Дарю вам этот мир

Болевой порог (окончание)

— Это неправильно, — слышу я совсем рядом.

Все происходит так внезапно, что моя ответная реплика вырывается против воли:

— Что из всего?

Так ответила бы прежняя Антония, погруженная в свои мелкие злые мыслишки, если бы кто-то вздумал усомниться в ее правоте.

— Вот всё и неправильно.

Голос женский, негромкий и даже веселый.

У меня нет ни малейшего желания ни отказаться от своих планов, ни превратить их в фарс. Если честно, я в бешенстве.

Незваная собеседница почти неразличима в сумерках. Черный силуэт на фоне темного неба. Она стоит на соседней террасе, облокотившись о парапет, отделенная от меня перегородкой в форме узорчатой решетки.

— Вас не затруднит оставить меня в покое на несколько минут? Здесь кое-кто хотел бы…

— …броситься головой вниз, — доканчивает она мою фразу, и в голосе звучит неприкрытая насмешка.

— Надеюсь, это не испортит вам вечер. — Я тоже умею быть язвой.

— Неправильно по нескольким причинам. Во-первых, внизу детская площадка. Никто не обрадуется женскому трупу в песочнице. Да и у тебя, подозреваю, нет намерений гробить настроение кому-то, кроме себя. Если хочешь, я покажу другое местечко на заднем дворе, туда детишки не заглядывают. Правда, для этого придется как-то проникнуть на технический этаж.

— Ты что, дура?! — взрываюсь я.

— Я не дура, — отвечает она со смехом. — Я рыжая. Что мы с тобой перекрикиваемся посреди ночи? Давай я лучше к тебе перелезу.

— Нет!

— Спасибо…

У нее это получается удивительно ловко. Должно быть, она в ладах с акробатикой или с чем-то подобным. Правда, в какой-то момент мне кажется, что по закону всемирного тяготения ей полагалось бы упасть — я как раз собиралась самостоятельно проверить его действие… Но все обошлось, и с тихим возгласом «Пи-и-у-у-уу!» она описывает в ночном воздухе дугу, с тем чтобы благополучно приземлиться рядом со мной.

— Вот, — сообщила гостья с удовлетворением. — Меня зовут Ксанка, а тебя? Хорошо, я не настаиваю.

Ксанка — кому могло прийти в голову дать такое имя девочке? Эти русские имена… Она действительно рыжая. Мы примерно одного роста, но она крупнее меня во всех измерениях. И это не избыточный вес, просто такая особенная стать или, как говорят еще, широкая кость. На ней серое трико с эмблемой клиники. Круглое лицо в обрамлении мелких медно-рыжих кудряшек, нос-кнопка и большой улыбающийся рот от уха до уха. Она похожа на женское издание Страшилы из Страны Оз, такая же симпатичная уродина.

Я все еще ненавижу ее за непрошеное вторжение в мою личную жизнь. Хотя, следует признать, ненавидеть это милое чучело совсем непросто.

— А еще неправильно, потому что громадный процент самоубийц успевает передумать на полпути к финишу, — заявляет она с уверенностью. — В последние секунды внезапно обнаруживается прорва неоконченных дел.

— Откуда ты знаешь?

— Из личного опыта.

— Ты тоже ревенант? В смысле — пациент?

— Сейчас уже нет. Сейчас я персонал. Вечерний администратор. Моя смена истекла полчаса назад, и я могла бы со спокойной душой отправиться баиньки. И никогда не узнать, чем закончилась твоя история…

— Похоже, самоубийства здесь обычное дело.

— И здесь мы переходим к заключительной неправильности твоего поступка. Ты же видела: перед тем как запрыгнуть на твою веранду, я оттолкнулась от пустоты.

— Гм… не заметила.

— Ненаблюдательная девушка, — констатирует Ксанка. — Контингент нашей клиники отличается высокой психологической нестабильностью. Таких, как ты, с необузданными стремлениями решить сложные проблемы простыми способами, здесь до фига. Поэтому здание по всему периметру укрыто слабым силовым одеялом. Сквозь такую оболочку свободно гуляют воздушные потоки и весенние ароматы, но более материальные тела не проникают. Кстати, прекрасная защита от мошкары, которая неизвестно откуда берется в межсезонье! Хотя я согласна с тобой, это унизительно.

— Ты заметила, что разговариваешь сама с собой? — вставляю я ехидно.

— Но ты, по крайней мере, внимательно слушаешь.

— Хорошо, заинтриговала… что здесь унизительного?

— Ну как же: силовые линии поляризованы! Человек на ясном глазу собирается покончить счеты с жизнью, а вместо свободного полета башкой на бетонные плиты он весело и безопасно сползает к парадному крыльцу, как по водяной горке в аквапарке. Унизительно во всех смыслах, не исключая переносный… Послушай, что-то я замерзла. Пойдем в палату, поваляемся.

— Нет. — Я пытаюсь вяло сопротивляться ее напору.

— Спасибо.

Ксанка тащит меня за собой как куклу. Пальцы у нее короткие и очень сильные. Оказавшись в помещении, она без лишних разговоров прямо в одежде плюхается на постель. Замирает, блаженно прикрыв глаза и разметавши конечности. Я осторожно присаживаюсь на свободный краешек. Откуда она взялась на мою голову, чем я прогневила небеса? Ну да, ответ очевиден…

Едва только я начинаю подозревать, что она уснула, как Ксанка произносит ясным голосом:

— Теперь самое время тебе поделиться со мной своими несчастьями.

— У меня нет несчастий. Я сама сплошное несчастье.

— Пока ничего нового, мы все таковы.

— Я не хочу жить.

— И такое бывает.

— У меня все внутри болит, и я хочу это прекратить.

— Не получится.

— Что за чушь!

Она приподнимается на локте, впервые за все время ее круглая физиономия делается серьезной. Менее потешной от этого она, конечно, не становится.

— Я динозавр! — с гордостью объявляет Ксанка. — Реликт, вымирающий вид. Я верю в то, что после смерти нас ждет рай или ад, в зависимости от суммы наших поступков. Ты можешь верить в конечность бытия, но убедиться в собственной правоте нам выпадет шанс много позже. И твоя боль последует за тобой повсюду. Туда, — она тычет пальцем в мерцающий потолок, — или туда. — Палец вонзается в скомканное покрывало. — Убить себя несложно…

—.. если по соседству не окажется надоедливых зрителей! — фыркаю я.

—.. но это ничего не решает.

Ксанка пододвигается и приглашающе похлопывает ладошкой рядом с собой. Ну и что такого? Осторожной змейкой вползаю на отведенное мне пространство и утыкаюсь носом в подушку.

— Ты говоришь, что есть рай и ад. Значит, я смогу встретиться с Джильдой и попросить у нее прощения?

— Эй, эй! — притворно сердится Ксанка. — Это моя вера, осторожнее там, не натопчи!

Она поворачивается на бок и уютно дышит мне в нечесаные волосы. От нее пахнет не так, как от моей Джильды. Не цветами и женщиной, а чем-то сдобным, аппетитным. Какими-нибудь печеными пирожками с начинкой из капусты и грибов.

— Да, вы встретитесь и договорите все свои незаконченные разговоры.

— Почему тогда ты не позволила мне?..

— Потому что самоубийцы, глупая, попадают в ад. А она в раю, разве нет? Тебе подарили жизнь не для того, чтобы ты зачеркивала ее, как нескладную фразу, не закончив письма. Не только я верю в рай, но и рай верит в меня. И в тебя, даже если ты об этом не задумываешься. Ну, там много еще аргументов, все не перечислить. И, кстати, от подарков отказываться неприлично… Джильда — это кто?

— Тебя не касается. Она погибла по моей вине.

— Надеюсь, ты не убила ее своими руками?

— Она пыталась спасти меня от моего безумия.

— Смерть всегда несправедлива. Но если бы тебе удалось покончить с собой, ее смерть оказалась бы совершенно напрасна. Будь уверена: ее, Джильду, это огорчит… Послушай, мне лениво подниматься и тащить свою тушку в соседний корпус. Можно я у тебя посплю?

— Нет.

— Спасибо. Ты ведь не испортишь мне эту ночь новыми глупостями?

Я слишком долго формулирую ответ, и спустя минуту ее дыхание становится тихим и ровным.

У меня никогда не было настоящей семьи. Кучка полусумасшедших крофтов не в счет. Мать заботилась обо мне, но на любовь у нее не оставалось сил. Мне двадцать семь лет, но меня никто не любил. Ну так и я никого не любила. Ненависти во мне было хоть отбавляй, но тот заветный шаг к любви так ни разу и не состоялся. Единственного своего друга я погубила.

Беззвучно реву в подушку, кусая пальцы и обреченно сражаясь со спазмами, чтобы не разбудить Ксанку. Зачем она появилась? Тоже мне — хренов ангел в кудряшках… Всю жизнь я была одна, и сейчас, когда пришли наконец слезы, даже прореветься всласть не могу.

— Кто тебе сказал?

Отрываю мокрое лицо от подушки. Ксанка не спит, глядя на меня припухшими недовольными глазенками бледно-голубого оттенка.

— Что… кто сказал?

— Ты не одна, — заявляет Ксанка строгим голосом. — Что за вздор? — Она привлекает меня к себе своими сильными и одновременно мягкими лапами, как львица котенка. Теперь я рыдаю ей в плечо. — Завтра придет доктор Андрей Ильич, он будет с тобой. И я буду с тобой. Иногда. Если пожелаешь. У тебя есть личный психолог?

— Да, и он обещал…

— Вот и он будет с тобой, раз обещал. И в вестибюле ночной дежурный, ты его не знаешь, но он тоже будет с тобой. И на улице любой встречный прохожий будет с тобой. Мы все будем с тобой. Не всегда, не каждую минуту, за это поручиться не могу… в конце концов, у нас есть и своя жизнь. Но мы всегда рядом и всегда откликнемся, если позовешь. Это человечество, детка. Ты не знала?

— А как же Джильда?

— А Джильду ты отпустишь.

— Это неправильно…

— Это правильно. Это жизнь. Никаких слез на нее не достанет… Ты уснешь наконец, несчастная маленькая плакса?!

20.03.2015