Сухие и обжигающие жаром порывы воздуха, в котором растворились мельчайшие песчинки, не видимые невооруженному глазу, прошлись над землей, взмывая вверх над высокой дюной, взвивая струйки песка под ногами стоящих на ее вершине фигур. Призрачное марево исполняло диковинный и замысловатый танец над безжизненной пустыней, которая простиралась во все стороны, насколько хватало глаз, угнетая любого, кто мог оказаться здесь, однообразным и безрадостным пейзажем. Пески складывались в причудливые фигуры, поблескивая под лучами нещадно палящего солнца, несущего смерть неосторожным путникам.
А впереди — немного в отдалении — широко раскинулся огромный оазис, плотной стеной высоких пальм отгораживаясь от подступающих со всех сторон песков, стремящихся задушить в своем плотном кольце любое проявление жизни, от которой они стремились избавиться любыми способами, ежедневно подкидывая сложные испытания. С такого расстояния было невозможно увидеть, что происходит в тени высоких и тонких стрел деревьев, широко раскинувших зеленые пышные листья верхушек. В прозрачный воздух поднимались туманные дымки, свиваясь кольцами и распадаясь едва заметной тающей пеленой. До них доносились лишь отзвуки громких голосов, мелодичная музыка, то и дело обрывающаяся взрывами веселого и звонкого смеха и крики детей.
Это несоответствие могло покоробить своей жестокостью и беспощадностью, ведь всего в паре сотен метров от них медленно угасал еще один источник жизни, грозя увести с собой тысячи невинных людей. Но Зиберина слишком хорошо знала, что иначе здесь, под немилосердными, обжигающими и бездушными лучами солнца нельзя было выжить. Всех, кто родился в этих оазисах, с младенческих пеленок обучали простой истине — жить нужно сегодняшним днем, не загадывая ничего на будущее, ведь завтра в раскаленной и опасной пустыне, где смерть поджидает на каждом шагу новую жертву, может и не наступить. Многие члены племени в старину приносили своей смертоносной соседке, которую считали живой и разумной, жертвы, забивая скот, чтобы свежая, еще горячая кровь напоила жаждущие пески и позволила им прожить еще один день, не опасаясь новых смертей.
— Что это за постоянный шум? — Хале какое-то время стояла молча рядом с ней, внимательно прислушиваясь. Она повернулась к ней лицом в ожидании ответа, поблескивая глазами, которые оставались единственной открытой частью лица. Плотная светлая ткань замысловатым тюрбаном закрывала ее волосы, обхватывая дополнительными полосами лицо. Длинный и просторный халат, одетый поверх брючного, наглухо застегнутого на все пуговицы костюма, надежно закрывающего все тело, ниспадал вниз, до кончиков кожаных высоких сапог на толстой подошве, защищая от песка и горячего воздуха.
— Дыхание пустыни, — Зиберина не смогла сдержать улыбку, впрочем, оставшуюся незамеченной, когда серые глаза, пристально смотрящие на нее, недоверчиво сощурились. Воздух вокруг них действительно не безмолвствовал, наполненный каким-то шумом. Словно отдаленный шепот или тихая песня разливались над песчаными дюнами, поверяя неожиданным слушателям свои тайны. И сквозь этот шум отчетливо доносились до слуха легкие и приглушенные вдохи, будто кто-то огромный прилег за ближайшим барханом, удобно пристроив на него голову из-за отсутствия более удобной подушки, и заснул крепким и спокойным сном…
— Это какой-то обман, как миражи, — предположила ведьма, нервно передергивая плечами и внимательно оглядываясь вокруг цепким взглядом, словно ожидала, что пустыня уже начала подбираться к ней, чтобы запутать в свои коварные сети и погубить.
— Не говори об этом варгатам, — весело хмыкнула Зиберина, с наслаждением вслушиваясь в шум, который понравился ей сразу, едва она попала в пустыню впервые. Его звучание успокаивало и убаюкивало ее, приглушая застарелую боль, переполняющую ее душу, забирая значительную часть себе, в безмолвной попытке помочь ей справиться с непосильным грузом. Только сейчас пески не пели приветственную и веселую песню, а печально и грустно рассказывали долгую историю, жалуясь и приглашая разделить гложущую их тоску.
Хале, казалось, ничего этого не замечала, сосредоточившись на том, что посылала в разные стороны тонкие импульсы, проверяя окружающую обстановку. Зиберина не смогла сдержать тяжелого вздоха, чувствуя, как ее начинает переполнять гнетущее беспокойство. Дурное предчувствие холодком скользнуло в душу, удобно устраиваясь в ней гибкой змейкой сомнения. А затем пришло спокойное осознание — она услышала и поняла то, что ей хотели сказать…
— Она боится…
— Кто? — Опешила Хале, сбиваясь с заклинания, произносимого тихим шепотом. Голубоватое свечение, обволакивающее ее изящные пальцы, освобожденные от толстой перчатки, ярко вспыхнуло и угасло, рассыпаясь сотнями крошечных искорок. Она перевела взгляд на нее, удивленно и непонимающе моргая.
— Пустыня, — спокойно пояснила Зиберина, не отрываясь от едва заметно движущихся песчаных барханов. Ветер гнал их вперед, заставляя поторапливаться на встречу с широко раскинувшимся вдали оазисом, но сами они этого делать не хотели, предпочитая оставаться там, где лежали до этого. — Смерть источников беспокоит и пугает ее…
— Ээээ, — Хале какое-то время бессмысленно тянула звуки, силясь выдать что-то умное, но затем сдалась. Она потрясла головой, словно хотела прочистить мысли и устремила на свою собеседницу совсем другой, сильно сомневающийся в ее нормальности, взгляд.
— Извечный баланс был нарушен. Оазис возник здесь в незапамятные времена, поэтому воспринимается пустыней как свое продолжение. Пески стремятся поглотить эти островки жизни, но это всего лишь видимость. Если бы они задались такой целью, от Варгата всего за пару дней мало что осталось бы. А сейчас источники, а вместе с ними и жизнь, медленно умирают…
— Ты… ты говоришь так, будто считаешь это место живым…
Зиберина присела, касаясь ладонью бесчисленных мелких песчинок, чей жар ощущался даже сквозь толстую кожу перчатки. На испещренной полосами и зигзагами поверхности четко проступили плавные линии, складывающиеся в гибкие змейки из струящегося песка, проворно подбирающегося к ее руке, словно напрашиваясь на ласку. Она с улыбкой провела ладонью по ним, лаская маленькие вихри, вырывающиеся на поверхность.
У Хале отпала челюсть… Это было заметно даже сквозь прикрывающую ее лицо ткань. Зиберина обернулась к ней с хитрым прищуром, чтобы полюбоваться ее реакцией на происходящее. Ведьма округлившимися от шока огромными глазами смотрела на нее, будто увидела перед собой какое-то невиданное чудо.
— Здесь кипит жизнь, — она легонько коснулась пальцами струящихся от ее движения песчинок, указывая ладонью на землю у своих ног, — в глубине, под этими песками живут древние и могущественные создания, которые хранят пустыню и Варгат, создавая гармонию между жизнью и смертью.
— И ты…? — Не озвученный до конца вопрос завис в воздухе.
— Мы встречались, — не стала отрицать Зиберина, с улыбкой вспоминая тот незабываемый случай, — я провалилась в зыбучие пески. В этой пустыне их очень много…
— Да, но не все они — двери, — насмешливо произнес бархатистый, красивый и музыкальный голос за ее спиной, — тебе же посчастливилось попасть именно в такой.
Хале подпрыгнула от неожиданности, резко оборачиваясь назад и посылая мощное заклинание в стоящего за ее спиной. Алая вспышка стремительно долетела на него, обрушиваясь сияющей лавиной… И стекла вниз, впитываясь в пески, словно потоки воды, не причинив ни малейшего вреда тому, кого атаковала ведьма.
Зиберина видела, что ведьма поднимает руку для повторного броска, но его не последовало. Она так и застыла неподвижно, расширившимися от удивления и страха глазами глядя на странное создание, иронично улыбающегося ей, склонив голову к хрупкому плечу. Тонкая, практически прозрачная фигура, словно сплетенная из голубоватого сияния, лишь отдаленно напоминала человеческую, сохранив общую форму, немного видоизмененную. Костяные наросты, напоминающие чешуйки, покрывали все тело от крошечных шестипалых ступней до высокой шеи. Огромные глаза с вертикальным зрачком, пульсирующим золотистым пламенем, насмешливо смотрели на них. Широкая улыбка появилась на тонких, бескровных губах, обнажив ряды белоснежных острых зубов, показывая, что реакция ведьмы забавляет это чудное создание.
— Ты вернулась, как я и обещал, — красивый голос с многочисленными плавными и звонкими переливами разлился в воздухе, хотя губы заговорившего оставались закрытыми. Для того чтобы общаться, им не нужно было задействовать голосовые связки.
Серые глаза Хале потемнели и увеличились в размере, став просто огромными. Она смотрела на неизвестное создание с таким видом, словно отказывалась верить тому, что все это происходит на самом деле. После его слов она не сдержалась, пробегая быстрым взглядом по высокой, хрупкой фигуре, пытаясь определить, кто же перед ней. Зиберина понимала ее, ведь духи пустыни, санейры, были лишены половых признаков. Внешне не было никакой возможности определить, кто стоял перед тобой, пока они сами не заговаривали о себе в определенном роде.
И обладали редким даром, нет, не предвидения, как можно было подумать из его слов. Санейры не были провидцами, но обладали редким даром — они видели будущее и знали о нем все.
— Верно, спустя столько лет мы снова встретились.
— Время для тебя, как и для меня, не имеет никакого значения, — по губам санейра скользнула легкая тень улыбки, а огромные глаза ослепительно вспыхнули, — оно протекает незаметно и естественно, как плавные воды большой реки мимо вековых деревьев.
— Но оно играет решающую роль для тех, у кого его не так много в запасе.
— Ты всегда окружала себя смертными, пытаясь вернуться в прошлое, уловить хотя бы его отголоски и удержать их. Человеческие жизни быстротечны и ярки, как восковые свечи. Они стремительно загораются, принося с собой желанный свет и тепло, и также быстро гаснут, не оставляя после себя ничего… Только пустоту…
— Я здесь не для того, чтобы продолжать наш бессмысленный спор, начатый много веков назад… Мое мнение, по-прежнему, остается неизменным. Нет ничего прекраснее и драгоценнее, чем человеческая жизнь, пусть она так коротка и не долга.
— Не для этого, — покорно согласился санейр, слегка склоняя голову, — но именно из-за этого… Тебя сюда привело чувство долга перед теми, кого ты считала своими друзьями. Память о них требует от тебя действий…
— Кто-то должен сделать хотя бы что-то…
— Твой упрек справедлив, но не заслужен. Мы не имеем права вмешиваться в дела людей. Гармонию нарушили смертные, их поступок грозит погубить все живое. Но если мы изменим настоящее, это сильно исказит будущее.
— На кону тысячи жизней…
— Ты не хочешь услышать меня, так же, как раньше, Перестань видеть мир только в черном и белом свете. Ты обладаешь уникальной возможностью внимательно слушать, но не слышать то, что действительно важно. Я говорил тебе об этом раньше, но и тогда ты не пожелала услышать меня. Твое будущее, настоящее и счастливое, уже давно ждет тебя, оно неотступно следует за тобой, но каждый раз ты трусливо бежишь… И все потому, что ты не хочешь услышать и принять правду… Возможно, то, что ждет тебя в этом оазисе, наконец-то откроет тебе глаза. Но только в том случае, если ты будешь готова увидеть то, что тебе хотят показать. Тебе стоит сразу отправиться во второй оазис, ведь именно в нем прошлое настигнет тебя. Знай, что это оно виновно в происходящем…
Санейр повернулся к молчаливой ведьме, нервно сжимающей руки, опутанные сиянием, насмешливо рассматривая ее. Хале быстро отвела взгляд, не решаясь смотреть в странные и пугающие глаза.
— А тебе стоит чаще прислушиваться к своему сердцу. Твой разум побеждает, заставляя тебя идти вперед, пренебрегая настоящим. Стоит остановиться там, где ты сейчас находишься, и сделать выбор…
Призрачное сияние опутало тонкую фигуру, растаявшую в жарком воздухе. Хале тяжело вздохнула, резко качнув головой, словно хотела прогнать навязчивое видение.
— Это можно считать предсказанием?
— Санейры не открывают будущее, ведь из-за этого оно может измениться. Но иногда предупреждают людей, которые совершают непоправимые ошибки. Вот только делают это в своей излюбленной замысловатой манере.
— Думаю, я сделаю свой выбор прямо сейчас, потому что солнце припекает просто нещадно. Если мы останемся здесь, то зажаримся до румяной корочки прямо сквозь все эти слои одежды…
Ирония в голосе ведьмы не обманула Зиберину. Слова духа пустыни заставили ее задуматься. Сама же она постаралась выбросить все сказанное из головы. Что-то похожее он говорил ей в прошлый раз, вытаскивая из своего мира, куда она попала случайно, провалившись в зыбучие пески. Санейр, имени которого Зиберина так и не узнала, почему то упорно не желал оставлять ее после того случая, появляясь каждый раз, когда она оставалась одна. Она не знала, что в ней притягивало духа, но он шел наперекор своим убеждениям, не раз отступая от своих правил и затрагивал темы, которые им нельзя было обсуждать.
— Он имел ввиду Саррогу, Хале, и твои чувства к ее повелителю… И не пытайся делать вид, что не поняла этого…
— Иногда ты бываешь просто не выносимой, — тяжело вздохнула ведьма, признавая ее правоту.
— Значит, второй оазис, — Зиберина не стала отвечать на слова девушки, потому что не хотела развивать эту неприятную тему дальше. Повернувшись назад, лицом к танцующей в горячем мареве далекой полоске пальм, она прищурилась, раздумывая, как лучше поступить. Впрочем, она была более чем уверена в правоте санейра, и в его совете. Духи пустыни никогда не ошибались, к тому же он явно хотел остановить происходящее, хотя и не вмешивался сам…