Настоящее единство… Узнав о нём, я уже не могла сосредоточиться ни на чём другом, будь то работа в саду или досуг во дворце. Мне не терпелось снова остаться наедине с Чили, чтобы осторожно, намёками вовлечь её в разговор о тайне, которую она скрывает от той единственной, кого могла взять в сообщники.
— Ты делаешь большие успехи в садоводстве, — ненароком заметила я, шагая следом за Чили по фруктовой аллее. — Скажу даже, как садовница, ты заткнула меня за пояс.
— Правда?
— Да. Ты так хорошо разбираешься в «цветах», о которых я должна знать в первую очередь.
Чили обернулась, самодовольно улыбаясь.
— Этот «цветок» — королева сада. Я позабочусь о нём.
— Королева сада? — переспросила я. — Хорошо, что ты так считаешь. Это вселяет надежду, что ни на что другое здесь ты покушаться не станешь.
Я перехватила её руку, которую она протянула к зреющему персику.
— Ты ревнуешь? — уточнила она насмешливо, а мне стало не до шуток, когда я вспомнила Имбирь и её трепетное отношение к схороненной под этим деревом единой.
— Серьёзно, Чили. Можешь рвать какие угодно цветы и плоды здесь, но к персику ты не прикоснёшься, уж я за этим прослежу.
Выслушав меня с понимающим видом, она наклонилась к моему уху, обещая:
— О, Ива, теперь я сделаю это просто затем, чтобы доказать тебе, что у тебя нет соперниц. Когда я причащусь её сладкой плоти, знай, что ты следующая на очереди.
Я ахнула, то ли негодуя, то ли предвкушая. С каждым днём она становилась всё более дерзкой и бесцеремонной. Её хищная натура, проявляющаяся в желании всё испробовать и покорить, пугала. И эти её изощрённые метафоры…
Возможно, поддержание флёра загадочности в наших отношениях, где всё выставлялось напоказ, было правильным решением со стороны Чили. Ей нравилось следить за тем, как я сама разбираюсь в правилах этой игры, прислушиваясь к себе, приглядываясь к её телу, познавая собственные желания. Выдай она мне всю правду разом, я была бы попросту обескуражена. Лишена возможности фантазировать, догадываться и мечтать…
Особенно хорошо у меня это получалось, когда я наблюдала за тем, как Чили помогает Имбирь по саду. Обнажившись по пояс, она работала за десятерых. Её торс блестел на солнце, мышцы двигались под влажной кожей… много мышц, о существовании которых я даже не догадывалась… на руках, плечах, спине, груди, животе.
В такие моменты я помогала ей тем, что держала её волосы и не путалась под ногами. Обидно, но это правда: я только мешалась. Взрослея, Дева слабнет телом, но крепнет сущностью. От меня теперь было мало пользы, поэтому я охотно уступила ей место, предпочитая тихо созерцать.
Со стороны это выглядело так, будто я понукаю ей, поэтому, каждый раз проходя мимо нас, мати одобрительно кивала. Каждый раз она замедляла шаг, а её улыбка пробирала до мурашек.
— Что с тобой? — спросила Чили, заметив слёзы на моём лице. — Готовишься стать Плачущей госпожой? Смотри не переусердствуй.
— Мне страшно.
Чили посмотрела в ту сторону, где скрылась хозяйка сада. Ненавидя мою пару, мати даже не представляла, насколько сама ненавистна ей. Имбирь соперничала с Виолой в звании врага номер один. Чили помнила, чем закончилась их встреча в лесу. Она замечала, как в приступе негодования Имбирь привычно заносит надо мной ладонь, но останавливается, натолкнувшись на предостерегающий взгляд.
— Я знаю, Ива, как это бывает, когда тебе причиняют боль самые близкие люди. Но она тебя и пальцем не тронет. Этого ты бояться не должна.
— Я боюсь не её, а тебя.
— Чего? — обронила она, и я спрятала лицо в густой копне её волос.
— Почему, каждый день имея дело со смертью, видя столько погребений, мы так уверены, что нас это не коснётся? Что если ты оставишь меня, Чили?
Она вздохнула, будто я беспокоилась о ерунде.
— Испытание стихий не убьёт нас.
— Почему ты так уверена? — Я указала на скрывающийся в облаках пик, куда уходили все воспитанницы в конце своего обучения. — Там бушуют ветра, которые растерзают нашу кожу. Воздух там настолько тяжелый, что пригибает к земле, а солнце, в самом деле, может сжечь. Всё то, что так ласково с нами здесь, убивает там.
— Да, Внешний мир куда безопаснее.
— При чём тут это? — проворчала я, и Чили неловко предложила:
— Просто… если бы мы спустились вниз, это бы приравнялось к испытанию стихий. Сама подумай, сколько Дев спустилось с той вершины, и сколько вернулось из нижних земель? Природа там по-своему беспощадна, а люди доделывают то, с чем она не справилась. Будет непросто, но…
— Ты поэтому так мечтаешь туда попасть? — перебила я.
— Может, я мечтаю туда попасть, чтобы это исправить.
— По-твоему, нужно что-то исправлять?
— Моё рождение указывает на это, — напряженно ответила Чили. — Мне не изменить мнение Дев о Внешнем мире. Может, будет легче изменить сам Внешний мир?
— И как ты это сделаешь?
— С помощью техник. Девам под силу остановить все войны словом. Они могли бы приказать людям соблюдать законы Детей и, объединившись с ними, править миром.
— Это не понравилось бы Калекам и Старцам, которые никогда не признают превосходство Дев и Детей. Они бы тоже объединились, и началась бы новая война.
— Им бы пришлось сражаться против обычных людей, вряд ли отшельники пошли бы на такое.
— Почему? Они только этим и занимаются. Как и все мужчины.
Чили склонила голову на бок, в долгом молчании разглядывая моё лицо.
— Ива, часть меня счастлива, что ты их ненавидишь, но лишь потому что я сам мужчина и ревную тебя.
— Ты не мужчина.
— Тебе удобнее так считать, ведь мысль, что ты любишь меня именно поэтому, сведёт тебя с ума.
— Нет, я люблю тебя, потому что ты моя пара, — заявила я смущённо, но убеждённо. — Ты самая красивая и сильная из Дев. Я обожаю твой голос, особенно если ты говоришь о «настоящем единстве». А ещё ты знаешь про «цветок». Когда ты ко мне прикасаешься там, я готова тебе простить всё на свете, даже эти дурацкие разговоры.
— Да. Потому что я мужчина.
— Перестань! Не говори о них!
Но она даже не подумала, становясь лишь более настойчивой. Это было делом принципа, чертой характера: Чили всегда настаивала на своём. Но на этот раз это выглядело чем-то большим, чем банальное упрямство. В её глазах застыла боль.
— Мы уже не дети, Ива. Хватит притворяться, что ты ничего не понимаешь. Ты ведь раньше остальных поняла, что я — другой.
— В этом нет ничего плохого.
— Конечно, нет. Но стоит мне захотеть жить среди своих собратьев, чтобы не считать себя жалким уродом, ты сочтёшь это предательством. Ты никогда не поддержишь меня. Ты не пойдёшь со мной.
— Опять ты про Внешний мир.
— Да, потому что этот мир не может дать мне главного! — заявила она, и я нахмурилась.
— Так твоё «главное» — не дом, не Метресса и не я, а «собратья» Внешнего мира? Наши враги?
Она резко отвернулась, обхватив голову руками.
— Я чувствую, как схожу с ума… — прошептала Чили, и я притянула её к себе, устраивая её голову у своей груди. Она быстро успокаивалась при таком раскладе.
— Ты просто устала. Хватит на сегодня, тебе нужно отдохнуть. Пойдём, я помогу тебе расслабиться. Приготовлю тебе ванну, сделаю массаж, а потом накормлю.
Я замечталась…
— Давай лучше я накормлю тебя, — предложила тихо Чили, и я вообразила, что она хочет угостить меня особенной «сладостью».
Так и вышло. Предвкушая, я охотно следовала за ней, не задавая вопросов, пока не поняла, что она идёт к персиковому дереву, оставленному мати без присмотра.
— Погоди, Чили. Слышишь? Стой. — Я схватила её за руку, но она даже не обернулась. — Что ты собираешься сделать? Эй!
Она решила отомстить мне, жестоко подставив перед Имбирь?
— Это ведь всё из-за неё, — рассудила Чили. — Ты боишься уйти со мной, потому что эта сука избила тебя однажды, просто заподозрив в побеге. А у меня не было силы защитить тебя в тот момент. Но теперь ты не должна бояться этой женщины, Ива. Тебе пора освободиться от её удушающего влияния. Это будет первым шагом.
— Хватит! Это не смешно!
— Похоже, что я шучу?
— Это же святое, Чили! Это её единая! Не подходи к ней!
— Однажды ты сказала, что этот мир — мой дом, а вы в нём гости. Но почему-то именно гости командуют мной и всё на свете запрещают. Мне запрещает мать, запрещает Мята, а теперь и ты тоже.
Перепуганная, я отпустила её руку и потянула за многострадальные волосы.
— Ну ничего себе! Что дальше? Подожжёшь их?! — прошипела Чили, только теперь показывая, насколько взбешена разговором со мной. Моим непониманием. Тем, что я не даю ей желаемое. И речь не о персиках.
До дерева оставались считанные шаги, а моя убедительность была на нуле, поэтому я села на землю и скрестила руки на груди.
— Придётся обрезать волосы, чтобы добраться до этого дерева, Чили.
— Вот как?
— Реши, что для тебя важнее. Я или эти, чтоб их, персики!
Улыбнувшись моей наивности, она подошла и с легкостью подняла меня с земли, закидывая себе на плечо. Я вскрикнула, потрясённая. Принимая как данность свою слабость, я даже не представляла, насколько Чили стала сильнее.
— Нет, не делай этого, — умоляла я, отчаявшись. — Никто здесь ничего не берёт силой. Остановись! Мне больно. Ты пугаешь меня. Ты ведёшь себя как…
— Как мужчина. Дошло наконец?
— Прекрати! Слышишь? Иначе я расстанусь с тобой! Я не прощу тебе этого! — Я набрала в грудь воздуха побольше. — Никогда не прощу!
Чили даже не замедлилась, хотя это был самый верный, болезненный удар, какой я только могла нанести. Сопротивляться дальше было бессмысленно. Я не видела, но почувствовала как она, остановившись под деревом, выбирает самый лучший плод. После чего срывает его и тут же впивается зубами. В её горле зародился стон.
— Ого. Обожаю персики, но это просто… Не знаю, месть или запрет сделали его таким сладким. Как думаешь?
Чувствуя себя идиоткой, я бросила:
— У Виолы спроси!
Я была готова к последствиям. Чили обещала распрощаться со мной, если я ещё раз упомяну её. Но вместо этого Солнце тихо протянула:
— Почему бы и нет. Раз уж мы решили сегодня избавиться от всех страхов.
Неторопливо вкушая лакомство, она пошла прочь от дерева, меня, как видно, собираясь оставить на десерт.
— Хочешь попробовать, Ива?
— Нет!
— Почему ты так раскапризничалась? Это ведь не единственный плод, который тебе доведётся вкусить вместе со мной против воли твоей мати.
— Я собиралась вместе с тобой стать отшельницей, а не отступницей!
— В этом нет ничего плохого.
— Ты сама сказала, что это нарушение запрета и месть!
— Да, но по сравнению с тем, что вас ждёт, если вы продолжите в том же духе, это просто шалость.
— О чём ты?!
— Думаешь, так будет вечно? Ваше презрение, моё смирение, твоё непонимание? — Чили мрачно усмехнулась. — Ещё не так давно мне хотелось, чтобы меня просто оставили в покое, а теперь я страдаю от одиночества, когда ты просто отворачиваешься от меня. Ещё не так давно меня заставили поклясться, что я не трону тебя, а теперь я только об этом и думаю. Но знаешь, чего мне хочется больше всего? Чтобы ты открыла глаза и признала, что я — мужчина и я — твой. Открой глаза, Ива. — Она внезапно остановилась и поставила меня на землю. — Открой. Серьёзно, посмотри на это.
Её голос изменился, она заговорила полушёпотом, и я неохотно подчинилась. Мы стояли за кустами жасмина, а неподалёку шумел фонтан, в котором плескались две подруги. Не такая уж необычная картина, но Чили поразило не это. Они целовали друг друга в губы, но совсем не так, как это делали мы — быстро, осторожно и по-детски. В их прикосновениях была страсть, нетерпение и жадность. А ещё очевидный навык: они знали, как доставить друг другу удовольствие.
— Ты видела уже нечто подобное? — спросила она, следя за ними.
— Нет. А ты?
— Да. В купальнях.
— Тебе же запрещено туда заходить!
— Но кто запретит мне подглядывать?
— Или есть чужие персики, да, Чили?
— Ну прости. — Когда я обиженно отвернулась, она обхватила мой подбородок, заставляя смотреть на неё. Наклонившись ещё ниже, Чили предложила, как некогда предлагала персик: — Хочешь попробовать?
Как быстро у неё поменялось настроение, надо же.
Не дожидаясь ответа, она прикоснулась к моим губам. Прижалась надолго, пока я, задержав дыхание, смотрела на неё.
— Не сжимай их так, — попросила она. — Расслабься.
Я всё ещё была зла на её выходку, поэтому не собиралась подчиняться… но когда Чили невесомо потёрлась об мои губы, мне просто сразил контраст её грубой силы и нежности. Обхватив мою шею, она крепко удерживала меня и так осторожно ласкала мои губы своими. По чувствительной тонкой коже скользило её неровное дыхание, а следом робкое прикосновение языка… Лизнув мою нижнюю губу, она её медленно пососала.
То ли желая наказать, то ли требуя большего, я сжала зубы, кусая её в ответ.
Чили дёрнулась назад.
— Это ещё что за?!.
— Ты такая вкусная, что я не удержалась, — избаловано выдала я, приподнимаясь и притягивая её к себе, чтобы пожалеть. — Больно?
— Нет. — Когда я подалась вперёд, прижимаясь к её рту, она простонала. — Нет, но не кусайся больше. Хорошо?
Когда я пообещала, Чили толкнулась между моих губ языком, горячо и влажно… Это проникновение заставило меня сжаться внизу, между бёдер. Чили ещё даже не прикоснулась ко мне там, но этот «цветок» с некоторых пор одинаково реагировал на любое её внимание ко мне. На слова. Даже на взгляд.
Мы обе задрожали, потрясённые этим новым способом демонстрировать своё единство. Отстраняясь, чтобы отдышаться, мы сплетались снова, подключая к этому поцелую всё тело: гладя, прижимаясь, стягивая одежду.
— Ты прощаешь меня? — спросила Чили, её шёпот обжигал мои припухшие губы.
— Да.
— Скажи, что прощаешь.
— Чили, я люблю тебя, нет ничего, что я не смогла бы тебе простить.
— Ты готова была возненавидеть меня, я знаю. Хотела меня бросить.
— Нет. Никогда.
— Скажи ещё раз, что прощаешь меня. Что заранее прощаешь меня за всё.
Я взяла её руку и запустила её между своих бёдер, убеждая самым лучшим образом. Давая почувствовать моё прощение. Или заслужить его, если оно ещё недостаточно ощутимо.
— Ты сочишься… — Чили смотрела вниз, на свою руку, которую я прижимала к себе. — Моя сладость…
Я простонала, не веря, что поняла её правильно.
— Я так хочу попробовать тебя, — прошептала Чили, подтверждая мои догадки.
Не думаю, что когда-нибудь прежде «сладость» сама мечтала почувствовать на себе жадный рот. Чили собиралась отведать ещё один плод, принадлежащий Имбирь.
Но мати ей этого не позволила.
Между Имбирь и персиковым деревом была налажена какая-то ментальная связь. Нет ничего удивительного в том, что она почувствовала, когда её вошедшую в самую уязвимую, соблазнительную, прекрасную пору единую «осквернили». Удивляло то, как быстро она нас нашла.
Я услышала, как вскрикнули напуганные Девы.
Чили отстранилась, глядя в сторону фонтана.
— Пошли вон, развратные сучки! Нашли место! У вас совсем совести нет, вытворять такое здесь?! — взревела Имбирь искажённым голосом, спугнув плещущуюся парочку.
Она даже не представляла, что настоящий разврат ей только предстоит увидеть.
— Не смотри на неё и не пытайся ничего ей объяснять, — попросила Чили, торопливо поправляя мою одежду. — Закрой глаза и уши.
Она боялась, что мати будет использовать техники. Пусть Имбирь и пренебрегала своим мастерством, но в моменты бешенства она применяла его инстинктивно. Они не стала бы себя сдерживать даже со мной, точно не теперь.
— Чили, давай уйдём. Я её знаю, ей нужно сначала остыть…
— Я просто извинюсь.
Плохая идея.
— Только не трогай её, ладно? Поклянись, что не тронешь её.
Я боялась не за мати, а за саму Чили. Неприкосновенные деревья — это одно, а неприкосновенные Девы — совсем другое. Напади она на Имбирь, все сочли бы это преступлением, заслуживающим казни.
Я не услышала её ответа, Чили резко повернулась к смотрительнице сада. Но, прежде чем я оказалась за широкой спиной, Имбирь заметила мои покрасневшие губы. Она ахнула, когда поняла, что именно я вкушала вдобавок к священному персику.
— Ах ты… ах ты, мерзкая шлюха! — прошипела она, ткнув в мою сторону пальцем. — Прямо здесь, в этом саду, у меня на глазах?..
Я заткнула уши уже только потому, что не хотела слышать продолжение. Чили бы тоже не помешало: она никогда не отличалась терпением и теперь тоже продержалась недолго. В какой-то момент она просто шагнула вперёд и вцепилась в шею Имбирь.
Я испуганно вскрикнула, дёрнувшись к ним.
— Может, вырвать твой поганый язык? — тихо прорычала Чили. — Раз ты не можешь сама вовремя заткнуться!
Мати неразборчиво прохрипела:
— Рискни… Тебя повесят… и её тоже.
— О себе беспокойся, ведь я тебя сейчас придушу.
— Чили, пожалуйста… — шепнула я, напуганная её гневом, пусть даже он был направлен не на меня.
Имбирь била узким кулаком по её руке, пока окончательно не обессилела. Только тогда Чили оттолкнула её от себя. Мати упала в траву, дрожа и скуля, и видеть эту грозную отшельницу в таком жалком состоянии было настоящим шоком. Но она не стала звать на помощь. Вместо этого Имбирь ядовито прошипела:
— Ты за это ответишь! О, сколько боли ждёт тебя за это посягательство. Запомни этот день: ты тронул моё сегодня, и я отомщу тебе. Я закопаю тебя прямо здесь, на этом самом месте. И посажу на твоей могиле это. — Она разжала дрожащий кулак, показывая персиковую косточку, которую нашла по дороге. — И тогда уже ты угостишь её своей плотью.
— Может, твоя плоть придётся ей больше по вкусу? — спросила Чили с намёком, и мати вздёрнула подбородок.
— Я не боюсь тебя. Ты просто разросшийся сорняк. Моя вина, что я не искоренила тебя сразу, и вот теперь ты решил расплодиться на почве, которую я облагораживала. Тебе не место здесь. Ни в этом мире, не в этом саду. Убирайся, или я предам тебя огню, как поступаю со всем сором.
Чили не выглядела впечатлённой.
— И что дальше? Можешь делать, что угодно: меня не убить и не изувечить.
— Думаешь, раз ты бессмертен, тебе всё сойдёт с рук? Все вокруг узнают о том, что ты натворил.
— Только ты видишь преступление в том, чтобы съесть то, что предназначено для еды.
— Или взять то, что предназначено для твоего члена?
— Я не…
— Не вздумай оправдываться или клясться в чём-то. Ты уже перешёл черту. Я вижу.
Имбирь свирепо глянула на меня, и я вновь спряталась за Чили, хотя только набралась смелости, чтобы вмешаться. Я не слышала, как она ушла, но почувствовала, как напряжение покинуло тело Чили.
— Ты слышала её? Совсем помешалась на своих деревьях, — пробормотала моя пара.
— Не смейся над ней, — попросила я, тяжело вздыхая. — У неё погибла единая, ей нужно верить во что-то, чтобы мириться с этим. Я бы тоже сошла с ума, если бы ты вдруг исчезла.
— Я тоже, — ответила Чили. — Так что большая ошибка с её стороны угрожать тебе.
— Забудь. Она много чего наговорила. Никогда не видела её в таком бешенстве, если честно.
— А что насчёт меня?
— Ты себя сдерживала, я знаю. — Я погладила её по спине, за которой просто обожала прятаться. — Но руки распускать не стоило.
— Это ей не стоило распускать язык.
— Больше не делай так, пожалуйста, — попросила я, но, когда Чили недовольно заворчала, призналась: — Если честно, я сама постоянно думала о том, каково было бы попробовать тот персик. Будь я смелее, тоже бы не удержалась.
— К чёрту персики, Ива. — Чили отстранила меня, указав в ту сторону, куда ушла Имбирь. — Хочешь и дальше оставаться здесь? Служить ей, принося человеческие жертвы деревьям? Грезить о величии, позволяя при этом вытирать об себя ноги самой последней сумасшедшей? Обрести могущество, но продолжать оправдываться за любой проступок?
Я отвела взгляд. Подобные истерики были для Имбирь обычным делом, я к ним привыкла, но избалованная материнской любовью Чили — нет. Не удивительно, что увиденное шокировало её, хотя она была отнюдь не неженкой.
— Ты же сейчас не начнёшь снова про Внешний мир? — догадалась я, устало простонав. — Чили, пожалуйста, мы же только что помирились.
— Я и не собираюсь ссориться! — Чего не скажешь по голосу. — Я хочу тебе помочь. Хочу, чтобы ты была счастлива, но здесь тебе этого не позволят. Ты погибнешь здесь.
— Разве ты не доказала только что, что сможешь защитить меня от чего угодно? Я погибну, только если ты покинешь меня. Спаси меня от этого. Спаси. — Я прильнула к ней, целуя центр груди, там где сердце, и Чили немного смягчилась.
— Почему тебя так пугает Внешний мир? — спросила она. — Ты боишься именно его? Или ты боишься разочаровать сестёр, которые в тебе и так уже давно разочаровались?
— Я боюсь, что ты променяешь шанс стать лучшей среди нас на отступничество, скитание и нужду. Тебе с рождения уготовано править нами. И ты сможешь делать, что захочешь, но только после того, как освоишь высшее мастерство….
— Есть кое-что намного более важное и насущное для человека, чем высшее мастерство, Ива. К чёрту высшее мастерство. Разве похоже, что мы тут занимаемся великими делами?
— Да. Оглянись. Всё, к чему стремятся обычные люди, у нас уже есть. Так чего ради сбегать отсюда? — не понимала я.
— Чтобы узнать, насколько мы по-настоящему сильны и свободны.
— И для этого обязательно надо побывать в неволе и оказаться на грани смерти?
— Я не умру, — повторила она. — Меня невозможно убить.
— Но возможно пленить.
Чили посмотрела на меня, соглашаясь:
— Похоже на то.
Это был очень обидный намёк. И я собиралась обидеться, но вместо этого обняла её, ласково шепча:
— Моё Солнце. Моя любимая. Что так тревожит твоё сердце? Кто так сильно ранил его, что в этом изобильном, прекрасном мире ты не замечаешь ничего кроме своих врагов? Совсем скоро ты докажешь им всем, как сильно они ошиблись, отвергнув тебя. Тебе просто надо набраться терпения. Куда ты так спешишь? У тебя в распоряжении целая вечность. Я знаю: ты уже превосходишь всех нас настолько, что не видишь смысла становиться сильнее. Но я слаба. До встречи с тобой я вовсе не хотела обучаться, но теперь я обязана стать достойной твоей силы. Помоги мне в этом, а потом можешь идти покорять какие угодно миры. И я буду рядом с тобой, чтобы засвидетельствовать твоё величие.