Декабристы в Забайкалье

Архив селенгииских узников

Испытав гнев губернского начальства, Кузнецов и Каковин вернулись от Бестужевых притихшие. Видать, «господа государственные преступники» и впрямь люди не простые, если за них заступается сам жандармский генерал Восточной Сибири. Хотя с этого времени селенгинский городничий старался не обращать внимания на поселенцев Посадской долины, но в очередной раз уязвленное самолюбие не давало покоя царскому служаке. При очередной попойке с Каковиным Кузнецов предложил устраивать по отношению к декабристам более утонченные пакости. Например, похищать поступающую корреспонденцию.

А писали Бестужевым многие. Сюда, к селенгинским поселенцам, стекались вести со всех уголков Восточной Сибири и России. Особенно часто писали декабристы Трубецкой, Волконский, Поджио, Пущин, Горбачевский, Батепьков, Вечастпов, Штейнгель и другие. У Каковина буквально поднимались глаза на лоб, когда среди вороха пришедшей почты оказывались объемистые конверты с адресами вице-адмирала М. В. Рейнеке, архитектора И. И. Свиязова, астронома В. В. Струве, редакций различных журналов, научных обществ, губернаторов, известных купцов и так далее. Вся корреспонденция приходила, как и в случае с Торсоном, через руки иркутского военного губернатора и управляющего I отделенном канцелярии Восточной Сибири. Так, только в период с 24 декабря 1854 по 4 января 1855 года Бестужевы получили пять писем и посылку. С образованием Забайкальской области основной поток корреспонденции стал идти через руки читинских властей, что удлиняло сроки вручения ее адресату.

Не менее активно шел поток писем и посылок и из Селенгинска. «Государственные преступники» были аккуратными людьми, особенно Николай Александрович Бестужев. Что касается его писем, то они отличались невероятными размерами. Затрачивая по многу дней на ответы, декабрист исписывал целые тетради, читать которые адресатам приходилось «целыми месяцами». По сути дела это были самостоятельные литературные произведения о географии и экономике Селенгинского края, о нравах и обычаях местных жителей.

За долгие годы сибирской каторги и селенгинского поселения у братьев Бестужевых образовался огромный архив, состоявший из писем их многочисленных корреспондентов, рукописей Николая Александровича, его рисунков и эскизов, книг и газет, разнообразных минералогических, археологических, этнографических и других коллекций, путевых дневников, журналов метеорологических наблюдений и так далее. Естественно, что будь все это сохранено, архив декабристов мог бы представлять огромную научную ценность.

Однако судьбе угодно было распорядиться иначе. Кузнецов давно искал повода запустить руку в архив Бестужевых и найти там компрометирующие бумаги. Судя по иногда похищаемым письмам, селенгинские поселенцы посылают в Петербург не только сочинения научного характера или собранные коллекции. Готовили они и нечто важное, рассчитанное на подъем общественного мнения. Но что?!

Вскоре тайное стало явным. По воспоминаниям М. А. Бестужева, это произошло в связи с публикацией в одном из заграничных изданий информации о том, что в ближайшее время будут напечатаны «Записки» Бестужевых. Кузнецов воспрянул духом: ну наконец-то он «поймал» «господ государственных преступников» с поличным. Усыпляя бдительность губернских властей, они тем не менее находились в тайном сговоре с заграничными врагами империи. Вот до чего довела беспечность тех, кто по долгу службы должен был осуществлять неусыпный надзор за декабристами: Бестужевы написали какие-то «Записки» явно антиправительственного содержания, которые либо уже лежат в портфеле редакции, либо вот-вот будут посланы из Селенгинска по тайным каналам связи. А вдруг эти «Записки» еще не отправлены — то-то удивится губернское начальство, когда он, Кузнецов, выложит изъятую рукопись им на стол!

Предвкушая победу, городничий начал готовиться к внезапному визиту к Бестужевым. Побаивающийся братьев-декабристов, Кузнецов устроил слежку за усадьбой «государственных преступников», намереваясь произвести обыск на квартире лишь в отсутствие хозяев.

Но его планам вновь не суждено было сбыться. Один из подчиненных Кузнецова тайно дал знать Михаилу Александровичу о планируемой акции. Чтобы «не скомпрометировать в глазах правительства» своих корреспондентов, Бестужевы тут же принялись за уничтожение писем и других рукописей. Именно тогда в топке печи сгорели наполовину написанные «Воспоминания» Михаила Александровича, а также все записки, служившие черновыми материалами.

С этого дня, живя под угрозой внезапного обыска, братья-декабристы держали свой архив под постоянным контролем, периодически уничтожая то, что не предназначалось для полицейских глаз, и прежде всего письма товарищей по борьбе и каторге» По той же причине оказались незавершенными начатые работы по написанию истории событий 14 декабря 1825 года, полной биографии Кондратия Рылеева, созданию портретной галереи и биографий соузников по Петровскому каземату. Объявленные в печати «Записки» Бестужевых (Михаила Александровича) все же были изданы, но это произошло спустя полвека при помощи историка М. И. Семевского и в другом печатном издании.

Архив братьев Бестужевых сильно поредел и тогда, когда их сестры покинули Селенгинск, перебираясь в Москву. Елена Александровна забрала все акварельные портреты декабристов и их конин кисти Николая Александровича. Испытывая большую нужду, она продала часть бесценных работ частным коллекционерам, а основную серию рисунков вручила для публикации известному ревнителю просвещения и издателю К. Солдатенкову. Однако эти рисунки были потеряны и обнаружены спустя полвека декабристоведом И. С. Зильберштейном.

Она же, по предположению Михаила Александровича, забрала и некоторые рукописи умершего брата. Среди них черновики двух капитальных научных трудов Н. А. Бестужева «Система мира» и «Упрощение устройства хронометров». То и другое «не было ни кончено, ни приведено в порядок», однако автор читал в кругу родственников и знакомых довольно большие отрывки, имевшие «полноту целого». Судьба этих интересных трудов декабриста неизвестна.

Впрочем, братья Бестужевы и сами не очень-то хорошо берегли свой архив. Сознательно или невольно, но отдельные документы уничтожались декабристами во время переездов из дома в дом, не говоря уже о тюрьмах и следовании в Селенгинск через Посольск. Много увозилось бесчисленными посетителями гостеприимного дома Бестужевых. «На память почти каждый просил чего-нибудь, и мы с братом без оглядки раздавали все, что случалось под рукою; китайские редкостные вещицы и монгольских бурханов/и бинокли доморощенных оптиков и туземные редкие минералы, и наконец, рисунки и виды работ брата, — писал М. А. Бестужев в своих «Воспоминаниях» и тут же добавлял: — Если б все, что мы таким образом разбросали, собрать воедино, составилась бы богатая коллекция замечательных предметов, но мы не тужили, надеясь пополнить убыток снова, и по отъезде из Сибири я не увез ничего почти, а что и увез, то здесь подарил Н. Г. Керцели, старому собирателю подобных редкостей».

Когда М. И. Семевский начал изучать биографии братьев Бестужевых, Михаил Александрович переправил ему огромное количество рукописей и писем товарищей по сибирской каторге. После смерти Н. А. Бестужева в его флигеле остался сундук, в котором декабрист хранил свои бумаги. Время от времени брат Михаил открывал его и отправлял М. И. Семевскому многие работы. Вот строки одного из писем Михаила Александровича на имя издателя: «Из сочинений брата Николая прилагаю его рукопись, О свободе торговли», писанную им вскоре по прибытии нашем в Петровск Не могу постичь, куда девались черновые его капитальных двух сочинений… я не мог их отыскать в море-океане нашего глубокого архива. Я из этого моря почерпнул наугад несколько разных писем — но для того, чтоб их печатать, но, может быть, вы их вздумаете просмотреть, чтоб вернее знать лица, с которыми мы были в сношениях и какого рода они были, и чтоб подробнее изучить наше житье-бытье, как казематское, так и поселенское. Я даже разоблачаю нашу жизнь тюремную, прилагая тут же Плоды тюремной хандры, сумбур, особенно нравившийся Ильинскому, и почти для него написанный Давыдовым и Барятинским».

Разбирая сундук брата, М. А. Бестужев обнаружил среди бумаг подробный список его литературных и научных произведений, как напечатанных, так и в рукописи. Список этот насчитывал 25 работ, но он оказался далеко не полным. Возможно, Н. А. Бестужев включил в него только те произведения, которые казались ему наиболее ценными… К счастью, почти все, что Михаил Александрович переслал М. И. Семевско-му, сохранилось до наших дней в Бестужевском фонде архива Института русской литературы (Пушкинский дом), а также в других хранилищах СССР.

Иной оказалась судьба той части архива Бестужевых, которая осталась в Сибири. Уезжая на жительство в Москву, последний селенгинский узник оставил у своего ученика А. М. Лушникова много бумаг брата Николая и своих, опасаясь полицейского досмотра в пути. Алексей Михайлович Лушников свято чтил память об учителях-декабристах и их друзьях. Это он вместе с другими учениками соорудил и затем долгие годы поддерживал надгробные памятники в Посадской долине, Петровском Заводе и Акатуе. В 1894 году он передал в Кяхтинский музей многие личные вещи Бестужевых, которые и сохранил ига» до наших дней.

Внук А. М. Лушникова В. И. Лушников вспоминал, что у деда в комнате хранился особый сундучок, опечатанный его личной печатью. Ключ от него Алексей Михайлович никому не доверял и носил постоянно на шее. Однако всем домашним было известно содержимое таинственного сундучка. Сверху лежали обыкновенные конторские книги Лушниковых, а под ними были спрятаны «Дневник» Л. А. Бестужева, план-набросок воспоминаний М. А. Бестужева, две статьи и рисунки Николая Александровича, письма декабристов И. И. Пущина, С. Г. Волконского, Е. П. Оболенского, Г. С. Батенькова и других. Здесь же хранились письма путешественников по Сибири, Монголии и Китаю Н. М. Пржевальского, Н. М. Ядрилцева, Г. Н. Потанина, Д. А. Клеменца, записки таинственного старца Ивана Кузьмича, семейные бумаги Кандинских и ряд других документов.

В 1901 году, когда А. М. Лушников умер, его жена сняла с холодеющей груди мужа заветный ключик и стала верным стражем драгоценного сундука, поскольку Алексей Михайлович завещал вскрыть его только через пятьдесят лет после его кончины.

Однако после смерти жены след сундука затерялся. Когда в 1921 году внук А. М. Лушникова посетил дом деда в Кяхте, он увидел в амбаре содержимое десяти больших железных ящиков, но того, с архивом декабристов, уже не оказалось. В. И. Лушников предполагал, что сундук был вскрыт еще до смерти бабушки (она умерла в 1913 году) дядей Александром, автором интересных «Воспоминаний», хранившихся долгие годы в Кяхтинском краеведческом музее. Собирал материалы по истории рода Лушниковых также сын Александра Алексеевича Лушникова Алексей.

По другим данным, сундук был спрятан в надежном тайнике сыном А. М. Лушникова Глебом, но он погиб в гражданскую войну, а его причастность к тайне бестужевского архива не доказана. Существует также предположение, что вся библиотека и бумаги А. М. Лушникова в 1921 году были переданы бойцами красной кавалерийской бригады в Кяхтинский музей, возможно его сотрудникам П. С. Михно и С. А. Успенскому. Однако в архиве музея бумаг ученика декабристов не оказалось. Бесследно исчезли и ценные воспоминания А. А. Лушникова.

Не так давно журналисту В. Бараеву удалось установить, что место тайника знал Глеб Глебович Лушников, которого еще малолетним вывезли во Францию. В 1979 году ему было свыше 70 лет. Тем не менее потомок Лушниковых прислал в Министерство культуры Бурятской республики письмо, в котором выразил желание приехать и откопать сундук деда. Однако министерские и музейные работники проявили нерасторопность, а внук А. М. Лушникова вскоре умер, так и не дождавшись приглашения.

Где же он, этот заветный сундук А. М, Лушникова? Где те бесценные рукописи, которые М. А. Бестужев и его ученик хотели сохранить для грядущих поколений?