Датское и нормандское завоевания Англии в XI веке

Введение

На протяжении XX в. традиционная политическая история в значительной мере была оттеснена на задний план различными новыми направлениями, характерной чертой которых стало исследование не столько событий, сколько тенденций; кроме того, наблюдалось явное преобладание в исторических исследованиях интереса к социально-экономической и правовой проблематике. Однако, как показывает практика, событийная история может существовать на вполне современном уровне, обогатившись достижениями прочих направлений, в том числе появившихся сравнительно недавно (культурная антропология, история ментальностей, и т. д.), что способствует комплексному подходу к ее изучению. Как бы там ни было, изучение событий как таковых является основой, становым хребтом истории вообще, поэтому, вероятно, известное высказывание основателей школы «Анналов», объявивших традиционную политическую историю «трупом», не следует понимать буквально. Ренессанс политической истории в последние десятилетия доказывает ее жизнеспособность, что соответствует и мнению автора данной работы, старавшегося мобилизовать все еще не исчерпанные до сих пор возможности политической истории в ее современной трактовке (с элементами этно- и социокультурного анализа).

Настоящая работа имеет своей задачей исследовать политическую историю Англии на рубеже раннего и классического Средневековья. Если в зарубежной (прежде всего, разумеется, англоязычной) историографии существуют десятки трудов, посвященных указанной тематике, то в отечественной историографии она изучена совершенно недостаточно. Между тем, эта тематика важна не только в страноведческом плане или применительно лишь к политической истории. Она приводит к рассмотрению более глубоких, общеисторических проблем, таких, как отношения между разными типами и стадиями цивилизационного развития, формирование этнического самосознания, проблемы сепаратизма и целостности государства, роль элиты в обществе, проблема сохранения культурной идентичности в условиях насильственно насаждаемой иной модели исторического развития, наличие исторических альтернатив. Все эти проблемы находятся в центре внимания современной гуманитарной науки. Благодаря сравнительному подходу, появляется возможность показать те процессы и явления, относящиеся к исследуемым событиям, которые до сих пор были мало освещены в международной историографии.

Мы рассматриваем политическую историю Англии XI в. на срезе двух переломных моментов, повлекших за собой включение Англии в полиэтничные державы и вызвавших глубокие цивилизационные, социальные и этнокультурные изменения в английском обществе. Речь идет о датском и нормандском завоеваниях, а также о сравнительном анализе различных аспектов этих изменений в контексте внутренней политики завоевателей в завоеванной стране. Эта тема выводит исследователя на такие задачи, как:

1) изучение и подробная реконструкция событий политической истории рассматриваемого региона в данный период;

2) установление взаимосвязи внутренней политики датских и нормандских завоевателей в Англии с социальной структурой их собственных обществ, что определяло характер завоеваний и оседания на завоеванных землях;

3) установление взаимосвязи между уровнем этнического самосознания англосаксов и феноменом политического сепаратизма («регионализма»), а также рассмотрение роли знати как основного выразителя этого самосознания;

4) оценка роли культурных и идеологических аспектов в политике ассимиляции и в процессе складывания новых государственных образований;

5) выяснение возможностей альтернативных вариантов развития событий и пределов этих возможностей.

Как правило, при обращении к истории Англии XI в. прежде всего возникают ассоциации с нормандским завоеванием и последующей земельной переписью, отраженной в «Книге Страшного Суда». Действительно, нормандское завоевание стало поворотным моментом английской (да и, в какой-то степени, общеевропейской) средневековой истории, открыв в Англии период «развитого феодализма», с его английской спецификой. Однако в тени историографической популярности этого события и его последствий теряется другое, ничуть не менее интересное событие — датское завоевание Англии в начале XI в., не уступавшее по масштабам и значению нормандскому, но значительно меньше привлекавшее внимание как средневековых, так и современных историков. Причин этому можно указать несколько. Для авторов, писавших в конце XI–XII вв., датское завоевание виделось чем-то полузабытым, поскольку было отодвинуто на задний план социальными, политическими и культурными сдвигами, вызванными нормандским завоеванием и потрясшими до основания английское общество. Идеологическое оправдание нормандского господства, которым занимались нормандские хронисты XI в., или анализ и осмысление результатов нормандского завоевания, присущие более поздним авторам, таким, как Ордерик Виталий, Уильям Малмсберийский — вот что занимало умы тогдашних писателей. Что же касается историографии второй половины XIX–XX вв., то именно нормандское завоевание Англии представляло для историков оптимальный фундамент для дискуссий о феодальном строе, «феодальной революции», сущности феодализма, и прежде всего о том, было ли донормандское англосаксонское общество феодальным, или нет, и т. д.

Между тем, датское завоевание Англии (можно даже условно назвать его вторым датским завоеванием, дабы отличать его от первого, имевшего место в IX в. и приведшего к образованию Области Датского права), не уступая нормандскому по длительности и размаху военных действий, открыло в истории Англии тоже весьма интересный, хотя и не очень долгий период, когда Англия входила в состав империи Кнута Великого (1017–1035). Но датское завоевание Англии протекало в рамках одного культурно-исторического ареала. Несмотря на неизбежные жертвы, разрушения, насилие и прочие явления, сопутствующие любому подобному событию, датское завоевание с исторической точки зрения было менее болезненным для Англии, чем нормандское, так как не ломало местные социальные, политические, культурные традиции. Ведь это было не первое «вливание» германской, в том числе скандинавской, крови в английское общество. Еще историки XIX в., в частности, Дж. Грин, отмечали языковое и культурное родство англосаксов и скандинавов[1]. В наше время историки говорят, основываясь на данных археологии, лингвистики, и т. п., уже о более широкой этнокультурной общности германских племен, населявших берега Северного моря и говоривших некогда на одном языке, который Е. Шервуд называет «древнефризским» (вероятно, правильнее было бы называть его древнезападногерманским)[2]. В эту общность, сложившуюся еще на рубеже нашей эры и упоминавшуюся Тацитом («ингевоны»), входили и англосаксы, и скандинавы, и фризы, и континентальные саксы[3]. На протяжении раннего Средневековья, несмотря на изменения в политической карте региона, связанные с миграциями и становлением государственности у указанных и прочих племен, эта общность в известной степени сохранялась, так как была обусловлена изначальным генетическим родством прежних племен, их языка, культуры, традиций — то есть, самими истоками данного культурно-исторического типа.

В связи с рассматриваемыми событиями возникает также и проблема исторической альтернативы: как могли развиваться английская государственность и цивилизация при неудачном исходе или лишь частичном успехе обоих завоеваний? Методы «альтернативного» подхода в истории в наше время получают все большее признание, несмотря на консервативную аксиому о том, что «история не терпит сослагательного наклонения». Современная историко-философская мысль призывает выдвигать гипотезы, изучать то, что могло бы произойти, соблюдая при этом, конечно, осторожность и здравомыслие, не отрываясь от реалий. Поссибилистский и контрфактический подходы только обогащают исследовательский арсенал историка[4].

Особый интерес и дискуссии вызывают в настоящее время проблемы национального самосознания и национальный фактор вообще. Примером дискуссий в рамках этих проблем может служить сборник «Concepts of national identity in the Middle Ages» (1995), где представлен спектр мнений современных западных исследователей. Этот спектр довольно широк, что подтверждает актуальность самих проблем. Так, например, Б. Андерсон считает, что в единой христианской Европе в средние века не было и быть не могло национального самосознания[5]: один из его аргументов — культурная роль христианства и латыни как общеевропейского языка. Л. Джонсон утверждает, что как народы, так и их самосознание «создаются государствами»[6], то есть, оформляются в процессе становления государственных институтов, центральной власти, и т. д. С другой стороны, как историки XIX в., так и современные исследователи подчеркивают локальный, местный характер этнического самосознания в раннее Средневековье, в эпоху лоскутных варварских государств с постоянно меняющимися границами, искусственно объединявших разные этнические общности, еще и не оформившиеся в этносы как таковые[7]. Эти дискуссии, в частности, проблема англо-нормандского этнокультурного синтеза, последовавшего за нормандским завоеванием, имеет непосредственное отношение к оценке его последствий.

В связи с этническим аспектом данного исследования следует особо сказать о соответствующей терминологии: то, что в западной историографии обозначают словом «nation», в отечественной обычно называют «народностью». Применительно же к раннему Средневековью, когда еще и народности только начинали складываться, можно говорить об этносах, или этнических группах, объединенных общностью происхождения, культурных традиций и исторической памяти. Эту точку зрения, принятую в отечественной историографии, разделяют Л. Джонсон и А.Д. Смит[8]. Что касается терминов «раса», «расовый», столь часто употребляемых в англоязычной историографии, в том числе и применительно к раннему Средневековью, то их следует понимать, конечно, не в современном, принятом у нас смысле, а скорее как этнокультурные категории.

Часто употребляемый здесь термин «регионализм», заимствованный из англоязычной историографии, подробно объясняется по ходу повествования. Отметим лишь, что он соотносится с терминами «раздробленность» (политическая, экономическая, и т. п.), или «обособленность», но характеризует также и субъективную сторону этих явлений, то есть, восприятие их самими людьми.

Что касается общего направления данной работы, то она представляет собой исследование политической истории на стыке с этнокультурной и социальной историей (насколько, конечно, источниковая база это позволяет). Следует отметить, что, например, по эпохе нормандского завоевания эта база гораздо шире, нежели по Империи Кнута; именно поэтому нормандское завоевание занимает больший объем нашей работы, хотя и по проблематике датского завоевания и царствованию Кнута был задействован практически весь имеющийся материал.