Дай мне шанс

12

Дэвид не умел быть несчастливым.

Счастье — это константа, думал он. Это то, что никогда не должно уходить (и не может уйти, и не уходит), счастье — это как сердце, а может, оно и есть сердце. Счастье — это душа, которая если и покинет тебя, то только когда перестанет дышать сердце. Оно держит тебя на плаву, как сосновое бревно, оно всегда с тобой, когда тебе хорошо или плохо, и у тебя все время ощущение, что счастье — это теплая стена за твоей спиной. Непробиваемое.

Тебе может быть по-разному. Паршиво так, что хочется лезть на стенки. Хорошо так, что ты улыбаешься точно как дурак, но тебя это совсем не волнует. Тебе может быть никак, грустно, раздражительно, холодно и тепло — а счастье не меняется. Как только это осознаешь, ты можешь все. И бояться можешь, и ликовать, и пройти через горе, и через великую радость, и осознавать при этом одно: счастье при тебе и, пока оно здесь, тебя никто не тронет. Ты останешься собой, ты сохранишь себя так, что даже смерть не сможет тебя исковеркать. По-хорошему, счастье — это ты.

Когда Дэвид этому научился несколько лет назад, то все словно изменилось вокруг. Он почувствовал себя одновременно растворенным в мире — и защищенным от всех неприятностей. У него была семья, которую он любил и которая любила его, иногда случались влюбленности, и все это было такими прочными, незыблемыми кирпичиками бытия, что он привык. Привык так чувствовать. Привык так дышать.

И вот он может жить как хочет, обнимать людей, писать злобные письма, писать добрые письма, жонглировать словами, есть геркулесовую кашу, ссориться, мириться, губами в губы, и еще рука в руке, и еще заполнять собой помещение, и смеяться, и делать вид, что ему хорошо или, наоборот, плохо, играть во все человеческие игры — и при этом всем счастье остается в нем, остается им, и, пока оно здесь, его, Дэвида, никто не убьет. Никогда.

Ведь на самом деле, думал Дэвид, человек счастлив и бессмертен. Таким он создан, таким он и остался. Просто надо понять это в себе.

Ему это было надо, и он понимал.

Выбор, делать ли это, у каждого свой. Дэвид его сделал однажды.

И вдруг…

Вдруг — эта девушка. Ну, казалось бы, что особенного. Яркие губы, челка, глаза, глядящие из-под челки временами задумчиво, временами дерзко, а иногда сиротливо.

Дэвид думал, что все знает о счастье. С появлением Кайли он обнаружил, что ни черта о нем не знает.

Он не знал, что может так замирать в груди, когда на тебя просто смотрит определенный человек — без задней мысли смотрит, потому что он, Дэвид, специально поводов не давал. Ну, почти. Если не считать всех этих приглашений — сначала на ранчо к родителям, потом в ресторан. Он надеялся, что выглядело все достаточно невинно, чтобы Кайли не напугать. Хотя не похоже, что она из пугливых.

Он некоторое время позорно сопротивлялся, а потом сказал себе: ладно, ну что ты, ну что? Все равно ты привык себе доверять. И если это вот непонятное, распухшее в груди чувство — то, что ты не можешь не ощущать сейчас, ощущай на здоровье. Ведь вырезать его, словно доброкачественную опухоль, и благополучно швырнуть в эмалированную ванночку не получится. Значит, надо научиться с этим жить. Только вот как жить, если оно совсем распухнет и перестанет помещаться в груди?

После вечера в кафе Дэвид понял, что ему этого мало. Он хотел большего. Причем плотские желания — прикоснуться и прижать ее к себе так крепко, чтобы она не могла сбежать, заниматься с нею любовью всю ночь, — все эти привычные, понятные желания, часто возникавшие у него в отношении других девушек, теперь занимали значительное, но отнюдь не первое место.

Секс — это отлично. Кайли — это женщина, которая притягивала Дэвида не только сексуально. Хотя он многое бы отдал, чтобы прикоснуться к ней так, как хочется, провести ладонями по изгибам тела, положить руки на грудь… Так, стоп.

Хотелось и другого, странного. Бродить с ней по улицам Нью-Йорка, который скоро закутается в плюшевый зимний плед. Ловить ладонями снежинки. Хохотать из-за всякой ерунды, над такими вещами, которые никому, кроме них двоих, не смешны. Засыпать рядом на диване, прижавшись друг к другу тесно-тесно. Смотреть, как она утром прокрадывается босиком в ванную и прикрывает дверь осторожно, по миллиметру, чтобы не разбудить…

Дэвид так остро чувствовал нехватку этих мелочей, что временами ему казалось, будто он заболел и от простуды не хватает воздуха. Он был бы рад дышать полной грудью, но отсутствие мелочей мешало.

Он бы давно пошел в атаку, не будь Кайли его секретаршей. И держалась она весьма вежливо, сохраняя дистанцию. Никаких намеков на то, что он, может, ей тоже нравится. Дэвид даже не знал, состоит ли она в каких-либо отношениях. В ее личную жизнь он не лез — какое он имел право?

А вдруг у нее есть какой-нибудь ухажер с бархатным голосом и ореховыми глазами, который со дня на день предложит ей руку и сердце… И тогда она упорхнет?

Дэвид был еще далек от того, чтобы предлагать своей секретарше руку и сердце. Для начала хорошо бы разобраться, почему его так мучительно, так невыносимо тянет к ней.

Два дня после вечернего похода в ресторан (Дэвид до сих пор гордился тем, что удачно воспользовался ситуацией) он прикидывал так и этак, с какой бы еще стороны зайти, когда ему позвонили из «Брэдли Инкорпорейтед».

Тот самый вице-президент, с которым было практически все улажено, внезапно отказался от сделки.

— Я счел необходимым сообщить вам об этом лично, — говорил он в трубку своим хорошо поставленным и ничуть не виноватым голосом. — Нo, увы, мы не сможем с вами сотрудничать.

— Если не секрет, почему? — сухо осведомился Дэвид.

— Не секрет. Мы получили предложение лучше вашего.

— Возможно, нам удастся его перебить?

— Нет, никакой гонки. И вряд ли вам удастся. Прошу нас извинить за все это, однако сделка с вами не заключена, и мы имеем право отказаться.

— Имеете, — скрипнул зубами Дэвид.

Вице-президент «Брэдли Инкорпорейтед» вежливо распрощался и повесил трубку, а Дэвид швырнул шариковую ручку через всю комнату. Она стукнулась о стену кабинета и свалилась на ковровое покрытие. Произведенного шума было слишком мало для обуревавшей Дэвида ярости, и он громко, сочно и с чувством выругался.

На шум заглянула Кайли.

— Что случилось, мистер Элсон?

— «Брэдли» сорвались с крючка. Дьявольщина! — Дэвид вскочил и забегал по кабинету, ероша тщательно уложенные утром волосы. — Хотел бы я знать, кто подложил нам такую свинью и перехватил сделку! Конечно, «Брэдли» нам ничем не обязаны и соглашения мы пока достигли только на словах, но… черт, я ведь ударил по рукам с этим типом! И тут он мне говорит, что мы не подходим. Видите ли, предложили слишком мало.

Он остановился и заметил, что Кайли бледна и расстроена.

— Вы переживаете?

Она кивнула с самым несчастным видом. вид немедленно ощутил всплеск джентльменства.

— Не стоит. Одними поставщиками больше одними меньше — это бизнес, а в бизнесе жестокие законы!

— Я переживаю, потому что вы расстроились, — сказала Кайли.

От этих слов у Дэвида потеплело на сердце.

— Приятно, что мы действительно стали командой. Но не стоит отчаиваться. У меня есть еще несколько вариантов, которыми мы и займемся в ближайшие дни. Могу я попросить вас отправить несколько факсов?

— Конечно, можете. — Кайли вдруг заулыбалась. — Вы ведь мой начальник, Дэвид! Вы должны отправлять меня отсылать факсы!

— Только не говорите мне, что закиснете без работы.

— Эта работа мне необходима. И я люблю ее. — Кайли пожала плечами. По всей видимости, она старалась отвлечь Дэвида от мрачных размышлений, за что он был ей очень и очень благодарен. — Кто-то может сказать, что эта должность не престижная, ну а мне нравится быть секретаршей! Раскладывать все по местам, писать письма, приносить вам кофе.

— А мне нравится, что моя секретарша такая расторопная и умная! — в тон ей ответил Дэвид. — И я не шучу. — Он обошел стол, сократив таким образом расстояние между собой и Кайли, но ближе подходить не стал — оперся двумя руками о спинку кресла для посетителей.

— Я рада. Когда я пришла сюда, то волновать, конечно.

— Ваш предыдущий начальник не был таким… непосредственным? — хмыкнул Дэвид.

— Он был старым занудой. Ну, не столько старым, сколько занудой.

— А я не кажусь вам занудным?

— Нет, не кажетесь.

На мгновение их взгляды столкнулись — с грохотом, как показалось Дэвиду. Словно кометы. Хотя кометы, наверное, сталкиваются в абсолютной тишине, потому что в вакууме нет звуков, но здесь-то не вакуум, а воздух, которого внезапно стало не хватать, и жар какой-то прихлынул, и все это так не вовремя и вместе с тем так правильно! Смотреть на нее, видеть ее — и хотеть ее. Только не показывать. Черт!

Дэвид с трудом отвел глаза.

— Факсы, Кайли, — будничным голосом произнес он, сгреб со стола пачку листов бумаги и не глядя сунул ей. — Как можно скорее.

— Хорошо.

И она упорхнула. А он остался с бешено колотящимся сердцем, замутненным взором и подобающими сомнениями в голове. Еще пара таких взглядов — и мисс Уильямс подаст на него в суд за сексуальные домогательства на работе. Следует держать себя в руках.

А еще следует зайти к Кевину и рассказать ему про выходку «Брэдли Инкорпорейтед». Может, генеральному директору что-нибудь известно. А если нет, они обсудят эту проблему и, возможно, найдут ответ.