Дело чести

Глава 12

В правильном государстве всего вдосталь. И пряников и кнутов.

Шарль Анри Сансон (Великий Сансон) парижский палач.

Настоящим приказом ввести изменения в Табель О Рангах, от 23 сентября 1885 года.

Учредить пятнадцатый и шестнадцатый ранги Табеля о Рангах Российской Империи, с тем, чтобы все ранги теперь считать с шестнадцатого, имея нижним чином коллежского регистратора в гражданской службе, подпрапорщика в гвардии, прапорщика в пехоте, младшего корнета в гвардейской кавалерии, корнета в кавалерии, хорунжего у казаков, мичмана во флоте, и городового секретаря в полиции.

Установить вторым рангом чин канцлера в гражданской службе, маршала в армии, и командующего флотом во флоте, а первым — генералиссимуса Вооружённых сил России.

Настоящим верно, император Всея Руси Сергий Рюрик.

Подписано 27 июня 1924 года.

Невероятное событие зрителями которого стали жители Москвы и Нижнего Новгорода произошло в прошедшие выходные. Лаборатория доктора технических наук, академика академии наук России, профессора Московского Университета Бориса Львовича Розинга установила в витрине одного из оружейных магазинов, телевизионный приёмник, который показывал улицу перед таким же магазином в Нижнем, а зрители торговой столицы России, могли видеть, улицу перед магазином в Москве. Причём публика не только видела, но и слышала всё что происходило в городе, отделённом четырьмя сотнями километров.

Построив таким образом невиданный мост между городами, академик Розинг показал нам будущее, когда расстояния будут преодолеваться силой человеческой мысли, показывая публике события из разных уголков земли.

Вечерняя Москва, 27 июня 1924 года.

Российская империя, Москва.

Лидер партии Конституционных Либералов, Павел Николаевич Милюков, был человеком ярким, шумным и жадным до жизни и власти. Место председателя государственной думы, было по его представлению лишь ступенькой к истинной власти каковой он видел должность первого президента России. Для этого требовалось всего ничего — свергнуть действующую власть или свести её к представительской форме, и Павел Николаевич шёл к своей цели уверенно, словно носорог на водопой.

Правда в последние несколько лет, всё шло наперекосяк. Узлы влияния, созданные с такой бережностью и любовью, рассыпались в прах, не успев никак поработать на общее благо, а столь многообещающая криминальная империя Бориса Каменки, была уничтожена буквально на глазах, и он был не в силах тому помешать. Судейские и прокурорские, словно лошади закусившие удила, рвали все старые договорённости и Борис Абрамович, получил пожизненную каторгу причём в цепях, и дни его были сочтены.

Но это было ещё полбеды. Настоящая беда проросла там, где её совсем не ждали. Освободив от криминала центр, царские опричники, как их называл сам Павел Николаевич, взялись за очистку губерний, где ещё оставалось немало верных людей.

Многие из поражений Милюкова связывались с именем Белоусова — младшего, но он, будучи человеком прагматичным, понимал. Этого волка просто спустили с цепи те, кто не желает прихода России в семью цивилизованных народов. Те, кто готов, противопоставить Россию всему миру, но не допустить справедливого разделения богатств, случайно оказавшихся на её территории. Милюков, почётный доктор многих европейских университетов, и яркий представитель российского либерализма, был с почётом принят во всех столицах Европы, и его ничуть не смущало то, что почти везде там правили монархии. Ему было ясно, что это — прогрессивные, передовые монархии, в отличие от Российской власти — косной и архаичной. «Это другое, понимать нужно!» Было его девизом, и красовалось в заголовках многих статей, автором которых был он и его многочисленный аппарат.

А какие надежды были на Астрахань! Там и граница рядом, и вообще раздолье, но сначала предупреждающим звонком стало размещение в низинах Волги крупного подразделения егерей. Они быстро взяли под свой контроль весь рыбный промысел, совершенно уничтожив браконьеров и установили такой порядок на границах, что и мышь не могла бы проскочить. А вот недавно, там вообще провели чуть не войсковую операцию, взяв не только людей Никодима Петровича Усольского, но и его конфидентов. Двух людей от румынской разведки, француза, и что было особенно неприятно — англичанина, работавшего под прикрытием рыботорговой компании Мозера. Всё было проделано так быстро, так слажено, что никто не успел даже дёрнуться, как уже все сидели по камерам, наперегонки давая показания друг на друга.

И вновь этот выскочка — Белоусов.

Обедавший в одиночестве, в кабинете ресторана Палкина, Павел Николаевич, потянулся за водкой, чтобы сдобрить кусок осетрины, но так и замер с протянутой рукой. Мысль что пришла ему в голову была такой бредовой, но такой интересной, что он вернул руку на место, и какое-то время посидел, глядя в пустоту, «обкатывая» её в голове.

А что он собственно говоря, знает об этом Белоусове? Любитель дам. Это понятно. Первые московские красавицы в любовницах, включая Наталью Долгорукую, балерину Анастасию Романову и Елену Аматуни, а также невнятные слухи о его связи с цесаревной Любавой.

И что большой любимчик царя. Один из немногих кто вхож к нему с боевым оружием, и сделал за четыре года фантастическую карьеру от лейтенанта до генерала. А что ещё? Богач и филантроп. Собственное состояние уже перевалило за сотню миллионов. Выручил из долговой кабалы театр «Летучая мышь», не только заплатив долги и недоимки, но и установив ежегодную ренту в сто тысяч рублей, на содержание театра. И была громкая история с удочерением маленькой бродяжки, которая теперь приходится Белоусову Николаю сестрой. И совсем глухие разговоры о возвращении княгиней Бельской огромной кучи компромата его хозяевам, и каждый раз, кстати или некстати, княгиня упоминала Николая Белоусова, что для людей света было вполне достаточно.

Таких разрозненных сведений, Милюков мог припомнить немало, но ему требовался совсем другой подход. Если он собирался переманить Белоусова — младшего на свою строну, ему требовалась системная информация о характере и привычках молодого генерала, для того, чтобы, составив себе его портрет, добраться до самых сокровенных и тайных желаний. Возможно он любит маленьких девочек? Что-ж в Европе это обычное дело. Милюков знал несколько тихих домов, где с любовью примут поклонника юных талантов. А возможно ему нравятся совсем экзотические забавы? Так ничего не ново под луной. Нет таких желаний, которые не научились бы исполнять, в просвещённом Старом Свете. Именно за это и любил Павел Николаевич Милюков, бывать за границей, устраивая себе длинные поездки, в которых он читал лекции о дикой лапотной России, попутно бывая в разных интересных заведениях, где было возможно всё.

И это было ещё одной причиной ненависти которую испытывал глава государственной Думы, ко всему русскому. Даже простой дом терпимости с малолетними шлюхами, было невозможно открыть в России, так как специальный указ запрещал выдавать жёлтый билет женщинам моложе двадцати двух лет. А занятия проституцией до этого возраста грозили исправительными работами самой проститутке, тогда как организатор получал на полную катушку. От пяти лет каторги и выше.

А предмет тяжких мыслей главы Государственной Думы, генерал-майор Белоусов занимался весьма приятным делом, а именно, обедал в компании Елены Аматуни, и Натальи Долгорукой, которые отчего-то вдруг прекратили соперничество и вполне мирно дружили, общаясь накоротке, и вместе посещая разные светские собрания.

Сегодня по случаю тёплого летнего вечера, они сидели на открытой веранде ресторана Тестова на Воробьёвых горах, и словно испытывая общественное мнение на прочность, обе были в форме. Елена в лётном мундире Отдельного Лейб-гвардии воздушного полка Сокол, белого цвета с золотыми элементами, а Наталья в новеньком тёмно-синем с серебром мундире дипломатической службы.

Собственно, мундир они и отмечали, потому как Наталья наконец-то обрела давно ожидаемый статус действительного сотрудника, и к тому же назначение заместителем начальника отдела информации юго-восточного направления коллегии иностранных дел, которое получило мощное развитие после заключения мирного договора с Ниххон.

Молодой генерал, в компании двух красавиц в форме не мог не привлечь жгучего внимания публики, но все любопытствующие держались в рамках приличий, разглядывая Белоусова с дамами в отражениях многочисленных зеркал.

Говорили обо всём. Николай рассказал о своих приключениях в Казани, Елена поделилась переживаниями при прохождении комиссии на должность командира эскадрильи а Наталья рассмешила несколькими не вполне приличными анекдотами из дипломатической практики.

— Как известно, нынешний глава оборонного ведомства сэр Уинстон Черчилль, принимал участие в англо-бурской войне в качестве военного корреспондента и попал в плен к бурам. Оттуда успешно бежал и на товарном поезде сумел добраться до Мозамбика, бывшего тогда португальской колонией. Прибыв в декабре 1899 года в Лоренсу-Маркеш[1], он первым делом направился в британское консульство, представился и попросил о помощи. Однако после долгого путешествия в товарном вагоне выглядел он весьма непрезентабельно, и консул, приняв его за кочегара с одного из стоявших в порту кораблей, отказался признать в нем потомка рода Мальборо. Черчиллю было указано на дверь и сказано примерно следующее: «Если вы являетесь тем, за кого себя выдаете, то я — королева Великобритании». Оскорбленный Черчилль немедленно отправил телеграмму своим родственникам с просьбой повлиять на спесивого дипломата. На следующий день консул получил срочную депешу из Лондона: «Настоящим подтверждаем, что посетивший вас господин действительно является британским журналистом и сыном лорда Черчилля. Одновременно сообщаем, что вы не являетесь королевой Великобритании, также, как и консулом Ее Величества в Лоренсу-Маркеше».

— Кстати, в частном разговоре, сэр Френсис Синклер, глава внешней разведки Британии, сказал нашему послу, что они мол, ничего не забыли, имея в виду смерть дипломата в Москве. — Наталья Долгорукая внимательно посмотрела на Белоусова ожидая его реакции.

— Есть хорошая британская поговорка. Живущий в стеклянном доме не должен бросаться камнями. — Спокойно ответил Николай. — Положение британцев весьма шатко, а если, например, залить оружием и взрывчаткой Ирландию, им очень долго предстоит менять стёкла в их сгоревшем доме.

— Ты так об этом говоришь, как будто подобные варианты прорабатывались. — С нервным смешком произнесла Долгорукая.

— Прорабатывались конечно. Это естественно. Но пока дестабилизация в Британии нам не нужна. Но если они вновь нарушат правила поведения, то ответ будет резким, неожиданным, и очень неприятным. Ведь по сути, организация убийства дипломатом в стране пребывания, это повод к войне. Как говорят дипломаты казус белли. Так что надеюсь, что у них хватит ума, просто похоронить эту историю. Их долг ещё не закрыт, и британской короне не понравится счёт на оплату. Понимаешь, душа моя, внешнеполитическое ведомство, это лишь верхний слой того, что называется политикой государства. — Николай плеснул себе в бокал вина, и сделав глоток продолжил. — В любой стране, как и в Британии, потоками власти управляют вовсе не публичные люди, или публичные, но на незначительных, серых должностях. И это не я решил, что зарвавшийся дипломат нуждается в показательной порке. Это мне дали понять, причём никак не обозначили то, что как-то собираются вытаскивать меня. Фактически я получил приказ, и исполнил его. А уж то, что случилось далее, ничем иным как чудом назвать не могу.

— Ты говоришь страшные вещи. — Елена зябко шевельнула плечами. — Получается у нас два государства?

— Нет, государство — одно, как и страна. Но за столько-то лет, сформировалась управляющая непубличная сила, которая конечно не всемогуща, но очень и очень влиятельна. Ладно. — Николай весело посмотрел на девушек. — Не будем о мрачном и таинственном, а будем о весёлом и радостном.

— И что же такое радостное ты нам скажешь? — Наталья наклонилась вперёд, выпятив грудь, на которой звякнул Владимир третьей степени, и Александр Невский второй, с мечами.

— Сегодня у Никиты Фёдоровича Балиева, в Эрмитаже, большой вечер. Обещался быть Шаляпин, Настя Вяльцева, и вообще все московские звёзды. А кроме того, Театр Летучая мышь, говорят готовит какой-то сюрприз.

— М… — застонала Елена. — Так билетов же нет! Я как узнала, сразу кинулась к театральным маклерам, но ни единого билетика даже за тройную цену!

— Всё это было бы просто ужасно. — Николай с трагическим лицом покачал головой. — Если бы не знакомство одного солдафона с московской театральной публикой. — Он жестом фокусника показал пустые раскрытые ладони, перевернул их, а когда снова открыл ладони, на них лежали три билетных книжечки, которые в этот раз Балиев отпечатал в виде красочной брошюрки, где была изображена танцовщица в очень облегчённом одеянии, и кусок сцены.

— Ах! — Девушки от полноты чувств похлопали в ладоши.

Вечер у Балиева удался. Знаменитый конферансье, и комический актёр шутил, но в меру, девочки вскидывали ножки, но не демонстрировали трусики, и вообще всё было пристойно и вполне comme il faut[2].

А всё из-за того, что с некоторых пор, вечера в столичном парке Эрмитаж, стали посещать представители высшего дворянства, и духовенства, а значит, не все шутки были уместны. Впрочем, некий налёт распутства и острой сатиры всё равно присутствовал, а без него, это уже не был бы «Карнавал у Балиева.»

Никита Фёдорович, весьма жёстко прошёлся по московской полиции, устроившей погром вместо обыска в газете социал-демократов, и даже предложил полицмейстеру Трепову оплатить курсы благонравного поведения, для полицейских чинов.

Сам обер-полицмейстер Москвы, присутствовавший здесь же, за одним из столиков, добродушно ухмылялся, уже зная, что все виновники этого скандала понижены в званиях и получили иные взыскания, а информация об этом появится в завтрашних газетах. Да, социал-демократы были весьма скандальным политическим сообществом, но это не означало, что нужно устраивать в их газете натуральный погром, с порчей имущества, и сквернословием.

После состоялся концерт московских звёзд первой величины, среди которых безусловно царствовали Шаляпин и Вяльцева, и в качестве приглашённых артистов, несколько итальянских оперных певцов.

А Летучая мышь отметилась целой программой в конце которой исполнили зажигательный танец, в котором девочки кордебалета, едва прикрытые прозрачными тряпочками, ластились к высокому танцору, с бутафорскими белыми усами, в стилизованной военной форме. Намёк для московской публики был вполне прозрачным, но достаточно приличным, и Николай лишь улыбнулся и вместе со всеми похлопал в ладоши.

Но когда наступило время прощаться, неожиданно для Николая, обе подруги поехали в его дом. Несмотря на совершенно обалделое лицо хозяина дома, девушки вдвоём втащили его в спальню, и устроили такие скачки, что впервые в жизни, Николай проспал утреннюю тренировку, и очнулся лишь тогда, когда с ближайшей колокольни прозвонили третью заутренню[3]. Елены и Натальи судя по всему уже давно не было, и лишь запах духов, да смятая и перепутанная постель свидетельствовали о ночных безумствах.

В Европе вообще, и в России, с самого конца войны шли бурные дискуссии о возможности и допустимости внебрачных связей, а также об освобождении женщин от условностей общества, так что lamour de troyes[4], был делом если и не совсем обычным, то как минимум не шокирующим. Сам Николай попадал в такую историю не впервые. Его первая любовница, жена уездного агронома, таким образом пыталась сосватать ему свою сестру, затащив всех троих на сеновал. Но тогда, Николай просто сбежал, проснувшись самым первым, хотя сам опыт ему понравился. И вот теперь две московских красавицы, вдруг решили его растерзать парой.

Вздохнув, Николай прошёл в ванную комнату, и вымывшись, стал одеваться в выходной мундир, в котором обычно совершал визиты. В воскресный день, нужно было посетить папу с мамой и Анечкой, затем обязательно заехать в магазины, посмотреть, как идёт торговля, и в обед проехаться в Дивногорск, узнать, как там дела. Доклады это одно, но личный догляд — совершенно другое.

В гараже, теперь кроме Орла, и полностью приведённого в порядок Спайкера Си-пять, стоял новенький Кречет — блиновской фабрики. Тяжёлый полноприводной автомотор, с двигателем в четыреста сил и большими широкими колёсами. Машина была создана специально для армии, но эту, ему собрали по особому заказу, для всероссийских гонок, которые он вынужден был пропустить вот уже второй раз.

Анечкин Орлан, тоже блиновской фабрики, уверенно прописался в московском доме родителей Николая, а когда она бывала у брата, то его просто оставляли во дворе.

Но вопрос с домом, медленно и верно вплывал в повестку дня. Николаю, как генералу, уже следовало давать свои приёмы, и званые вечера, а в этом доме это сделать было совершенно невозможно. Ну разве что принимать совсем небольшую компанию в десять — пятнадцать человек. Потом очень хотелось иметь и собственную мастерскую, и нормальный большой гараж, с парой механиков, и пусть совсем небольшой, но свой зимний сад. Николай как человек родившийся на юге, очень не любил зиму, и вид снежной равнины всегда вызывал у него тоску. А кусочек зелени в такие дни был бы очень кстати.

И именно поэтому, первый визит, Николай нанёс своему благодетелю князю Голицыну.

Князь, несмотря на выходной день, был при мундире, и даже слушая рассказ Николая о казанских приключениях, не прекращал руководить своим личным штабом, что занимал у него часть левого крыла дворца.

— Что ж. — Глава коллегии финансов улыбнулся. — Мы действительно в вас не ошиблись. Намёк царя, вы поняли правильно, хотя конечно сумма репарации, которую вы выставили почтенному Андрею Александровичу, впечатлила даже государя. Эдак Внутренняя Стража ещё в прибытке окажется. — Он негромко рассмеялся. — Но расскажу вам совсем курьёзный случай, о котором донесли мои люди. Пара купцов сидя в кабинете ресторана Севрюга, что в Нижнем, договаривались о своих делах и попутно обсуждали поставку рыбы на перерабатывающую фабрику, что делает консервы для армии. Один и говорит: — У меня мол, есть рыбка на складе. Чуть с душком. Ты кому надо на фабрике сунь, да сдай ту рыбу в счёт контракта, а прибыль мы с тобой пополам. А второй ему отвечает: — А ну как вскроется? Ты-то отскочишь, а я по миру пойду. Воровать-то нынче ой как дорого встало. — Князь снова рассмеялся. — Вот так, глядишь, и уменьшим мы воровство казны хотя бы до десяти процентов. А это, я вам скажу, великое дело.

— А меньше никак? — Не удержался от вопроса Белоусов.

— Да как же. — Голицын пожал плечами. — Усушка, да потрава дорогой, да скачки цен. Да мало ли что? Десять процентов только кажется, что много. Если остальные девяносто будут работать на империю, мы не просто шагнём вперёд, но и рванём всем на зависть. Кстати, хочу высказать вам свою личную благодарность устройством связи, что у меня в машине завелось, вашими стараниями. Господь мой всемогущий, да как же я раньше без этого телефона-то обходился? Ведь вот даже просматриваю документ, и если какой вопрос возник, то сразу беру трубку телефона, да связываюсь и получаю ответ. А раньше-то! Тетрадку с собой возил, куда сии вопросы заносил, да потом, почтой или ещё как рассылал по адресам. А знаете, как давеча, государь просто умыл весь генеральный штаб? На учениях в Балашихе, заминка какая-то со связью случилась, и царь, зная, что у Николая Николаевича Духонина такой же как у него аппарат, просто вызвал его, из машины, и протянул трубку генералу Брусилову. Мол воспользуйтесь моей связью, ежели у вас своей нет.

Говорят, Алексей Алексеевич, следующим днём устроил такой разнос начальнику связи армии, что тот за малым не застрелился.

— А когда я его уговаривал поставить опытные радиостанции, причём за свой счёт, он надувался словно индюк, и нёс мне что-то про курьеров да телефонную связь. — Ответил Николай. — Так что мне его ну ничуть не жалко. Дурак он. И сколько это будет нам стоить крови, один бог знает.

— Да всё уже. На пенсии генерал Хватов. На его место назначили молодого капитана первого ранга Берга. Говорят — очень хороший специалист.

— Аксель Иванович? — Удивился Николай. — Просто превосходный, и настоящий фанатик радиосвязи. Хотел я его переманить, но не срослось.

— Ну вот с ним и работайте. — Князь, кивком головы разрешил секретарю подойти, и открыв поданную папку, стал просматривать бумаги и подписывать их. — А вообще, меня радует, что вы не закрываетесь ни на службе, ни в делах торговых. Это правильно. Даже вон, ваша эскапада с театром — варьете, как взбудоражила общество. Многие увидели в том знак свыше, и у театров в столице появились новые жертвователи. Пусть не столь щедрые как вы, но тоже неплохо. — Ефим Петрович черканул роспись на последней странице, закрыл папку и вернул секретарю. — Но вы, верно не хвастаться приехали. — Он улыбнулся. Могу ли я чем-то помочь?

— Советом, Ефим Петрович. — И Николай подробно и в деталях рассказал, о своих затруднениях с домом.

— Насчёт приёмов, это вы правильно заметили. — Князь кивнул. — Нельзя жить в обществе и быть свободным от его установлений, как сказал ваш замечательный юрист, господин Ульянов. Ну и не в последнюю голову, вам уже конечно пора обзаводиться настоящим домом, соответствующим статусу. Ведь что такое Внутренняя Стража? Личные войска государя. У них нет официального статуса гвардии, но и крупные события, и даже приезд иностранных гостей, не обходятся без привлечения Стражи. И то, что было предметом зависти для лейтенанта, для командующего войсками Внутренней Стражи, просто невместно. — Говоря, князь поднял трубку телефона, и набрав номер, подождал пока абонент ответит.

— Николай Савельевич, узнали? Отлично. Да, разумеется по делу, и делу, не терпящему промедления. Мне, а точнее моему другу, нужен достойный дом. С фасадом не менее тридцати шагов, большим двором, и обязательно собственным парком. Подыщите ему несколько вариантов? А я разве не сказал? Прошу прощения, Николай Савелич. Это мой близкий друг генерал-майор князь Белоусов. Нет, это младший. Ну который сын. Николай Александрович. А жив и благополучно здравствует, его батюшка Александр Денисыч. Тоже генерал — майор, и тоже князь. Но у них с супругой дом вполне приличный. Есть где гостей принять. А вот у мальчика все очень грустно в этом смысле. А ведь возможно… Я говорю именно что возможно, что придётся ему принимать кого-то из августейшей семьи. Вы тоже слышали этот гнусный навет на цесаревну Любаву? Ну до чего же люди завистливы. Так вот, любезный мой Николай Савелич. У мальчика можно сказать такие гости на пороге, а ему их и принять-то негде. А ведь у него и Ниххонская принцесса с принцем в знакомстве, да канцлер Райха. В общем разносторонний молодой человек. Что? Могу прямо сейчас послать его к вам? Что-ж, буду премного благодарен, Николай Савелич. И разумеется жду всякий день к себе в гости. Разложим пару пасьянсов, поговорим, обсудим дела. Нам ведь есть что обсудить? Вот и я о том же. Рад был слышать вас в добром здравии, Николай Савелич. Разумеется. И вам того же.

Князь положил трубку и посмотрел на Николая.

— Гадаете, небось, перед кем так расстилался всесильный глава Коллегии Финансов? — Князь усмехнулся, растянув жёсткие тонкие губы в улыбке. — Это глава департамента строительства и благоустройства Москвы. Можно сказать, главный московский строитель и архитектор. И знаете, что я вам скажу, Николай Александрович. Избегайте ссор с учителями, врачами, священниками и строителями. Именно они, а никто другой решают в каком мире мы с вами будем жить завтра.

[1] Сегодня этот город называется Мапуту.

[2] Comme il faut — (фр.) Как должно.

[3] Третья заутрення, звонится в девять часов утра, колоколами христианских церквей.

[4] Lamour de troyes — (фр.) Любовь втроём.