Да святится Имя Твоё

Глава 18

Ронни

Эйнер был главарём местной банды и устроителем подпольных боёв. Он всегда находился в поиске новичков, потому что зрителей нужно было чем-то удивлять. Смерти бойцов — чем не удивление? Бои шли только на смерть и никак иначе, и находились они ровно на таком расстоянии от столицы, чтобы не вызывать недовольство короля, и чтобы королю недалеко было добираться, если он всё же возжелает посетить сие великосветское мероприятие. А он порой желал, как и не венценосные особы Энтелона.

Надо признать, Эйнер был умён. Даже слишком. И моей бедой стало то, что он что-то во мне увидел. Это что-то исчислялось звонкими монетами, конечно же. Как делец с солидным опытом и незаменимой чуечкой, Эйнер разглядел во мне того, кто его озолотит.

Первым делом по своим каналам он узнал, не проходили ли в последнее время неподалёку отсюда обозы или ещё кто-нибудь, к кому мог бы приблудиться оборванец вроде меня. Конечно, очень скоро стало понятно, откуда именно я прибыл. Кроме того, оказалось, для энтелонской шпаны я не был таким уж и незаметным. Меня запомнили и вспомнили, кого именно я там разыскивал. Тогда я понял, что банды воюют только для вида, а на самом деле все они друг другу братья, а я был чужак. Эйнера снабжал информацией весь преступный мир столицы, и большая часть из представителей этого мира были рады оказать ему услугу в счёт имеющихся или будущих долгов.

А ещё Эйнер очень неплохо разбирался в людях. Поэтому он сделал всё возможное, чтобы я не свёл счёты со своей бредовой жизнью. За мной следили неусыпно, я был скован по рукам и ногам. В таких условиях покончить с собой смог бы только Темнейший. И то не факт. Когда он посетил меня в следующий раз (через несколько недель, если я правильно считал восходы), то сказал мне всего одно слово и дал мне всего одну вещь. Не просто слово — Её имя. Не просто вещь — перевязанный чёрной лентой локон белых, как снег, волос. И, как он и рассчитывал, я пошёл в клетку сам. Хоть Криста меня и не помнила, оставить её на растерзание банды головорезов я не мог.

Да, конечно, я знаю, что Ты думаешь. Если бы я сам прекратил всё это тогда, то никто бы не тронул мою малышку просто потому, что это потеряло бы смысл. Но Ты, Господи, веришь в это лишь потому, что никогда не имел дела с бандами. Ведь, как говорят? Того, кто убил, покидает Господь? Да, примерно так. Так вот, когда Ты покидаешь убийц (а в бандах худшие из них), Ты просто отворачиваешься, позволяя делать нам всё, что мы захотим. Всё, что ляжет на наши тёмные души. Ты не смотришь и не наказываешь нас, и мы считаем, что нам можно всё. Нам, демоны Тебя забери, можно всё!

Да… Прости, Господи… В общем, я был уверен, что, как только бы я отказался драться или сложил руки, мою малышку убили бы (и это в лучшем случае). Потому что могли это сделать, а не потому, что это имело смысл. Поэтому раз в десяток дней я выходил и дрался за неё. Хоть я и был от неё невозможно далеко, но я дрался за неё!

Эйнер не прогадал. Он действительно получил загнанного зверя, в котором не было ни страха, ни жалости. Да и от самой души, пожалуй, к тому времени не так уж много осталось. Этот зверь рвал всё на своём пути и, отлёживаясь в своей камере после боя, втайне представлял, как перегрызёт глотку своему хозяину. Всем хозяевам, которые когда-либо позволяли себе властвовать надо мной, если быть точным.

Конечно, сначала я подыхал без лей-линий. Каждый раз мне казалось, что на этот раз энергетический голод точно добьет меня. Но я собирал себя, вылепливал, как дети лепят кукол из глины, и, превозмогая всё, что только мог превозмочь, каждый раз заходил в клетку и побеждал. У меня просто не было выбора. Мне пришлось научиться убивать голыми руками. Спустя почти год я перестал представлять, как накидываю петлю из чистой энергии на шею Эйнера. Потому что от чистой энергии во мне осталась лишь лёгкая жажда и покалывание в запястьях. И без лей-линий я стал звездой. Бриллиантом в коллекции Эйнера. Я приносил просто баснословные деньги и стал известен по всей стране среди любителей нелегальных боёв. Меня называли Зверем. Брошенное вскользь слово прилипло ко мне как родное. Я никогда не проигрывал. Ведь ни у кого из тех, с кем я дрался, не было настолько весомых причин для убийства, как у меня. Я убивал, чтобы жила она. И, знаешь, я убил бы и сейчас, не моргнув, если бы это помогло…

Спустя примерно год мне стало плевать на энергию, плевать на лей-линии настолько, что я начал думать, будто они мне привиделись. Они, Эспен Агвид и мои смерти. А, может, и Криста?

Я знал, что уже проходил это. Знал, что я смогу справиться со всем, если просто буду в неё верить. Да, Господи, Ты, конечно, помнишь, до сегодняшнего дня я ни разу Тебе не молился. И тогда в клетке я в Тебя уже не верил, потому что не верил, что Господь, существуя, может допустить такое. Но я продолжал верить в неё. Вместо Твоего образа со мной была она. И… Я никогда никому не говорил этого. И никогда никому этого не скажу. Даже ей. Но, когда меня укладывали на лопатки, когда на моём лице не было ни одной целой кости, а в лёгких не хватало места на вздох, я молился. И всегда моя молитва мне помогала.

— Да святится имя… Её.

Шептал я разбитыми губами и в последний момент уходил от смертельного удара.

— Да будет царствие… Её.

Говорил я, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь заплывшими глазами, и перехватывая противника ослабевшими руками.

— Пусть простит мне грехи мои… Пусть убережёт меня от Темнейшего…

Бормотал я, чувствуя, как темнеет в глазах. Это так расходился перелом на руке, но начинала хрустеть шея того, кто ещё не знал, что уже умер.

— Во имя… Её… Аминь.

Шептал я на ухо тому, чья гортань, а за ней и шейные позвонки ломались под давлением моих мышц. И пускай, моя кость торчала острым шипом из руки, пусть я заливал своей кровью всю клетку, но я побеждал. А травмы… Не хуже, чем я уже получал в комнате, залитой белым светом. К следующему бою бриллиант всегда успевали подлатать.

Можно сказать, что тогда у меня появилась собственная религия. Она была моей религией. Белый локон в грязном мешочке был моей иконой. Единственное светлое пятно в моей жизни. Единственное, за что стоило сражаться, и я это делал. Ты же видел, Господи! Только это я и делал! Я сражался за неё и для неё всю жизнь! И я готов сражаться и дальше. Господи!

Я… Я даже готов… оставить её…

Потому что ничего хорошего я ей не принёс. Ничего, кроме боли и страданий.

Я готов оставить её! Клянусь!..

Только бы она была… Прошу Тебя… Умоляю Тебя… Сделай так, чтобы она просто была!