Дело чести

Глава 10

В список планируемых дел, непременно внеси пункт, «переделать все планы», иначе он будет неполным.

Капитан Джеймс Кук, заметки на полях карты.

Армия нового времени, какая она? На этот вопрос, нам ответил известный специалист военного дела генерал инженерных войск, доктор технических наук, профессор Михайловской Академии, и член Российской Академии Наук Дмитрий Михайлович Карбышев.

— Скажите господин генерал-инженерных войск, как обстоят дела с перевооружением армий?

— Глядя на то, как перевооружается армия Германской империи, Британии и Франции, можно сказать, что не все сделали выводы из Великой Войны, что совсем недавно грохотала на полях Европы. Франция, например, ничего не делает никак не изменив ни уставы, ни полевые наставления войск, тогда как Британия, сделала ставку на тяжёлые бронеходы, оснащённые двумя и даже тремя пушками и несколькими пулемётами, стальные кирасы для солдат, пулемётные команды в каждой роте, и особым подходом к маскировке, что следует из оснащения каждого бойца маскировочной накидкой, а так же особыми наставлениями, где уделяется много внимания маскировке наблюдательных пунктов, узлов управления и даже окопов.

Ещё более значительно перевооружается Рейх, который в массовом порядке закупает автомоторы для перемещения войск, и решительным образом меняет состав и характер авиации, разделив её на истребительную, штурмовую, бомбардировочную поля боя, и тяжелобомбардировочную. Много усилий тратится в Германии на исследования брони, и бронебойных свойств стали, что говорит о том, что грядут серьёзные изменения не только в тактике применения бронеходов, но и в их конструкции. Германские бронеходы имеют лишь одну пушку, и пару пулемётов, и лишь поле боя покажет, чей подход был лучше. Британский или Германский.

— А каково состояние нашей армии?

— Состояние нашей армии есть секрет, но надеюсь всем, кто решит попробовать Россию на зуб, будут гарантированы неприятные сюрпризы.

Русский инвалид 25 июня 1924 года

Российская Империя, Москва.

Естественно, принятие дел, началось с ревизии. Для этого ответственного дела Николай попросил Ефима Петровича Голицына, предоставить хороших ревизоров, а Тайную канцелярию, обеспечить их безопасность, и вообще спокойное прохождение ревизии. И не потому, что полагал найти что-то после уже прошедших проверок, по результатам которых много людей сменило место жительства, а просто для порядка.

Глава коллегии финансов, предоставил целых три бригады по двенадцать человек, а князь Орлов выделил для такого дела роту специальных бойцов, выученных именно на негласную охрану, которых привлекали для обеспечения безопасности царской семьи в поездках.

Настрой у людей был простой. Обеспечить передачу дел, в ведомстве, для чего следовало лишь просмотреть уже готовые ревизские списки, и удостоверившись в их правильности, убыть к своим постоянным обязанностям.

Ну кто мог подумать, что предыдущие ревизоры, из Коллегии Налогов и Сборов, в весьма натянутых отношениях с ревизорскими из Коллегии финансов? Вот и воткнули финансисты свои лопаты на максимальную глубину. Для начала в конкурсы поставок продуктов питания, и вообще в организацию питания, закупки медикаментов, ну а далее везде.

Тут-то и выяснилось, что прежнего командира Охранных Сотен нужно было не на каторгу отправлять, а повесить. Но и это ещё было полбеды.

Настоящая буря разразилась, когда ревизоры пришли в торговую коллегию, и потребовали выдать документы по списку.

Боярин Бобринский, руководивший Коллегией торговых дел, почувствовал, что под ним загорелось кресло и побежал по московским покровителям, а точнее к председателю Торговой Комиссии Думы, купцу первой гильдии боярину Второву.

Огоньку в штаны Бобринскому добавил прокурор Военной Коллегии, Генерал-лейтенант Зубатов, попросив предоставить разъяснения по некоторым конкурсным закупкам.

Как и всякий торговец, Бобринский был весьма высокого мнения о своём интеллекте, и не придумал ничего лучшего, чем лично принести взятку в кабинет Белоусова. Взял много. Больше десяти миллионов в межбанковских чеках Госбанка России, и был уверен, что от такого предложения отказаться невозможно. Ну и в самом деле. Поставки гнилого продовольствия дело прошлое, и не след его ворошить, тем более, что вот-вот грядут новые поставки, и там он снова надеется иметь свою долю.

К этому моменту переоборудование здания уже близилось к концу, и кабинет заместителя начальника Стражи, уже оборудовали микрофонами, и комнатой где стояли стационарные аудионы Понятова, и при них техник на весьма высоком окладе.

Разговор получился таким занятным, что Николай сразу отослал копию плёнки в Канцелярию, а через два часа, получил свой сопроводительный рапорт обратно с резолюцией государя: «На усмотрение исполнителя».

Над этой короткой фразой Николай размышлял довольно долго. Вор, а Бобринский был именно вором, должен был получить своё, и до сих пор, вопросами наказания Николай не занимался, передоверив эту заботу прокуратуре и суду. И самое простое, было бы отвезти документы ревизии и прочее, да хоть и в Коллегию Внутренних дел, чтобы они доделали остальное, но сейчас от него явно ждали другого решения.

По рангу, глава Коллегии был конечно выше заместителя начальника Охранной Стражи, но Бобринский пребывая в расстроенных чувствах, немедля приехал к Николаю, полагая, что тот всё же согласился принять «барашка в бумажке»[1]

Самый молодой генерал в Российской Империи, Белоусов, принял его любезно, встретив у самого входа и усадил в глубокое кресло, сам устроившись напротив.

— Андрей Александрович. — Начал Николай. — Зная о вашей плодотворной службе на благо государства российского, я был немало удивлён получив в своё распоряжение — вот эти бумаги. — Николай показал на пару толстых укладок, лежавших на его столе. — Там примерно на полсотни лет каторги, поражение в правах для детей, конфискация имущества, и конечно презрение Света. Я не могу знать, кто или что подвигло вас на преступления. Не мне об этом судить. Но как мне кажется у меня есть выход для вас, вполне согласующийся с честью дворянина, и славного продолжателя линии князей Бобринских.

Николай помедлил, и внимательно посмотрел в глаза главе торговой коллегии, и увидев в них лишь собачью готовность кинуться хоть в огонь, продолжил.

— В результате ваших подлогов и афер государству причинён вред в размере ста тридцати миллионов рублей. И это только то, что нашли ревизоры. Но не будем ничего приписывать и возьмём эту цифру.

Я предлагаю вам, в течение года, поставить на склады Охранных отрядов, имущества, продуктов и медикаментов на указанную сумму, плюс двадцать миллионов, как компенсация вреда. Всё естественно высокого качества и по средним ценам. Если все условия будут соблюдены, ровно через год, день в день, я уничтожу эти документы.

Думал Бобринский долго. Минут пять он задумчиво теребил в руках конверт, но сколько ни прикидывал, вариант князя Белоусова был самым приемлемым, и что не менее важно вполне светским. Да, сумма была огромной. Но князь уже знал где он возьмёт деньги, даже не залезая в личную кубышку. В деле о поставках фигурировало столько купцов, что если они не пожелают уйти на каторгу, то снимут с себя последние штаны.

— Я принимаю предложение. — Бобринский энергично кивнул. — Думаю, года мне хватит. — Он уже сделал шаг к дверям, когда его остановил голос молодого генерала.

— Князь, вы забыли конверт.

— Это разве не ваш? — На широком лице главы торговой Коллегии брови удивлённо взлетели вверх.

— Нет, Андрей Александрович. Вы же знаете. Я мзду не беру.

— Совсем? — Брови взлетели ещё выше.

— А смысл? Разменивать доброе имя, честь и достоинство на деньги? И самое главное. — Николай улыбнулся, и от этой улыбки Андрей Александрович пошёл пятнами словно хамелеон. — Думаю в следующий раз государь доверит вашу судьбу палачам Тайной Канцелярии, а этих людей точно не купить. А они такие затейники. Говорят, что Савва Горин, по прозвищу Молоток, через полчаса пребывания в их руках, плакал словно дитя, и каялся во всех грехах, с истовостью доброго христианина.

Одной из важнейших проблем, которую Николай видел, была проблема управляемости всех подразделений. До сих пор, стража пользовалась телефонной связью, телеграфом, и в особо важных случаях курьерами, которым от Москвы до Сахалина — крайней точки, где располагалась охранная сотня, было добираться трое суток. Но линии могли быть повреждены, и это значило, что ни о каком оперативном управлении или помощи говорить не приходилось.

Как всегда, Николай взял лист бумаги, и стал вычерчивать схему работы механизма, и первым делом встал вопрос связи. И то, что на бумаге могло быть решено с помощью механического сопряжения вроде ременной передачи, на местности выглядело совсем непросто.

Конечно, были радиостанции, но дело это не только дорогое, но и что немаловажно, сложное. Найти вот так, враз, десятки радиотелеграфистов, было просто невозможно. Армейские курсы радистов, задыхались от перенапряжения, но больше двух сотен человек, в полгода выпустить не могли, а нужно их было вдвое, а то и втрое больше.

Значит, пока не поставили радиостанцию в каждое отдельное подразделение, нужно создавать узловые очаги управления и координации. Там обязательно иметь по радиостанции, а уже от них, если что, поскачут курьеры. Таких узлов Николай наметил одиннадцать. Ставрополь, Киев, Минск, Петербург, Мурман, Саратов, Уфа, Исетск[2], Ново-Николаевск[3], Иркутск и Хабаровск. Ну и Москва, как центр управления всем хозяйством.

Двенадцать мощных радиостанций, Николай мог просто выделить со своих складов, а пару десятков телеграфистов и инженеров связи, уже было реально отыскать, заманив высокими окладами и социальным статусом военнослужащего. Ну и потихоньку радиофицировать все охранные войска, так чтобы везде были радиостанции и возможность связаться с центром, на который Николай планировал замкнуть все линии управления, оставив за региональными центрами лишь оперативное командование, снабжение и низовую кадровую работу.

Собственно, изобретать ничего не было необходимости. Армия России, в мирное время разбросанная по сотням городов и весей, управлялась по тому же узловому принципу. Двенадцать военных округов, с центром в Москве. Разница была лишь в масштабах. Стража должна была достичь численности в восемьдесят тысяч, а кадровая армия достигала полумиллиона. Ну так армией командовал целый фельдмаршал, а у Николая в командирах числился генерал от инфантерии Лавр Георгиевич Корнилов, который сейчас пребывал где-то в горах Тибета, заканчивая экспедицию. Его прибытие планировали только через три месяца, но Николай посчитал неправильным ждать это время словно у моря погоды, и начал разбираться с многолетними завалами.

Требование на людей, материалы и оборудование, подписанное государем, ушло по ведомствам и коллегиям, и постепенно стали прибывать люди. Десяток молодых пилотов, для которых ещё не было ни аэродрома, ни машин, полсотни связистов от Коллегии Связи и Путей Сообщения, и так далее. Но дело потихоньку сдвигалось. Связистов сразу посадили в класс изучать новые радиостанции магистрального и тактического назначения, под руководством инженеров завода Вакуум. А пилотам на верфях Сикорского и Циолковского приобрели два курьерских воздухолёта, и восемь дальних бомбардировщиков, переделанных в пассажирские самолёты, и придав толпу инструкторов стали учить летать.

Тем временем, личную машину Николая — скоростной бомбардировщик Си-24 оснастили парой дополнительных баков и местом под багаж. Первый вылет, Николай совершил в Казань, где квартировала рота Внутренней Стражи, которой в будущем предстояло стать полнокровным батальоном.

Восемьсот километров он преодолел чуть меньше чем за два часа, и вылетев в шесть утра, около восьми уже заходил на лётное поле в Казани.

Российская Империя, Казанская губерния.

Губернский город, бурно развивался не только благодаря удачному расположению на магистральном пути. Тому ещё немало поспособствовал Университет и крепкая научная школа, что сложилась вокруг него, а также гений Менделеева, поднимавшего в губернии предприятия большой химии.

Самолёт, приписанный в реестре к лётно-испытательному центру, приняли на основную полосу, и когда Николай зарулил к ангарам, его встретил лишь скучающий механик с сонным и помятым лицом в грязном комбинезоне, который уже готов был выслушать требования по заправке и техническому осмотру, но вместо этого упёрся в холодные как два ствола глаза пилота.

— К машине не подходить и никого не подпускать. Все лючки и баки опечатаны, а если увижу хоть одну печать сорванной, не обессудь, начну с тебя.

Говоря это Белоусов снимал с себя реглан, и тёплые штаны, а оказавшись в дорожном костюме, забросил тёплую одежду в машину, захлопнул дверцу, и провернул ключ в замке.

Через пять минут, извозчик уже вёз господина в номера «Франция» на Воскресенской улице, где Николай потребовал самый лучший номер, и осмотрев его, остался доволен, велел почистить пару костюмов, которые привёз с собой в огромном немецком чемодане gross kofer[4], и сказавшись больным, повелел себя не беспокоить, а разбудить только утром следующего дня.

В десять часов утра того же дня, с чёрного входа гостиничных номеров, вышел высокий широкоплечий студент. В чуть мятой и пыльной форменной тужурке тёмного цвета, старой фуражке, явно знавшей как минимум двух, а то и трёх хозяев, и брюках непонятного цвета, заправленных в давно нечищеные сапоги. Подмышкой студента была толстенная книга, с парой потрёпанных закладок, а на лице простенькие очки в медной оправе.

Извозчик, довёз студента до академической слободы что находилась за Арским полем, и отбыл обратно не запомнив ни студента, ни старый полтинник который тот сунул водителю кобылы.

А за слободой, располагалась войсковая часть. Отдельная восемьдесят вторая рота Внутренней Стражи. По штату — численностью в сто двадцать военнослужащих, под командованием капитана — перестарка Игнатовича которому по сроку службы уже давно пора быть подполковником, но должностей в Охранных войсках не было, а перейти в обычную армию не представлялось возможным. Армейцам и своих офицеров продвигать было некуда. Вот и командовали ротами и батальонами седые капитаны и майоры, без всяких перспектив.

Сама часть располагалась за чахлым метровым забором, в середине которого находилась чуть покосившаяся караульная будка, со снулым часовым, а напротив, видимо, чтобы далеко не ходить, стоял кабак, с весьма оригинальным названием «Омут».

Туда и зашёл Николай, и выбрав столик подальше от входа, сел заказав чаю, бутербродов и бутылку вина.

Кабак был небольшим, и уже через час, за его стоиком сидела компания сержантов Внутренней Стражи, которые объясняли студенту, каково ему будет житься, если он решит-таки поступить на службу.

Рассказывали и о командире и его молодой жене, и вообще обо всём что знали, так как вино и водка лилось рекой, а меры служивые вовсе не знали, напиваясь за чужой счёт как в последний раз.

Старый Ляо, был действительно великим целителем, и приготовленный им противопохмельный отвар сработал как нужно. Первую часть Николай выпил ещё перед пьянкой, вторую сразу после, а третью, рано утром и уже к девяти часам, никто не смог бы сказать, что молодой человек, вчера не просто весьма крепко выпил, а упоил в стельку два десятка охранителей.

Собственно, дело ради которого он прибыл в Казань, уже сделано. Положение в роте он выяснил предельно точно, и теперь осталось взвесить всем причастным.

Превращение купчины в генерала навело на гостиничный люд, такого ужаса, что остолбеневший мэтр с трудом нашёл в себе силы вызвать пролётку.

Пока конный экипаж неторопливо трясся по дорогам Николай всё обдумывал решение вопроса, но ни один из вариантов ему не нравился. Прежний командир мало что подворовывал, так ещё имел дурную привычку лупить подчинённых, и назначать им денежные штрафы, и погуливал по жёнам офицеров. И по здравому размышлению всю роту следовало распускать и набирать людей заново, так как другие офицеры роты, тоже не блистали ни военной выучкой ни даже знаниями уставов.

Однако, взять новых командиров было просто негде, а оставлять губернию без охранной сотни, на неизвестный срок, было неверным решением.

Предупреждённые о визите нового заместителя командующего, военнослужащие выстроили некое подобие строя, перед которым стояли в ряд офицеры. Командир подразделения, подошёл печатая шаг, глубоко, вминая в пыль подошвы сапог, начищенных до блеска, и доложил в том духе что мол, построены для смотра и всякое такое.

— Распускайте людей господин капитан. — Николай откозырял в ответ на приветствие. — Разговор у нас с вами будет недолгим, но важным.

Устроились на втором этаже здания казарм, каковое было единственным приличным строением на территории. Остальное — ветхие сараи и загончики были такого затрапезного вида, что вызывали лишь жалость и желание воспользоваться огнемётом.

Но кабинет командира был обставлен с определённым вкусом, и удобством, что и оценил Николай, садясь в глубокое кресло.

— Сразу хочу сказать, что проверку нашей ревизионной группы, сейчас, вы не пройдёте. Питание у солдат и сержантов бедное, повседневное обмундирование старое и рваное, оружие заслуживает лишь переплавки, а финансы совершенно расстроены. Прежнему командиру охранных отрядов до сего не было никакого дела, но государь поставил перед нами задачу, иметь более действенный военный инструмент чем то, что мы видим сейчас.

И этому я вижу лишь одно препятствие. — Николай говорил негромко, монотонно, но капитан отчего-то сильно потел, и сидел с широко раскрытыми глазами. — Это препятствие — вы. — Николай бросил взгляд на Игнатовича, и продолжил того дожимать.

— Вы поставили воровство и мздоимство в систему вместо службы государю, и на этом поприще преуспели. Вы даже залезли в карман госпитальной кассе, что ещё будет дорого стоить начальнику медицинской части. Но и это всё не так плохо, как ваша манера распускать руки лупцуя солдат и сержантов за выдуманные и реальные прегрешения.

Собрали вы себе такой список, что и пожизненная каторга будет подарком для вас и вашей супруги. С потерей дворянства, разумеется, и вообще всякого сословия.

— Пощадите. — Капитан, громко стукнув коленями рухнул ниц. — Дети малые…

— А о солдатских детях вы думали, когда воровали из дарственных денег? — Негромко спросил генерал. — Званые вечера всё устраивали. С кем тягались? С командиром гарнизона? Так он целых три дивизии обворовывает. Масштаб другой. Кстати, по его душу уже едут люди из коллегии финансов, так что будет ему бал. С конфискацией и променадом по Сибири. — Николай помедлил. — Пётр Сергеевич, вы же когда-то были блестящим и подающим большие надежды офицером. Когда всё сломалось?

Капитан молча стоял на коленях низко опустив голову.

— Я даю вам действительно последний шанс. — Николай вздохнул. — Не потому что я такой добрый. У меня просто нет людей вам на замену. Но если вдруг, снова обнаружится воровство, я добьюсь для вас примерного наказания. Это значит, что ваша жизнь и жизнь вашей жены и детей, будет совершенно уничтожена. Это такое дно империи, что за ним только подземная тюрьма и могила. Готовы вы к тому, что вас возненавидят собственные дети?

— Я…

— Да вы, конечно. Кто же кроме вас. — Николай встал. — Через неделю придёт первый груз в адрес вашей роты. Обмундирование, оружие, и снаряжение. К этому моменту вам нужно будет поднять хотя бы коробку склада, где всё это будет храниться. Узнаю, что пропала хоть крошка — можете всем офицерским составом, спарывать погоны, и изучать тюремную феню. Предполагается, на базе вашей роты, в течении года, развернуть батальон усиленного состава в полтысячи человек. Должность полковничья, с которой и на пенсию уйти не зазорно. Также будут продвижения и всех офицеров, если конечно они подтянут боевую подготовку. На всё у вас три месяца. В сентябре сюда к вам приедет комиссия, которая будет решать вопрос о будущей численности подразделения, и только от вас, зависит решение комиссии. Я же со своей стороны порекомендую комиссии проверить вас со всей внимательностью. Так что выбор у вас невелик. Грудь в крестах или голова в кустах.

— Отслужу. — Хрипло произнёс капитан, не вставая с колен.

— Полно, Пётр Сергеевич. Время слов уже прошло. Теперь нужны дела.

Как ни хотелось Николаю сесть в свой самолёт, чтобы к вечеру уже быть в Москве, но пришлось ехать к генерал-губернатору, с совершенно пустым визитом, дабы не прослыть невежей.

Резиденция губернского начальника находилась в Кремле — старинной крепости, которую брал в своё время Феофан Грозный.

Увидев генерала, часовые сразу взяли «на караул», а в тихом здании, вдруг забегал разнообразный народ, показывая рвение перед лицом заезжего начальника.

Пётр Михайлович Боярский, руководивший губернией с 11 года, мужчина среднего роста, широкоплечий, с аккуратными усиками задорно смотревшими вверх, и гладкой причёской, даже вышел из кабинета чтобы приветствовать дорогого гостя, и сразу же, не слушая возражений, повёз обедать в ресторацию Парус, что находилась прямо на верхнем этаже железнодорожного вокзала, откуда были видны и пристани и открывался роскошный вид на Волгу.

Теперь, когда железная дорога шла сквозняком через город, она пролегала вдоль Волги и уходила через мост, дальше в сторону Урала.

— Вот ведь, князь. Сделали мост через пути, а народ всё норовит понизу. И штрафуем, и в холодную запираем, а всё одно. Уже десятый человек под колёсами свою смерть нашёл с начала года.

— Всё одно будут лезть, хоть забором все пути обнесите. — Николай пожал плечами.

— А вы, признайтесь, не по нашу ли душу прибыли? — Генерал-губернатор рассмеялся. Взяток он практически не брал, и столичных ревизоров не боялся.

— Вот верите ли, но нет. — Николай легко улыбнулся в ответ. — По государеву повелению, хозяйство у меня ныне совсем другое, и заниматься гражданскими нет никакой возможности.

— А мы, я имею в виду весь губернаторский корпус, были весьма впечатлены, с какой скоростью была уничтожена преступная империя Никодима Петровича Усольского. Собирал ведь, не один десяток лет, прикармливал генералов, судейских да прокурорских, а вон как всё решилось. О вас, князь рассказывают страшные вещи. И что сами лезете в пекло, и что лично руководите расследованиями… И всё это в столь юном возрасте. Многие из нас, если не все, я имею в виду служилое дворянство, искренне завидуют вашему батюшке.

— Это ещё что. — Николай рассмеялся. — Знали бы вы, чему учат маленькую Анечку Белоусову.

— Это как раз хорошо. — Пётр Михайлович улыбнулся. — Всё нам на пользу что врагу во вред. А я уверен, что Анна Белоусова будет такой же верной защитницей империи, как и вы.

Так под неспешные разговоры, они расправились с салатами и приступили к вкуснейшей волжской «тройной» ухе.

Толстой-Милославский Сергей Сергеевич предводитель дворянства, и князь Голицын Лев Львович, надворный советник[5] служивший вице губернатором, появились одновременно, и пока они шли к столу, на нём будто по волшебству появились ещё два прибора, а рядом пара кресел.

— Пётр Михайлович, что же вы так, приватно, и даже не познакомите нас с вашим гостем. — Укоризненно покачал головой с роскошной гривой Толстой-Милославский — подвижный полноватый мужчина средних лет, в вицмундире с погонами гофмейстера[6]. Крупное мясистое лицо украшал большой нос и полные губы ценителя жизненных удовольствий.

Лев Львович Голицын, как и подобало воину, напротив, был высок, строен, и носил плотную бороду клином, и роскошные длинные усы. Он одним взглядом пробежал ряд наград Николая, и покачал головой. Выходило так, что те, кто называл молодого генерала выскочкой, и политическим назначенцем, просто дураки. Два высших ордена Ниххон, российскому подданному, за просто так, на грудь не падают. Но и кровавый след, тянущийся за Белоусовым — младшим, был такой ширины, что всякому головорезу будет за честь. Собственно, родной племянник князя Ефима Петровича Голицына, и напросился на эту встречу, для того, чтобы лично посмотреть на человека одно имя которого порождало в свете бурные споры, едва не переходящие в ссоры. А увидев лично, был некоторым образом удивлён, потому, что видел перед собой огромного страшного зверя, который тем не менее был прекрасно обучен, и воспитан, никогда не путал приборы, и не употреблял белую рыбу под красное вино, хотя и того, лишь пригубливал, скорее обозначая питьё.

Беседа конечно же не касалась службы и рабочих будней. Для этого есть кабинет. Но в свежий июньский день, на открытой веранде ресторана, заниматься делами, могут только торговцы, а у воинов найдутся разговоры поприятнее. Например, тема перевооружения войск, где Белоусов был действительно знатоком, поскольку его заводы выделывали три вида оружия на которые меняли старые «мосинки». Затем затронули тему связи и транспорта, где молодой князь, тоже показал отменную осведомлённость, и даже пообещал продемонстрировать свой самолёт, который назвал лучшим курьерским транспортом.

— Но позвольте, нам что ли получать пилотские патенты? — С несколько нервным смешком заметил Толстой-Милославский.

— Зачем? — Николай от удивления даже отставил тарелку. — Машина просторная, большая. Там кроме пилота, найдётся место ещё для пары кресел, и багажа. Так что можете с собой и человечка нужного, для спокойствия прихватить, да и в вещах себя не сильно ограничивать. По проекту, двадцать четвёртый должен был таскать полторы тонны груза на расстояние в четыреста километров. Если иметь в виду, что нам не нужно бомбить неприятеля, и в конце маршрута нас ждёт заправка и механики, то это расстояние можно сразу увеличить вдвое, а помня, что полторы тонны мы никак не возьмём, то и ещё больше. Но я поступил проще. Под крыльями моего Сикорского пара подвесных баков, и я могу пролететь в одну сторону чуть не две тысячи километров. Четыре часа полёта, и я из Москвы на Урале, а в течении дня, могу долететь хоть до восточной окраины империи. Правда вылетать нужно ночью.

— И вы так планируете сваливаться словно снег на голову, как к нам? — Пётр Михайлович негромко рассмеялся.

— Не ко всем, но многим. — Николай кивнул. А как же иначе составить представление о положении дел? Но сейчас мы готовим специальную инспекционную группу, которая займётся именно этим. Купим им курьерский воздухолёт класса Альбатрос на десять мест, и за пять — шесть месяцев, они объездят всю страну.

— Так прознают же о проверках, да подтянут службу… — Возразил многоопытный Боярский.

— Если ещё и наведут порядок в документах, да отчитаются по тратам, то можно сказать проверка удалась. — С улыбкой ответил Николай. — Как говорил государь-император: — «У меня нет для вас других людей». Так что нужно управляться с этими.

— И давно ли вы так переменили свои взгляды? — Поинтересовался Толстой-Милославский, имея в виду бескомпромиссное отношение Николая Белоусова к преступникам.

— Так с тех пор, когда начал заниматься не законченными преступниками, а людьми, живущими на грани. Зачастую вынужденными воровать дабы хоть как-то свести концы с концами. Надеюсь, что я смог напугать до желудочных колик командира местной роты, чтобы тот перестал запускать руку в казённый карман. Хотя он ещё не знает, что моим приказом, подписанным вашим дядюшкой, — Николай кивнул Голицыну, — оклады по таким вот отдельным подразделениям увеличиваются вдвое. Но и спрошу я с них не вдвое а втрое. Потому как нужно не только служить достойно, но и за старые грехи рассчитаться.

— А что вообще планируется, если конечно это не секрет.

— Да какой уж там секрет, господа. — Николай вытер губы салфеткой. — Увеличивают численность охранных отрядов почти в четыре раза. Будет в каждой крупной губернии не рота, а батальон, и полноформатная дивизия в центре, со своими автомоторами, броневиками и авиацией. Тяжёлой артиллерии, и бронеходов не будет, упор будет сделан на подвижность, и высокую боевую выучку. И потому для командира дивизии поставлен порог генерал-полковник, а для его заместителей генерал-лейтенант.

— А численность дивизии? — Поинтересовался Голицын.

— Пока планируем двенадцать тысяч строевых.

— Солидно. — Губернские начальники переглянулись.

— Не всякая армейская дивизия в мирное время такой состав имеет. А если уж учесть и броневики, и авиацию…

— Так чтобы раздавить это кубло, которое опутало Астраханскую губернию, пришлось тревожить даже армейскую контрразведку. — Ответил Боярский. — А уж у них своих дел хватает. Да и нам полегче. Вспомните как собирали людей против банды Анатолия Железнякова по кличке Железняк. Едва ведь замкнули оцепление. Если бы не добровольцы, то ушли бы сукины дети. А так, будет у нас специальная войсковая часть, да не какая-то там рота, а батальон, человек в триста…

— Пятьсот. — Поправил его Николай. — Батальоны центральных губерний будут чуть меньше полка, а вот те, что на окраинах и в малонаселённых частях страны — оставим ротами.

— Чтобы в случае войны, сразу сделать батальоны полками, призвав резервистов? — Спросил Ттолстой-Милоставский. — Дельно.

— Господин генерал-губернатор! — Вбежавший в зал ресторана полицейский чин, выглядел так, словно только что вылез из бочки, что скатилась по длинной лестнице. Фуражка сбита набок, китель перекошен, сабля вместе с перекрученной портупеей на спине, а револьвера в расстёгнутой кобуре вовсе нет.

— Константин Львович, что за вид?! — Губернатор даже встал от полноты чувств. — Что о нас подумает московский гость?

— Господин генерал-губернатор, Пётр Михайлович, беда. Каторжный конвой, что завра на отправку, взбунтовался и захватил тюрьму, как есть. С охранниками, оружием, да гражданскими. Только-только успели оцепление выставить и запереть их там.

— Что-ж господа. — Николай встал и одёрнул мундир. — Предлагаю лично посмотреть, кто там такой умный, что решил, что каторги для него мало.

[1] Барашка в бумажке — иносказательное название взятки.

[2] Исетск — на нашей карте — Екатеринбург.

[3] Ново-Николаевск — на нашей карте Новосибирск

[4] Огромный чемодан, в котором без особого труда поместится человек среднего роста и комплекции.

[5] Надворный советник — чин седьмого ранга равный подполковнику

[6] Гофмейстер — придворный чин пятого ранга равный армейскому бригадиру (чин выше полковника но ниже генерал-майора).