Да, были люди в то время!

Глава 2

Прошло шесть лет с момента оставления, отчего дома. За это время я ни разу там не был, письма писал, и естественно получал ответы, в которых отец, подробнейшим образом описывал жизнь в родном хуторе. Правда, за это время хутор разросся до небольшого села, даже церковь всем миром построили. Сестра Христя уже заневестилась. К симпатичной казачке, ухажёры в очередь становятся. А она, вертихвостка, по словам отца, никого из общей массы не выделяет, говорит, что сердце ещё не отозвалось приятным стуком к конкретному хлопцу.

Учёба в кадетском корпусе давалась мне легко, моё прошлое высшее военное образование, этому способствовало. Вот с освоением иностранных языков, были проблемы. Не давался мне немецкий язык, да и французский тоже. Откровенно говоря, в начале учёбы, и на русском языке я говорил очень плохо. Видно при переносе моего сознания, что-то не должным образом улеглось. Ещё пришлось, помахать кулаками, объясняя особенно заносчивым личностям, что люди с окраинных земель, такие же люди, как и они сами, только громкими титулами не отмечены. В течение, почти месяца, я был частым гостем кадетского карцера.

При поступлении в кадетский корпус, я был худым и нескладным. Однако во мне жила и развивалась сила двух личностей, которая и подталкивала меня в движении вперед, в достижении поставленных целей. Основная — стать высокопрофессиональным офицером, и принести пользу Отечеству.

Мои товарищи по корпусу, ещё нежились в тёплых постелях, а я уже занимался в гимнастическом зале, иногда даже переходил грань разумных пределов. Сверстники с упоением разучивали правила карточных игр, а я в читальном зале изучал исторические труды о войнах и походах древних военачальников. Иногда брал стихи, уходил в самый дальний закуток корпуса, где меня никто не видел, и декламировал вслух. Шлифовал свой русский язык.

Не знаю, наверное, статью я пошёл в отца. За годы учёбы, мои плечи раздались вширь, хотя в узости талии, мог посоперничать с любой девицей, руки и ноги обрели крепкие и выносливые мышцы. Ростом вымахал, почти под два метра. Если объективно судить, то я стал полноценным атлетом. В корпусе вряд ли найдётся равный мне по силе сверстник, в кулачном бою, тем более, здесь ещё не знают о боксе. Рассматривая себя в зеркале, пришёл к выводу, что такой черноволосый, кареглазый, приятный ликом, и неплохо сложенный, молодой человек, может запросто вызвать интерес у барышень. Ну-ну, время покажет.

И вот уже учёба позади. Я, в восемнадцать лет, получил свой первый офицерский чин — подпоручик. Вы не ослышались, именно подпоручик, а некоторые мои товарищи с трудом аттестовались прапорщиками. Мой курсовой офицер, писавший обо мне отзыв, отметил: «Зело в науках усердия проявлял».

Сейчас друзья и товарищи уже сидят в питейных заведениях, а я упражняюсь со шпагой, пытаюсь победить чучело. Не совсем чётко у меня выходит приём, с неожиданным перекладыванием шпаги, из правой руки в левую. Привык я доводить каждый приём до совершенства, так сказать выполнять вслепую, на одних инстинктах, с ювелирной точностью. Конечно шпага, это с позволения сказать «зубочистка», не идёт ни в какое сравнение с казацкой саблей. Но раз принята шпага на вооружение лиц офицерского звания, значит, надо научиться владеть ею, в совершенстве. Я не рассчитываю стать записным дуэлянтом, но чем черт не шутит, когда Бог спит. Всякое может произойти, а значит учиться и тренироваться.

Когда приём уже начал получаться хорошо, я услышал звук открывающейся двери в тренировочный зал. Интересно, кто ещё не пошёл на пьянку? Ко мне подходил преподаватель баллистики подполковник Браверманн. Пришлось прекратить тренировку и принять стоку «смирно», вытянувшись в струнку.

— Услышал вот шум в зале, решил посмотреть, — сказал Браверманн. — Захожу, и вижу вас Головко, лупящего чучело, которое вам ничего плохого не сделало. Вы уже не кадет, не прапорщик, вы подпоручик. Кстати, а вы знаете, что Кутузов Михаил Илларионович, окончил артиллерийское училище в чине прапорщика? И посмотрите, каких постов достиг уже сегодня. Вы начинаете служить с более высокого чина, перспектива у вас выше. Да, а почему вы не со всеми на пиршестве, не празднуете окончание учёбы?

— Я вообще не люблю пить хмельное, не нравится мне оно. Попробовал несколько раз, понял, не по мне занятие сие.

— Похвально ваше отрицание излишнего винопития. Тогда ответьте мне. Почему вы блестящий кадет, обладающий огромным багажом знаний, прекрасно развитый физически, отказались от службы в Петербурге? Здесь с вашим острым умом, будучи на виду, вы достигнете таких высот, о которых и не мечтали.

— Ваше высокоблагородие, начинать службу, с забавного времяпрепровождения я не желаю. Я, с вашего позволения офицер, и выбрал трудную дорогу служения Отечеству. Гарцевать в начищенных сапогах и отглаженном мундире по паркету не намерен.

— Можно и в столице служить с пользой для Отечества. К тому же сейчас, слава Богу, нет войны. Вы же выбираете местом службы заурядную Александровскую крепость. Да будет вам известно Головко, что в ближайшее время, эта крепость будет просто на просто, упразднена. Ведь вы знаете, с завоеванием Крыма, большая надобность в войсках на юге отпала. Перспективы сделать там карьеру туманны.

— Все вы правильно говорите, но не забывайте, что я выходец из казацкой семьи, мой отец был куренным атаманом. Хочется повидаться с родными, а наш хутор, расположен недалеко от Александровской крепости. Дворянские сынки из старинных родов, ещё в начале учёбы меня задевали, и я им давал достойный отпор. А где сейчас эти сынки? Правильно, выстроились в очередь, в получении милостей от вышестоящих начальников. Им родители поспособствовали. Мой отец это сделать не может, да и я воспротивился бы такой услуге. А толкаться с кем-то за тёплое место у кого-то под рукой, нет уж, увольте.

— И все же. Вас я всегда ставил в пример другим. Постоянно гонял по своему предмету, поболей других. Мне очень нравились ваши ответы. Умели вы всегда приводить аргументы и отстаивать свою точку зрения. Спорили со мной. Иногда ваши ответы, вызывали у меня чувство, что не вы кадет, а я учусь у вас. Сегодня вы первая шпага, первая сабля, лучший стрелок из пехотного ружья и офицерского пистоля. Поговаривают, вы знаете, что-то из боевых приёмов запорожских казаков. И такой, офицер отправляется служить в глушь. Я считаю, вы поступаете неразумно.

— Да кое-чему я научился у своего отца до поступления в корпус. Стал первым во многом уже здесь. Но я не знаю, смогу ли я стать первым в армии.

— Армия Головко очень велика, всякий найдёт в ней достойное место. Надеюсь, и вы тоже. Ну, тогда на прощание я пожелаю вам удачи, которая в скором времени вам очень понадобится.

— Спасибо, ваше высокоблагородие, но лучше пожелайте мне успеха, а то удача, девка такая ветреная, сегодня она с тобой обнимается, а завтра повернётся к тебе спиной.

— Ладно, к удаче, пожелаю вам успеха.

Я с почтением пожал протянутую мне руку Браверманна, правда, боялся её оцарапать своей мозолистой ладонью.

Когда этот специфический колющий удар, начал у меня получаться самопроизвольно, без какого-либо участия сознания, я посчитал задачу на сегодня выполненной. Пора привести себя в порядок, помыться, и не забыть посетить нашу часовенку в корпусе. Не скажу, что я стал ревностным прихожанином, но мне, почему то нравилось бывать в часовне, слушать речи настоятеля Никодима. Этот настоящий человечище, проводил с нами кадетами, беседы. Врачевал и наставлял, как он выражался, наши неокрепшие в духовном плане души.

В часовне было тихо, прохладно и пахло ладаном. Никодим сидел на лавке в задумчивости, держа книгу на коленях. Наверное, молится, подумал я. Однако приглядевшись, увидел, что губы Никодима не шевелятся. Значит, он просто отдыхает, закрыв глаза.

— Проститься пожаловал Степан? — спросил Никодим, открыв глаза.

— Да отбываю скоро к месту службы, — последовал мой ответ.

— Спасибо, что не забыл. Не зря выходит я потратил на тебя время. Иди в большой мир Степан, неси людям убеждение, в победе добра над злом. Ты сильный духом и телом, мир тебя одолеть не сможет, а ворог, и подавно.

Никодим поднялся и торжественно перекрестил меня. Я, почтительно склонив голову, принял благословение. Это благословение мне необходимо, для нормального душевного равновесия. А беспокоиться было с чего. Я выходец из небогатой семьи куренного атамана, не могу рассчитывать на получение хорошей должности. Если объективно посмотреть, то и дворянином я стал, благодаря Указу императрицы Екатерины II, приравнявшей казацкую старшину к российскому дворянству. Значит, уготована мне судьба самому, прокладывать путь в верхние эшелоны военной элиты, за счёт своих знаний и умений. Если решил, то буду стремиться. Волю закалил, знаний у меня предостаточно, здоровья хватит. Какой подпоручик не мечтает одеть генеральские эполеты? Это я так перефразировал известную пословицу, под сегодняшний день.

Подходя к казарме, столкнулся со своими друзьями по корпусу — Остапом Калачом и Владимиром Костецким. Оба были одеты в новенькие мундиры, на которых красовались значки прапорщиков.

— Степан, ты сдал? — поинтересовался Калач, улыбаясь.

Если честно, то Остап постоянно лыбился. Его кирпичного цвета лицо, обрамленное рыжими волосами с веснушками на носу, само по себе вызывало улыбку. Этот, добрый с виду увалень, был широкоплечим, сильным и быстрым. Не завидую тем, кто попадёт по его кулак, размером с детскую голову. А ещё Калач, доводился мне земляком, он родом из города Гадяч. Два малоросса в одном корпусе это сила.

Без лишних слов протянул друзьям свидетельство. Они одновременно склонили головы, стукнувшись головами.

— А я и не сомневался, что Степан будет первым. Молодец! — заметил Костецкий, закончив чтение.

— Не задирай нос земляче, Остап Калач, ещё себя покажет. Завидовать будешь, — выдал Остап.

— Кто тебе позволит себя показать? Этот пруссак из Гатчины? — поинтересовался Костецкий.

— Ну что ты за человек Костецкий, взял и испортил все настроение, — делано обиделся Калач. — Покойная императрица, пусть ей земля будет пухом, ничего не смыслила в военном искусстве, и не лезла со своими советами. Зато она могла, правильно выбирать полководцев и любовников. Долгорукий, Суворов и Румянцев турок били славно, а фаворит Потемкин искусно плёл интриги, и сабелькой помахал от души. Эти мужи вон как расширили владения на юге.

- Этот недоносок, — Остап огляделся по сторонам, — нас обрядит в немецкие мундиры с буклями и косами. — Не ровен час, кто-то перепутать нас с девкой может. Парады проводит у себя во дворце каждый день, доводя солдат и офицером до изнеможения. Многие на плацу падают от усталости. Павел их жалеет. Солдат шпицрутенами, а офицеров посылает служить в Сибирь.

— Откуда ты это знаешь? — справился Костецкий. — При дворе не бываешь, знакомств там у тебя нет.

— Несколько дней назад, я побывал в весёлом салоне мадам Коко, — невозмутимо парировал выпад друга Остап, — и кое-кто мне нашептал очень интересные наблюдения.

— Доведут тебя Калач, доступные женщины, до непонятно чего. Скоро половина детишек Петербурга будет бегать рыжеволосая и конопатая.

— Ну, не скажи, я пока подобных себе не встречал, хотя не отказывал себе в удовольствии посещать известные места. А ещё у нас говорят: — На козаку, немає взнаку. — Не моя забота, если кто-то понесёт от меня. И вообще Владимир, страна у нас большая, а людей мало, вот я над увеличением числа народа и тружусь.

— Хватит вам друзья собачиться, — вмешался я в разговор, — по-моему, если начнётся война, то на всякие украшения обращать внимания никто не будет. — Главное, чтобы солдат справно воевал, а офицер толково управлял солдатами. А есть у него парик или букли, волновать никого не должно. Командованию надлежит обеспечить войска харчами, порохом, ядрами и пулями. Одеть в удобный мундир, и показать направление, где находится враг. А мы, офицеры, должны научить солдат воевать, чтобы в каждом бою побеждать.

— Будет исполнено, ваше благородие, — съязвил Калач, — как прикажите. — Смотри Костецкий, кому достаются значки подпоручика, таким, как Степан. Только вышел из корпуса, а уже мыслит, как великий полководец, и готов командовать.

— А ты бы не бегал по гулящим девкам, а посидел в читальне, да поизучал кучу книг, тогда на чин повыше сдал, — подколол друга Костецкий. — Степан так и делал.

Ещё немного поговорили, я направился в гимнастический зал.

— Что Степан, опять шпагой махать будешь? — осведомился Калач, — не надоело?

— Пойду, потрачу пару часов на фехтования, затем в библиотеку.

— Тю, а это зачем тебе надо, учёба закончилась!?

— В библиотеке новые поступления. Есть французские журналы по баллистике. Хочу перед отъездом посмотреть, говорят, во Франции, наука баллистика, очень развивается.

— Только не говори, что ты чего-то не знаешь!? Лучше тебя никто артиллерию и баллистику в корпусе не разумеет.

— Не спорю, в корпусе я лучший, а за его стенами есть другие более смышлёные офицеры. Вот француз — Бонапарт, или, к примеру, наш — Кутузов, они в своё время окончили артиллерийские училища. Но, не остановились в своём стремлении постижения наук.

- Эка ты хватил братец, — удивился Костецкий. — Кто ты, и кто они? Себя сравниваешь с такими людьми.

— Я не сравниваю. А беру с них пример в усердии. И поверьте мне на слово, придётся нам сойтись с французами на поле брани.

— Все-все стратег, иди, маши своей шпагой, — подтолкнул меня Калач, — а мы прогуляемся по Петербургу. — Когда ещё попадём сюда вновь, одному Господу ведомо. Счастливого пути, и будь здоров.

Я пожал друзьям руки и быстрым шагом направился к зданию корпуса.

В гимнастическом зале было совершенно пусто. Отлично, я не очень люблю, когда мне мешают заниматься фехтованием. Сбросив камзол, и выхватив шпагу, начал повторять весь комплекс разученного ранее приёма Как говорят, нет предела совершенству во владении оружием. Окунувшись с головой, в бой, с воображаемым противником, я даже не услышал звук открываемой двери. В зале вновь появился Браверманн.

— Головко, вы снова занимаетесь? — спросил Браверманн. — И сколько времени вы машете шпагой без перерыва?

— Я только начал. До этого прерывался на некоторое время. Сейчас решил повторить пройденный материал.

— Закончилось заседание комиссии по распределению, — проинформировал подполковник. — Вы знаете, меня тоже туда позвали, и вероятно только из-за иноземного происхождения. Уверены были начальники, что никого я не буду проталкивать, откровенных любимчиков у меня нет. Все это распределение, откровенная формалистика. Все было решено заранее. Когда, коснулись вашей кандидатуры, то ни один преподаватель не вступился за вас, и не порекомендовал направить вас служить в более престижное место. Меня никто слушать не стал, выступить не дали. Нерусь, что я могу толкового предложить, помимо формул. Утвердили для вас пограничный батальон, расквартированный в Александровской крепости. Через два дня выдадут на руки назначения.

— Вот и славно, устал ожидать решение судьбы.

— Мне Головко, очень жаль, что вы едите в такую глушь. Вам бы попасть служить за границу, вот где можно проявить себя. В прошлой беседе вы говорили, что не любите столичные балы и светское общество. Но вы не забывайте, что весь генералитет государства, посещает эти балы. Иногда, сказанное почтительное слово, или оказанная услуга, помогает в повышении чина. Но я знаю, вы из тех, кто годами будет питаться с солдатами из одного котла, жить, где придётся, подвергать себя и своих солдат смертельной опасности, но следующий чин не будете выпрашивать, а получите по заслугам. Очень тяжело вам будет. Бывает, наш Господь, призывает к себе молодых и лучших, помните об этом.

— Вот я и тренируюсь для того, чтобы, пришедшему за моей жизнью, пришлось очень постараться, чтобы её отнять. Я, в свою очередь, постараюсь, лишить жизни своего противника.

— Тогда прощайте, мой юный друг, пусть вас бережёт Господь и сторожит шпага. Мне было приятно вас обучать.

Браверманн обнял меня, и затем быстро удалился.