Дело чести

Глава 11

В обществе, как и в природе нет пустоты. В отсутствии львов — царствуют бараны.

Джонатан Свифт, декан собора Святого Патрика в Дублине. Заметки к пятому путешествию Гулливера.

Военному министру Великобритании сэру Уинстону Леонарду Спенсер-Черчиллю.

Сэр. В ответ на ваш запрос от 25 мая сего, 1924 года относительно планов перевооружения армии Российской империи, имею сообщить следующее.

На основании открытых источников (газеты, радио), установлено, что массовое перевооружение армии касается прежде всего личного вооружения стрелков. В армию и во флот, поступают образцы короткоствольного автоматического оружия, что некоторым образом даёт основания полагать, что основной огневой контакт с массой пехоты планируется на дистанции в 200–300 метров и ближе, а роль сдерживания отводится в основном пулемётам и лёгким миномётам, численность которых в пехотных порядках первой линии весьма высока. На двадцать стрелков, приходится два ручных пулемёта и один станковый, а также миномётное отделение.

Так же перевооружение касается выпуска бронемашин, для которых уже построено два новых моторных завода, завод автомобильных шасси, и три металлургических комбината которые полностью закрывают потребности России в высококачественной стали.

Об авиационной программе мало что известно, так как пресса освещает лишь успехи дирижаблестроения, и почти совсем не касается летательных аппаратов тяжелее воздуха. Но если учесть, что химические предприятия резко наращивают выпуск авиационного бензина, следует предположить, что какая-то программа развития авиации существует.

В заключении хочу указать, что уровень финансирования разведывательной деятельности в России, совершенно недостаточен, и сталкивается с огромными проблемами. Время жизни завербованного конфидента, как источника информации от трёх дней до недели, и уже сейчас, сотрудники посольства, имеют в обществе положение зачумлённых, так как именно их контакты часто пропадают в недрах Тайной Канцелярии, и Военной Контрразведки.

С глубочайшим почтением начальник Центральной разведывательной службы Министерства Иностранных дел

Сэр Хью Фрэнсис Пейджет Синклер, адмирал.

Российская Империя, Казань

К зданию тюрьмы подъехали длинной колонной, куда уже втиснулся начальник полиции города, с главным полицмейстером губернии, разные высокие чиновники, и даже командующий казанским военным округом.

Пересыльная тюрьма, откуда будущие каторжане отправлялись в долгий путь, находилась под Кремлём в бывшей суконной фабрике, которую для этого дела перестроили, образовав замкнутый квадрат с большим внутренним двором.

В здании располагались не только камеры для заключённых, но и Ссыльная Экспедиция[1], которая занималась бытом каторжан на этапе, и прочими техническими проблемами. В Экспедиции работало много гражданских, и всех их взяли в заложники взбунтовавшиеся уголовники. Всего было захвачено не менее трёх десятков служащих, хотя конечно некоторые могли забаррикадироваться в кабинетах.

К счастью, около десятка тюремщиков смогли сбежать и поднять тревогу, так что к прибытию начальства кое-какое оцепление уже стояло. Полицейские перекрыли улицу, и подъезды, но к удивлению Николая, на подводах уже спешили солдаты Охранной Сотни, во главе с командиром, и суетился начальник гарнизона в подчинении которого был всего один комендантский взвод.

Мелькание пехотного майора безмерно раздражало Николая, который мысленно уже был дома, и он на очередном пробеге остановил не в меру суетливого офицера.

— Так, майор. Людей привели? С оружием? Патроны при себе? Нет? Тогда забирайте их всех, и топайте до казарм. Мне тут бездельники не нужны.

— А кто это тут у меня командует? — Раздался за спиной рокочущий голос, и обернувшись князь увидел генерал-лейтенанта, стоявшего с таким видом, словно прямо сейчас его должны были фотографировать для Армейского Вестника.

— Хотите покомандовать? — Холодно осведомился Николай. — Я лишь осмелюсь спросить, кто вы, и на каком основании сюда прибыли.

— Предлагаю вам, как младшему по званию представиться первым. — Генерал-лейтенант гордо поднял подбородок.

— Я, заместитель командующего войсками Внутренней Стражи, генерал-майор Белоусов. По указу от семнадцатого сентября, тысяча восемьсот шестого года, именно внутренняя стража занимается и несёт ответственность за все гражданские беспорядки. А приказом Большого Государственного совета от третьего февраля тысяча девятьсот шестого года, все волнения среди каторжников, подавляются исключительно силами внутренней стражи. А теперь я жду вашего представления, и описания оснований на которых вы вмешиваетесь в дела стражи.

— Генерал-лейтенант Загорский, командующий Казанским военным округом.

— И что вы собирались предпринять, господин генерал-лейтенант? Разнесёте здесь всё к чертям из пушек? Или подгоните бронеходы?

— Но что-то же надо делать? — Загорский развел руками.

— Тогда дайте вашим людям команду усилить оцепление, и чтобы ни мышь не проскочила. И, да, господин генерал-лейтенант, у мятежников оружие, так что пусть люди не торчат на открытом пространстве, а укроются. За подводами, или ещё как. Лишние жертвы нам ни к чему. И так, боюсь крови будет по уши.

— Разумно. — Генерал кивнул, признавая право Белоусова распоряжаться. — Но может пару пушек всё же поставим?

— Обязательно. — Николай обернулся на здание. — Кладка старая, прочная, но думаю трёх — четырёх пушек хватит.

— Для чего? — Оторопел Загорский.

— А вот для этого самого. — Николай хмуро качнул головой на здание тюрьмы. Если не опомнятся, то разнесём тут всё по кирпичу. Только поставьте пушки так, чтобы если что снаряды улетали на тот берег, где нет домов.

Полковые 76 миллиметровые пушки, 1902 года, выкатили на прямую наводку, а с боков, в качестве дополнительной огневой мощи и фактора психологического давления, встали бронеходы с автоматическими 37 миллиметровыми орудиями.

Такой поворот сильно не понравился каторжникам, и из окна замахали белой тряпкой, а вскоре на площадку перед входом в тюрьму вышел рослый, широкоплечий мужчина в серой рубахе подпоясанной верёвкой, и грязных, когда-то коричневых штанах, заправленных в рыжие, давно не чищенные сапоги.

Сам мужчина имел клочковатую причёску нестриженных волос, длинную окладистую бороду с сединой, и кустистые брови на загорелом лице.

— Говори. — Белоусов, всё так же одетый в парадный генеральский мундир со всеми орденами, шагнул вперёд, оставив за спиной безмолвно стоявших начальников губернии и города.

— Так это, вашество, откатывай давай пушки-то. А то мы ваших людишек на куски распластаем.

— Режь. — Николай, державший в руке веточку, отмахнулся от надоедливой мухи, которых здесь почему-то было огромное количество. — Всех погибших гражданских, я задним числом приму на службу в Охранную Стражу, и выплачу семьям пенсию, как за погибшего в бою. Это у меня для людей праведных, погибших на посту, как и подобает воинам земли Русской. Ну а для вас, лишь картечь да пули. Но выживших ждёт подземная Якутская тюрьма. Надеюсь у вас нет сомнений, что я в состоянии устроить всем вам такое изменение приговора?

— Это, что же. Можете, да. Правда господская она такая. — Мужчина с хрустом сжал тяжёлые кулаки.

— А ты за что попал в острог? Яблоки в соседском саду воровал? — Николай шагнул ближе, вглядываясь в лицо каторжанина. — Тут за грехи малые никого нет. На всех кровь и боль людская.

— На тебе что-ли крови нет? — Мужчина криво ухмыльнулся.

— Да всё больше такие как ты. И не я их разыскивал по подворотням. Они меня сами находили и ножичками своими тыкали. И каждого из таких, любой уездный суд закатал бы на пожизненное. Так что я просто выметал грязь из дома.

— Вот так значит, да. Грязь? — Каторжанин смотрел в глаза Николаю с ненавистью, но в ответ видел такую же ненависть в генерале.

— Вы и есть грязь общества. Подонки. Сколько судеб вы искалечили сколько людей подвели под монастырь, сколько крови пролили. Не сеете не жнёте, а только жрёте. Гнида подколодная и то больше пользы приносит.

— Всё в мире от бога, и вор тоже от господа. — Негромко произнёс каторжник, с вызовом глядя на Николая.

— От дьявола вы. Семя помойное. Вы все бесы, а не люди. Вы даны нам чтобы мы могли сделать правильный выбор, в служении богу, и отрицании всякой мерзости, вроде вас. За три десятка невинных душ, я конечно отвечу. И перед государем, и перед богом в своё время, но за две с половиной сотни каторжников, меня ругать не будут. — Николай помолчал. Короче так, висельники. У меня вам одно слово. Сдавайтесь. Если не успели наделать дел, и нет там крови, то я обещаю замять дело. Спишем на плохую кормёжку, или ещё что, накажем пару писарей, да может посадим кого из тюремных начальников. Обещать не буду, но, если за ними есть чего, сядут непременно. Но через пять минут, я лично, вгоню снаряд в стену тюрьмы, и буду стрелять до тех пор, пока из-под битого кирпича не потечёт кровь.

— А ведь не врёшь. — Мужчина непонятно почему улыбнулся, или скорее ощерился волчьим оскалом. — Сам палить будешь, или кого заставишь?

— И сам могу, и желающих найти не проблема. Вас ведь никто не любит. Все знают, что хороший вор — это мёртвый вор. А тут такое дело. Московский генерал за всё ответит. Так что желающих будет много. Вас же все ненавидят. Даже вы друг друга ненавидите. Живёте словно пауки в яме. — Николай взглянул на наручные часы. — Сейчас десять минут пополудни, а в пятнадцать, я открываю огонь, и спаси господь невиновных.

На негнущихся ногах, каторжанин побрёл обратно рассказывать подельникам о результатах разговора, а вокруг орудий возникла суета подготовки к стрельбе. Подвозили ящики со снарядами, перед пушками выкладывался бруствер из мешков с песком. Занимали позиции призовые стрелки, и поднимали в воздух аэростат для наблюдения сверху.

Каторжники, захватившие тюрьму, смотрели на все эти приготовления с тоской и страхом, хотя человек, который их подбил на мятеж, утверждал, что ничего такого и солдаты не решаться стрелять, и что они уйдут марийскими лесами к Уралу, а там и Манчжурия рядом и вообще воля…

А тем временем, Николай сбросил тесный китель на руки какому-то солдату, и оставшись в одной рубахе, дёрнул рычаг орудийного замка, и уже хотел шагнуть за снарядом, как другой солдат в форме Внутренней Стражи, ловко вкинул унитар в казённик, и одним слитным движением закрыл его.

— Кто таков? — Николай посмотрел на неведомо откуда взявшегося помощника.

— Старшина Шагапов, ваше превосходительство. — Солдат вытянулся во фрунт.

— Ну, не тянись, старшина. — Николай приник к панораме, и начал крутить ручки прицела. — Молодец что подошёл. Одному стрелять несподручно.

— Так, это. — Воин усмехнулся. — Начальник-то наш. Самолично на рынок ездил, да мяса привёз… Еда сегодня была такая, что и по праздникам не бывала. А ещё повар говорит, что и на ужин будет мясная порция, и на завтра рыбы куплен воз целый, и артель придёт склад новый строить для кухни. Мы так прикинули, отчего у него прояснение в уме случилось, и всяк выходит, что от вашего приезда. Ну а мы, народ простой, но добро помним.

Звук выстрела ударил по нервам собравшихся словно молот. В стене тюрьмы вздыбился фонтан из осколков кирпичей, и вослед тоненько зазвенели осыпающиеся в квартале стёкла.

— Заряжай! — Николай, не отрываясь от панорамы, чуть подвинул прицел и уже был готов скомандовать огонь, как из дверей тюрьмы выскочил толстый человек невысокого роста в порванном зелёном мундире, с белой тряпкой в руках

— Не стреляйте! Они сдаются!

— Кажись сам начальник Экспедиции, пожаловал. — Шагапов усмехнулся. — Вот этому кровопивцу точно каторга бы не помешала.

— Хорошо, сделаем. — Николай кивнул, от чего старшина чуть не шарахнулся в сторону.

— Это как?

— Ну, натравлю на него судейских да не ваших, а тех, что из Москвы пожалуют, и если есть на него что, то упекут болезного лет на пять, а то и больше. Но подсказывает мне чутьё, что пятёркой этот хряк не отделается.

По случаю успешного завершения истории с бунтом, в Казани, в здании офицерского собрания закатили грандиозный банкет, где отметились крупнейшие губернские промышленники и купцы, не только оплатившие банкет, но и приготовившие подарок Николаю — роскошный золотой брегет от Патек Филипп с дарственной надписью, стоивший какие-то несусветные деньги.

Подарок пришлось принять, как не противилось всё естество Николая такому способу выражения благодарности. А после ещё и сфотографироваться со всеми присутствующими, и принимать внимание дам, и их кавалеров.

Хотя уже поднаторевший в светских игрищах молодой князь, улыбался вполне естественно, и так же естественно интересовался видами на урожай и деловой активностью в губернии, чем сразу заработал себе репутацию человека светского и даже приятного в общении. И только губернатор, когда все отошли, негромко поинтересовался, смотря в тарелку.

— И вы и вправду расстреляли бы тюрьму, вместе с заложниками?

— Да чёрт его знает. — Николай покачал головой. — Нет скорее всего. Раздолбал бы дыру в стене и пошёл бы резать их.

— Угу. — Боярский кивнул. — Так мой секретарь и сказал. Он кстати тоже выпускник Монастыря. Одна школа.

— Тут важна внутренняя уверенность в собственной правоте. — Николай коснулся левой стороны груди. — Вот здесь. Не тот бог, что на иконах, а тот, что в тебе. Тот который Совесть. А с таким богом можно и в одиночку пойти резать мерзавцев.

Генерал-губернатор вздохнул.

— Странно такое слышать от имперского волка, но я даже рад. На смену нам приходят люди не только сильные духом, но и совестливые. А это не менее важно, чем сила и верность.

Сидевший рядом генерал-лейтенант Загорский, усмехнулся, и подкрутил длинный ус.

— А если не секрет, откуда людей брать будете? — Он говорил вроде негромко, но чётко и ясно так, что его было хорошо слышно даже через звуки оркестра, который бодро наяривал модный в этом сезоне вальс «В осеннем парке». — Поднять численность до восьмидесяти тысяч не шутка.

— На окраинах из казаков, а в центральных губерниях, даже не знаю. С одной стороны, нужно-то мне всего тысяч пятьдесят. Но не хотелось бы новобранцев. Сержанты нужны в первую голову. Будут в ротах хорошие сержанты, ну и считай полдела сделано.

— А вы смотрели цензы найма? — Генерал чуть понизил голос и наклонился ближе к Николаю. У армии, довольно высокие требования и к офицерам, и к сержантам. И по возрасту, и по образованию. Скажем сержант старше тридцати пяти, с образованием в три начальных класса, не имеет никаких шансов удержаться на службе, и его отправляют в запас. И вот этот-то запас, и есть ваш основной кадровый резерв. Списки достанете через окружных чиновников в погонах, то вам недорого станет, а то и просто объявление в газетах дадите. Солдатский телеграф он такой. А многим эта гражданская жизнь хуже каторги. Так что многие с понижением пойдут, лишь бы обратно в войска.

— Ценный совет. — Николай кивнул. Пожалуй, так и сделаю.

— Да, конечно некоторые армейские начальники будут выступать против такой практики, но вам-то они сделать ничего не смогут, да и вы в своём праве. Отставник или запасник, это фактически брошенный человек, и призовут его лишь в случае большой войны. А таковая у нас по моим подсчётам нескоро. Так что поворчат, да успокоятся. Им же проще. Не по городам и весям бродят отставные головорезы, а при деле. И кстати. А будут у вас должности под женщин?

— А как же. — Николай уверенно кивнул. Он и правда планировал на многие места брать женщин особенно туда где требуется усидчивость, и аккуратность. Радиотелеграфистами, техническим персоналом штабов, и так далее. В армии, обычный процент женщин был около пяти, а в Страже, Николай планировал довести это количество до десяти, тем более что тыловых вакансий хватало. Зачем держать на складских должностях мужчин, когда с пересчётом имущества и ведением учёта могли вполне справиться дамы.

Кстати о дамах. Когда банкет закончился, и Николай уже видел первые сны, в дверь гостиничного номера, закрытую на ключ и накрепко подпёртую стулом, раза три за ночь скреблись, дёргали за ручку, но Николай лишь приоткрывал один глаз, и поняв, что дверь сейчас ломать не будут, засыпал сном праведника дальше.

Утро следующего дня, началось с детальной проверки самолёта, а именно всех замков и пломб, но всё было на месте, и проконтролировав заливку топлива, Николай оторвал свой Си-24 от полосы, и взял курс на Москву.

Российская империя Москва.

Сводка о происшествиях, случившихся за день в огромной империи обрабатывалась ночью в Личной Канцелярии, и вместе с документами от ведомств, входили в краткий утренний доклад дежурного офицера государю. Офицер докладывал кратко, после чего руководители ведомств, если желали и их приглашали для доклада, поясняли суть того или иного происшествия.

Восстание в пересыльной тюрьме было бы малозначительным происшествием, если бы не захват работников тюрьмы и Ссыльной Экспедиции, и последующим орудийным обстрелом здания генералом, проводившим инспекцию губернской Внутренней Стражи. Поэтому сразу после доклада дежурного адъютанта, вышел глава Коллегии Внутренних Дел, и попытался коротко объяснить почему такое вообще стало возможным. Захват тюрьмы каторжниками, и взятие заложников.

— Итак, вы утверждаете, что волнения, и взятие тюрьмы стало возможным благодаря продажности работников Экспедиции? — Произнёс государь, когда глава коллегии иссяк. — Возможно конечно, но меня интересует другой вопрос. Почему это Экспедиция вообще находилась в здании тюрьмы? Как могли люди гражданские вообще оказаться на территории, особого объекта которым безусловно является пересыльная тюрьма?

— Так повелось, государь. — боярин Хвостов развёл руками. Понятно, что дополнительные помещения выделять в городе никто не спешит, а тут вон уже обжитое казённое здание.

— Да поймите Виктор Кондратьевич, нет у меня столько отчаянных генералов, чтобы каждый раз на висельников страх нагонять. Этот-то вот, случился божьим провидением. А ну как не было его? Я же Загорского знаю. Он говорить не мастак, зато из пушек пострелять, оченно запросто может. И вместо забавного казуса имели бы мы просто адов скандал на всю Россию. — Император обернулся в сторону князя Белоусова, стоявшего за левым плечом. — Что кстати, генерал Белоусов, едет?

— Да государь. — начальник царской охраны кивнул. — На аэродроме его ждал курьер, и велел быть немедля. Так что скоро будет.

— Тоже вот незадача. — Государь задумчиво помассировал затылок. — Так-то награждать молодца нужно. И сам не сплоховал, и страху навёл на уездный город, но не дело это когда генералы шашкой начинают размахивать. Не дело. Ни адъютанта, ни свиты. Словно не начальник восьмидесятитысячного войска, а босяк какой прости господи.

— Так молодой ещё, государь. Только что произвёлся, да на должность заступил. Откуда ему всё это завести? — Произнёс Белоусов-старший. — Да и если инспекцию проводить как проводят её в армии, всё быстро станет цирком. А так, два — три часа полёта, и он на месте, и ставит во фрунт негодных начальничков.

— Да ведь так, тоже всё кончится быстро! — Воскликнул Сергий. — Да вот даже кто испортит ему самолёт, или негодного топлива вольёт в бак. А там, на месте? Он конечно воин умелый, но спину ему кто прикроет? Мы надеялись, что примет Лавр Георгиевич должность начальника, да всё это сделает, только вот взялся ваш сын, ретиво, а Корнилов застрял на этом чёртовом Тибете… Яков Григорьевич, чтобы не тратить времени, примите-ка вы этого башибузука, да разъясните, что генералы в атаку, ходят только в крайнем случае. А у нас слава господу не война. И вы, Александр Денисович, тоже поспособствуйте делу.

— Будет исполнено, государь. — Ведающий всеми делами царской канцелярии генерал от кавалерии Жилинский кивнул.

На разнос в канцелярии государя, Николай отреагировал умеренно, то есть никак. Пилоты, из затребованных ещё не сдали пилотирование шатными Си-24, да и разброд в Внутренней Страже был первостатейный, так что взять надёжно работающий механизм проверок было просто негде. Да и если бы было его где взять, то как реагировать на обнаруженные нарушения? Вал таких событий мог похоронить куда более устойчивые организации. Поэтому Николай, выслушав со всем почтением мягкий реприманд[2] генерала Жилинского, отправился в штаб, посмотреть, что было сделано за прошедшие несколько дней.

К его удивлению, работа двигалась весьма споро. Начальник штаба, гонял привлечённые артели в хвост и в гриву, трудились они круглосуточно, и третий этаж уже был полностью готов, и отмыт до влажного блеска полированных панелей. Шифровальный отдел и узел связи уже работали, а расположенный в торце этажа целый зал, с большим штабным помещением, кабинетами, комнатами отдыха и даже столовой потихоньку обживали офицеры штаба.

— Отлично. — Николай благодарно кивнул Соловьёву. — Реализовали всё, что вам нужно для работы, или всё же где-то поскромничали?

— Э… Начальника штаба натуральным образом переклинило. — Буфет бы… Произнёс он, холодея от страха.

— Ну так сделайте. — Удивился Николай. — На каждом этаже конечно нет необходимости, но где-нибудь внизу можно. Да не жадничайте, пусть будет нормальный буфет с местами где можно присесть, выпить чаю, да перекусить. И проследите особо, чтобы это заведение не стало дырой в наше здание. А то вон, Генштаб, прости господи, натуральный проходной двор из-за ихнего буфета.

— Сделаем, ваше превосходительство. — Счастливый Соловьёв, уже готовый отстаивать удобства для штабных офицеров, нередко задерживающихся на службе, просиял, и уже гораздо увереннее шагнул вперёд. — А здесь заметьте, будет узел радиосвязи. Я пригласил инженеров — связистов, они нарисовали необходимые изменения, и вот, артельщики уже заканчивают. Даже специальный короб сделали для антенны, что будет установлена на крыше. Ну и кабель питания, особый. Нам правда придётся согласовать с городским хозяйством расширение лимита на электричество, но это решим в рабочем порядке. И тоже им здесь комнату отдыха, и душевую, чтобы не бегали по этажу прости господи с мокрыми трусами.

— Что-ж, примите Пётр Ефимович, моё удовлетворение, сделанной работой, и жду, что всё будет скорейшим образом завершено.

[1] Реально существовавшая организация, но называлась по-другому. «Экспедиция о ссыльных».

[2] Реприманд — выговор.