. – Чиун повысил голос и обратился к толстяку: – Достопочтенный сэр, скажите, пожалуйста, как называется ваш головной убор?
– Это кепи.
Чиун позволил себе удовлетворенно улыбнуться.
– Слышал, Римо? «Кепи» – французское слово. В переводе – «фуражка». Вы, белокожие американцы, не изобрели ничего нового, позаимствовав все свои достижения у народов других стран. Ваш способ управления государством придумали греки, ваши имперские амбиции под стать Древнему Риму. Едва ли на земле сыщется народ, у которого вы не украли бы те или иные идеи, чтобы назвать их американскими.
– А что мы украли у корейцев? – заинтересованно осведомился Римо.
– Лучшие годы моей жизни, – отрезал мастер Синанджу и обиженно умолк, разглядывая видневшееся в иллюминаторе крыло с таким видом, будто опасался, что оно вот-вот отвалится.
Остаток полета прошел в полном спокойствии, если не считать появления стюардессы, которая принесла прохладительные напитки и предложила Римо сводить его ребенка в кабину к пилотам.