Да святится Имя Твоё

Глава 10

Ронни

Он тогда слукавил. Работа предстояла ему, а мне достались смерти. Да, именно так, во множественном числе. Потому что я считал, сколько раз я умер. Две тысячи пятьсот сорок три. Да, именно столько. Я не ошибся в цифрах.

Мои смерти сделали Эспена сначала инквизитором, а после и главой энтелонской церкви. Он стал легендой. Ещё бы. Дар, проснувшийся так поздно, да ещё и такой силы. Никто до него не мог управлять энергией вдали от лей-линий. И это всегда составляло самую большую сложность в работе инквизитора, потому как Тени, наоборот, старались держаться от них как можно дальше. Эспен был уникален, потому что его дар не зависел от лей-линий, он зависел от креста у него на руке.

Конечно, здесь я должен признать, что демонов ублюдок всё же был гениальным в своём роде. Ведь он подобрал то единственное сочетание материалов, которое может принять в себя такое количество чистой энергии, а, главное, потом отдать носителю в нужный момент и в нужном объёме. Он был гениальным, да.

Однако уже примерно на сотый раз свет перестал быть мне врагом. Он стал другом, позволил думать, помогал восстанавливаться, не давал умереть окончательно, раз и навсегда. А значит, я больше не мог отдавать энергию лей-линий, ведь я не умирал. Именно моя предсмертная агония высвобождала накопленную во мне энергию, которую тут же поглощал ненавидимый мною крест. Пресвятой Эспен не растерялся — я всё равно продолжил умирать, только теперь не от выгорания, а от рук самого священника.

Мне понадобилось несколько лет, прежде чем я научился управлять светом внутри себя. Несколько долгих и мучительных лет. Порой мне казалось, что лей-линии убивали куда более гуманно, чем Эспен. С каждым разом он был всё изощреннее и изощреннее, потому что за столько времени удивить мой организм болью было практически невозможно. Я к ней привык. Она тоже стала почти другом.

К тому памятному дню я уже превратился в достаточно высокого, жилистого парня. По моим очень приблизительным подсчётам мне было около шестнадцати. Я мог не есть и не спать, лей-линии и так давали мне достаточно энергии, чтобы жить. И я не собирался умирать больше ни разу.

Как всегда, в последнее время сначала в комнату вошли двое здоровяков. Их задачей было скрутить меня и приготовить к приходу пресвятого.

— Ну что, паршивец? — спросил один из них. — Мы успели соскучиться.

Второй гикнул и пошёл ко мне. Если бы они были умнее, они бы поняли, что от меня с такой улыбкой не стоит ждать ничего хорошего. Но интеллектуальными способностями они не отличались, поэтому… Я убил их быстро. Задушил петлями из чистой энергии, которые учился создавать несколько лет. Только вчера петля впервые не порвалась.

Помню, как краем сознания заметил, что во мне ничего не дрогнуло от того, что я впервые убил. Наверное, подумал я тогда, тот, кто столько раз умирал сам, просто не способен осознавать ценность человеческой жизни. Теперь я понимаю, что это не так. Всё дело в том, чья это жизнь. За эти убийства я не каюсь, Господи. Они того заслужили. Хотя нет. Они заслужили большего, и я до сих пор бывает жалею, что у меня не было времени отплатить им сполна.

Я не стал дожидаться Эспена. Не потому, что не хотел его убивать. Хотел. Безумно просто. Но я не знал, кто ждёт его за дверью, когда он меня мучает, кто его сопровождает, сколько их, насколько разряжен его собственный амулет… Лишь усилием воли я не позволил своей ярости и жажде мести лишить меня шанса на свободу.

Выйдя на улицу, я заплакал. Я не делал этого ни разу за эти годы, а в тот миг не мог остановиться. На дворе была ранняя осень. Я помнил этот запах. Я любил его когда-то в прошлой жизни. Уже чуть прохладный ветерок коснулся моего обнажённого торса (одеждой для меня никто, конечно, не озаботился), запутался в отросших волосах. К реальности меня вернул перестук конских копыт. Я затаился за углом соседнего дома и стал наблюдать.

Не дожидаться Эспена было моей лучшей идеей. Его сопровождала целая армия. Свет во мне бунтовал. Но я был сильнее. Жить я хотел больше, чем мстить. Тем более, у меня был кое-кто, кому я поклялся вернуться.

Несмотря на то что меня искали, мне пришлось прожить в Энтелоне ещё несколько дней. А всё потому, что я не мог найти свою малышку. Крис и Тиарго словно провалились сквозь землю, и я уже начал жутко переживать. Вдруг он убил их сразу после того, как забрал меня? Вдруг их выгнали из города? Вдруг?.. К тому, как дела обстояли на самом деле, я был не готов.

Однажды я просто увидел белые как снег волосы в толпе. Натянув поглубже капюшон украденного плаща, я двинулся следом. Только у неё могли быть такие волосы, понимаешь? Я подождал, пока мы выйдем из толпы, и на одной из узких пустынных улочек окликнул её. Стоит ли говорить, как сильно стучало моё сердце в тот момент?

— Крис! — дрожащим от волнения голосом позвал я.

Она обернулась, посмотрела на меня своими светло-карими с золотистыми крапинками глазами, и бросилась бежать. Мне стоило бы понять сразу, да. Но я был юн и глуп, поэтому кинулся за ней следом.

— Тиарго! — завопила моя малышка, когда я почти нагнал её.

Подросток прыгнул на меня откуда-то сверху. Принялся колотить меня по голове (вполне ощутимо, надо признать). Я с трудом сбросил его с себя и вновь обернулся к Кристе.

— Криста, маленькая моя, — произнёс я, уклоняясь от очередного нападения рыжего демона. — Это же я, Крис. Я — Ронни, малышка!

Лис опять бросился в атаку, и я едва удержался, чтобы не прикончить его на месте.

— Я не знаю никакого Ронни! — пискнула девочка. — Оставь нас в покое! Уходи!

Я замер тогда. Позволил рыжему съездить мне по роже. Лис выплюнул мне в лицо что-то вроде: «Пошёл прочь!», забрал её и ушёл. А я так и стоял посреди улочки в самом ненавистном городе этого демонового мира.

Я покинул город в ту же ночь и думал, что не вернусь никогда. Зачем возвращаться туда, где тебе нет места? Только через несколько лет я узнал о последствиях жизни в непосредственной близи с лей-линиями для обычных людей. Они действительно меня забыли. Моя малышка забыла меня, будто никогда и не знала.