Деликатесы Декстера

Глава 30

— Хочу пить, — сказала Саманта, и ее слова прозвучали как нытье.

Не скажу, чтобы мне это было приятно, но я промолчал. Я тоже испытывал жажду. Какой смысл об этом говорить? Нам обоим хотелось пить, и уже довольно давно. Вода закончилась. Совсем. Но жажда была наименьшей из моих проблем. У меня болела голова, я оказался заперт в трейлере где-то в Эверглейдс и только что сделал то, что не в состоянии был понять. Ах да, еще меня собирались убить в ближайшее время.

— Я выгляжу полной дурой, — пожаловалась Саманта.

И на этот раз мне тоже было нечего сказать. Теперь, когда действие добавленного в воду наркотика закончилось, мы оба ощущали себя дураками, но ей оказалось тяжелее принять тот факт, что наше поведение диктовалось наркотиками. По мере того как мы приходили в себя, Саманта сначала почувствовала неуверенность, затем начала нервничать и в конце концов чуть не дошла до истерики, собирая по всему трейлеру предметы своего гардероба, которые мы с таким энтузиазмом разбросали. В ее исполнении это выглядело очень неловко, но я тоже решил одеться.

Вместе со штанами ко мне вернулась некоторая способность трезво мыслить. Я встал и осмотрел трейлер. Это не отняло много времени — в длину он оказался не больше тридцати футов. Все окна были тщательно заколочены трехдюймовыми досками. Я постучал по ним, затем налег на них всем своим весом. Доски даже не шевельнулись. Они явно были укреплены чем-то снаружи.

Дверь имелась всего одна — с ней повторилась та же история, что и с досками. Даже когда я с разбегу ударился об нее плечом, это не привело ни к какому результату, разве что у меня еще сильнее заболела голова. Впрочем, теперь к ней присоединилось и плечо. Я сел, желая немного прийти в себя. В этот момент Саманта принялась ныть. Теперь, когда она была одета, у нее возникла уверенность в том, что она имеет право жаловаться на все, и это не ограничивалось проблемой воды. По отвратительной прихоти природы или в силу банального невезения, тембр ее голоса превосходно резонировал с болью, пульсировавшей в моей голове. Каждая жалоба Саманты заставляла очередную волну боли прокатываться по несчастному серому веществу, заполнявшему мой череп.

— Здесь… воняет, — сказала она.

Здесь действительно не слишком приятно пахло — смесью застарелого пота, мокрой псины и плесени. Но какой смысл обсуждать вещи, которые все равно не можешь изменить?

— Могу принести тебе надушенный платочек, — сказал я, — он остался в машине.

Она отвела глаза.

— Не нужно так ехидничать.

— Пожалуй. Но выбраться отсюда мне действительно нужно.

Она не взглянула на меня и не удостоила ответом, что в данный момент являлось благословением. Я закрыл глаза и попытался усилием воли прогнать боль, бьющуюся в голове. У меня ничего не получилось, и через несколько минут мое занятие прервала Саманта.

— Я хотела бы, чтобы этого не случилось, — произнесла она.

Я открыл глаза. Она все еще смотрела в сторону, в пустой угол. Там не было совершенно ничего, но, вероятно, он оказался в ее вкусе.

— Прости, — сказал я.

Она пожала плечами, продолжая смотреть в угол.

— Ты не виноват, — продолжала она, и, несмотря на абсолютную истинность высказывания, с ее стороны это выглядело изрядной жертвой. — Я знала, они что-то добавили в воду. Они всегда так делают. — Она опять пожала плечами. — Я раньше никогда не принимала экстази.

— Я тоже, — заметил я. — Ты думаешь, это был он?

— Уверена, — ответила Саманта, — то есть Тайлер мне говорила. Она принимает помногу. Принимала… — Она покачала головой, и я увидел, что ее щеки залились краской. — Не важно. Она говорила, что экстази заставляет тебя желать прикасаться ко всем и… желать, чтобы прикасались к тебе.

Если это и в самом деле был экстази, описание действия казалось совершенно правильным. Я подумал, что мы либо приняли слишком много, либо это очень сильный наркотик, и почти покраснел при воспоминании обо всем произошедшем. Быть чуть более человеком — одно, но мое поведение находилось далеко за пределами допустимого и простиралось в область человеческого безмозглого идиотизма. Вероятно, эту дрянь стоило назвать по-другому. «Секстази», к примеру. Сейчас, вспоминая случившееся, я был рад во всем обвинить наркотик. Мне бы не хотелось думать, будто я способен вести себя как герой комикса.

— Ну ладно, нужно же попробовать, — закруглилась Саманта, все еще смущаясь, — не скажу, что мне будет этого не хватать. Ничего особенного.

Я не слишком хорошо разбираюсь в так называемых постельных разговорах, но, по-моему, такую разновидность честности они не подразумевают. Из того, что известно мне, следовало бы сделать друг другу по паре комплиментов, даже если оба уверены: случившееся — ошибка. Полагаю, текст мог быть следующим: «Это было прекрасно. Давай не будем портить память о случившемся попытками его повторить», или «у нас всегда будет наш Париж». В данном случае «у нас всегда будет наш ужасный вонючий трейлер на болоте». Может быть, это не очень подходило, но она могла хотя бы попытаться. Вполне вероятно, Саманта хотела таким образом отомстить мне за то неудобное положение, в котором оказалась, или, возможно, это соответствовало истине и она, как любой подросток, не знала, что таких вещей говорить нельзя.

В любом случае ее слова в сочетании с моей головной болью пробудили во мне ехидство, о существовании которого я и не подозревал.

— Ничего особенного, ты права, — согласился я.

Она посмотрела на меня взглядом, который можно было бы назвать злобным, но промолчала и через некоторое время отвернулась. Я еще разок потянулся, потер шейные мышцы и встал.

— Должен же быть способ отсюда выбраться, — проговорил я, обращаясь в первую очередь к самому себе, но, разумеется, она не могла не ответить.

— Не должен, — сказала она. — Они всегда держат людей здесь, и никто еще не выбирался.

— Если они находились под воздействием наркотиков, то могли и не пробовать.

Она прикрыла глаза, покачала головой, показывая таким образом степень моей глупости, и отвернулась. Может быть, я и вправду дурак, но не настолько, чтобы сидеть и ждать, пока меня съедят, не пытаясь сбежать.

Я еще раз прошелся по трейлеру из конца в конец. Ничего нового не появилось, но я осмотрел все тщательнее, чем в прошлый раз. Из мебели здесь были только нары, устроенные в дальнем конце и, по всей видимости, служившие кроватью. На них лежал тонкий туристский матрас, накрытый жалкого вида серой простыней. Я стянул матрас на пол, под ним оказался квадратный кусок доски, закрывавший отверстие. Вынув доску, я обнаружил ящик, где находилась тощая подушка в наволочке, весьма напоминавшей простыню. По всей видимости, ящик занимал всю ширину трейлера, хотя я мало видел в полутьме.

Кроме подушки, в ящике лежал кусок деревянного бруска длиной полтора фута. Один его конец сужался, и вся стесанная часть оказалась покрыта грязью. На другом виднелись зарубки и канавка, по всей видимости, протертая веревкой. Эта деревяшка, вероятно, использовалась как кол, ее вбивали в землю, и, видимо, что-то привязывали к ней. В верхний конец был воткнут старый погнувшийся гвоздь, которым скорее всего распутывали веревку. Я вынул кол из ящика и положил его рядом с подушкой. Больше я, как ни старался, ничего найти не смог. Однако когда я нажал на дно ящика, оно поддалось, а надавив сильнее, я был вознагражден звуком гнущихся металлических листов.

Бинго. Я нажал еще сильнее, и металл погнулся так, что это стало заметно. Я залез в ящик обеими ногами. Мне с трудом, но все же хватило места, и я принялся прыгать как можно выше. Это производило громкий шум, и где-то на седьмом прыжке Саманта решила подойти и посмотреть на происходящее.

— Что ты делаешь? — поинтересовалась она. Поразительно глупый и действующий на нервы вопрос.

— Убегаю, — ответил я и подпрыгнул еще раз.

Она немного понаблюдала за мной, а потом покачала головой и громко, чтобы я точно мог ее расслышать, сказала:

— Я не думаю, что так ты сможешь выбраться.

— Металл здесь довольно тонкий. Не такой, как на полу.

— Дело в прочности на разрыв. Это вроде поверхностного натяжения в чашке с водой. Мы проходили на физике.

Я восхитился уроками физики, где изучают прочность на разрыв пола трейлера, через который кто-то пытается сбежать от людоедов, а затем застыл в прыжке. Что, если она права? В конце концов, в «Рэнсом Эверглейдс» учат многим вещам, о которых не узнать из программы общеобразовательной школы. Я вылез из ящика и посмотрел, чего мне удалось достигнуть к настоящему моменту. Не многого. Металл заметно погнулся, но не настолько, чтобы внушать серьезную надежду.

— Они будут здесь задолго до того, как ты закончишь, — сказала Саманта. И кто-нибудь не слишком милосердный мог бы решить, будто она злорадствует.

— Может быть, — согласился я, и тут мой взгляд упал на найденную в ящике деревяшку. Я не сказал «ага!», но момент был из тех, которые в комиксах обозначают загоревшимися в голове лампочками. Я взял деревяшку и вытащил из нее старый гвоздь, затем пристроил его шляпку в трещине на заостренном конце кола и нацелил в середину проделанного в полу углубления. Со значением посмотрев на Саманту, я ударил колом со всей силой, на какую оказался способен.

Было больно, и в моей руке появилось три занозы.

— Ха! — прокомментировала мой успех Саманта.

Говорят, что за спиной каждого успешного мужчины стоит женщина. Немного изменив фразу применительно к ситуации, можно сказать: за спиной каждого пытающегося сбежать Декстера стоит действующая ему на нервы Саманта. Ее радость при виде моих неудач вдохновляла меня, как ничто другое. Я снял ботинок, надел его на верхний конец деревяшки и постучал по нему в порядке эксперимента. Теперь стало далеко не так больно, и я вполне мог проделать отверстие в полу ящика.

— Сама ты «ха», — сообщил я Саманте.

— Твое дело, — сказала она и вернулась на свое место в середине трейлера.

Я вновь принялся за работу, заключавшуюся в методичных ударах по носку моего ботинка. Через пару минут я прервался, чтобы оценить успехи. Вмятина стала намного глубже, и на металле появились признаки усталости. Острие гвоздя вошло в металл, и через несколько минут я вполне мог проделать небольшое отверстие. Еще через две минуты звук ударов изменился, и я вытянул кол, чтобы посмотреть на результат моих усилий.

В полу появилась маленькая дырка, через которую был виден солнечный свет. Еще немного времени и работы, и я смогу проделать дыру побольше и сбежать.

Я просунул конец кола в отверстие так глубоко, как только мог, и принялся стучать по нему еще сильнее, чем раньше. Деревяшка медленно уходила все глубже, и неожиданно провалилась сразу на несколько дюймов. Я перестал стучать и принялся раскачивать кол взад и вперед, растягивая металл и расширяя отверстие. Я качал его, дергал и даже, надев ботинок, пнул несколько раз. В течение двадцати минут металл сопротивлялся, но наконец я проделал себе ход наружу.

Некоторое время я просто смотрел на дыру в полу. Я устал, у меня болели все мышцы, и пот лил с меня ручьем, но зато я был всего в шаге от свободы.

— Я пошел, — крикнул я Саманте, — это твой последний шанс сбежать.

— Пока, — откликнулась она, — счастливо прогуляться.

Это прозвучало несколько грубо после всего, что мы пережили вместе, но, вероятно, большего от нее нельзя было добиться.

— Постараюсь, — сказал я и, забравшись в ящик, просунул обе ноги в проделанный лаз. Мои ступни коснулись земли, я протиснул в дыру все остальное тело. Отверстие оказалось очень узким, и я чувствовал, как мои брюки и рубашка цепляются за металлические края и рвутся. Я поднял руки над головой, продолжая продвигаться, и через несколько секунд находился уже снаружи и сидел на мокрой земле Эверглейдс. Мои брюки постепенно пропитывались болотной жижей, но это было куда приятнее, чем сидеть на полу трейлера.

Я сделал глубокий вдох. Наконец-то я оказался на свободе, несмотря на то что находился внутри сложенного из бетонных блоков фундамента высотой в несколько футов, на котором и был установлен трейлер. В фундаменте имелось два проема: рядом с дверью трейлера и напротив нее. Я перекатился на живот и подполз ко второму. И как раз в тот момент, когда моя голова высунулась наружу и я решил, будто смогу с легкостью убраться отсюда, огромная рука схватила меня за волосы.

— Это уже слишком, гаденыш, — прорычал кто-то, и я почувствовал, как меня поднимают на ноги, с перерывом на удар головой о стену трейлера.

Сквозь вспыхнувшие в моей и так пострадавшей голове огни я увидел своего старого знакомого — бритоголового вышибалу из клуба. Он отбросил меня к стене трейлера и прижал к ней за горло, точно так же как в холодильнике.

Через его плечо я разглядел, что трейлер стоит на небольшой поляне, окруженной пышной растительностью Эверглейдс. С одной стороны поляны находился канал, и тучи комаров жужжали в воздухе и с удовольствием устраивались на нас. Где-то закричала птица. По тропинке от края поляны к нам подошел Кукаров — менеджер клуба — в сопровождении двух гнусного вида личностей. Одна из личностей держала в руках сумку-термос, другая — кожаный чехол для инструментов.

— Ну что, свинка, — сказал Кукаров, омерзительно улыбнувшись. — И куда же это мы собрались?

— Я записан на прием к стоматологу, — ответил я, — и мне никак нельзя его пропустить.

— А придется, — отозвался Кукаров, и вышибала ударил меня по щеке ладонью. В сочетании с имевшимися повреждениями пощечина оказалась куда больнее, чем я мог предположить.

Люди, которые хорошо меня знают, скажут вам: Декстер никогда не выходит из себя. Но тут я решил, что с меня хватит. Я пнул вышибалу в пах, с достаточной силой, чтобы тот отпустил меня. И он согнулся пополам с такими звуками, будто его рвало. Ну а поскольку мне это удалось так просто, я повернулся к Кукарову, изготовившись к драке.

Но у того в руках оказался пистолет, нацеленный мне прямо между глаз. Большой и дорогой пистолет, на вид, я бы сказал, «магнум» тридцать седьмого калибра. Палец Кукарова лежал на курке, а тьма в его глазах была еще гуще, чем в дуле пистолета.

— Ну давай, — сказал он, — попробуй.

Предложение звучало заманчиво, но я решил отказаться и поднял руки вверх. Секунду он просто наблюдал за мной, а затем отошел назад на несколько шагов, не спуская с меня глаз, и крикнул остальным:

— Свяжите его и объясните, что он не прав, но постарайтесь не испортить мясо. Кабанчик нам тоже пригодится.

Один из них схватил меня и довольно болезненно заломил руки за спину, второй принялся разматывать скотч и уже успел стянуть мои запястья несколькими слоями, когда я услышал лучшую музыку в своей жизни — вой сирен и пробивающийся сквозь него голос Деборы:

— Это полиция. Вы окружены. Бросайте оружие и ложитесь на землю лицом вниз.

Двое помощников Кукарова отскочили от меня и с открытыми ртами уставились на своего хозяина. Вышибала все еще стоял согнувшись, и его тошнило. Кукаров оскалился.

— Я убью эту мразь! — крикнул он. Я видел, как он поднял пистолет, и палец на курке напрягся.

Выстрел прорезал воздух, и Кукарову снесло полголовы. Он немного покачался, как будто его тянули в разные стороны веревками, и рухнул на землю.

Двое людоедов тут же легли, как было приказано, и даже вышибала плюхнулся лицом вниз. Дебора выбежала из кустов, окружавших поляну, и подбежала ко мне. За ней следовали как минимум дюжина полицейских, несколько тяжело вооруженных ребят из спецназа и детектив Уимс — чернокожий великан из полиции племени микуссуки.

— Декстер, — окликнула меня Дебора. Она схватила меня за руки и заглянула в лицо. — Деке, — повторила она.

Было приятно видеть на ее лице некоторое беспокойство. Она похлопала меня по плечу и почти улыбнулась — редкость для нее. Но, оставаясь собой, Деб не могла не испортить впечатления.

— Где Саманта? — спросила она.

Я посмотрел на сестру. У меня раскалывалась голова, на мне болтались лохмотья разорванных штанов, мое горло и лицо болели после невежливого обхождения вышибалы, мне было стыдно за то, что я недавно сотворил, руки все еще оставались связанными за спиной, и, помимо всего прочего, мучила жажда. Меня только что избили, похитили, накачали наркотиками, опять избили и наставили на меня очень большой пистолет, и никто за все это время не услышал от меня ни единой жалобы. Но Деб могла думать только о Саманте, которая была сыта, сидела в удобном помещении с кондиционером, кстати, по своей воле — более того, она сама туда напросилась, — и при этом ныла из-за каких-то мелких проблем, пока я пытался справиться с сыпавшимися мне на голову несчастьями, к которым теперь прибавились и тучи комаров, пользующихся моим беспомощным положением.

Но конечно, Дебора — это моя семья, к тому же мои руки по-прежнему находились за спиной, поэтому даже речи не могло быть о том, чтобы ее ударить.

— Я в порядке, сестренка, — произнес я, — спасибо, что спросила.

Как обычно, мой сарказм остался незамеченным. Она схватила меня за плечи и встряхнула.

— Где она? — повторила Деб. — Где Саманта?

Я со вздохом сдался.

— В трейлере. С ней все в порядке.

Дебора на секунду задержалась на мне взглядом, а потом вихрем унеслась в сторону двери трейлера. Уимс последовал за ней, и я услышал громкий треск. По всей видимости, он сорвал дверь с петель. Через секунду он прошел мимо меня, неся дверь за ручку одной рукой. За ним следовала Дебора, обнимавшая Саманту за плечи. Она вела девушку к машине и бормотала что-то вроде:

— Я нашла тебя, теперь все будет в порядке.

Саманта, раздраженная до предела, горбилась и требовала оставить ее в покое.

Я огляделся. Несколько полицейских в жилетах без особой нежности надевали наручники на ребят Кукарова. Все постепенно успокаивалось. За исключением девяти миллионов комаров, которые обнаружили мою ничем не прикрытую голову и развили бурную деятельность. Я попытался отогнать их, но со связанными за спиной руками это было, разумеется, невозможно. Я попробовал потрясти головой, но это тоже не помогло, хотя вызвало такой взрыв боли, что больше не стоило и пробовать, даже если бы это было верным средством. Попытка подвигать локтями тоже не увенчалась успехом. Комары, думаю, в это время смеялись надо мной и радостно облизывались, приглашая на пир своих друзей.

— Извините, не мог бы кто-нибудь из вас развязать меня? — спросил я.