Дело о благих намерениях

Глава 4 в которой вновь приходится наведаться на Троллий рынок

Из записок Бальтазара Вилька, капитана Ночной Стражи

Замёрзший стражник обрадовался мне как родной бабушке. А когда узнал, что пора вызывать каменщика и закладывать проход, полюбил как самую добрую из четырёх богинь.

— Алхимиков пусть привлечёт, чтоб неразрушимый раствор добавили. И чтобы не скупились, Ночная стража оплатит всё по чести. Слово даю!

Он закивал и попятился, желая побыстрее убраться в тепло, а я начал спускаться в подземелье. В былые времена этот ход служил для переноса контрабанды с иноземных кораблей, но потом пристань переделали, и он оказался на самом виду. Так что его забросили, и проложили новый, в более подходящем для тёмных дел месте. Теперь старым уже не пользовались, но царящая здесь темнота и тишина меня полностью устраивали. Ведь это значило, что моё вторжение останется незамеченным. А чтобы не попасться на глаза самым внимательным, в ход снова пошли чары скрытности. Они отведут лишние взгляды и отсрочат моё узнавание.

Через несколько поворотов, влажный морской воздух начал нагреваться и превратился в вонючий пар, вобравший в себя ароматы порта и стоков, текущих буквально под ногами. Коридор пошёл на спад, а отражающееся от стен эхо, зашептало чужими голосами. Отзвуки подземного рынка скоро захлестнули с головой и буквально потопили в бессмысленном многоголосье.

— Свежей чем твоя жёнушка, — донеслось хриплое карканье. — Не веришь? Приводи — сравним!

Я вышел у задней стенки загона с дикими вьюнами, чьи загнутые шипы-когти предусмотрительно спутали прочной бечёвкой. Но они всё равно почувствовали потенциальный корм и потянули ко мне свои зелёные хваталки. Пришлось пригибаться и уворачиваться, чтобы клейкие стебли не зацепились за камзол.

Когда же удалось вылезти из прохода между оградой и каменной стеной, зеленокожий громила, вцепился в мои плечи и затряс:

— Нужду за моей лавкой справляешь, курва. Сейчас покажу тебе, как оскорблять Брикрена Дадарга!

На счастье, лишних глаз рядом не было. И чтобы не привлекать ещё больше внимания, он получил свою порцию чар краткого забвения. Дадарг уже и так избавил меня от скрытности, видимо благодаря буйной наследственности предков-троллей, славящихся своей высокой сопротивляемостью к волшбе. Короткая, почти неразличимая вспышка озарила его болотные глаза и опалила брови. Громила ошарашенно замотал головой и зажал огромными лапами уши, отступая к загону.

— Нашёл в чём подозревать, — обиженно буркнул я, и двинулся вдоль магазинчиков и прилавков в глубину подземелий.

На ходу достал поисковые карты, и ощупал края. В случае приближения к лжеалхимикам, карточки должны холодеть, пока не превратятся в плоские осколки ледяных глыб. Тогда захватившие их незримые духи воды оторвутся от комьев чернил, которыми всё это время неуверенно играют и выпустят из цепких лап промокшие листы бумаги. По крайней мере, так уверяла Алана, в необычной романтической манере, свойственной ей, разве что в письмах.

Рынок оглушал. Травил обилием одурманивающих запахов и слепил яркими бликами золотых монет. Тёмные личности, скрывающие свои рожи на городских улицах даже в ночное время, здесь гордо скалили золотые зубы и без стеснения казали ворованные безделушки.

У меня аж руки зачесались посадить их скопом на одну длинную цепь и приковать к самому высокому столбу на главной площади Кипеллена. Но времена, когда я верил, что мир можно перекрасить в белый цвет давно прошли, и мелкие сошки, вроде карманников и домушников перестали по-настоящему занимать мои мысли, особенно в те моменты, когда поблизости скрывались настоящие злодеи.

Ещё бы получить хоть какой-то знак, чтобы не двигаться наугад. Я потёр пальцем верхнюю поисковую карту, но шершавая поверхность пока оставалась такой же тёплой, как была. Поэтому оставалось положиться на удачу. Которая потянула меня повернуть к травяным рядам, за которыми начинались лавки с магическими ингредиентами. Где ещё искать пусть и «лже», но всё же алхимиков, если не рядом с их любимыми цацками? Чушь, конечно, но другого плана пока не было. Хотя, если честно, свернуть на травяные ряды меня заставила совершенно другая причина. Семь лет назад, решив избавиться от проклятья припоя, я дал себе зарок, что обязательно выпью имбирного сбитня на Тролльем рынке, когда наконец обрету долгожданную свободу. А варили его только в одном месте. В таверне на перекрёстке рядов и лавок с магическими ингредиентами. Не зря обещал себе искать во всём что-то хорошее. Теперь и охота на злодеев позволяла выполнить данное себе обещание.

Пока я косился на высокие этажерки у каменных сводов подземелья, заваленные самыми редкими и экзотическими травами, зажатые в руке поисковые карты неожиданно потеплели. Вот так дело! Главное, чтобы не вспыхнули. Даже остановился от неожиданности у свисающих с потолка веников из горькой мяты, чем вызвал небывалый интерес скучающего хозяина.

— Нуждаетесь в моё товаре, не так ли? — замурлыкал он, бездарно маскируя илардийский акцент.

Я лишь покачал в ответ головой, продолжая ощупывать горячие карточки.

— Зря! Вижу вы пан занятой. А значит цените время. А настоящие ценители знают, что моя трава дурманит голову прекрасным созданиям и заставляет их прятать коготки...

— Каким созданиям?

Хозяин лавки отечески улыбнулся.

— Барышням, конечно.

Я нахмурился.

— А духам? Мелким водяным духам? — догадка, не очевидная ещё мгновение назад, заставила мой голос дрогнуть.

— Фу! Валите отсюда со своими извращениями к срамникам!

— Куда?

— Отойдите, не загораживайте мой прекрасный товар. Здесь приличная публика.

Я пожал плечами и двинулся дальше, поглощенный появившимися подозрениями. Стоило отойти от веников горькой мяты подальше и поисковые карты начали остывать. Значит на их магию оказывают влияние посторонние факторы. Надо быть поосторожнее. А то заведут куда-нибудь не туда.

Трактир на перекрёстке, больше похожий на гигантский гриб на толстой ножке, коптил и без того тяжелый воздух густым дымом из трубы в красной «шляпке», и гостеприимно скрипел дверями.

Прикрыв лицо воротником, я проскользнул внутрь и прокряхтев коренастому тавернщику свой заказ, устроился в тёмном углу длинной гостевой стойки. Тут собирались странные личности. За ближайшим столом, прилипнув опухшими рожами к разлитому по столешнице пойлу, дрыхли двое студентов со значками старших курсов Школы Высших Искусств. Наверное, пришли за каким-нибудь редким зельем и переусердствовали, отмечая покупку. Здесь же сидел безумный пират с одним прикрытым повязкой глазом и в разукрашенной матроске. Мурчал себе под нос какую-то мелодию и в её такт размахивал пивной кружкой. У стойки, в паре стульев от меня, расположились двое пожилых алхимиков. С недовольными лицами дули на сомнительные отвары, исходящие фиолетовым паром, и скрипуче переговаривались.

— Если так пойдёт дальше, директор образумление вообще запретит.

— Ещё бы. Его жалобами до потолка кабинета завалили. А он с похмелья после «Старого пирата»…

— Да, новый глава боевой кафедры оказался что надо. Может его попросить?

— Чаго?

— Да, Мыша этого поджарить. Чтобы не чудил, гад?

— Его ещё найти надо. Как сквозь землю провалился.

— Да здесь где-нить под столом валяется!

Они дружно захихикали и переключились на обсуждение прелестей какой-то эльфийки. А я, наконец получил свой имбирный сбитень и влез в него усами и бородой.

К этому божественному нектару стоило стремиться семь лет. Да и посидеть — послушать, не помешает. Если бы на довольствии был хотя бы один толковый слухач, давно бы прописал его на Тролльем рынке. Собранные здесь сведения практически бесценны.

Сбитень согревал и обволакивал горло. Растекался по всё ещё холодному после прогулки по морозным улицам желудку и наполнял конечности добрым жаром. Мне давно не было так хорошо и спокойно. Оказывается, очень полезно выполнять данные самому себе зароки. Позволяет отвлечься от навязчивых мыслей и переключить внимание.

— Ещё кружечку? — спросил скучающий тавернщик.

Я отстранённо покачал головой. Не время забывать где ты и для чего здесь находишься. В один глоток допил сбитень и поднялся. Пора двигаться. Сами по себе поисковые карты за меня работу не сделают.

Из рассказа Аланы де Керси, хозяйки книжной лавки «У моста»

Я поерзала на обитом бархатом сидении, обнимая травник, как родной. Адель, щурясь в полумраке, пыталась разобрать каракули подрядчика.

— Так куда нам ехать-то? — не выдержала я затянувшегося молчания.

— На Наместную… — пробормотала Делька.

Я скривилась: длинная улица виляла как пьяный язь в тростнике.

— Пятый дом, — добавила подруга и вздрогнула от моего радостного визга.

Наместная начиналась в двух кварталах за моей набережной, аккурат возле от лавки. А значит, и дом пани Каси где-то там недалеко.

— Скажи кучеру, пусть правит к Песьему мосту! Там от меня всего ничего!

Адель поспешно высунулась наружу с указаниями, явно не меньше меня желая убраться подальше от Кукусильдиной лавки. Кучер вьйокнул на застоявшихся лошадей, и коляска, погромыхивая колесами, покатилась прочь.

О том, что в моей лавке творится неладное, я догадалась едва мы выехали на средину Песьего моста. Треснувшую витрину и перекошенную дверь сложно принять за случайность. Адель едва успела схватить меня за рукав, когда ваша покорная слуга вознамерилась на ходу выпрыгнуть из кареты и со всех ног кинуться к дверям.

Кучер подстегнул лошадей, мы слетели с моста на набережную и резко остановились.

Я выскочила наружу, ожидая чего угодно, даже разносящего лавку змеюбря. Но застала лишь хлопающую на ветру дверь, да пару зевак застывших столбами перед входом в лавку. Едва не растянувшись на скользкой брусчатке, и все ещё продолжая прижимать к себе травник, я опрометью кинулась ко входу. А за мной, чуть приотстав, бежала Делька и карабкался от таверны по обледеневшей лестнице Румпель, выскочивший на шум.

Не успели мы добежать до крыльца, как из лавки долетел полный ужаса вопль. Из распахнутых дверей выстрелила гибкая ветка одного из древесов, крепко ухватившая орущего и сквернословящего субъекта потрепанной наружности. Древес (я так и не поняла, Ива или Ясень), напоследок сжав вора до треска в ребрах, брезгливо швырнул его на мостовую, напоследок отвесив напутственный удар пониже спины. Злодей попытался, как был на четвереньках, рвануть в ближайшую подворотню, но из лавки, утробно рыча, выскочил Кусь. Прогрохотав ножками-лапами по крыльцу и мостовой, боевой диван навалился на горе-грабителя и, раззявив пасть на торце, принялся жестоко трепать его за ворот.

— Кусь, фу! — рявкнула я, подлетая к дивану.

Тот мигом выплюнул засаленный воротник, взамен придавив вора лапой к мостовой. Правильно, команды «Отойди» ведь не было.

Подбежали тролль с Делькой.

— Что случилось? — в один голос выдохнули они.

— Кто бы мне рассказал, — покачала я головой. — Румпель, будь другом, скрути-ка эту жертву диванного произвола.

— Может, за стражей послать? — меланхолично спросила Адель, разглядывая придавленного к брусчатке горе-грабителя.

— Да, похоже придется, — пробормотала я, пристально глядя на бандита, уже вздернутого троллем на ноги.

Руки ему Румпель заломил назад и хитро скрутил собственным ремнем. Что-то в небритой, откровенно криминальной роже показалось мне знакомым. Рука невольно зашарила по карману, невесть зачем пытаясь найти огрызок карандаша и пробудила память… Это же один из той банды, которую мы утром рисовали с привратником паном Котеком. Странно только чего он в лавку полез? Все местное ворье обходило «У моста» десятой дорогой, на своей шкуре испытав негостеприимность моей охраны. Разве что, этот поганец не из Кипеллена… Ладно, то пусть стража разбирается.

— Дель, попроси кучера в Управление Ночной стражи съездить. Пусть требует капитана Вилька, этот субчик по его нынешнему делу проходит. Румпель, тащи его в лавку, что ли, — я зябко поежилась. — Чего тут мерзнуть.

— Да что ему станется, гаду! — тролль резко встряхнул горе-грабителя.

— Ему-то может и ничего, а мне простуда ни к чему, — проворчала ваша покорная слуга.

Делька тем временем вернулась к карете и разъяснила приказ кучеру, который тут же сорвался с места.

— Все, сейчас стража прибудет, — усмехнулась она, — во главе с твоим бравым капитаном.

Зеваки на улице и не думали расходиться. Их стало только больше. И охота им носы морозить… Однако же стоят и морозят, ожидая прибытия доблестных стражников, чтобы наплести им семь мешков дерюжных кружев о том, чего они не знали и толком не видели.

Мы наконец-то вернулись в лавку, и я с некоторым облегчением прикрыла перекошенную дверь, оставив любопытную толпу топтаться на улице. Теперь ещё на ремонт тратиться.

Внутри царил бардак: с моего рабочего стола смели все, что можно, разбили флакон сабрийской туши и замарали пол, опрокинули стеллаж и сундук с неразобранной поставкой.

Однако трогать я ничего не стала, и друзьям не позволила. Навстречу нам вылетели мои призраки, настроенные весьма воинственно, а Врочек ко всему прочему ещё и был зол как змеюбрь в загородке. Шутка ли, лавку попытались обокрасть.

— Что здесь произошло? — хмуро поинтересовалась я. — Врочек, если это мне аукается Троллий рынок…

— Окстись, девочка, наша босота сюда ни ногой, — ворчливо откликнулся Франц, — это залетный какой-то. Смотрю, лезет с черного хода, подлюка, двери вскрыл и в лавку крадется. Ну думаю, дай гляну, зачем пришел. А он прямо к кабинету! Ну тут мы его с Анисией и взяли в клещи.

— Ага! — поддакнула Ася, на мгновение превратив призрачное лицо в жуткую безглазую рожу. — Р-р-развлеклись, ух!

Да уж… Судя по резко побледневшему лицу грабителя, призраки развлекались вовсю, наевшись дармовыми эмоциями на год вперед. Так-то им вполне хватало моих и тех, что испытывали посетители. Нет, намеренно призраки никого не пугали, так подъедались отголосками. Хотя от того же Вилька им обычно перепадало изрядно.

— А потом его Ива скрутила, только этот поганец её чем-то полоснуть по ветке успел и к черному ходу бегом, а там диван твой ополоумевший…

— Ну и Ясень до него дотянулся, вышвырнул вон, а дальше ты уж и сама знаешь, — закончил Врочек.

— Угу.

Не нравилось мне все это. Зачем залетному грабителю лезть ко мне в лавку? Опять Кукусильдины происки? Вряд ли, учитывая, что Балт их разыскивал совершенно по другому делу. По какому, кстати? Не по вчерашнему же бедламу, устроенному в стенах Школы?

Басовитый ор тролля вывел меня из раздумий. Вор, пнув Румпеля в лодыжку и оттолкнув плечом, попытался рвануться к двери, но был перехвачен бдительным Кусем. И теперь, прижатый к стене, тщетно пытался увернуться от раззявленной диваньей пасти.

— Да чтоб тебя перевернуло да подбросило, — прорычала я сквозь зубы. — Кусь, молодец. Сторожи! Румпель, ты в порядке? — последнее мы выкрикнули с Делькой в унисон.

— А то, — тролль недобро оскалился в сторону пленника.

Ну и хорошо. Меня же сейчас больше интересовал пострадавший древес. Нет, им и раньше доставалось от любителей дармовой наживы, но это не значит, что повреждения надо пускать на самотек. Порывшись в разгромленном столе, я вытащила коробку с бинтами и зельями, предназначенными как раз для таких случаев, и направилась к Иве. Но свернула к горе-грабителю, привлеченная тусклым блеском из-под ножко-лап дивана. На полу лежал тяжелый серебряный перстень с вытравленными черненными узорами по ободку. Мой подарок Балту, блокирующий его проклятый дар. Негнущимися пальцами я подняла украшение и в упор уставилась на несостоявшегося вора. В том, что перстень вывалился откуда-то из его лохмотьев, сомнений не было. Вильк с кольцом не расставался, снимая его только в те редкие моменты, когда приходилось пить припои. А значит… значит, мой бравый капитан попал в переплёт, в очень, очень нехороший переплёт…

— Где ты взял кольцо? — прошипела я в лицо вору, сама подивившись, насколько кровожадно это прозвучало.

— Там уже нета, — огрызнулся он.

— Кусь, еда!

Диван плотоядно зарычал, примериваясь, как бы лучше откусить гаду голову.

— Снял! — заверещал горе-грабитель, урезоненный гастрономическим интересом дивана. — С колдуна снял! Чуть не пришиб меня, сволота холеная тростью своей с ножом.

— Уже лучше, — хмыкнула я. — Где ты на колдуна нарвался?

Кусь ещё сильнее втиснул негодяя в стену.

— Рынок! Рынок этот ваш курной в подземельях!

Троллий рынок, час от часу не легче, зачем Балта туда понесло?

— А с колдуном что? — подал голос Румпель, подходя ко мне.

Вор хотел было съязвить, но под испепеляющими взглядами и хищным клацаньем диваньих зубов быстро растерял запал, буркнув:

— Живой был, только битый, так что, видать, ненадолго, — не удержался он от гадости напоследок.

Я все-таки нашла в себе силы повернуться к Иве и наскоро обработать её надломленную ветку. В лавке висела оглушающая тишина. Ваша покорная слуга машинально убрала коробку с зельями в стол и направилась к двери, в которую, как раз протискивались Марек и сержант Бырь.

— Алана, ты же не… — неуверенный голос Адели толкнулся мне в спину.

— Иду на Троллий рынок.

Из записок Бальтазара Вилька, капитана Ночной Стражи

Бродить по Тролльему рынку пришлось ещё больше двух часов. Только тогда пресветлые богини сжалились надо мной, позволив приблизиться к лжеалхимикам. Уже изрядно мятые карточки начали холодеть. Я остановился, присматриваясь, чтобы выбрать направление.

К сожалению, меня занесло в самую гущу рыночной толчеи. Лавки сходились к центру огромной пещеры, словно спицы к центру колеса. Толпы покупателей старались перекричать толпы зазывал. Выли диковинные твари. Топали ноги. Звенели монеты. Люди и нелюди тёрлись спинами, толкались и спотыкались друг об друга, пытаясь разойтись в узких проходах между палатками. Кто-то спорил, кто-то ругался, кто-то хмуро пересчитывал полученные деньги. Никто никому не верил. Все готовились лгать, красть, предавать, лишь бы получить сиюминутную выгоду. И все до одного выглядели слишком подозрительными и отдаленно похожими на разыскиваемых мной злодеев.

Я терпеливо ждал, не двигаясь с места, но карточки снова начали нагреваться. А значит лжеалхимики удалялись от меня. Потерять их сейчас, значило смириться с неудачей и отправиться домой. Поэтому, наугад выбрав направление, я метнулся направо — тепло. Прямо — ещё теплее. Отпихнул неповоротливого зеваку, чуть ли не пускавшего слюни на длинный клинок с ядовитым изумрудом в рукояти, и бросился налево. Вслед летели проклятья, но поисковые карты начали холодеть, поэтому пришлось ограничиться знаком, отгоняющим беду. Сейчас не время для защитной магии, позабочусь об этом позже, если от проклятия останутся незримые, но опасные следы.

Проход между палатками, по которому едва расходились полтора человека, извивался как норный дракончик. Так что чтобы двигаться вперёд, оставалось только работать локтями. И хотя моя копилка проклятий быстро пополнялась, карточки стали совсем ледяными.

Я зыркал по сторонам, пытаясь опознать искомое лицо, но натыкался лишь на недоуменные и презрительные взгляды. Уж слишком пристально всматривался в незнакомых людей и нелюдей. Меня стали узнавать. Видно чары скрытности исчезли совсем. Один долговязый тип со шрамом через опухшую рожу, даже начал тыкать пальцем и что-то кричать. Слова не долетали, но судя по его оскаленной пасти и вылетающей слюне, желал он не доброго дня. Чтобы мерзавец не растрепал про моё появление всему Тролльему рынку, оглушающее заклятие запрыгнуло на кончик языка, но слететь с него так и не успело. Руку пронзило лютой стужей. Окоченевшие пальцы едва не выпустили карточки. Я пошатнулся, задел край ветхой палатки с винными горшками и налетел на высокого пана в строгом сером камзоле.

— Простите, — машинально бросил я, растирая посиневшую руку.

Он нехотя обернулся и чиркнул по мне пренебрежительным взглядом из-под тёмных бровей. Его нос сморщился, ещё сильнее выделив горбинку, и тогда сходство стало настолько очевидным, что приказ вырвался против моей воли:

— Не двигайтесь, вы арестованы именем Ночной стражи!

Лицо пана в сером камзоле вытянулось.

— Да, что вы себе позволяете? — слова выскочили из его рта вместе с шипением. — Да вы знаете кто я такой? Я сам Ночная стража. Я она и есть! Главная её часть. Внутренние дознания пан Феодор…

Куць меня за ногу! Стоило этому блаженному заголосить, как до меня дошло, чей портрет оказался лишним в Аланиной папке. Ну конечно! Она же утром столкнулась с проверяющим и в силу характера не удержалась от профессиональной гадости в его адрес. Вот уж точно роковая случайность…

Его пламенная речь потонула в диком крике торговца горшками:

— Шухер, облава!

Он даже подхватил самые ценные образцы и бросился наутёк, прорвав заднюю стенку палатки. Вот только завсегдатаи Тролльего рынка бежать не собирались. Они считали подземелье своей территорией и к чужакам относились с нескрываемой враждой.

Отметив горластого типа со шрамом, я направил на него оглушающее заклятье и сшиб с ног, но пан из внутреннего дознания продолжал оглушительно возмущаться, привлекая внимание.

— Сам пресветлый князь послал меня в это забытое богинями захолустье! Вишь чего удумали, подати не платить, контрабандисты проклятые. Хотите обобрать нашего милостивого монарха до нитки? Шиш вам! Проверка всех вас выведет на чистую воду, ещё попляшете на виселице перед очами пресветлого. Развели тут мракобесное мракобесие…

Стоило оглушить и его, но я не успел. Здоровенный тесак пролетел над головой и расколол одну из жердин, удерживающих крышу палатки. Грязный купол покосился, но удержался. А вот пан из внутреннего дознания, тонко взвизгнув, шмыгнул за мою спину. И свалился же не ко времени на мою голову этот полоумный проверяющий. Увернувшись от тяжёлой бутыли зелёного стекла, я поспешно оценил неравные силы. Похватав кто что мог, обитатели Тролльего рынка брали нас в кольцо. В их руках блестели ножи, топорики и даже мечи. А один расточительный лавочник, победоносно улыбаясь, начал раздавать короткие ручные арбалеты. За моей спиной тоже голосили. Сообщение о том, что Ночная стража устроила облаву на рынке, быстро расходилось по торговым рядам во все стороны.

Я бы, наверное, ещё мог сбежать, прикрывшись чарами скрытности, но бросить проверяющего, пусть и такого недалекого, на верную смерть, было выше моих сил. Поэтому оставалось только применить что-то максимально убойное. То, что берёг на крайний случай и не собирался творить где попало, едва восстановив силы после припоя. То… С досады, плюнув за палатку и чуть не попав в Феодора или, как его там величают, я скомандовал:

— Прикрой, мне понадобится пару минут, чтобы накрыть все ряды. Иначе не выберемся.

Он вроде даже махнул головой, хотя нижняя челюсть скакала так, что выговорить слова согласия пан из внутреннего дознания так и не смог. Я уже не надеялся ни на какую помощь, когда он неожиданно выпрямился и заявил:

— Всё, что вы сейчас выкинете, будет иметь колоссальные последствия! Мы представляем Ночную стражу и…

Глиняный горшок раскололся об его лоб, оборвав обвинительную речь. Я только поморщился, но всё же успел закончить приготовления и поднялся, раскрыв объятия, будто собирался обнять все торговые палатки в округе. В голове зазвенело как в колоколе, после удара языка по чугунному боку. В глазах потемнело, и волна энергии покатилась вперёд, похожая на тёмные пенистые буруны зимнего моря. Такая же холодная и сокрушительная, как его солёные недра. Такая же оглушающая и не знающая преград. Такая же тяжёлая, опасная и всепоглощающая. Пологи палаток застыли, мгновенно обледенев. Жерди, на которых они держались, покрылись инеем. Замёрзла грязь под ногами. Воздух посинел, задрожал как кисель из голубики, и хрустнул морозной коркой. Люди замерли в тех позах, в которых их застал удар волны. Кожу обволокло прозрачной плёнкой наледи. Только испуганные глаза нервно дёргались под коростой леденящего заклятья. Кто-то завис на одной ноге, так и не закончив начатого шага. Кто-то — с отведённой для броска рукой. Кто-то — со взведённым арбалетом.

— Кто вы? — поражённо выдавил пан из внутреннего дознания.

— Бежим! — рявкнул я, ухватив его за шиворот камзола и дёрнув так, что затрещали нитки. — Есть только пара минут.

Бежать стоило туда, откуда пришёл. Так будет легче сориентироваться. Но дурной проверяющий снова спутал мои планы, и рванул между палаток. Пришлось броситься следом.

— Левее, куць, тебя задери!

Догнать его не получалось. Длинные тонкие ноги проворно отталкивались от скользкого пола и резво толкали его вперёд там, где я скользил и размахивал руками. Он же, несмотря на фору, метался зигзагами и вилял, как обалдевший от страха заяц, сшибая всё на своём пути. Даже сбил покупателя, сжимавшего в руках прозрачную ткань-паутинку, отмеренную продавцом.

— Стой! — рявкнул я, но запнулся, и чуть не упал, так и не дотянувшись до мелькнувшей перед глазами полы камзола.

Заклятье продолжало выкачивать из меня силы, так что на бег их почти не оставалось. Кровь стучала в голове, в такт тяжёлым шагам, отдающимся в ушах. Как всегда, некстати, начала болеть нога, и мне пришлось замедлиться. А времени и так оставалось совсем чуть-чуть. Спина проверяющего мелькала между палаток, а я едва выдувал царапающий лёгкие воздух. Признаться, надеялся, что получится лучше и дольше. А вышло всё наоборот. Удары сердца сокращали действие чар, и корка льда, сковавшая наших недоброжелателей, уже хрустела. Ещё на одно-два заклятья меня может быть хватит, но на большее рассчитывать сейчас не приходится. Одна надежда, что пан из внутреннего дознания поскорее унесёт ноги и оставит мне возможность маневра. Но стоило злосчастной мысли проскочить в голове, как он обернулся и начал останавливаться.

— Беги! — зло рыкнул я, осипшим голосом, но он, будто не слыша, повернул назад. — Да чтоб тебя. Теперь нас точно поубивают.

Хотелось сесть прямо на пол и завыть с досады. Ну за какие прегрешения, мне прислали эту столичную сволочь. Уж если помирать, то точно не в его компании.

— Не время останавливаться, коллега! — прошипел он, и ухватив меня под руку, попытался потащить за очередную палатку.

Тут лёд окончательно треснул, освободив разгоряченных людей и обозлённых нелюдей. Пока они ещё не понимали где мы, но их яростные вопли, заставили меня сдвинуться с места.

— Я видел тут одно потайное укрытие, — выдохнул пан из внутреннего дознания и снова рванул куда-то за палатки.

Сбитый им покупатель удивлённо лупал глазами, пытаясь подняться, поэтому чтобы не останавливаться, пришлось переступить через него. Главное не сбиваться с ритма и больше не отставать от проверяющего.

Я выскочил в очередной узкий проход между палатками и налетел на того самого крикуна со шрамом через всю морду, он тыкал дубинкой в грудь пана из внутреннего дознания. Пытаясь размять перекошенную челюсть.

— Вввв… ввооо… ввввооооттт… онннннннннн!

Его крик замер, перебитый новым оглушающим заклятьем. В глазах не только снова потемнело, но на этот раз ещё и поплыло. Я пошатнулся и проверяющий вновь схватил меня за руку.

— Да почему вы всё время отстаёте? — возопил он. — Осталось совсем чуть-чуть.

Я затряс головой, пока перед глазами не прояснилось.

— Куда…

Меня перебил ликующий вопль. Кто-то из преследователей выскочил на наш проход между рядами и предупредил остальных. Пан из внутреннего дознания дёрнул меня за руку и рванул со всех ног. Я почти не отставал. Его спина мелькала прямо перед глазами. Если обо всём забыть, то шевелить ногами не сложно. Главное правильно дышать. К боли, за долгие годы припойных мучений, я привык. Проклятье устраивало мне испытания и похуже.

Мы проскочили очередной ряд, растолкав зевак и продавцов. Свернули налево. Проскочили под пологом большого шатра с дрессированными крысоврасами и выскочили к тёмному закутку. Проверяющий повернулся, довольно лыбясь и тут же налетел на чей-то выставленный кулак.

Я выпалил в тень последнее боевое заклятье, уже не заботясь о сохранности своей жертвы, и прежде чем перед глазами окончательно померкло, ощутил болезненный тычок в шею. По спине поползло онемение. Меня качнуло. Ударило в плечо или это я так упал? Во мраке, застлавшем глаза, всё окончательно расплылось и потемнело. Щёлкнув механизмом, я выпустил лезвие из трости и из последних сил отмахнулся.

— Вот и добегался.

— Тащите его в схрон.

Чьи-то руки полезли по карманам, обшаривая камзол и штаны. Сдернули с пальца тяжелый серебряный ободок, обдирая кожу.

— Это тебе зачем?

— А ему больше не понадобится.

У меня что-то вынули из внутреннего кармана, и прежде чем я успел возмутиться, треснули по голове.

Из рассказа Аланы де Керси, хозяйки книжной лавки «У моста»

— Панна, панна, стойте! А протокол, показания… — Марек, будь он неладен, попытался перехватить меня за руку, но напоровшись на сумасшедший взгляд, отпрянул назад, пролепетав: — Положено же… С меня пан капитан голову снимет…

— Как бы пану капитану свою голову не сложить, — рявкнула я и обернулась к Бырю. — Сержант, давно пана Вилька видели?

Этот немолодой уже стражник куда толковей того же Марека, скачущего вокруг меня перепуганной лягушкой.

— Дык почитай часа три минуло, как он чего-то с мисками почаровал и ушел, — пожал плечами Бырь.

С мисками? Значит, все-таки портреты те бандитские зачаровывал. Теперь ясно, зачем его в одиночку понесло на Троллий рынок. Вот кто бы донес до моего бравого капитана, что теперь у него для таких дел все отделение стражи в распоряжении?.. Эх…Что-то мне подсказывает, что втолковать ему сию мысль невозможно.

— А что случилось-то, панна? На вас лица нет.

— Пан капитан в беде, — мой голос предательски дрогнул. — Вон тот негодяй, — я обличительно ткнула пальцем в прижатого к стенке вора, — влез в мою лавку, а когда попался, у него сыскался перстень Вилька. Говорит, что с капитана снял на Тролльем рынке.

Бырь нахмурился, и простоватое лицо сержанта вмиг стало хищным. Уж он-то не хуже меня знал, что снять что-то с пана капитана без его дозволения, можно только хорошенько приложив оного по бедовой голове.

— Сейчас метнусь в Управление, — дернулся сержант. — Поднимем ребят из песьего отряда, и кверху дном этот куцьий рынок перевернем. Покойны будьте, панна, капитана в беде не бросим.

— Не успеете, — отмахнулась я, накидывая на плечи едва снятую свитку. — Пока в Управление, пока поднимете, спасать уже будет некого.

— Да что вы, панна…

Адель о чем-то перешепнувшись с Румпелем, кашлянула, привлекая мое внимание. Тролль кивнул и шагнул ближе.

— Не успеешь, — пробасил он. — Эти быстро Балта разделают, сержант. Так что, ежели язык за зубами пообещаешь держать, иной способ покажу.

— Где чародея держат? — я вновь накинулась на вора.

— Так те и сказал со…

— Кусь!

Диван оживился. Марек смотрел на все происходящее ошалелыми глазами. Да, рановато его до младшего дознавателя повысили, рановато. На улице вновь загрохотали колеса кареты и хлопнула дверца.

— …что собрались, панове, будто вам тут приворотным зельем намазано…

Резец мне в стило! Только Ремица сейчас не хватало, вот принесла нелегкая. Объясняться ещё и с алхимимком не было времени. У Балта не было…

— Куць с ним, сама найду, — буркнула я, хватая тролля за руку и увлекая к черному ходу. — Сержант, вы с нами?

— Марек, сам справишься? — сходу кинул Бырь и, получив утвердительный кивок, бросился следом за нами.

Колокольчик над главной дверью звякнул как раз, когда мы выскальзывала через черный ход.

— Де Керси, стойте!

Ага, бегу и падаю, пан Ремиц, феей своей командуйте!

Пока Габ выяснит у Марека и Адели, что произошло, пока отвяжется от моей словоохотливой подруги, мы успеем оббежать лавку и спуститься под мост к Румпелю.

Кажется, так быстро я не бегала с того времени, как улепетывала от проклятого топляка, едва не лишившего Вилька ноги. Морозный воздух пробирал до кишок, но выдохнуть получилось только когда за спиной захлопнулись двери таверны, а сам тролль, пыхтя, начал сдвигать заслонку на одном из стоков в дальнем углу. Похоже, у него свой личный проход в подземелья.

— Пан сержант, ты этого не видел, не знаешь и не дай тебе Первопредок, ляпнешь кому, что у честного пи… тавернщика такая лазейка имеется, — хмуро предупредил Быря Румпель и спрыгнул вниз. — Аланка, давай!

Я, проклиная пусть невысокие, но все же каблуки на батильонах, соскользнула вслед за троллем.

— А пан капитан знает про…

Румпель наградил меня таким взглядом, что стало ясно — не только знает, но и пользуется. Так какого же куця его сегодня понесло через другой вход? Боялся, что замечу и увяжусь следом? Вряд ли.

За мной тяжело спрыгнул Бырь, и тролль вернул заслонку на место. На секунду показалось, что в закрывающуюся щель дохнуло коротким порывом воздуха. Я завертела головой — ничего. Ладно.

Румпель снял с крюка фонарь и, почиркав кресалом, затеплил тусклый огонёк. Обернулся и приглашающе махнул рукой, чтобы шли за ним.

Минут через пять блуждания в потёмках, мы вышли к короткой крутой лестнице, притаившейся в узкой нише. Троль сунулся туда, отирая широкими плечами влажный камень стен. Чем-то пощелкал, постучал и открыл проход. Из узкой щели обильно хлынул теплый чад Троллльего рынка.

Оказалось, ход из таверны вел едва ли не в самое сердце подземелья. Ну что же, уже проще. Или сложнее, тут уж как посмотреть.

— Румпель мне нужен тихий безлюдный закуток в этой клоаке, — скомандовала я.

Тролль молча кивнул и потащил нас между навесами и палатками в сторону пустынного тупика.

— Бырь, вы тут бывали? — спросила я.

— А то!

— А могут вас как стражника опознать?

— Ну дык…

— Ясно, — я тяжело вздохнула.

Вытащила из кармана огрызок алхимического карандаша, послюнявила его и споро цапнув сержанта за руку, черканула ему на запястье замысловатую загогулину. Он невольно отшатнулся и опасливо уставился на мои художества.

— Не бойтесь. Это отвод глаз, — криво усмехнулась ваша покорная слуга, рисуя себе на руке тот же знак.

Работала эта штука не совсем, как чародейский морок, но в том, что никто на нас и не взглянет, будь мы даже богинями в неглиже, завернувшими сюда за дрянным пивом, можно не сомневаться.

— Аля, ты хоть знаешь, как его искать? — озабоченно спросил тролль, — может-таки надо было того доходягу за шкварник да с собой, пусть бы показывал.

— Ну… — протянула я, опускаясь на колени и начиная чиркать карандашом по каменному полу, — вроде как… — по крайней мере, ваша покорная слуга надеялась, что очень даже «как», а не «вроде».

Вильк полдня таскал при себе мои рисунки, и сам же накладывал на них чары, пусть и не совсем живописные, но близкие к моему ремеслу. А значит, даже если портреты у него отобрали, сам пан капитан ещё источал невидимые флюиды этих самых чар. Вот их и надо подцепить. Нечего было и думать выехать на чистом мастерстве, и завершив рисунок, я вновь принялась шарить по карманам, на сей раз в поисках неизменного перочинного ножика. Есть! Капелька моей крови упала на узор, и тот вспыхнул голубоватым светом, видимый только мне. Ещё не хватало привлекать внимание в этом подземелье своими чарами. Узор задрожал и вытянулся завитушками в направлении выхода из тупика. Зацепила!

— Есть! — выдохнула я, — Румпель, сержант, не отставайте.

Ненавижу толпу, ненавижу толчею, ненавижу рынки скопом и Троллий в частности! За последующий десяток минут получилось отдавить ноги десятку не самых приятных личностей, едва не получить в глаз от кобольда, чуть не опрокинуть лоток с вонючими приворотными зельями, которыми по моему скромному мнению можно было привлечь лишь лакомых до тухлятины зомби. Хорошо Румпель с сержантом прикрывали от праведного гнева местных обитателей, саму меня слишком поглотил вьющийся под ногами узор и следить за тем, что творится вокруг, не оставалось времени.

Мы свернули раз, другой, уходя все дальше от центра в вонючие затхлые закоулки, пока Румпель не ухватил меня за плечо и не рванул обратно за поворот, зажав рот. Бырь тоже притормозил.

— Что? — прошипела я, — там же… — и мотнула головой, указывая на приоткрытые тяжелые двери, чуть дальше по коридору.

Тролль лишь утвердительно кивнул, сделав знак прислушаться. Хорошо ему говорить, у него слух, как у кота! Правда, обитатели тупика и не думали таиться, посему их ворчание услышала даже я.

— А чегось с этим-то терь делать? — раздалось из-за приоткрытой двери.

— Хозяин грил, пока не вернётся, не трогать.

— А чегось трогать-то? Вона уже пузрыри пошли, видать загибается.

Румпель вцепился в меня мертвой хваткой, не давая наделать глупостей.

— А ну дуй к хозяину, можа успеешь! — поспешно приказал один из бандитов. — И глянь-кось, чё тама топотали. Ежели чего, то тудыть да в сток.

Дверь открылась больше и в коридор выскочил невзрачный щуплый мужичонка с бегающими глазками, конечно, из утренней банды! Чую, мне эти рожи теперь сниться будут.

Стоило ему поравняться с нами, как Бырь тяжелым костистым кулаком своротил негодяю челюсть, а Румпель быстро метнулся в закрывающуюся дверь. Спустя миг оттуда долетел задушенный вскрик и глухой грохот.

— Алана! — тролль высунулся в коридор махнув мне рукой.

— Четверо пресветлых… — я прижала ладонь ко рту.

Вид Балта, распятого на подобии дыбы был ужасен. Бледное до синевы лицо заострилось, под глазами лежали темные, почти черные синяки.

— Сержант, Румпель…

Впрочем, мужчины не нуждались ни в моих приказах, ни в просьбах, принявшись освобождать Вилька. Судя по всему, Балт находился под действием дрянного припоя. Эх, знать бы что в него влили, можно использовать в узоре как ключ! Взгляд упал на валяющуюся на полу пробирку. Быстро схватив, я рассмотрела на стекле красно-бурые разводы. Кровь… Резец мне в стило, да что ж за день сегодня такой!

Румпель уже опустил капитана на пол, и я кинулась к нему. Кровь, кровь… Чья? Из-под извозюканой бурым манжеты рубашки тянулся длинный порез. Его собственная! Час от часу не легче… Ладно, девочка, соберись, ты сможешь! И не думать о том, что тогда с Врочеком не успела. И я принялась рисовать. Рисовать так быстро, как никогда.

Узор пути. Так! Ворота, выводящие путеводные нити. Точки схода открыть! Пробиться сквозь алый горячечный бред. Главное достучаться. Есть! Теперь якорь. Символ настолько редкий и дурацкий, что и не вспомнишь сразу. Быстрее, Алана, быстрее, во имя всех четырех пресветлых! Ненавижу начертательную магию! Аааа, куць и все его отродья! Сама буду якорем!

И черканув вокруг себя витиеватую загогулину, активировала узор.

Первые секунды ничего не происходило, Вильк, кажется, не дышал, а меня начала колотить крупная дрожь. Я же чувствовала его. Странного, чужого, испуганного, но ещё живого. Неужели... снова не успела… Сердце билось в ушах с такой силой, что сюда уже должен был сбежаться весь Троллий рынок.

Румпель скорбно потянул носом, и мне захотелось влепить ему по роже.

— Даже не смей...

Балт выгнулся, захрипел, распахнув невидящие глаза и обмяк, придавленный лапищами тролля к полу.

— …одна на Т…лий …ынок су..лась — прибью, — невнятно просипел он, взгляд становился все более осмысленным, — но, сначала расцелую, потом…

— Оставишь без сладкого? — нервно хихикнув, ляпнула я первое, что пришло в голову, внутренне ликуя: «Успела, смогла, вытащила!»… Поспешно зашарила по карманам и непослушными руками надела на его окоченевший палец перстень.

Сержант Бырь, отстегнув от пояса флягу, насильно влил в рот Вильку несколько глотков шапры. Балт загнано дернулся, и пришлось сжать его ладонь, так что перстень врезался в кожу. Но зато защищающий его узор подействовал, и капитан Ночной стражи вытянулся на полу, потеряв сознание.

И да помогут нам пресветлые выбраться из этих недр наружу.

Из записок Бальтазара Вилька, капитана Ночной Стражи

Приходить в себя после побоев всегда страшно. Неизвестность терзает хуже любых ран. Ведь ты ещё не знаешь насколько цел и что ждёт дальше.

Приоткрыв заплывшие глаза, я вперился в тёмную муть. Почти ничего не видно. Лишь маячат во мраке расплывчатые тени и далёкие отсветы факелов. Руки растянуты в стороны и прикручены к чему-то деревянному на ощупь. На каждом пальце по петле, так туго затянутой, что кровь едва циркулирует. И вместе их не сложить, даже простенький знак не получится сделать. Судя по тяжести в теле, меня подвесили на дыбу. Ноги намертво прикручены. На грудь и живот тоже давят верёвки. Не двинуться, не шелохнуться.

Хотелось облизать пересохшие губы, но что-то удерживало мой язык, отдаваясь металлическим вкусом во рту. В щёки упирался холодный мокрый ремень. Кто-то хорошенько позаботился о том, чтобы я не смог сотворить ни одного, даже элементарного заклятья. Кто-то хорошо разбирающийся в том, как противодействовать колдунам.

Мысли лихорадочно скакали в голове. В такт падающей где-то воде.

— Хрипит?! Оклемался видать.

Бесцветный голос раздался откуда-то слева, но попытка повернуть голову отозвалась болью в шее.

— Не шипи, колдун, — весело крикнули сбоку.

Скрутившие меня стояли почти рядом. Я даже почувствовал их запах. Острый и прелый.

— Да пусть шипит, — разрешили с другой стороны. — Он у нась, сёдня ещё и споёт.

Мой язык задергался, но только ободрался об металл.

— Силёнок у ниво ещё многоть, — хихикнул весёлый. — Надать поубавить.

Тьма справа ожила и двинулась. Треснул камзол и рукав разошёлся до локтя.

— Ты, грят, особливый?

Я невольно напряг руку и сделал себе только больнее. Вонзившееся в кожу лезвие пропахало глубокий разрез. Кровь потекла по запястью, но не закапала на пол, а слилась в сверкнувшую в темноте стекляшку. Тьма уже не была такой беспросветной, выказав то, что видеть совсем не хотелось. Грязные пальцы весёлого набирали мою кровь в мою же пробирку для припоя. И алые капли как всегда перемешивались с дистиллятом.

Сообразив, что эти сволочи собираются сделать, я задёргался, но добился лишь новых смешков.

— Пляши, пляши, — загоготал весёлый. — Кривый у палача прислуживал, знает, как ваших вязать. Чем боле пляшешь, тем крепче узлы затягиваются.

Я попытался расслабиться, на грудь и правда уже давило так, что тяжело даже вздохнуть, но одна мысль о том, что меня ждёт — пугала сильнее любых пыток.

— Да хватит уже, — нетерпеливо бросили с другой стороны.

Весёлый довольно квакнул и помахал пробиркой перед моим носом. Наклонил к губам и шепнул:

— Твоё здоровье, колдун.

Я изо всех сил выдохнул, но металлическая штука во рту не позволила выплюнуть весь припой. Часть его попала в горло и солёной струйкой потекла внутрь. Дыхание остановилось. Мне даже показалось, что перестало биться сердце. Мышцы натянулись, превратив живот в барабан. Но проклятая отрава всё же просочилась и перевернула всё внутри. То, что наполняло мою кровь, пробиваясь средоточием проклятья к мыслям и чувствам, было намного темнее окружающей тьмы.

Несколько мгновений, ещё сохранялась надежда, что обжигающая горечь превратится в рвоту и очистит моё тело от припоя, но липкий кошмар сломал последние преграды сопротивления и низверг меня в бездну.

Я падал в колодец, похожий на бесконечную алхимическую пробирку. Такой же длинный, узкий и вонючий, только потерявшийся в удушливом мраке. Такой глубокий, что не видно ни жерла, ни дна. Меня несло во тьму и резало на ходу острыми осколками видений, воспоминаний и снов. До поры притаившийся внутренний кошмар ожил, смешался в безумную круговерть и выкопал всех виденных за жизнь мертвецов, приправил агонией и то и дело тыкал в глаза мои собственные заляпанные кровью руки.

В ушах гудело от какофонии из криков, стонов и сдавленного, будто придушенного, смеха. Так смеются на могиле злейшего врага, когда понимают, что удовлетворение от победы стало острой болью в груди, когда больше незачем жить, когда осталось только распластаться на свежей сырой земле в тени надгробья и завыть. Ведь сдохнуть тебе пока не позволили. Я… хотел этого? Нет! (И где-то глубоко внутри, под каменным прессом страха, контроля и благих намерений – да!) Боялся? До липкого ужаса вдоль хребта! До подгибающихся коленей страшился своих припойных видений, нёсших чужую смерть и чужую жизнь. Боялся однажды увидеть в них себя, дрожал от ужаса, ожидая того часа, когда больше не смогу принимать эту жуткую ответственность. За что?.. За…

Я вышиб ногами пробку и выскочил из стеклянной трубки, тут же напоровшись на холодную сталь. Не раздумывая, рванул из себя клинок и всадил в нападавшего. Нападавшую… На пол бескостной грудой осела Дарена Рамски, ведьма, семь лет назад наградившая меня проклятием припоя. Ведьма, убившая столько людей, что не привидится в самом страшном кошмаре. А я застыл, скованный ужасом от содеянного. Я убил человека… Ненависть угасала в глазах Дарены вместе с жизнью, проклятие слетало с непослушных губ. Поделом мне! По заслугам! Страдать до конца моих дней и жить в страхе от содеянного.

Не в силах противиться накатившему ужасу, я бросился прочь, чтобы выскочить на балкон особняка Мнишеков. И руки тут же сжались на хрупких запястьях Аланы. Сам того не желая, впился в её губы, стремясь сломать, разворотить, убить, но докопаться до истины до... и резко отпрянул, когда она осела на перила. Из её глаз на меня вновь смотрела Дарена. Я… чудовище. И нести мне наказание до конца моих дней. Бежать в страхе от близких и от себя…

Балкон ушёл из-под ног и выбросил меня на спутанную траву. Вокруг, насколько хватало глаз, растянулось бесконечное кладбище. Осталось только найти ту самую могилу, которой никогда не видел и выпросить прощение. Но тусклый лунный свет высвечивал на надгробиях одно и то же имя — «Бальтазар Вильк». Неправда! Жизнь ещё обитает под костями и кожей, забившись в тёмный угол, подальше от сияющего, пульсирующего сердца. Она ещё со мной. Или я при ней? Кто скажет кроме меня самого?

В ответ на мой немой крик из-за ближайшего надгробия вышел я.

— Везде здесь лежишь ты, друг Бальтазар, — произнёс двойник, — под травой, под камнями, под землёй. Ты везде и останешься тут навсегда. Потому что ты и жертва, и палач. В своих припойных видениях ты уже давно не видишь разницы между убитыми и убийцами…

— Это… не так… — слова вырвались из горла полузадушенным писком. — Я не они…

— До сего дня ты думал иначе, — усмехнулся двойник. — Продолжаешь врать себе?

Я… да. Он прав. Я думал так. Почему сейчас нет?

«Потому что это чужие мысли, — прозвучал в голове чей-то спокойный голос, — они всегда чужие. Видеть их не означает думать их. Свои мысли думай, болван!»

— Я не они! — прозвучало все ещё слабо, но уже немного лучше.

— А кто ты?

По спине пробежал холодок. Дошёл до шеи, скрутил её спазмом. Вывернулся к голове и накрыл морозным облаком. Поднявшийся ветер прижал к земле тёмную траву и в несколько мгновений своим ледяным дыханием превратил её в сосульки. Потрескалась застывшая почва, и надгробия, оказавшиеся огромными пузырьками, полезли вверх. Начали сползаться и склеиваться. Каждая новая стекляшка добавляла веса и размера, пока передо мной, будто башня чёрного колдуна, не вздымалась гигантская пробирка для припоя. В ней смешалось всё, что я когда-либо пил и буду пить. За стеклом плавали мрачные тени загубленных душ и самые отвратительные воспоминания людей, которые пришлось забирать без разрешения. Но сколько не всматривался, своего отражения на поверхности, так и не увидел. Зато двойник, стоило ему подойти, тут же стал частью зеркального марева.

— Я это тоже ты.

— Нет! — вырвалось у меня.

— Возьми мою кровь и проверь, — он резко взмахнул рукой, и пробирка лопнула, окатив меня алым водопадом и затянув в пучину нового кошмара. Течения били и тянули в глубину. Давили тяжестью. Пытались лишить последних признаков воли. Воздух заканчивался. Лёгкие уже жгло. Хотелось открыть рот и глотнуть. Я знал, что почувствую: соль на губах и вечное успокоение внутри. Надо только сдаться. Перестать трепыхаться, прятаться за перстнем-оберегом. Стать честным, стать самим собой.

— Глотни хоть немного.

Я замотал головой.

Алая жидкость потемнела.

— Ты боишься. Боишься меня. Боишься… себя! — как прибой во время шторма заревел двойник. — Ну же, пей, мне пора на волю! Ты так долго держал меня взаперти, что по-настоящему разозлил! Ты думал чужие мысли, я же воплощу их в жизнь. А тебе оставлю стыд, вину и страх. Тебе ведь это нравится? Вот и наслаждайся, пока верёвка на шее не затянется!

Багровое море давило со всех сторон. Выжимало остатки сил. Пыталось разомкнуть губы, разжать челюсти, втиснуться внутрь, чтобы проскочить в горло и залить до краёв. Мои руки болтались в кровавых потоках. Я больше не сопротивлялся, пораженный доводами второго себя, всё сильнее веря в то, что всегда был чудовищем…

«Ты дурак — вновь раздался в голове знакомый голос. — Чванливый и напыщенный идиот, не видящий дальше собственного носа! Сдался бредовому порождению проклятия? Смирился с навязанной участью? Поддался страху? Ты боишься его! А ну-ка соберись и прекрати портить себе жизнь! Или ты боишься самого себя?»

…семь лет проклятия… Семь лет я только и делал, что …боялся?

Глубоко внутри разгоралось яростное пламя. Сколько можно себя мучить? Сколько ещё прятаться в пробирке? Отгораживаться от мира и тонуть в собственном страхе? Внутренности уже полыхали. Дикий жар мгновенно распространялся, поджигая каждую клеточку, вплетаясь в потоки магической энергии. Жалкие остатки воздуха в лёгких начали превращаться в пар, и когда я распахнул рот, вместе с отчаянным криком, в багровое море полилась раскалённая ярость.

— Дай мне свою кровь, а не этот проклятый обман!

Двойник барахтался где-то рядом, пытаясь отплыть подальше. Но потоки кровавой жижи больше не были для меня преградой, они быстро сворачивались и испарялись. Никто и никогда не скажет, что мне думать и как решать! Никто кроме меня самого. Единственная кровь, которой я сейчас хочу — моего страха. Готов испить его до дна. Безвольно висящие руки поднялись. Тело сбросило ватное оцепенение. Чтобы добраться до обманщика мне даже не пришлось плыть. Багровое море уже превратилось в лужу под ногами, а мои пальцы впились в воротник камзола двойника. Я рванулся вперёд, сбивая его, себя же с ног. Хотел того, чего боялся все эти годы — забрать его кровь и сойти с ума, погрузиться в чужое безумие, но избавиться от страха, хотя какое там чужое…

«Хватит врать! — скомандовал в голове до боли знакомый голос — мой собственный, — Никакого чужого безумия нет, здесь сошёл с ума только ты».

Страх, сдерживающей стеклянной стенкой начал зарождаться внутри, но всепоглощающая ярость разбила его вдребезги. Чтобы прекратить многолетнюю пытку и снова стать самим собой, нужно изрезаться с головы до ног.

Двойник почуял неладное: задёргался, заметался, пытаясь вывернуться. Но мои зубы впились в его, в моё горло, и в мою глотку хлынула моя же кровь. Отрезвляюще солёная и холодная. Тогда он задрожал, но уже не в силах победить. Рванулся вперёд, прошёл сквозь меня, исцарапав битым стеклом, так что свело грудь, будто от очередного припоя, и позорно удрал. Перед глазами закрутилась бешенная круговерть из осколков видений: вновь кафедра, Дарена, нож под ребрами и… нет, не страх, безумное желание жить, балкон Мнишеков, Алана, утирающая текущую из носа кровь и… осознание собственной глупости, раскаяние… а что за всем этим? Благие намерения? Благие намерения ведут в Полуночную бездну, лишь поступки меняют жизнь: спасают невинных, прекращают убийства, признают ошибки и меняют самого себя. И только мне выбирать какими они будут и отвечать за их последствия. И бояться только того, что не успел сделать.

Я снова увидел себя со стороны: сухой, резкий, сердитый, напыщенный, слишком правильный, будто начерченный под линейку, плоский, скованный постоянным страхом, почему-то считая это самоконтролем. Как хохотала надо мной Алана в тот приснопамятный вечер, когда влезла через балкон в мой кабинет, а я в чем мать родила вылетел из душа, кипя праведным гневом на неведомого татя. И увидел то, что видела она: всклокоченного придурка с пеной в бороде и с кошмарным полотенцем на заднице, пытавшегося самонадеянно «вершить закон и справедливость». Я… Я смешон? Да, и трижды да! И начал хохотать сидя среди стеклянных осколков. Хохотать над собой. И не мог остановиться.

Перед глазами поплыло, и я окончательно провалился в абсолютную пустоту. Видение, вызванное припоем, кончилось? Или это ещё один выверт сознания? Нет. Отчего-то вдруг стало ясно – это не так. Все видения утонули в багровом море, где сцепился с двойником… и выиграл! Это тоже абсолютно точно. Но куда попал теперь? В пустоту? И… под ногами вдруг замерцал узор, смазанный и неявный, но всё больше наливающийся синим светом. Он разрастался и уходил всё дальше, зовя за собой. И был похож, на те, что рисовала моя живописка.

Алана? Откуда она…. Я кинулся вслед за разбегающимся переплетением линий, понимая, что это единственный путь из пустоты. Но если она снова сунулась на Троллий рынок одна — прибью… Нет, сначала, расцелую, без её живописного колдовства, куць бы я вылез из этого переплета, но потом…

— Оставишь без сладкого? — прозвучал над ухом голос Аланы, деревянный от напряжения и тревоги.

Кажется, последние две фразы про рынок и поцелуи я произнес вслух…

И пока определялся с тем или этим светом, пытаясь сфокусировать разъезжающиеся глаза то на Алане, то на её спутниках, кто-то из них разжал мне челюсти, и в горло хлынуло огненное пойло. Я рефлекторно дернулся, не хватало сейчас снова уйти в припойные видения. Алана клещом вцепилась в мою ладонь так, что ободок ставшего привычным перстня врезался в кожу.

Ну, хвала четверым пресветлым…