ПРЕДИСЛОВИЕ

Трудно, пожалуй, найти среди моих знакомых, товарищей, друзей того, кто бы не читал Даниила Гранина. Как и таких моих соотечественников, кто бы остался равнодушен к его общественным инициативам, полезным предложениям, оригинальным идеям. За пределами Отечества мне тоже приходилось встречать его читателей. Немало их среди политических, общественных деятелей, тех, с кем он так или иначе сотрудничал на гуманитарной ниве. Вот и в этой книге собрано многое ценное, значительное из того, чем он жил, суждения, впечатления, отклики тех, с кем он сотрудничал.

Жизнь большинства наших соотечественников поделена на два периода: советский и постсоветский. Излом, какому подверглись их судьбы, повлек для многих непоправимые последствия. В этом смысле литературная судьба писателя, его творчество не подверглись существенным переменам. Гранин во все времена был органичен, естествен, оставался самим собой. Мудрость и твердость характера позволяли ему находить ответы на вызовы времени, отводили ему должное, достойное место в каждой из эпох. Он всегда имел что сказать. Был там, где нужен. Возвышал свой голос там, где власть недорабатывала, где ей не хватало должной распорядительности, ума. Именно в советское время он написал лучшие свои произведения, получил признание в литературных кругах, среди ученых, у широкой общественности. Для нас, с юных лет его читателей, писатель Гранин был одним из тех, кто предлагал пищу уму и сердцу, утолял жажду познания неведомого. Он раздвигал рамки наших представлений о ценности жизни на примере своих героев — и тех, кого он знал лично, и вымышленных, приметы которых едва угадывались в реальной жизни.

Гранину виделся человек, чье предназначение — не быть расходным материалом, «колесиком» и «винтиком» в массовом производстве. Каждым своим новым произведением он подтверждал свое и своих героев право не быть «у времени в плену», искать и находить ответы на его вызовы. В центре его произведений всегда оставались человек и его дело, личность, одержимая творческой целью, а не погоней за успехом, славой, «длинным рублем». Его герои были полны уверенности в завтрашнем дне, чувством надежной жизненной перспективы. У них всё получалось не потому что их вели Сталин, партия, комсомол, а потому что с ними были герои, которым хотелось подражать. Именно они построили то, что строили, возводили то, что возвели, сражались с теми, кого победили. Их всемогущество питали великое искусство и литература.

Величие советской литературы состояло и в том, что в ее строках и между строк читатель улавливал отображение болезненных для власти вопросов: ей, самоуверенной, было легче отмахнуться, чем их решать. Гранин принадлежал именно к тому крылу литераторов, таланту которых было свойственно гражданское мужество, способность выражать правду, за которой угадывалась будущность. «Времена не выбирают, в них живут и умирают». Не всё, однако, заключено в этой известной формуле. Любые времена, их облик, достояние, ценности украшали собой выдающиеся личности, их труды, идеи, творчество. Именно таким был писатель Гранин, именно таких людей он воспевал в своем творчестве, с такими сотрудничал и дружил.

В критическую эпоху восьмидесятых — девяностых, когда происходил демонтаж ценностей прежней жизни, ниспровергались ее идейные установки, писатель оказался на стороне тех, кто призывал общество к переменам, тех, кто еще только формулировал, искал смыслы, применимые к надвигающейся социальной стихии. Радикальная смена политико-экономических ориентиров нуждалась в интеллектуальных ресурсах, способных выступить в поддержку курса на постимперское, постсоветское обустройство жизни, государства и общества. Писатель был с теми, кто выступал за избавление от наследия застоя, против магии прежних догм и лозунгов. Будучи вовлеченным в атмосферу общественных страстей, он видел, как кое-кто из лидеров на волне митинговой стихии, политического романтизма был склонен переоценивать свои способности, начинал действовать «не так» или «не совсем так». В новых политических реальностях Гранин не стремился быть в первых рядах, но всегда находился там, где был нужен. Оставался с теми, кто был близок ему по духу. Общался с теми, кто способен был двигать дело.

Не оставляя в стороне литературную работу, Гранин пришел к необходимости возвысить свой голос, консолидировать тех, кто готов был применить себя там, где у власти «не доходят руки». Его беспокоила будущность Ленинграда, в жизни которого наметилась провинциальность, скатывание к разряду областного центра. Видя, что социальная обстановка ведет к обнищанию населения, он выступил с инициативой создания общества «Милосердие». Целью общества писатель считал помощь неимущим, оказавшимся на низшей ступени социальной лестницы. В книгах, написанных им в ту пору и объединенных названием «Причуды памяти», проливается свет на события и явления прошлого, на то, что подверглось искажению или забвению. Многое в этих книгах будоражит, тревожит память, вызывает душевную боль. Читатель в деталях и подробностях узнает о былом, о том, как жили, какими были, через что прошли и что пережили поколения, чьи судьбы складывались в XX веке. Писатель предстает как наш давний собеседник, который при прежних встречах не успел или не смог сказать нечто важное, что наболело, но пришло в голову лишь потом.

В предлагаемой вашему вниманию книге каждый найдет для себя нечто важное, ранее неизвестное. Об этом рассказывают и сам Гранин, и те, чьи свидетельства о нем вошли в эту книгу. С некоторыми из них я был знаком, встречался, о других наслышан. Я и сам немало времени провел в обществе писателя. Листая теперь страницу за страницей, нахожу многое, что было известно мне из его рассказов. Сам писатель не только в книгах, но и в многочисленных передачах, статьях, интервью рассказал о себе немало. Но, конечно, далеко не всё. Остается еще такое, о чем предстоит думать, говорить, писать.

В моей памяти сохранился ночной молебен, посвященный предстоящей смене тысячелетий. Происходило это в ноябре 1999 года в храме Гроба Господня. Запомнился не столько сам молитвенный ритуал, долгий, однообразный и мрачный, сколько наш разговор после завершения службы. Дорога вела нас по затемненным улицам Иерусалима. Гранин говорил «Иисус Христос, скажу я вам — явление гения невероятной высоты. Постичь его сполна невозможно. Мы должны быть благодарны ему за то, что подобрал ключи к сердцу каждого, оснастил жизнь ценностями, в каких люди, их души нуждались… Он гений, поскольку для того, чтобы ему поверили, придумал и осуществил невероятные по тем временам чудеса. Гений в том, как лаконично, просто и ясно изложил то, что стало его нетленным учением, его заповедями. Он гениален в том, что наполнил смыслом, дал работу бесчисленному ряду богословов, поэтов, художников, архитекторов, строителей, наконец, церковников. И в том, что убедил людей поверить в его предназначение стать их спасителем, искать в нем, застывшем на кресте, защиты и утешения. Был ли он Богом или нет, мы теперь не вправе судить. Чернь отомстила за то, что он был земным, не таким как все, не от мира сего… Христиане ведут разговор о втором его пришествии. Трудно представить, что произойдет, явись он снова. Думаю, его бы изумило то, как его почитают, насколько далеко зашли его последователи, присвоившие себе право говорить от его имени».

Этот монолог существенно прояснил для меня тогда суть творческого метода писателя. Он состоял в том, чтобы понять, прояснить истоки, глубинный смысл всего того, что определяет судьбу личности в реальных жизненных обстоятельствах.

В воспоминаниях, суждениях о личности Гранина не хватает сведений о том, каким он был в обыденной жизни.

Мало где сказано о том, что писатель обладал отменным чувством юмора. Редко какая из наших встреч не начиналась вопросом «Что новенького?». Имелось в виду, не появился ли какой новый анекдот, забавный случай. Сам он их рассказывать не любил, да и улыбающимся его редко кому удавалось видеть. Многие его знали и запомнили таким, каким он представал в ходе официальных встреч, на публике. Там он был сосредоточен, да и вопросы были таковы, что не до шуток. В книгах его тоже нелегко найти что-то смешное — тем более что посвящены они темам серьезным, а порой и трагическим. Его часто видели в филармонии на концертах симфонической музыки. Он обожал Моцарта. Был поклонником таланта выдающегося дирижера Мариса Янсонса. Но любил и ценил другое: с удовольствием слушал бардовскую песню, читал сборники самодеятельных поэтов. Любил песни и романсы под гитару. Ему было интересно всё. Во всем он находил нужное, рациональное, дельное. Мы не знаем, каким он был наедине с самим собой. Но знаем и помним, каким он был наедине с нами, его друзьями: учтивым, приветливым, отзывчивым.

…Чем дальше Даниил Александрович продвигался по жизни, тем чаще его занимал вопрос о феномене его долгожительства. Не будучи верующим, он склонялся к тому, что существует нечто такое, что оберегает его, покровительствует в жизни. Таким, как он думал, был дарованный свыше, преданный ему Ангел-Хранитель. С уходом Гранина из жизни Ангел-Хранитель не оставил его опеки над ним. Теперь это служение возложено и на нас — на всех тех, на кого пролился свет его личности, кого согревало его душевное тепло.

Загрузка...