Да, были люди в то время!

Глава 13

В себя пришёл в какой-то комнате. Было тихо, не били пушки, не хлопали ружья. Осмотрелся. За столом сидел мой верный Силантий.

Позвал его, очень пить хотелось.

— Сейчас принесу ваше высокоблагородие, — обрадованно сказал денщик, и выбежал из комнаты.

Вода была холодной и очень вкусной, я бы сказал сладковатой немного.

— Силантий, куда меня зацепило?

— Весь левый бок вам порвало. Я вывез вас в наш тыл. Полком подполковник Пырьев опекается. Все хорошо, французы от нас отстали. Мы уходим от них далее.

— Сколько времени я валяюсь?

— Второй день. Вас вчерась побило. Дохтур-немец вас смотрел, говорит, вы не выживите, раны очень страшные. Одна картечина на спине застряла, он её доставать не стал, сделал повязки и ушёл

— Рано мне ещё помирать Силантий. А других лекарей в лагере нет?

— Народу поранетого страсть как много. Дохтуров не хватает. Я проходил мимо лазарета, видел там, рядом наваленную гору отрезанных увечных рук и ног.

— Тогда слушай внимательно. Найди нашего полкового коновала, если он уцелел. Пусть берет свой инструмент и снадобье, которым лошадей лечит, и быстро сюда. Найди бутылку хорошего вина, и насыпь туда половину кружки соли. Перемешай все, чтобы соль растаяла. Будем сами лечиться. А как наш Багратион?

— В добром здравии. О вас несколько раз справлялся. Немецкому дохтуру пообещал голову снести, если он вас на ноги не поставит. Ладно, вы полежите, а я побегу исполнять вашу волю.

Ну, что Степан Иванович, допрыгался? Рассуждал я мысленно. Сколько раз пули и картечь пролетала мимо, а сабли со шпагами, ты сам отбивал лихо. Выходит и на тебя у французов нашёлся не плохой артиллерист, положил заряд точно. Ранение это всегда плохо, а в этом веке плохо во много раз. Никаких тебе антибиотиков и антисептиков. В медицине я ничего не понимаю, ну, там перевязать я ещё смогу, а на что-то большее не способен, не научился. Попробую использовать народные средства лечения ранений. Читал, как лечили ранения белорусские партизаны, запомнил, спасибо хорошей памяти. Главное не занести инфекцию, а там, даст Бог, выкарабкаюсь. Организм у меня молодой и крепкий, справится. Вот подмогну ему немного, и порядок.

Силантий выполнил мои указания в точности, и коновала привели Этому, не молодому солдату, удалось уцелеть в этой мясорубке.

— Тебя как зовут? — спросил коновала.

— Иваном, ваше высокоблагородие, — хрипло ответил солдат.

— Лошадиное лекарство взял?

— Взял. Дак ить оно для лечения скотины, сбитые бабки лошадям помазать или рану на крупе, людям я его никогда не накладывал.

— Лекарство из дёгтя делал?

— Первостатейный берёзовый брал, сам бересту отбирал.

— Ну, человек от скотины не шибко отличается. Что хорошо лошади, то и человеку должно подойти. Я буду тебе говорить, а ты все выполняй в точности, тогда и полечишь меня правильно.

— Как прикажите, ваше высокоблагородие.

— Первое вымоешь хорошо руки. Потом оботрёшь их вином, тебе Силантий польёт немного. Снимешь с меня повязки.

Иван, глядя удивлённо на меня, отмывал руки и обтирал их вином. А потом вдвоём с Силантием, избавляли от повязки. Болезненно, однако, но ничего не поделаешь, если хочешь жить, терпи.

— Ну, что вы там видите? — поинтересовался у «докторов».

— Спереди две дырки, по боку идут две блинные и глубокие борозды, — заговорил Иван. — Со спины одна дырка, а наверху большая гуля.

— В этой гуле Иван, сидит картечь её надо вырезать.

— Да как можно, живого человека резать? Я не умею.

— У лошадей доставал пули?

— Бывало такое, но не часто.

— Вот и у меня достань.

— Нестерпимо будет ваше высокоблагородие, — промямлил коновал, — кричать зачнёте

— Постараюсь терпеть.

— Воля ваша.

Ох, уж этот лошадиный доктор! Предупреждать надо. Полоснул ножом по гуле резко и неожиданно. Боль заметалась по всему моему телу, я с трудом удержался от крика.

— Вот она гадина, — перекатывал на ладони окровавленный кусок металла Иван, — вышла чисто, кровь пошла.

— Теперь бери шомпол ружья, намотай на него чистую тряпицу, смочи вином, и промывай все мои сквозные раны, — с трудом произнося слова, приказал Ивану. — смотри, чтобы в ранах не остались куски от моего мундира или железа.

Вино с солью, да на открытые раны, это я вам скажу удовольствие для садомазохистов. Я себя к ним не причислял, но получил все удовольствия вместе взятые.

— Давай Иван маленько передохнем, — попросил коновала, — пускай кровь, протечёт по ранам.

— Силантий ты, в моих вещах пока поищи шёлковые нити, там есть толстые. Замочи их в вине, — наставлял денщика.

Примерно полчаса, сидел я, пытаясь привыкнуть к боли, она понемногу начала униматься. Очередное испытание, шитье ран по живому. Надо сидеть спокойно и не шевелиться, а то шов некрасивый получится. Ну, это я уже шутить изволю. Какая на фиг красота! Сейчас бы выжить.

Иван заштопал мне две длинные раны на боку, и им проделанную прореху на спине. Затем нанёс на все раны лошадиное снадобье, и наложил повязки.

Лечение отняло у меня все силы. Я выпил ещё немного воды, и завалился на постель, хотелось спать. Сон говорят лучший доктор.

Проспал я до следующего утра. Разбудил меня мочевой пузырь, своими настойчивыми требованиями. Не успел шевельнуться, а Силантий, тут как тут.

— Чего изволите, ваше высокоблагородие? — осведомился денщик.

— Помоги сходить до ветру. Не знаю, смогу ли один дойти.

— Да я ведро приготовил, на сей случай.

— Давай все же пройдёмся не спеша, надо разогнать кровь.

Поддерживаемый Силантием, я добрался до отхожего места. Когда возвращался, обратил внимание, что наше войско начинает покидать деревушку, двигаясь на восток.

— Силантий, мы, когда снимаемся?

— Полк наш выступает скоро. Его высокопревосходительство князь Багратион, очень обрадовался, когда узнал, что вы пришли в себя. Для вас карету на мягком ходу прислал. Приказал мне за вами глядеть неусыпно.

— Тогда собирай наши пожитки.

— Все уже собрано и уложено, я ждал вашего пробуждения. Поснедаем, и можем ехать.

И мы поехали. Чувствовал я себя относительно нормально. Раны болели, как и положено, но не «горели огнём», значит, снадобье Ивана действует. Я его к своему экипажу приставил, чтобы под рукой был. Делая, не более тридцати вёрст за переход, войско направлялось к границам России.

В один из вечеров меня посетил Багратион.

— Рад, тебя видеть живым Степан Иванович, — пожал мне руку генерал. — Твоего ранения я не видел, мне потом солдаты рассказали. Французы на твой арьергард обрушили огонь многих пушек. Когда возле тебя рвануло, то все подумали, конец полковнику Головко. От лошади осталась только часть крупа. Из кровавого месива тебя вытащил денщик. Представляешь, он рыдал над тобой, как ребёнок, а обнаружив в тебе жизнь, половину версты на руках нёс С трудом уговорили на телегу положить.

— Ваше высокопревосходительство, как наши войска?

— Идут и едут домой. Преследовать нас непосредственно после битвы при Аустерлице французы не стали. Как ты понимаешь, и без преследования союзная армия не помышляет о новом вступлении в бой. Потери наши ужасны. Только русских воинов погибло более двадцати тысяч, утеряно сто пятьдесят орудий, много знамён полков и ружей солдат. Союзников наших, погибло, в три раза меньше. Убыль французов оценивается в десять-двенадцать тысяч. Показал нам Наполеон, как надо воевать, разнёс наши полки в пыль. Заметь, гвардейская пехота, и гренадеры генерала Удино вовсе не были в огне, Бонапарт держал их в резерве. Не скоро мы оправимся от такого поражения. И ещё, спасибо тебе за подсказку с пушками, сильно помогла. Пырьев докладывал, что твои трубные пушки все сохранены, и под охраной отправлены в Сестрорецк для ремонта. Чины и награды, получишь в Санкт-Петербурге. Кутузов одобрил. Все, лечись.

В столицу я попал только после Рождества. Раны мои зажили, правда, иногда ещё саднили на смену погоды. Думаю, скоро и эти неприятные ощущения пройдут. Я уже мог проводить в седле довольно продолжительное время.

По возвращению Силантий устроил банный день. Жарко натопил баньку. Благодать. Попариться с дороги, погреть косточки, истинное удовольствие. Силантий знатно обработал меня веничком. Чувствовал себя зановорожденным. Сейчас стою перед зеркалом, рассматриваю шрамы. Багровые они после бани, и не очень уродливые, я думал, будут выглядеть куда хуже.

Послышался шум в гостиной. Кого ещё принесла нелёгкая? Устраивать приёмы у меня нет никакого желания.

— Барышня, не велено никого пускать, — долетели до моих ушей, возмущённые слова Силантия.

— Да какая я тебе барышня, — услышал девичий голос, — я невеста твоего командира.

Кто такая? Какая невеста? Откуда невеста? Пролетели за секунду в голове мысли.

Дверь распахнулась, и в комнату влетела молодая особа в сопровождении Силантия.

— Степан Иванович, скажите ему, — отмахивалась от Силантия девушка, — что я ваша невеста.

О боже! Вот они, эти зелёные глаза, которые все время мне грезились. Это же моя София.

— Силантий, это действительно княжна София Яковлевна Бакуринская, оставь её в покое, — попросил денщика.

— Прошу простить меня София Яковлевна, за внешний вид, я после бани, — извинившись, стал надевать рубаху. — Разрешите, я помогу вам снять шубу, у нас жарко натоплено.

София стояла, хлопала прелестными глазками, и молчала. Я помог освободиться девушке от шубы, и, передав Силантию, распорядился сбегать в ресторан закупить все необходимое для ужина.

Сам же быстро облачился в мундир и нагло рассматривал свою невесту. Хороша, ой, как хороша. Стройная. Натуральная блондинка, здесь ещё не красили волосы. Очень красивое лицо, с маленьким носиком, чуточку курносым. Глаза, в зелени этих глаз я просто утонул, такими они мне показались чарующими и завораживающими. О фигуре ничего сказать не могу, платье сидело, как влитое, скрывая аппетитные части. Верхняя часть платья, имеется в виду декольте, не разрывалась от присутствия внушительного содержимого. Одним словом, вот он земной ангел, посетивший мой дом.

— Присаживайтесь София Яковлевна, очень рад вас видеть, — после некоторой паузы предложил девушке кресло. — Какими судьбами в столице?

— Вы ранены? — проигнорировала мои вопросы София. — Вы серьёзно ранены, и слова не написали мне об этом. Это бесчестно с вашей стороны. За весь поход от вас было только два письма, а я вам отправила дюжину.

— Милая София Яковлевна, — я взял её ладони в свои руки, и приложился к ним губами. — Весь наш поход, был чередой сплошных сражений. Когда выдалась свободная минута, я вам писал. О ранении не сообщал, чтобы вас не волновать.

— Вы, вы, — девушка вскочила с места, припала моей груди, и разрыдалась.

А была бы косметика, точно поплыла, почему-то пришла мне в голову мысль. Какая косметика? Вспомни Степан, какой на дворе век!

Поглаживая по голове Софию, говорил ей ласковые слова, успокаивал.

— Простите меня, я расплакалась не нарочно, мне стало вас жалко, — вытирала глазки София.

— После Итальянского похода, вы тоже разводили мокроту, — улыбнулся я Софии. — Все же хорошо закончилось. Не печальтесь. Лучше расскажите о себе, мы с вами не виделись давно. Вы подросли. А помню, тогда вы успокоились, забравшись мне на руки.

— Хоть я и не та, маленькая девчонка, с которой вы расстались в имении Михаила Павловича, но если вас не беспокоят раны, и не покажется вам моя просьба верхом бестактности, то хотела бы снова оказаться у вас на руках.

Ну, что прикажите делать, я предложил свои объятия.

Устроившись, София начала повествование о своём житие. Рассказ больше походил на отчёт о прожитых вдали от меня годах. Я узнал, какие книги прочла девушка, какие событие произошли в её жизни. Очень скорбела о кончине батюшки, и беспокоилась о здоровье матушки. Передала мне поклоны от моих родителей и от семьи Миклашевских. Она, видишь ли, как будущая жена офицера, брала у лекаря Функа, проживавшего некоторое время в имении Михаила Павловича, уроки врачевания. По её словам, теперь умеет ухаживать за ранеными и делать не сложные перевязки. Одним словом София подрастала и готовилась к взрослой жизни. А ещё она меня любила. Каждый день она молилась за меня.

— Мой дядя Илья Андреевич Безбородько, привёз меня в Санкт-Петербург. Здесь, по случаю возвращения императора из похода, через две недели, устраивается бал, — подвела итог рассказу София. — Я в числе приглашённых гостей. Это мой первый выход в свет. Надеюсь, вы меня будете сопровождать?

— Меня на бал ещё никто не приглашал. Если откровенно, то я не люблю там бывать.

— Вам приглашение ни у кого спрашивать не надо. Мой дядюшка уже все устроил. Он узнал о вашем возвращении и сказал, чтобы я вела на бал своего майора, своё приглашение он передаёт вам.

— Ну, дядюшка ваш немного погорячился. Я давно уже полковник, командир шестого егерского полка. Если все сложится благополучно, то я ожидаю в ближайшие дни производство меня в генерал-майоры.

— Как это превосходно, — запрыгала по комнате София, хлопая в ладоши. — Я буду на балу, в сопровождении самого молодого и самого красивого генерала! Вам непременно надо сшить новый генеральский мундир.

— Когда произведут, тогда и шить буду. Да, кстати, как вы нашли моё жилище? Дядюшка не побоялся вас одну отпустить?

— Это дядюшка ваш дом нашёл, и привёз сюда тоже он. Сказал, что вы меня сами потом отвезёте обратно.

— Хорошо, пусть так и будет. А сейчас давайте отужинаем, Силантий уже несколько раз заглядывал к нам.

После ужина, мы с Софией немного прогулялись по ночной столице, а потом на извозчике, я отвёз её в особняк дяди. Родственника Софии дома не оказалось, поэтому, я быстро попрощался и ретировался. Договорились встретиться в воскресенье, здесь же.

Через три дня, я был вызван в Генеральный штаб, где в присутствии брата императора Константина, множества сиятельств и высокопревосходительств, указом императора, был произведён в чин генерал-майора, и награждён орденами Святых АнныІІ степени, Георгия ІІІ степени, Станислава І степени. Пришлось закатывать грандиозную попойку господам офицерам в престижной ресторации. Пригласил Кутузова и Багратиона, они не чинясь, приглашение приняли.

Вино лилось рекой, закуски менялись на столах, тосты звучали громко. Особенно запомнился тост Багратиона. Он рассказал о моем боевом пути. Лестно отозвался об умении руководить и заботиться о людях. Сказал, что я достоин этого высокого чина. Пожелал и дальше расти в чине. Офицеры моего шестого егерского тоже искренне желали и желали, и я заметил, что эти пожелания были от всей души. Ещё бы!? В других полках осталось в строю не более десятка офицеров, а мой полк потерял ранеными и убитыми только треть офицеров. Не буду скромным, если скажу, что живы, они остались, благодаря моему умению правильно организовать бой.

Пошить генеральский мундир в столице довольно сложное дело. Все в преддверии грандиозного бала кинулись обновлять свой гардероб. Мне повезло, нашёл неплохого мастера. Сняв с меня мерки, он подивился моей богатырской фигуре, но клятвенно пообещал в ближайшие два дня изготовить парадный генеральский мундир, повседневный пошьёт спустя пару дней. Меня все устраивало. Пока похожу в гражданском платье, хотя, если сказать откровенно, чувствовал себя в нем неуютно, думал, что выгляжу очень нелепо. Мундир стал для меня второй кожей.

С Софией общались ежедневно. Я обычно заезжал за ней в дом Ильи Андреевича, а потом мы изучали Санкт-Петербург вместе. Даже покатались с горок на окраине столицы. Там предприимчивые купцы организовали несколько спусков на санях. Едешь вниз, крепко удерживая в объятиях свою будущую жену, ветерок в лицо, скорость, аж дух захватывает. Княжне наши походы очень нравились. Все больше и больше я проникался к ней уважением, и, как мне показалось, начал влюбляться в Софию. Ну, а как не влюбляться! Красивая, спокойная, уравновешенная и открытая личность, питает к вам самые, что ни на есть нежные чувства. Никоим образом нельзя обманывать ни её, ни себя.

Окончательно очаровала вас, Степан Иванович, сия молодая особа!

И вот наступил день бала. Поехали мы в карете дяди Софии, он настоял, сказал, что негоже княжне с блистательным генералом, ехать на бал на извозчике. Спорить не стал. София взяла с меня слово, что на все танцы я обязан её ангажировать, не хочет она с кем-то ещё танцевать, только со мной.

Когда в гардеробе я избавил Софию от верхней одежды, то на некоторое время опешил. Отлично подобранные цвета платья, драгоценности и причёска, ещё больше подчёркивали, красоту и свежесть моей спутницы. От неё нельзя было глаз оторвать. Если Бог создал женщину — Еву из ребра Адама, потрудившись не значительное время, то создавая мою Софию, Господь подошёл вдумчиво и явно не торопился. Это божье создание, завораживало и ослепляло одновременно.

— Степан Иванович, что вы на меня так удивлённо смотрите? — поинтересовалась София. — Мой наряд, как-то неправильно сидит?

— Что вы, все отлично. Просто я впервые вижу вас в этом наряде. Да если говорить откровенно, то в любом, вы выглядите очаровательно.

— Ну, наконец-то дождалась от вас первого комплимента, — улыбнулась девушка. — Думала, что мне не удастся произвести на вас впечатление.

— Произвели, ещё как произвели. Сейчас я вижу перед собой прекрасный бутон розы, который в будущем зацветёт, и станет ещё краше.

— Не вгоняйте меня в краску, лучше снимите свою шинель, в ней, знаете ли, не очень удобно танцевать.

Последовал просьбе Софии, отдал шинель в руки лакея. Таких огромных зелёных глаз Софии я ещё не видел. Она не отрываясь, смотрела на мой мундир.

— И вы скромничали, не носили все эти награды? — спросила девушка. — Меня прям распирает от гордости, что на бал меня привёл, молодой генерал, с таким количеством орденов. Расскажите мне о каждом, за какие подвиги их вам вручали.

— Милая София Яковлевна, я поведаю вам о себе все, но только не здесь. Если мы не будем танцевать, а тихо переговариваться в укромном месте, то окружение может неправильно истолковать наши действия.

— Ладно, сегодня бал, а завтра, я хочу все знать, — сказала девушка, одарив меня очаровательной улыбкой.

В общем зале народу было полно, не протолкнуться. Церемониймейстер, своим трубным голосом представил меня и княжну Бакуринскую. Мне показалось, что на мгновение, шум в зале затих, и сотни глаз уставились на нас. Ещё пару лет назад, я бы немного волновался, а сейчас мне это делать нельзя, рядом находится очаровательная девушка. Правда, я почувствовал, как рука Софии немного вздрогнула, ей впервые пришлось очутиться под обстрелом пытливых взглядов высокопоставленных особ.

Отойдя вглубь зала, мы устроились рядом с колонной. Из этого места нам хорошо был виден оркестр, и центральный вход, из которого в скором времени должны появиться августейшие особы.

София вертела головой, рассматривая убранство зала, присматривалась к женским нарядам. Могла бы этого и не делать. Сравниться с юной красотой моей спутницы, никто из присутствующих дам не мог, это моё личное мнение, и я считал его истинно правильным.

К нам подошёл Багратион. Я представил ему девушку.

— Вы княжна правильно сделали, что выбрали сегодня себе в спутники этого воина, — с улыбкой произнёс Багратион, — он на балах не бывает, хоть вы его приобщите к обществу. — Смелый и неустрашимый в бою, Головко, совершенно дичится, общение я людьми света.

— Знаете, Петр Иванович, я выбрала этого молодого человека себе в спутники давно, когда он ещё служил подпоручиком в заштатной крепости. И ни капельки об этом не жалею сейчас, и не пожалею в будущем.

— Полностью согласен с вашим мнением мадемуазель. За столь короткое время сделать карьеру, и стать генералом, может только одарённый человек. Держите его крепко, а то светские львицы, уже точат свои коготки, чтобы сцапать вашего кавалера.

— Поверьте, я умею бороться, обломаю им все. Я выросла в относительно диких местах, вдали от столицы, и за своё, приучена бороться.

— Я смотрю, и ты Степан Иванович, себе спутницу жизни выбираешь себе под стать, — поревел взгляд на меня генерал. — Сам всегда в самом пекле боя находишься, и София Яковлевна, такая же решительная. Хвалю и одобряю.

— Петр Иванович, генерал Головко, ничего мне не рассказывает о своих подвигах, отшучивается, — поведала Багратиону София.

— Ставлю вам на вид генерал, — шутливо сказал Багратион, — повелеваю, в ближайшее время доложить княжне о своих подвигах подробнейшим образом. — Об исполнении доложить.

Ничего не ответил я генералу, только кивнуть головой успел. В зал вошёл император с супругой. Бал начался.

Первая половина бала пролетела, как единое мгновение. Мне было очень приятно танцевать с Софией. Её глаза светились радостью. Видно было, девушка тщательно готовилась к первому выходу в свет, к первому балу, равной среди равных. Она с филигранной точностью исполняла все фигуры танцев, не допустив ни единой ошибки. Мне тоже пришлось вспоминать уроки танцев в корпусе.

— Ваше высокопревосходительство, разрешите обратиться, капитан Владимир Костецкий, — услышал я за спиной голос друга.

Быстро обернувшись, и лицезрел своего однокашника по корпусу, в сопровождении молодой дамы.

— Разрешите представить вам мою дражайшую супругу графиню Лидию Бельскую, фрейлину императрицы, — сказал Владимир, выставив перед собой даму.

— А вам господин капитан и вам графиня, разрешите представить княжну Софию Бакуринскую, мою будущую жену, — копируя тон друга, ответил я.

— Степан, ты и женщина, такого быть не может!? У тебя в корпусе была одна любовь, вернее две — шпага и сабля. И вдруг, рядом с тобой это чудо.

— Вы извините, мадемуазель за столь эмоциональный спич, — обратился Костецкий к Софии, — но видеть рядом со Степаном такую очаровательную девушку, не привычно. — Он больше времени наукам посвящал, а не прекрасному полу.

— Это тогда, не зная меня, он учился не покладая рук, а теперь мы вместе учиться будем, — ответила София. — И смею вас заверить, достижения будут не худшими.

— Да, он у нас был первым в корпусе всегда. И ещё сомневался, станет ли первым в армии. Вижу, стал. Вся грудь в орденах, а чин генерала, я уверен, получил заслужено. У меня есть предложение. После бала, мы с супругой приглашаем вас в гости. Не вздумайте отказаться. Просить вас пройтись со мной в танце я не посмею, одного взгляда Степана Ивановича достаточно, чтобы какое-либо желание отпало.

— Сегодня Степан Иванович, танцует только со мной, а я только с ним. Мы так давно не видели друг друга, что нам не хочется расставаться даже на мгновение.

— Понимаю вас София, — вклинилась в разговор Лидия, — я увидела вашего спутника впервые сегодня, а по рассказам мужа, знаю его давно. — Вы отличная пара, необузданная мощь и мужественная красота, соседствует с юностью и первозданной красотой Божьего творения. Это заметьте, я передала вам маленькую толику тех восхищений, которые звучали в ваш адрес, и не долетели до ваших ушей. Вы же ничего и никого вокруг не замечаете, поглощены общением друг с другом. У нас с Владимиром, произошло тоже все очень быстро. Встретились, полюбили друг друга. Вам мы желаем долго и счастливо прижить в любви и согласии.

— Спасибо Лидия, — ответила моя София, — мы ещё не помолвлены, и я, если честно уже подумываю, что поторопилась в определении возраста, вступления под венец со Степаном Ивановичем. — Два года ждать придётся

— Как я вас понимаю София, — покачала головой улыбающаяся Лидия. — После бала посидим, посплетничаем, если наши мужчины нам мешать не будут.

Бал закончился далеко за полночь.

В небольшом особняке графини Бельской, после перекуса, мне устроили настоящий допрос. Слуги сменили второй самовар, когда я закончил свой рассказ о ратных делах, о своих амурных похождениях, я, конечно же, благоразумно умолчал.

— И где, по-твоему, сейчас наш друг Калач? — осведомился Костецкий. — Этот паршивец не писал мне насколько лет.

— После выпуска из учебного полка, я о нем ничего не слышал. Дал ему отменную характеристику, рекомендуя использовать на должности командира батальона. Он отплыл с адмиралом Сенявиным. Куда и зачем? Мне не ведомо.

— Эта красноголовая бестия, ещё не женился?

— Женился, и обзавёлся двумя красноголовыми детишками, мальчиком и девочкой. В жены взял жену командира своего полка, которого победил в смертельной дуэли.

— Даже так! Ты прав оказался тогда в корпусе, сказав, что женщины его слабое место. Правда, иногда, наш друг думает не головой, а мужским достоинством.

— Ну, я не достиг особых высот, как ты, служу в Генеральном штабе, опекаюсь вопросами артиллерии. Тяжкий труд, хочу тебе сказать.

— Знаю. Сам недавно изобрёл новое орудие, очень эффективное. Сам император был на смотре, ему понравилось.

— Это то орудие, о котором все говорят, но никто толком его не видел?

— Возможно. Я хотел, чтобы до определённого времени, оно было своеобразным тузом в рукаве. В Австрии применял его в боях, супротив пехотных частей и полевой артиллерии, результаты самые отменные. Сейчас проводим их ремонт и устранение выявленных недостатков. Клепаем мины, и складируем в арсенале.

— Может пора показать его более широкому кругу, чтобы принять на вооружение?

— Пока мы ведём войны за рубежами Отечества, я опасаюсь его показывать. Сам знаешь, зависть вещь заразная. А когда Бонапарт, будет стоять у порога нашего дома, к тому моменту таких орудий должно быть много, и солдат подготовленных в достатке. Давай закончим говорить о делах военных, а то наши дамы заскучают.

— С моей Лидией заскучать невозможно, она не позволит.

Подойдя к дамам, я услышал рассказ Лидии о последнем писке французской моды по изготовлению платьев. Да, правду говорят, что в женских разговорах чаще всего встречаются темы тряпок, денег, а о мужчинах они вспоминают в последнюю очередь.

Во второй половине дня в карете графини Бельской, я доставил свою Софию в особняк дядюшки. Граф Безбородько пожелал лично пообщаться с нами.

— Как вам молодые люди бал, понравился?

— Да Илья Андреевич, мы со Степаном Ивановичем не пропустили ни одного танца.

— А можно мне поинтересоваться, где вы пропадали до сего времени?

— Были в гостях у графини Бельской и её мужа. Капитан Костецкий учился вместе со Степаном Ивановичем в кадетском корпусе, они давно дружат.

— Тогда ладно, а то я уже думать начал, что молодой генерал похитил мою племянницу.

— Дядюшка, ну, что вы такое говорите. Никто меня, без моего согласия похитить не может.

— Вот о согласии я и пекусь. Ты девушка решительная и разумная, а ещё упёртая, вся в свою мать.

— А вы молодой человек, почему молчите? — воззрился на меня граф Безбородько.

— Мне к сказанному добавить нечего, я стараюсь создать для Софии Яковлевны, отменные условия, пребывания в столице.

— Вскружите голову неопытной девице.

— Дядюшка, я вам говорила, что этому генералу, я вскружила голову сама, — вступила в разговор София, — и стану его женой.

— Дитя моё, да разве я против. Вдруг у генерала уже есть жена?

— Никого у него нет. Женой, длительное время у него была служба. Стать генералом в столь молодые годы, не каждый может. А мой, Степан Иванович, смог.

— Раз так, то я хотел бы знать о твоих планах София. Останешься в столице, уедешь в свою вотчину на Черниговщине, или в имение своей сестры?

— Я бы желала больше времени проводить с генералом Головко, но это не возможно, он будет много времени проводить на службе, не хочу его отвлекать своим присутствием. Потому, принимаю решение ехать на Черниговщину, буду вить наше будущее семейное гнездо. Но прежде, прошу вас, Илья Андреевич, организовать нам помолвку со Степаном Ивановичем. Хочу отсюда уехать настоящей невестой генерала. А свадьба будет, как мы с ним условились, в день моего восемнадцатилетния.

— Ну, говорю же, ты вся в мать, — воскликнул граф. — Та тоже, сказала, как отрезала, Бакуринский и никто иной. Хотя к твоей матери планировали свататься молодые люди из знатных родов.

— У нас будет новый и сильный род Головко, это я вам с уверенностью обещаю, — заявила София.

— Хорошо, я только за, — смиренно сказал граф. — Степан Иванович, не против?

— Степан Иванович согласен, вы посмотрите в его глаза, и вам все станет ясно, — сказала улыбающаяся София. — Он очарован вашей племянницей, поэтому, даже слова сказать не может.

Я закивал головой в знак согласия, удивлённый ходом событий.

Помолвку отметили в узком семейном кругу, пригласив близких друзей, также присутствовал Багратион и Костецкий с женой. София, просто светилась от счастья, чего греха таить, я был тоже очень рад. Честно говоря, я влюбился в Софию, как мальчишка старшеклассник. Влюбился и боялся за себя, когда она находилась рядом. Мне хотелось её обнять, расцеловать, но я держался. Для нас будет лучше, если она уедет, соблазнов меньше.

Через неделю София укатила к себе на родину, а я ушёл с головой в службу.