— Где находился твой корабль? — спрашивает Джильда.
— Н-не знаю… не помню. Может быть, по ту сторону руин.
Действительно, корабля крофтов нигде нет. Вряд ли он мог бесследно разрушиться за каких-то тринадцать лет. Скорее всего, его останки были эвакуированы исследователями для дознавательских целей. Впрочем, в отчетах, с которыми меня время от времени считали своим долгом знакомить, ничего о том не сообщалось. Судьба корабля заботит меня очень незначительно. Он и в ту пору не представлял из себя ничего, кроме памятника человеческой самонадеянности.
— У тебя будет ровно один час, — говорит Джильда жестким голосом, исключающим возражения. — Подойти, осмотреться, зафиксировать увиденное. И ты обещаешь мне не спускаться в туннель, даже если он и существует.
Быстро-быстро киваю. Требуемое не противоречит моим планам.
— Я с тобой не пойду, — продолжает Джильда. — Хотя следовало бы. Но лучше я останусь на корабле. Тогда ты не сможешь заразить меня своим безумием и не уговоришь на разные сумасбродства. Один час, тебе ясно? По истечении этого часа я покину поверхность планеты, с тобой или без тебя.
«Ты никогда такого не сделаешь, красотка Джильда…»
— Если обстановка изменится в неблагоприятную сторону по моему прямому приказу ты без промедления возвращаешься на борт. Это понятно?
Киваю еще быстрее.
— Подтверди голосом, несчастная дура!
— Понятно, пилот-инструктор, — ангельским сопрано отзываюсь я.
— Твое неподчинение не удержит меня от экстренного взлета, — говорит Джильда сердито. Она встречается со мной глазами, и я безо всякого напряжения выдерживаю ее взгляд. — Ты, верно, рассчитываешь, что я никогда не брошу тебя одну в чужом мире? Ты заблуждаешься на мой счет… девочка Тони.
«А вот это мы очень скоро выясним».
— Федеральное нормализованное время — двадцать один час двадцать минут; пятое марта сто шестьдесят первого года, — декламирует Джильда, адресуясь к бортовому журналу. — Планета Мтавинамуарви, светлое время суток, видимость идеальная, температура за бортом 290 градусов по Кельвину. Пилот-стажер Стокке-Линдфорс выполняет частную исследовательскую миссию proprio motu[2] в окрестностях объекта «Храм Мертвой Богини». Предполагаемая продолжительность миссии — один час. Обратный отсчет запущен… Ну же, не торчи истуканом!
— Джил, я тебя люблю!
Сказано почти искренне. На самом деле я не способна на сильные чувства. Будем считать это демонстрацией глубокой признательности.
— Иди к черту, Тони!
Именно туда я и направляюсь.
Вываливаюсь из кабины в коридор, на ходу прилаживая легкий шлем с маской. В полной герметизации нужды нет, местный воздух недеструктивен и не оказывает на кожу пагубного воздействия. Тринадцать лет тому назад я им дышала… Задраиваю за собой дверь шлюза, выравниваю давление. Диафрагма наружного люка разворачивается, позади меня равнодушно мигают зеленые транспаранты.
Я снаружи.
Стою обеими ногами на сером песке планеты Мтавинамуарви.
Я дома.
— Что происходит, Тони? Почему ты молчишь? Ты в порядке?
— Да… просто я немного потерялась.
— Самое время тебе найтись, — ядовито напоминает Джильда. — Так, для протокола… Будь любезна, комментируй свои действия!
На негнущихся ногах я удаляюсь от темной, дышащей жаром громады трампа. Хруст песка не столько слышен, сколько ощущается подошвами ботинок. Иллюзия, конечно… Во все стороны простирается плоская, как стол, серая с черными блямбами пустыня. Человеческому глазу ландшафт кажется неожиданно просторным, сознание инстинктивно пытается очертить линию горизонта в привычных пределах, и то, что обзор не обрывается, где обычно, а длится и длится, приводит наблюдателя, то бишь меня, в легкое замешательство. Мтавинамуарви почти на четверть больше Земли, что, однако же, почти никак не отражается на ускорении силы тяжести. «Брэнди-Грум» полагает, будто «это обусловлено преобладанием легких пород в литосфере или наличием в ней обширных пустот». И я на собственном опыте убедилась в справедливости второго предположения… Выступы рельефа стерты метеоритными бомбардировками, повсюду виднеются зализанные ветрами язвы больших и мелких кратеров. Над головой висит свинцово-синее пустое небо без намека на облачный покров — да и откуда ему здесь взяться? Звезды почти не видны, но не из-за газовой оболочки, а оттого, что на горизонте сверкающим кружевным шлейфом вздымается корона Нахаротху-Прим. Зрелище фантастическое, не сравнимое ни с чем… но я уже видела такое в собственном детстве.
Это чужой мир. Невообразимо далекий от Земли. Кладбище древней культуры, которая не справилась с собственной миссией разума и предпочла эмигрировать в будущее, похоронив самое себя в недрах планеты. Всякий на моем месте мог бы проникнуться величием момента и упиваться новизной ощущений. Но я ничего не чувствую, кроме волнения. Эмоциональная глухота, гори она в аду.
Или же моя инакость наконец обрела свою нишу? Легла, как меч в ножны?
Храм Мертвой Богини темным уродливым силуэтом вырисовывается на пламенной занавеси короны. Когда-то он казался мне каменной громадиной. А сейчас это просевшие под собственной тяжестью, разбитые и вмятые в грунт метеорными дождями, утратившие первоначальный облик и форму бессмысленные обломки. И я не уверена, к вящему успокоению Джильды, что смогу найти вход в туннель.
Но чем ближе я подхожу, тем тверже мое намерение покончить наконец с кошмаром собственного бытия. Обрести себя, восстановить личностную целостность, разрушить комплексы и недоверие к самой себе… назовите как угодно. Если понадобится, я змеей поползу между каменных плит.
Но в этом нет необходимости.
— Тони, какого дьявола? С тобой все в порядке?
Сакраментальный вопрос. Он заслуживает не менее затертого сакраментального ответа.
— Со мной все хорошо, Джил.
С этими словами я отключаю связь.
Мне все равно, что будет дальше. Если Джильда решит удрать без меня, скатертью дорожка. Если дождется возвращения и отшлепает, как нашкодившего щенка, я буду улыбаться. Влепит затрещину, пускай даже отлупит, я стерплю. Если весь мир разлетится вдребезги, я не стану печалиться. Все, что мне нужно от судьбы, покоится под этими руинами.
Я на расстоянии протянутой руки от своей ослепительной цели.
Ничто меня не остановит…