Казалось, что в фойе театра, украшенного большими плакатами с афелиумом, собралось полгорода. Кого здесь только не было: молодые и пожилые, в очках и без, мужчины и женщины, взрослые и дети. Почти все держали в руках по цветку — настоящая цветочная демонстрация. Розы самых разных оттенков, гвоздики, лилии, хризантемы, астры… Некоторые притащили своих домашних любимцев в горшках: скромные фиалки, амариллисы, орхидеи, бегонии, примулы. Многие держали свежекупленные горшочки с афелиумом. Тут Маргарита увидела соседку тетю Пашу. Эта женщина монументальных форм обожала, когда ее называли «Старостой подъезда». Теперь она гордо прогуливалась по фойе, держа обеими руками керамический горшок с огромным шишковатым кактусом. «Тяжело, наверное», — посочувствовала соседке девочка, прижимая к носу свой букетик. Еще она подумала: «Странно, обычно маргаритки в киосках не продают. Откуда Че их взял и как догадался, что они действительно мои самые любимые?» А вот лимонад, пирожки и пирожные из буфета исчезли, исчезла и румяная продавщица Полина. Зато появился какой-то непонятный автомат.
Маргарита подошла к нему, чтобы рассмотреть получше. Он назывался «Обменник» и напоминал приземистый комод на два ящика: кладешь в один, нижний, цветок, который принес с собой, — выдвигается верхний с надписью: «Три лучше, чем один!» И ты можешь выбрать бесплатно те самые три афелиума в нарядных горшочках. У автомата уже выстроилась очередь. «Чего встал, бестолочь? — толкала мужа в бок толстая дама. — Кому нужна твоя занюханная гвоздика, а тут три новеньких цветочка — и в каких горшочках. Это все денег, между прочим, стоит. Давай меняй!»
По углам фойе чадили курильницы с разноцветным пахучим дымом. Монотонно забил невидимый барабан. Плакаты с афелиумом засветились по контуру золотистыми огоньками. Маргарита присмотрелась к огонькам с подозрением. Очередь у «Обменника» заметно выросла.
Когда раздался второй звонок, верхние лампы в фойе притушили. Повсюду разлился мертвенный зеленоватый свет, какой Маргарита уже видела в С-3. Ей даже показалось на минуту, что она услышала характерное журчание. На третьем звонке двери в зал распахнулись, и толпа, оберегая цветы, без давки, но очень решительно всосалась внутрь.
Сцена была мягко освещена. Радужные блики теплых тонов кругами разбегались от центра, где на небольшом стеклянном шаре со срезанной верхушкой горделиво распростер свои листья цветок афелиума. «Тот же, что стоял в магазине на презентации», — узнала красавца Маргарита.
Но здесь, перерожденный театральной магией, он уже не казался таким противным. Более того, грамотное освещение сделало его лепестки и листья сверкающими, почти хрустальными. Возникала полная иллюзия, что они лучатся самостоятельно. Просто исходят лунным сиянием. С трех сторон от Главного Цветка на стеклянных шарах поменьше стояли афелиумы поскромнее.
Никаких распорядителей, проводящих кастинг, видно не было.
Зрители, озираясь, рассаживались по местам. Маргарита облюбовала крайнее кресло в седьмом ряду, рядом с двумя девицами, которых видела в магазине. Тут по углам зала взметнулись вверх огненные фейерверки. Свет погас, и снова зазвучал барабан. Цветок, казалось, угрожающе разбухал с каждым ударом, а бой, достигнув апогея, сошел на нет. По залу разлился вкрадчивый голос: «На свете нет ничего прекраснее афелиума, — уверял он, — афелиум прекрасен и всемогущ. Что розы, что ромашки, что лилии? Банально, привычно, уродливо! Только афелиум излечит вас от любых недугов, даст молодость, счастье, богатство! Только он…» Маргарита во все глаза смотрела на сцену: метелка большого афелиума заискрилась золотом, огоньки потекли по листьям и вниз по стеблю — и вот уже все растение переливалось нездешним огнем, будто занесенное в человеческий мир из диковинного волшебного сада. Девочка не заметила, как пальцы ее сами собой разжались, уронив букет маргариток на пол.
А горящие фонтаны в зале продолжали бить. И разноцветные искорки от них уже не таяли в воздухе. С памятным Маргарите жужжанием они с двух сторон потекли к сцене. Одни живым горящим треугольником соединили маленькие афелиумы. Другие, поблескивая, сложились в фигуры, копирующие линии цветка, будто наметили их искрящимся пунктиром. Дым повалил гуще, и вот уже на сцене кружились вполне осязаемые фигуры. Три, пять, семь копий афелиума. Внутри стеклянных шаров, служивших для цветов подставками, то и дело пробегали маленькие молнии.
«Делай как мы, делай как мы, делай как мы», — зазвучал в голове тот же голос.
Люди вокруг, как лунатики, начали медленно вставать со своих мест. Те, кто пришел с афелиумами, поднимали горшки вверх, завороженно глядя, как вслед за большим цветком начинают искриться и их «крысиные хвостики». Некоторые из тех, кто принес другие цветы, бросали их на пол и тянули к сцене пустые руки. Маргарита вдруг страшно пожалела, что не обменяла, пока было можно, свой букетик в автомате, и теперь не может слиться в волнах блаженной радости с остальными, с теми, у кого есть Самый Прекрасный На Свете Цветок.
Она совсем забыла про предупреждение Че — натянуть на нос шарф — и вскоре уже раскачивалась вместе со всеми. То есть нет, не раскачивалась — плыла по лазурным волнам всеобъемлющей любви…
Окончание «кастинга» и то, как она выбралась на улицу, Маргарита помнила смутно. На улице на нее вполне по-собачьи тявкнул Георгий — и то, что пекинес позволил себе такую «собачесть», слегка привело девочку в чувство. За время кастинга Георгий внимательно исследовал закулисье театра. Кто заподозрит в шпионаже маленького заблудившегося пса? Но в том-то и дело, что никого и нигде пекинес не встретил. Только за дверью С-3 что-то журчало и чавкало. Дремала в своем кабинете Старушка Франкенштейн. И маячила в комнате осветителей тень Блондинки.
Маргариту покачивало. Приглядевшись к ней, пекинес не на шутку встревожился.
— Простите, что я вас облаял, — забормотал он. — Мне просто показалось, что вы не в меру и не к месту задумчивы. Самое обидное, что не могу поддержать вас под локоток. Эх, Камрад, Камрад!.. Нельзя так рисковать принцессами! Скорее, скорее домой!
Дома, несмотря на вполне ранний час, он настойчиво отправил Маргариту спать.
Девочка не сопротивлялась.