Декабристы в Забайкалье

Бестужевы-литераторы

В один из долгих зимних вспоров Николай Александрович Бестужев отложил перо и задумался. На столе лежала рукопись довольно объемистого, но неоконченного романа «Русский в Париже 1815 года». Тишина. Колеблется пламя свечи. За окном воет забайкальская пурга. Подобные вечера, иногда случавшиеся в годы селенгинского поселения, были истинным наслаждением для декабриста. Освобождаясь от хозяйственных забот, он садился за письменный стол и пододвигал к себе стопку чистой бумаги.

Не писать Николай Александрович не мог. Даже на сибирской каторге давал о себе знать долг профессионального литератора и ученого. Бестужев задумался: а право же, сколько произведений было создано за его жизнь? Опубликованных или оставшихся в рукописи? Обмакнув перо в чернильницу, декабрист приступил к составлению списка по памяти. После двадцать пятой работы Бестужев бросил затею. Подводит память, а созданного за прожитые годы было ох как много. Некоторая часть (главным образом рукописи) хранится здесь же, на книжной полке в его отдельном жилище. А другая? Разбросана по разным журналам, сборникам, альманахам, кое-что выходило в свет и отдельными изданиями. Найти их в библиотеках Забайкалья, тем более при ограничении передвижения, практически невозможно. Что поделаешь — такова судьба «государственного преступника».

Николай Александрович сжал голову руками. Боже мой, как удачно складывалась литературная (и не только) карьера, и как она разом оборвалась после декабрьского вооруженного восстания 1825 года! Он рано занялся писательским трудом: может быть, в подражание отцу Александру Федосеевичу, который был издателем «Санкт-Петербургского журнала» и автором интересного трактата «О военном воспитании». Или стремительно восходящему к литературному Олимпу брату Александру Александровичу (Марлинскому) — общепризнанному основоположнику и теоретику романтизма на русской почве.

Что касается Николая, то его имя как литератора впервые появилось в печати в 1818 году. В журнале «Благонамеренный» юноша выступал с переводами стихов Т. Мура, Д. Байрона, В. Скотта, В. Ирвина. Публиковались и кое-какие научные статьи по истории, физике, математике. (Например, статья «О электричестве в отношении к некоторым воздушным явлениям» напечатана в журнале «Сын Отечества» за 1818 год.) Публикации не прошли незамеченными. В 1821 году Бестужева принимают в члены Вольного общества любителей российской словесности, где он сразу же занял заметное место. Как-никак, а уже через год становится членом цензурного комитета (редакционной коллегии), а еще через два года оп — цензор прозы, или главный редактор всех прозаических произведений. Более того, Николая Александровича выбирают даже кандидатом в помощники президента общества.

Счастливые были годы. Небывалый взлет творческой активности. Что ни заседание общества — то чтение новых литературных и исторических работ Бестужева. А сколько было мыслей и проектов по оживлению российской словесности! Программа, опубликованная в 1818 году, составлена при его непосредственном участии: «Описание земель и народов. Исторические отрывки и биографии знаменитых людей. Ученые записки. Все любопытное по части наук и художеств». (Замечаете, «и художеств»! Даже здесь дар живописца находит применение.)

Первые серьезные литературные произведения Николая Бестужева прямо вписывались в намеченную программу. Однако его «путевые очерки» (например, «Толбухинский маяк») резко отличались от распространенных тогда сентиментальных описаний путешествий. Вместо праздного собирателя впечатлений в литературу вошел человек думающий, внимательный исследователь социально-политической жизни и быта западноевропейских стран. Не зря его «Записки о Голландии 1815 года» помимо журнала «Соревнователь просвещения и благотворения» сразу же вышли отдельным изданием (в 1821 году). А сколько шума наделал очерк «Об удовольствиях на море», опубликованный в «Полярной звезде» за 1823 год! П. А. Муханов говорил, что «ясная» проза Бестужева (Н.)» является «венцом прозаической части альманаха». Это что — значит, по стилю изложения очерк превосходит даже две повести А. А. Бестужева [Марлинского I — «Замок Нейгаузен» и «Роман в письмах», напечатанные, в том же номере? Выходит, что да. Это подтверждает и такой известный французский критик, как Д’Арленкур: Николай Бестужев «гораздо умнее и дельнее брата своего, Марлинского, и писал лучше его».

В 1825 году в столичных изданиях вышло сразу четыре литературных произведения морского офицера: в «Полярной звезде» — «Гибралтар», в «Северных цветах»— «Трактирная лестница», в «Сыне Отечества» — «О новейшей истории и нынешнем состоянии Южной Америки», а в «Записках, издаваемых Государственным адмиралтейским департаментом, относящихся к мореплаванию, наукам и словесности» (ч. VIII) и отдельной книжкой — «Выписки из журнала плавания фрегата «Проворного» в 1824 году». Одновременно Бестужев по повелению Адмиралтейского департамента плодотворно работает над «Опытом истории Русского флота».

И вот трагедия 14 декабря 1825 года. Кого-то она сломила, кто-то упал духом, но многие, напротив, обрели новые силы в борьбе с царизмом. И среди последних — Николай Бестужев. На сибирской каторге начался новый, «революционный», этап его литературной деятельности. В темных казематах тюрьмы были задуманы и частично написаны подробные воспоминания о тайном обществе, о событиях на Сенатской площади, о лидерах вооруженного восстания. Мемуарная проза Николая Александровича, имевшего острый и точный глаз живописца, особенно примечательна. Одни только «Воспоминания о Рылееве» и статья «14 декабря 1825 года» чего стоят: по единодушному мнению исследователей, это самое лучшее, что имеется в декабристской мемуарной литературе.

«Дневной свет не много баловал нас, — вспоминал о своем брате М. А. Бестужев, — наступали в каземате сумерки, при тусклом свете сальной свечи он читал новые журналы, пробегал газеты, а ночью дописывал свои обширные статьи о свободе торговли, об электричестве, о внутренней теплоте земного шара и набрасывал заметки для большого сочинения — о часах».

В числе значительных литературных произведений, созданных декабристом на каторге, были также повести «Русский в Париже 1815 года», «Путешествие на катере», «Известие о разбившемся российском бриге «Фальке» в Финском заливе у Толбухина маяка, 1818 года октября 20 дня», рассказы «Похороны», «Отчего я не женат» («Шлиссельбургская станция»), статья «О свободе торговли и вообще промышленности» и другие. Причем отдельные рукописи знаменовали какие-то новые направления в русской литературе. Например, рассказ «Похороны» (1829) стал одним из первых произведений, в которых обличались фальшь и духовная пустота аристократических кругов. В сибирских тюрьмах родился писатель, имя которого ныне стоит в ряду зачинателей психологического метода.

Выйдя на поселение и получив кое-как возможность совершать из Селенгинска кратковременные поездки по Забайкалью, писатель-декабрист вернулся к своей прежней и любимой теме — путевым очеркам. Один из них — «Гусиное озеро»— стал первым естественнонаучным и этнографическим описанием Бурятии, ее хозяйства и экономики, фауны и флоры, народных обычаев и обрядов. В этом очерке вновь ярко сказалась многосторонняя одаренность Бестужева — беллетриста, этнографа и экономиста. Не зря «Гусиное озеро» по своим литературно-художественным и научным достоинствам признано сегодня одним из лучших образцов русской журналистики и этнографии того времени. Не уступают ему по значению и крупные статьи — «Бурятское хозяйство», «Очерки Забайкальского хозяйства», «Новоизобретенный в Сибири экипаж». Из опубликованных работ можно назвать также заметку «Об аэролитах, выпавших близ Селенгинска», которая до сих пор является единственным научным сообщением на данную тему. Селенгинские произведения декабриста, увидевшие свет при жизни автора, были напечатаны нелегально, лишь под псевдонимами, при активном содействии влиятельных друзей.

Однако далеко не все, что Бестужев пытался опубликовать, находило дорогу к издателям. В 1840 году он писал брату Павлу: «Я <…> начал кое-что, которое кончив и переписав, пришлю вам для опыта, делайте, что хотите». В 1851 году декабрист пытался нелегальным путем опубликовать свою повесть «Русский в Париже 1815 года». Через кяхтинскую контору Д. Д. Старцева сочинение было послано иркутскому купцу В. Н. Баснину для передачи И. С. Персину — врачу и другу селенгинских поселенцев. Тот увез рукопись в Петербург, но не нашел издателей. «Твой Русский в Париже оказался к переделке неудобным, — писал Персии Н. А. Бестужеву после возвращения в Иркутск. — Много нужно уничтожить, иначе не напечатать. Перешлю его тебе обратно по мореставу».

В Селенгинске же, будучи задавленный заботами о хозяйстве, Бестужев по смог или не успел осуществить многого, а некоторые его художественные и научные работы были навсегда утрачены во время ожидавшихся полицейских обысков. Среди незавершенных были крупные, по воспоминаниям М. А. Бестужева, работы — «Система мира» и «Упрощение устройства хронометров»; среди утерянных — статьи «О необходимости, создания улучшенного овцеводства в Селенгинске», «О найденных ирригационных сооружениях в Забайкалье», «О наскальных изображениях вблизи Селенгинска», «Несколько надписей на Селенге» и другие. В числе последних крупных литературных произведений, которые Николай Александрович завершил незадолго до своей кончины, была повесть «Русский в Париже 1815 года», впервые напечатанная при содействии сестры Елены в 1860 году вместе с другими рукописями, созданными в Сибири отдельным сборником «Рассказы и повести старого моряка Н. Бестужева» (М., 1860).

Михаил Александрович Бестужев почти до конца жизни находился как бы в тени своих знаменитых братьев. Однако талант его как литератора (в частности) медленно пробивал себе дорогу. В молодости- он, как и Николай, занимался переводом западноевропейских классиков, писал не дошедшие до нас повести о морской жизни, занимался фольклором и этнографией. Однако в его творчестве наметился уклон в поэзию. О своих ранних стихах Михаил отзывался скептически: «…Тут были и замки, и ливонские рыцари, и девы, и новгородцы». В то же время он написал знаменитую в будущем сибирскую песню декабристов «То не ветер шумит…»— о подвиге Сергея Муравьева-Апостола и его полка в Отечественной войне 1812 года. Свою приверженность патриотической теме он сохранил и в годы сибирской каторги. Так, в 1829 году он посвятил М. И. Муравьеву-Апостолу стихотворение «Еще ко гробу шаг…», а через год создал «Песню», в которой преобладала тема «борьбы с судьбою в Сибири дикой», полночной, «одичалой» и прозвучала мысль, что страдания узников были не напрасными — они принесут народам счастье и «луч улыбки». Тогда же М. А. Бестужев начал серию статей по краеведению Бурятии. Большой интерес представляет, в частности, его «Дневник нашего путешествия из Читы в Петровский завод», где помещены краткие сведения о бурятах и «семейских» крестьянах.

Однажды в казематах Петровской тюрьмы Михаил Александрович вызвал сенсацию среди соузников. Можно понять удивление товарищей, когда в один из вечеров ничем не выделявшийся Бестужев прочел повесть на морскую тему — «Случай — великое дело». Отзывы о ней оказались самыми восторженными, а жены декабристов даже установили очередность чтения ее в своих домах, приглашая в роли чтеца брата Николая, превосходного рассказчика в духе «театра одного актера». За удачным дебютом последовал целый ряд других произведений — повести «Черный день», «Наводнение в Кронштадте 1824 года» и другие.

В Селенгинске Михаил Бестужев на время оставил литературное творчество: заботы по устройству усадьбы, организации школы и мастерской, выполнение многочисленных заказов на «сидейки» и тарантасы собственной конструкции отнимали все свободное время. Тем не менее он живо интересовался местным фольклором и хорошо его знал. Это видно из его статей, по которым «пригоршнями» рассыпаны этнографические и фольклорные материалы — о ламах, о тибетской медицине, об амурском сплаве и так далее. Дарования М. А. Бестужева как публициста проявились в 1862 году с публикацией в шестом номере газеты «Кяхтинский листок» восторженного очерка в виде письма к сестре Елене о поездке в Кяхту.

Подлинный талант Михаила Александровича как писателя раскрылся лишь после смерти брата Николая. Этому во многом способствовал московский историк М. И. Семевский, настойчиво советовавший декабристу написать воспоминания о жизни Бестужевых на каторге и в ссылке. Он сумел убедить Михаила, что лучшим памятником и его талантливому брату, и всем товарищам по борьбе и каторге станет публикация малоизвестных соотечественникам сведений об их героической жизни.

Оставшись последним членом Селенгинской колонии декабристов, Михаил Бестужев приступил к выполнению настоятельной просьбы и понемногу втянулся в работу, создав три варианта рукописи. В «Записках» есть все: от дня вооруженного восстания на Сенатской площади 14 декабря 1825 года до времени селенгинского поселения. Михаил подробно рассказал о жизни своей и брата Николая, о приезде сестер, о гостях их усадьбы в Нижней деревне, о переписке, об истории заштатного городка и его обывателях. Редактор первого издания «Воспоминаний братьев Бестужевых» (Петроград: Огни, 1917) П. Е. Щеглов так оценивал труд Михаила Александровича: «Читая их («Записки». — А. Т.), просто не веришь тому, что их писал человек за 60 лет, человек, отбывший заключение в крепости, и каторгу, и ссылку. Кажется, наоборот, что все это записывалось на другой день после свершения. Жар юности Михаил Бестужев донес до своей могилы нерастраченным».

Литературной деятельностью последний селенгинский поселенец продолжал заниматься и в Москве, куда переехал в 1867 году больным стариком. Здесь он написал не менее интересные очерки «Мои тюрьмы», Жизнь декабриста заканчивалась в большой нужде и бедности, но он не просил помощи со стороны. И не мог отказаться, когда его московские друзья добились от Литературного фонда единовременного пособия. Председателя фонда Е. П. Ковалевского растроганный вниманием Бестужев благодарил за присланную тысячу рублей и сообщал, что принял их «как лестный знак признания литературных достоинств в двух его покойных братьях образованнейшей частью молодого поколения и вместе с тем как изъявление горячего сочувствия к положению его семейства в Сибири». В 1869 году М. А. Бестужеву была назначена ежегодная пенсия Литературного фонда, но пользоваться ею долго не пришлось: через два года бывший «государственный преступник» скончался.

Однако слава Бестужевых-литераторов не умерла с Михаилом Александровичем. Она продолжала жить и еще более разгораться благодаря усилиям их престарелой сестры Елены. М. И. Семевский помог раскрыть на закате жизни и ее природные литературные способности. Став обладательницей большого личного архива братьев, Елена Александровна стала признанным историографом декабристского древа Бестужевых. Уже в 1860 году при ее содействии был издан сборник «Рассказы и повести старого моряка Н. Бестужева» (М., 1860), в который вошли как ранее опубликованные произведения Николая Александровича, так и рукописи, написанные им в Сибири. Она же автор интересной статьи «К биографии Николая Александровича Бестужева» (Сборник старинных бумаг, хранящихся в музее П. И. Щукина. — М., 1902. — Ч. 10).