Глава IV. Датское и Нормандское завоевания Англии: cравнительный анализ

И датское, и нормандское завоевания Англии одинаково являлись длительными военно-политическими акциями, не только повлекшими за собой значительные жертвы и разрушения, но и повернувшими Англию на оригинальный путь исторического развития, в том и другом случае отличный от того, каким она могла бы идти, не случись этих событий. В обоих случаях в жизни англосаксонского общества произошли социокультурные сдвиги, а в политическом отношении Англия оказалась включенной в состав полиэтничных раннесредневековых держав — Империи Кнута Великого и англо-нормандской державы Вильгельма Завоевателя, позднее трансформировавшейся в так называемую Анжуйскую Империю. Вместе с тем, рассмотренные в предыдущих главах реалии и тенденции, присущие данным историческим событиям, позволяют заметить кардинальные различия в тех путях и методах, которыми осуществлялись два завоевания, потрясшие Англию на протяжении одного столетия, их разный исторический, так сказать, подтекст.

Завоевание Англии датчанами в начале XI в. происходило в рамках одного историко-культурного типа, к которому относились страны и территории по берегам Северного и Балтийского морей, лишь косвенно затронутые (или, как Англия, неглубоко затронутые) процессами романизации в позднеантичное время и отличавшиеся известной общностью духовной и материальной культуры, изначально развивавшейся здесь. Существенное отличие этого культурно-исторического типа от классического феодализма Западной Европы с его традициями в области права, религии, идеологии, государственных институтов, и т. п., унаследованными от античности, обусловило специфику датского завоевания Англии. В сущности, оно продолжало собой предыдущую 200-летнюю экспансию скандинавов, только на качественно новом уровне — на уровне молодых государств, осуществляющих территориальные захваты, а не мелких независимых объединений викингов, как прежде. Поэтому, если в IX–X вв. скандинавы боролись за независимость Области Датского права, то в XI в. Свейн Вилобородый и Кнут, напротив, стремились к объединению всех английских земель под властью единой англо-датской короны. Поскольку Англия в рамках упомянутого североевропейского культурно-исторического типа была наиболее развитой во всех отношениях страной, чьи традиции государственности, культуры, церкви были на несколько веков старше скандинавских, датчанам, завоевавшим страну, оставалось лишь органично вписываться в местное общество и традиции. Завоеванная Англия создала для завоевателей «окультуривающую среду», способствуя мирной англо-скандинавской ассимиляции. Завоевание Англии Кнутом лишь логически завершило эту линию ассимиляции, встраивания скандинавов в этническую и социальную структуру англосаксонского общества, которая полным ходом развивалась еще с X в., в особенности после ликвидации уэссекскими королями политической независимости Денло. Свергнув уэссекскую династию, Кнут фактически продолжал ее дело, опираясь на общие северные традиции законотворчества и поощряя своей мудрой внутренней политикой интеграцию разных частей своей державы, консолидирующихся вокруг наиболее развитой «метрополии» — Англии.

Иная ситуация имела место в случае с нормандским завоеванием. Здесь столкнулись два более различающихся политико-социальных образования: Англия — по сути, уже англо-скандинавское государство, осколок недавно распавшейся империи Кнута, в котором еще сохранялись свежие воспоминания о его царствовании, и Нормандия — оплот феодально-французских в широком смысле слова традиций, причем в их наиболее прогрессивном варианте (отсутствие феодальной анархии, сильная герцогская власть, отличная организация вооруженных сил и церкви). Некогда сами потомки викингов, нормандцы очень быстро претерпели социокультурную инверсию, превратившись в ярких представителей западноевропейского феодального мира, притом едва ли не в самый активный, агрессивный его контингент, шедший во главе всевозможных военно-колонизационных мероприятий, вроде Крестовых походов или начавшейся в XII в. экспансии уже англо-нормандского государства в Ирландию. Завоевывая Англию, нормандцы выступили по отношению к ней не только в качестве носителей иного культурного уклада, чуждых традиций, будучи даже этнически далекими от англосаксов (в отличие от датчан), но и в роли «цивилизаторов», насильственно насаждавших в стране привнесенные с континента порядки и традиции, французский язык в качестве официального (опять-таки, совершенно чужой англосаксам, в отличие от родственного древнескандинавского). Если этническая политика Кнута поощряла мирную ассимиляцию, причем на всех социальных уровнях, вплоть до высшей элиты, изначально уравнивая в правах англосаксов и данов, то нормандское завоевание сопровождалось истреблением и вытеснением английской элиты на периферию общественной жизни, притеснением и закрепощением широких масс населения, свирепыми «лесными законами» — типичной оккупационной мерой, направленной против возможных вспышек повстанческого движения. Немаловажен и характер экономического базиса господства завоевателей в Англии: хотя на юге Англии к XI в. сложились уже достаточно высокоразвитые феодальные отношения, пришедшая с Кнутом скандинавская военная элита опиралась на традиционную северную модель организации, присущую раннеклассовым, полупатриархальным обществам и основанную не на ленном вассалитете, а на непосредственной службе знати в королевской дружине и на практике условных пожалований, «кормлений», связанных непосредственно с осуществлением административных функций на местах. Поэтому датское завоевание не повлекло за собой массовых земельных конфискаций у коренного населения в пользу завоевателей, а, соответственно, отсутствовало и могущее возникнуть на этой почве сопротивление. Горести войны вскоре забылись (не без заслуги соответствующего идеологического курса Кнута), а самый существенный повод к вооруженному сопротивлению завоевателям — земельные конфискации и закрепощение населения — так и не возник.

Что же касается нормандского завоевания, то нормандцы и прочие соратники Вильгельма из разных областей Франции привнесли в Англию привычные им традиции общественно-экономического устройства. Повсеместные земельные конфискации с целью раздачи земель в лены участникам завоевания имели своей обратной стороной уничтожение англосаксонской знати и разорение населения, порой граничившие с тотальным физическим истреблением (как, например, при подавлении восстания в Нортумбрии), а это вполне закономерно вызывало ответную реакцию со стороны англосаксов. Если с воцарением Кнута в Англии военные действия внутри страны прекратились и снова имели место лишь в начале 40-х гг. (восстание в Вустере на почве повышения налогов) и в начале 50-х гг. (смута с участием дома Годвинов), то есть, спустя много лет после смерти Кнута, то с воцарением Вильгельма Завоевателя они, наоборот, усилились и продолжались еще несколько лет, а отдельные их рецидивы — и позднее. Для многих представителей пришлой франко-нормандской элиты, особенно высшей, Англия была чемто вроде колонии, поставлявшей финансовые и военные ресурсы для ведения дел на континенте, в прежних владениях. Это уже последующие поколения знати, выросшие в Англии, в условиях начавшейся англонормандской ассимиляции, стали воспринимать Англию как свою родину, но такая ситуация сложилась позднее, к рубежу XI–XII вв.

Церковная политика Вильгельма была подчинена задаче лучшего контроля над английской церковью, для чего Вильгельм насаждал в ней нормандские порядки и элиту из числа своих приближенных. Лишь немногие англосаксонские прелаты, вроде Вульфстана Вустерского, выразившие поддержку новой власти, сохранили свои прежние позиции. Население, судя по всему, не питало особого расположения к клирикам-иноземцам, что видно, например, из убийства епископа Валькера в Дареме в 1080 г.

Можно также заметить, что отзывы современников о Кнуте Великом куда более лестные, нежели о Вильгельме Завоевателе. Если фигура Кнута обрисовывается преимущественно в позитивных тонах, как своего рода «отца нации», миротворца и олицетворения справедливости и процветания, то, говоря о царствовании Вильгельма, средневековые авторы, признавая его выдающиеся качества полководца и государственного деятеля, то и дело упоминают о его жестокости, алчности, угнетении им своих подданных. По-видимому, эти свойства его характера способствовали не только вооруженному сопротивлению самих англосаксов, но и оппозиционным настроениям в среде нормандской знати, что видно из мотивации восстания эрлов 1075 г.

Таким образом, на основе сопоставления датского и нормандского завоеваний Англии и различных аспектов их последствий — военно-политических, социально-экономических, этнокультурных — можно сделать следующие выводы. Хотя нормандское завоевание открыло перед Англией долгосрочную перспективу развития по новому пути, оно же, одновременно, и свернуло ее с того пути, которым Англия развивалась и, по логике вещей, должна была бы развиваться, если только, как уже говорилось во вводной части данной работы, отбросить консервативную аксиому о том, что «история не терпит сослагательного наклонения», ограничивающую горизонты мышления историка. Между тем, датское завоевание Англии и включение ее в Империю Кнута вполне укладывалось в рамки этого традиционного пути исторического развития Англии, а потому было для нее гораздо меньшим катаклизмом, так как, помимо военных потерь, не вызвало коренной ломки устоявшихся общественных структур, традиций, существенных трансформаций языкового пространства, тотальной смены правящей элиты. Можно, конечно, согласиться с тем, что нормандское завоевание вывело Англию на более динамичный путь развития, как это любят подчеркивать историки «англо-норманистского» толка. Но «сослагательное наклонение», тем не менее, может дать полезную пищу для размышлений о многообразии моделей и возможностей исторического развития.

Мы рассмотрели историю датского и нормандского завоеваний Англии, проанализировав ее различные аспекты: политический, этнический, социальный, культурный — те, которым в историографии, как правило, уделялось меньше места, чем социально-экономическому и правовому.

Датское завоевание Англии в начале XI в. логически продолжало собой предыдущую 200-летнюю экспансию норманнов, одним из излюбленных объектов которой Британские острова стали по причине своего мягкого климата, обилия плодородных земель и оптимальных природных условий для занятий сельским хозяйством, а также наличия богатых залежей полезных ископаемых, в том числе серебра, обеспечивавшего бесконечный поток контрибуций, взимавшихся викингами во все увеличивавшихся размерах. В XI в., в связи со складыванием у скандинавов ранней государственности, эта экспансия перешла на качественно новый уровень — уровень централизованных военных мероприятий скандинавских конунгов, демонстрировавших подчас «имперские» аппетиты, как, например, Кнут Великий или Харальд Суровый. Именно к этому новому типу экспансии (вполне уживавшемуся с традиционными набегами викингов) относилось завоевание Англии Свейном Вилобородым и Кнутом. Эволюционировав из обычных пиратских рейдов викингов в конце X — начале XI вв., имевших неожиданный успех в условиях ослабления власти в правление Этельреда Нерешительного, это завоевание привело к свержению уэссекской династии и включению Англии в состав англо-скандинавской империи Кнута (1017–1035).

Следует отметить, что подобный итог не был фатально предопределенным. Военный успех всегда являлся переменчивым фактором; до восшествия на престол Этельреда его предшественники, начиная с Альфреда Великого, вели успешную борьбу с викингами, что в меньшем масштабе удалось преемнику Этельреда — Эдмунду Железнобокому, в считанные недели поставившему под удар прежние завоевания датчан в Англии. Ив 1014 г., после смерти Свейна Вилобородого, и в 1016 г., в кульминационный момент англо-датского противоборства, имелись предпосылки к разделению страны на англо-скандинавский Север, где население Денло представляло собой существенную опору для пришлых «королей-викингов», и англосаксонский Юг во главе с представителями уэссекской династии. Таким образом, ситуация складывалась аналогичная той, что имела место во времена Альфреда Великого. Однако внезапная смерть Эдмунда Железнобокого и дипломатическая оперативность Кнута, в полной мере использовавшего представившуюся возможность для занятия английского престола, исключили эту альтернативу.

В значительной степени датское завоевание удалось благодаря неспособности англосаксонской администрации принимать адекватные меры на местах, что, в свою очередь, было обусловлено личными качествами короля и других представителей английской элиты, занимавших подчас откровенно предательские, сепаратистские, эгоистические позиции.

Результат этого завоевания был взаимовыгодным и для Англии, и для датско-норвежских владений Кнута. Кнут не случайно короновался именно в Англии и сделал ее политическим ядром новой державы, да и пребывал там большую часть времени. Англия была наиболее развитой частью последней в экономическом и культурном отношении. Английская монетная и административно-территориальная системы служили образцами для подражания в скандинавских странах; английские клирики, английские церковные традиции оказали влияние на процесс христианизации Дании и Норвегии. Вместе с тем, Англия оказалась в эпицентре оживленных торгово-экономических связей, охватывавших весь «мир викингов», что способствовало процветанию ее экономики, городов. Одним же из наиболее существенных факторов, цементировавших эту интеграцию, была «интернационалистская» внутренняя политика Кнута, оптимальная для успешного строительства империй. Сглаживание возможных этнических противоречий под эгидой сильной королевской власти и соответствующего законодательства обеспечило Империи Кнута внутреннюю стабильность, по инерции еще сохранявшуюся после его смерти, но в конце концов вновь сменившуюся потрясениями. Думается, если бы Кнут прожил дольше или имел бы достойного преемника, у англо-скандинавской державы был бы еще немалый потенциал для развития и благополучного существования.

Нормандское завоевание тоже не было чем-то фатальным и неизбежным для Англии, как утверждали историки первой половины XX в. Это мероприятие, грандиозное по замыслу, удалось, во-первых, благодаря незаурядной политической воле, военно-организаторским и дипломатическим талантам Вильгельма Завоевателя, обеспечившего себе поддержку папства и континентальной Европы, а, во-вторых, вследствие политической и этнокультурной раздробленности Англии, что также было успешно использовано Вильгельмом в своих целях.

Завоевание отнюдь не исчерпывалось победой нормандцев в битве при Гастингсе в 1066 г. и последующей коронацией Вильгельма в Вестминстере. Оно длилось несколько лет и было сопряжено с ожесточенными боевыми действиями, поэтапно охватывавшими все новые области страны, присоединяемые Вильгельмом. Активная военная поддержка, предоставляемая англосаксам — противникам Вильгельма соседними государствами (прежде всего кельтскими и скандинавскими), придавала конфликту еще более широкий масштаб.

После завоевания очередной области Англии начиналась ее франконормандская колонизация, постепенно охватившая всю страну. В результате этой колонизации, во-первых, иноземная элита, вытеснившая в ходе завоевания англосаксонскую, встала у руля управления английским государством и обществом, «впитав» в себя остатки англосаксонской знати и, вместе с тем, постепенно «растворившись» в англосаксонском этническом большинстве; новая, англо-нормандская знать, особенно ее средние и нижние слои, через два-три поколения была уже не столько нормандской, сколько английской по своему этническому самосознанию. Во-вторых, новая власть, опиравшаяся на эту элиту, продолжала решать те же задачи, что стояли и перед прежними англосаксонскими королями (централизация страны, борьба с внешними врагами, и т. д.), притом на качественно новом уровне. В недрах военизированного англо-нормандского государства, возникшего в результате завоевания и колонизации страны, вызрела новая система управления, отличавшаяся и от англосаксонских, и от нормандских прототипов. Сильная верховная власть, отсутствие феодальной анархии, служба всех феодалов королю и государству, с одной стороны, и сохранение англосаксонских традиций самоуправления, военной организации[502] — с другой; таким своеобразным путем начала развиваться Англия в результате англо-нормандского синтеза. Кроме того, политическое объединение страны способствовало этнической консолидации населения Англии в единую народность.

Вместе с тем, существовали и альтернативные варианты исторического развития, не реализовавшиеся из-за чисто случайных, субъективных факторов. Замысел Вильгельма мог не удаться в чисто военном плане. Случайный шторм мог рассеять нормандский флот в Ла-Манше, случайная стрела — убить самого герцога на поле боя; исход битвы при Гастингсе мог сложиться не в пользу нормандцев; наконец, англосаксонская оппозиция, располагавшая значительными военными силами, имела реальную возможность препятствовать установлению нормандского контроля над обширными территориями на окраинах страны — прежде всего в Нортумбрии, а при более интенсивной поддержке со стороны союзников (кельтов, викингов) — ив Восточной Англии, и на крайнем Юго-Западе. Еще Стентон считал, что после Гастингса существовала возможность раздела страны, почти как во времена вторжений датчан — на Юг (Уэссекс, часть Мерсии), быстро покоренный Вильгельмом, и Север, остававшийся в руках англосаксов. Похожую идею высказывает Рассел, считающий, что даже Юг мог сопротивляться в случае, если бы Гарольд— признанный вождь Уэссекса — не погиб при Гастингсе[503].

Так или иначе, вариант с разделом страны кажется тем более возможным, что для этого существовали серьезные, глубинные предпосылки в виде политического и этнокультурного «регионализма». Раздел страны, думается, углубил бы в дальнейшем цивилизационные различия между областями Англии; «Юг» бы феодализировался, шел по пути англо-нормандского синтеза, а «Север» (окраины в широком смысле) следовал бы путем Скандинавии, кельтских государств, Руси — в общем, периферии Европы с ее местными особенностями. Во всяком случае, как верно замечает Ф. Барлоу, «останься королевство (Англия — М.Г.) англодатским, в скандинавской орбите, оно развивалось бы в значительной степени иным путем»[504]. В случае раздела страны к этой характеристике могли бы добавиться военные конфликты между «нормандской» и «англосаксонской» частями Англии, углубления этнокультурных различий между ними.

Впрочем, это тема уже другого исследования. Отметим лишь, что историческая альтернатива нормандскому завоеванию была реальной, а не осуществилась столь же случайно, сколь случайным был успех самого завоевания на начальном этапе. Однако, после коронации Вильгельма Завоевателя в 1066 г., с переходом инициативы в руки нормандцев, шансы англосаксов на осуществление исторической альтернативы стали уменьшаться. Им нечего было противопоставить нормандцам, выигрывавшим во многих отношениях. Народ, не осознававший еще себя как единое этнокультурное целое, не был способен на массовые патриотические выступления, и борьба с нормандцами для широких масс крестьянства исчерпывалась сугубо местными конфликтами. Силы знати — основного носителя этнического сознания — были раздроблены, интересы борьбы были узко локальными, лидер масштаба Вильгельма отсутствовал. В целом, недостаточная степень этнической и политической гомогенности Англии к XI в., преобладание в менталитете англосаксов локальных ценностей над принадлежностью к единому этносу и государству определили их неспособность к эффективному сопротивлению как датским завоевателям, так и нормандским.

Между тем, нормандский герцог, придав коронацией в Вестминстере легитимный статус своему режиму, проявил себя как продолжатель объединительных традиций государственного строительства, имевших место и в старой, англосаксонской Англии. Сплоченность и решимость нормандцев, талант их руководителя, поддержка общественного мнения и церкви, наконец, разгром англосаксов по частям (порой руками их же соотечественников, переходивших на сторону нового короля), гибель, вытеснение и ассимиляция прежней элиты — все это привело к тому, что нормандцы, как и в других странах (юг Италии, например), успешно «надстроились» над завоеванным народом, а потом и слились с ним, повернув ход исторического развития Англии в ином направлении.


Загрузка...