Дело о благих намерениях

Глава 9 в которой все окончательно повисает на тончайшем волоске

Из рассказа Аланы де Керси, хозяйки книжной лавки «У моста»

— Алана, — голос долетал будто сквозь вату, а плечо холодило едва ощутимое прикосновение.

— Алана! — Голова была тяжелая и не желала отрываться от подушки.

Ночью я проснулась от жуткого озноба, согрелась лишь к утру, свернувшись калачиком под одеялом. И теперь совершенно не хотела выпускать накопленное тепло, разлеплять глаза, думать… только спать.

— Балт… — пробормотала ваша покорная слуга, — уже не сплю…

— Не трогай девочку, не видишь, она устала.

— Да ради богинь! Но дело уже к полудню!

Шуршание над головой точно не походило на хрипловатый голос моего бравого капитана. Да и руки у него всегда были теплые, а не эти ледышки. А ещё он не имел привычки трясти свою сонную живописку.

— Алана, деточка, давай-ка вставай!

Нет, это точно не Балт. Куць меня за ногу, я же в лавке! В своей комнате на втором этаже. А Вильк остался на ночь в Управлении.

С трудом продрала глаза. Под веки словно насыпали песка, в голове гудело, губы пересохли, в горле разгуливала стая ежей. Кажется, все-таки простудилась. Надо мной, словно духи Конца года нависали Анисия с Врочеком.

— В Полуночную бездну мне ещё рановато, — буркнула ваша покорная слуга, подивившись чудным хрипам, исторгнутым изо рта.

— Да в самый раз, малыш, в самый раз, — хехекнула Ася. — Ещё немного беготни по морозу, неприятностей, подвигов во спасение боевых магов, и твой Вильк овдовеет, не успев жениться.

Я хотела дать достойную отповедь, но вместо этого звучно чихнула. Кое-как сползла с кровати и проковыляла в ванную. Да уж… Из зеркала над умывальником на меня смотрела всклокоченная красноглазая упырица с распухшим носом, синяками в пол-лица и горячечно полыхающими щеками. Ничего! Сейчас приведу себя в порядок, сварю кавы, съем какое-нибудь снадобье от жара и ещё клюквенный леденец от боли в горле, и что-нибудь от насморка…

По-хорошему надо было остаться в постели, хорошенько отоспаться, а то и послать за лекарем. Но когда у меня бывает по-хорошему? Да и не могу позволить себе ещё один день простоя. Хватит! Кукусильда обезврежена, пора начинать нормально работать. И последний роман пани Скворцонни сам себе иллюстрации не нарисует. А там ещё конь не валялся. Ни одной страницы не прочитано.

Поэтому спустя полчаса из ванной вышла уже не упырица, а вполне бодренькая зомби.

— А где фея? — запоздало поинтересовалась я, не услышав раздражающего писка. — Надеюсь, Кусь её не сожрал? А то объясняться с Ремицем — последнее, чего мне сейчас хочется.

— Куць её знает, поганку крылатую, — недовольно буркнул Франц. — Мы ей не сторожа. Упорхала, видать, к своему дружку-алхимику. Вот уж где человек дрянной да мерзкий.

Я согласно кивнула, переворачивая табличку на двери.

— Малыш, тебе тут поутру корреспонденцию принесли, — прошелестела Ася, возникая у меня за плечом. — Он до-олго стучал и на пороге топтался.

— Пришлось высунуться по пояс да рявкнуть: «Чего надо, холоп?» — злорадно хихикнул Врочек. — Он так и сел на зад, потом сунул конверт под дверь и сбежал.

Хм, похоже, посмертное бытие накладывает свой отпечаток. При жизни пан Франц все же сдерживался. Хотя призраку, какое-никакое, а развлечение.

— Что? Кто? Чего? — невпопад откликнулась я, больше погруженная в свои мысли.

— Посыльный. Кажись, тот, что от Дельки твоей постоянно прибегает, — соизволил пояснить Врочек.

Ваша покорная слуга вздрогнула и мгновенно покрылась испариной. Вчерашние изыскания с кусками кафтана живо всплыли в памяти. Захотелось немедленно поговорить с Делькой и с Балтом, можно вместе. Но в пределах досягаемости был только Румпель. Вряд ли таверна уже работает, слишком рано. Обычно тролль открывал свое заведение после обеда. Надо бы зазвать его чайку попить, все равно посетителей пока не предвиделось.

Поспешно накинув свитку, я вышла на улицу, бросив на ходу призракам, что сейчас вернусь.

На крутых ступенях, ведущих под мост, пришлось притормозить — свежая наледь не сулила ничего хорошего. А мне меньше всего хотелось вдобавок к простуде переломать себе кости. Да ещё кто-то весьма чувствительно дернул меня за волосы, а когда отмахнулась, вцепился в руку.

— Стой! — пискляво раздалось над ухом. — Назад! Назад!

— Фийона, да что… — договорить я не успела.

Взрыв сотряс лестницу, заглушил упреждающий писк феи и заставил меня нелепо замахать руками. Равновесие не удержала и с размаху полетела на камни. Хорошо, на лед не скатилась. Точнее в здоровенную полынью под крыльцом таверны… Бывшей таверны. Из дверного проема вырывались языки зеленого алхимического пламени.

— Румпель! — вскрикнула я, оглушено тряся головой.

— Да нет его там! — пропищала Фийона прямо в ухо. — И ты не лезь! Давай назад, в лавку, пока ещё чего не приключилось!

Спорить не стала, а с трудом поднявшись, поковыляла обратно. На грохот уже начинали сбегаться зеваки, кажется, кто-то послал за пожарной командой.

Ввалившись в лавку, добралась до кресла и рухнула в него бескостной грудой. В ушах до сих пор звенело. Пришлось зажать нос и пару раз сглотнуть — вроде бы отпустило.

— Что?

— Что случилось?!

Анисия и Врочек налетели на меня, как два клока обеспокоенного тумана. А я дрожащей рукой нашарила чашку с недопитой кавой и в один глоток её прикончила, наевшись гущи напоследок. Прокашлялась.

— Ру… Румпель… Таверна…

— Да не было его там, говорю тебе! — Фийона вылетела прямо у меня перед лицом и замахала крохотными ручками. — Ещё поночи куда-то подался! Тихо так вышел! И было с чего. Отирались рядом какие-то босяки, но его не заметили. Долго чего-то с дверью мутили-крутили и с отдушиной, а потом быстро-быстро прочь подались, в другую сторону.

— Ага… — с трудом выдавила ваша покорная слуга. — Спасибо, сержант…

Как бы я не кляла ненавистную фею, она только что спасла мне жизнь. Ведь не задержи Фийона меня на ступенях, и купание со смертельным исходом было бы обеспечено. Выходит, Мнишек решил не договариваться… Или это не он, а внезапно аукнулись давние приключения тролля? Ох, если бы так! Письмо, нужно прочесть письмо. Плотный конверт лежал там же, где его оставили — на полу у двери. На негнущихся ногах приблизилась ко входу и подняла послание. В руки мне выскользнул листок, исписанный бисерным почерком Адель.

Похоже, дело плохо… Они с Румпелем решились на побег. Из письма выходило, что Редзян сегодня вечером будет на верфи: то ли арендатора нашел, то ли с поверенным встречается, то ли вовсе продает. До этого времени тролль должен уладить все с транспортом, и к шести меня и Балта будут ждать на задворках почтовой станции — попрощаться.

Я повертела лист в руках, ища подвох. В свете последнего события, сие казалось более чем важным. Даже начертила на полях малый узор, для выявления подделки, но тот светился тусклым серебристым сиянием. Письмо действительно написала Адель. Что же, буду надеяться, что Мнишек не узнает о том, что его крайние меры не увенчались успехом.

И надо ещё сказать Балту…

Дальнейшие метания были прерваны звоном колокольчика над дверью. Взрыв таверны собрал кучу зевак. И народ, отчасти утомившись глазеть на вырывающиеся из раскаленного нутра клубы дыма, отчасти замерзнув, начал искать, где бы погреться. Вскоре у меня было не протолкнуться от покупателей. Все они, стараниями Аси, внезапно вспомнили, что на носу праздники, а подарки не куплены…

Из записок Бальтазара Вилька, капитана Ночной стражи

Такой «тёмной» ночи не было уже давно. Поспать не удалось. Как сказал часовой: «Всё Управление стояло на ушах». Действительно стояло. Ведь проклятый проверяющий, ещё недавно по ошибке помещенный мною в Полуночную бездну, устроил настоящий переполох. Пришёл себе спокойненько в Ночную стражу, и пока я выслушивал напутствия городского головы, забрался в мой кабинет и почистил стенной сейф, забрав книгу Редзяна, все припрятанные там припои и документы. Причём никому и в голову не пришло остановить мерзавца, когда он не таясь выносил всё это добро из Управления через парадный вход.

Меня до сих пор корёжило от злости. Каков наглец! В один момент лишил меня всех улик. Не таясь и не прячась! Чтобы подготовить все бумаги для ареста, я отправил запрос в столицу для установления его личности. А заодно навести справки о Колиостровиче, за которым поехали стражники во главе с Бырем, и остальных сомнительных личностях: Кривом, Крыле, Грымзе, Прытке и Весельчаке. Получалось, все они были заодно. И хоть шайка значительно поредела, оставалась почти так же опасна. Ведь подручных можно найти новых, если «мозги» остаются на свободе. А кто из них главарь шайки — Калиострович или Проверяющий, не так уж и важно. Брать надо обоих, причём в самые кратчайшие сроки.

Законопослушные граждане ещё нежились в своих постелях, а стражники уже вовсю рыскали по городу в поисках Феодория. Я же собирался заскочить домой, чтобы сменить костюм и снова взяться за допросы. Лжеалхимики должны петь на все голоса. И они запоют, ведь помимо методов убеждения в моём арсенале есть еще и припои. Наберу их кровушки… Правда, в последний раз и с проклятым даром творилось что-то чудное. После вмешательства Аланы в мой припойный кошмар, она будто как-то зацепилась за мои видения и теперь незримо присутствовала в каждом из них.

Не успел я войти в дверь, а домовой уже докладывал:

— Хозяин, фея эта сумасшедшая опять прилетала. Пан Ремиц вас желает срочно видеть. У него безотлагательное дело.

— Подождёт пан Ремиц, — отбрил я, с наслаждением снимая сапоги. — Без него проблем выше крыши.

— У вас их всегда под городскую колокольню, — проворчал Пронька, принимаясь вычищать подошву. — Только просили передать, что дело это службы вашей касается. Мол, пан Ремиц прознал кто у вас Радинбранат Табор.

Я застыл посреди лестницы с расстёгнутой рубахой и тупо переспросил.

— Табор у меня в Управлении?

— Ну типа того. Она пять раз говорила, и каждый раз по-новому. Сама не понимала, что несёт, — пожаловался домовой. — Пахло от неё, как от синяка припортового. Тоже мне. А ещё глазки строила, вертихвостка.

Мой задумчивый кивок остался незамеченным, Пронька самозабвенно продолжал костерить бестолковую фею и уже не замечал ничего вокруг. Даже своего озабоченного хозяина. Пришлось самому искать подходящий костюм и кидать в стирку ношенные вещи. Чуть не надел домашние махровые носки с красными полосками, так ошарашила меня новость. Когда мы еще учились с Габом в Школе, на нашем курсе обивался тот самый Радинбранат Табор. Неприметный юноша с прыщавым носом, который участвовал в любой компании, особенно когда речь заходила о преподавателях. Ругал он их самозабвенно и на все лады, а заодно запоминал всё, что говорили другие. Каждое словечко. Память у Радинбраната была отменная. И доносил кому надо. Из-за чего некоторые особенно словоохотливые студенты долго не могли сдать особенно злопамятным преподавателям некоторые предметы. С тех пор, мы с Габом всех стукачей называли Радинбранатами Таборами. А это значило, что навестить моего больного друга всё-таки придётся. Ведь если кто-то из моих стражников греет уши и докладывает всё тому же Мороку, мне его никогда не поймать.

Всё же переодевшись, я спустился на первый этаж, с дуру глотнул подсунутую домовым каву, и снова влез в надраенные до блеска сапоги.

— Всех пускать — никого не выпускать. Особенно Радинбранатов Таборов!

— И вы туда же, — всплеснул руками домовой. — Не от феи случаем дурью этой заразились?

— Поумничай мне ещё. У меня с феями разговор короткий.

Пронька только усмехнулся.

— Жаниться тебе надо, хозяин.

Всю дорогу до лазарета я не мог думать ни о ком другом, кроме проклятого предателя. Сказывалась усталость, мысли скакали как безумные, не желая останавливаться ни на чём конкретном. Если кто-то делился моими планами с шайкой, неудивительно, что она постоянно опережала меня на полголовы.

Уже второй раз за ночь я поднялся по обшарпанной старой лестнице и, уточнив у этажной послушницы, где лежит мой друг, заглянул в палату. Меня встретили пустая кровать, пустой стул и даже чуть торчащий подоконник прикрытого белой шторой окна. Вот только Габриэля нигде не было видно. А одинокая свеча на тумбочке очень подозрительно мигала, распространяя тусклый загадочный свет. Я уж хотел вернуться на пост сиделки, когда заметил торчащий из-под кровати тапок.

— И чтобы это значило? Надоело как всем нормальным людям спать в постели?

В ответ раздался чих и показалась припорошенная пылью голова.

— А это ты.

Ремиц выбрался из своего укрытия и снова чихнул.

— А ты думал кто? Радинбранат Табор?

— Не смешно, — надулся Габриэль, забираясь с ногами на одеяло.

Заёрзал, приставив к спинке подушку, и хмуро взглянул на меня.

— Что, сиделка злая? — предположил я.

— Как чмопсель, — согласился он, — но больше меня беспокоит фея. У меня от неё скоро заикание начнётся.

— А ещё надо мной смеялся. Говорил же, что от этих бестий одни беды. Колись давай, кого подозреваешь, а то отправлю её к тебе при первой встрече.

Ремиц открыл было рот, но дверь за моей спиной подозрительно скрипнула, и он замолчал так и не начав. Отряхнул пыль с волос и пробормотал:

— О некоторых вещах лучше помалкивать. По крайней мере, пока нет доказательств.

— А их видимо нет, — расстроившись протянул я. — Ты хоть представляешь, что творится у меня в Управлении? Но я бросаю всё и мчусь к тебе. А ты решил поделиться со мной сногсшибательной теорией?

— Это не теория, — надулся Габ. — У меня была куча времени, чтобы соотнести всё что происходило и найти совпадения. Сам знаешь: одно совпадение — это случайность, два совпадения — это совпадение, три совпадения — это происки врагов, а четыре — божественная кара...

— А пять закономерность!

— Именно! Мне удалось насчитать даже больше пяти. Поэтому, предлагаю расставить ловушку и ловить на живца. Есть у тебя на примете жирный повод для стукача?

Он блеснул на меня горящими в полутьме глазами.

— Растащили все твои поводы, — вздохнул я. — Лучше скажи мне прямо…

За белой шторой хлопнула форточка, и Ремиц натянул одеяло до подбородка, замотав головой.

— Нельзя, — протянул он. — Кругом чужие глаза и уши.

Мне снова, как в далёкие студенческие времена, захотелось залепить ему затрещину. Вот только, как и тогда, это вряд ли бы что-нибудь изменило. Легче отнять у тролля жезл Первопредка, чем уговорить Габриэля изменить своё мнение. Поэтому оставалось только подняться и уйти, ведь меня ждали дела и поважнее, но мой безумный друг при первой же попытке подняться вцепился в мою руку.

— Подожди, — попросил он. — Повод всегда найдётся. Давай договоримся заранее.

— Хорошо, — не стал усугублять его временное помешательство я. — Если одному из нас понадобится расставить ловушку для стукача, ему будет достаточно упомянуть нашего приятеля Радинбраната Табора и второй сразу же начнёт подыгрывать. Этого достаточно?

Ремиц шмыгнул носом, но мою руку всё же выпустил.

— Достаточно, — эхом откликнулся он.

— Тогда выздоравливай! И так уже задержался. А в Ночной страже настоящий хаос.

Выскочив из палаты Ремица, я наткнулся на Люсинду и даже не успел извиниться до того, как она припечатала меня своим резким, злобным:

— Ты за это ещё ответишь!

Каждое слово, да что там, каждая буква могла убить наповал пару-тройку отъявленных головорезов, но капитана Ночной стражи Кипеллена, к счастью, только ранила.

— За что? — на мгновение потеряв самообладание, просипел я.

— За всё! — добила пани Бряк и затопала прочь по длинному коридору.

Когда она проходила мимо старинных бронзовых канделябров, огонь свечей тускнел. На стенах сжимались образа четырёх богинь, а несчастная этажная послушница случайно попавшая под «горячую руку» чуть не поседела раньше времени.

Люсинда остановилась у самой лестницы и прошипела:

— Если с Мареком что-нибудь случится…

Пояснять она не стала. Старый лазарет при храме Четырех Пресветлых и так содрогнулся от одной лишь догадки.

Из рассказа Аланы де Керси, хозяйки книжной лавки «У моста»

Я задумчиво рассматривала на просвет маленький угловатый пузырек из темного стекла, решая хлебнуть ли ещё жаропонижающего, или хватит того, что уже плещется в моем организме. Что там на этикетке? «Не больше десяти капель в день»? А сколько уже приняла ваша покорная слуга? Для верности посчитав на пальцах, пришла к выводу, что достаточно — вон в бутыльке только остатки на донце.

— Ты поставишь эту алхимическую гадость обратно в шкаф, или нам с Асей поднатужиться и отобрать стекляшку силой? — недовольно проскрипел Врочек, выныривая будто куць из табакерки прямо у меня перед носом.

— Да ставлю, ставлю... — поспешно вернув бутылочку на полку, показала Францу пустые руки. — Довольны?

— Конечно, — к нему присоединилась Ася. — Эх, молодость… Сначала «все болячки нипочем, жизнь активно бьет ключом», а потом «позовите некроманта, мне пришла сегодня амба».

Криво усмехнувшись в ответ, я принялась наводить в лавке порядок. За день у меня побывало изрядно народу. Не только покупателей, но и пожарных, и стражников. На взрыв под мостом сползлись зеваки со всех окрестных кварталов. И через пару часов стали известны все фантастические версии произошедшего. Из которых наиболее правдоподобной была та, где сама Зарница соизволила спросить пива для опохмела, а его не оказалось. Вот богиня и взбеленилась, шарахнув молнией по нерадивому хозяину.

Из стражников, заглянувших в лавку, я никого не знала. Надежде, что среди них окажется сержант Бырь, сбыться было не суждено. А фея, поначалу вертевшаяся перед глазами, затерялась в шуме-гаме рабочего дня и куда-то улепетнула. Видно, докладывать обстановку Ремицу. Записку Балту передать не вышло, а заезжать в Управление после случая с Мареком, я не решилась. Тем более, что у моего бравого чародея и так сейчас забот выше крыши. Если не увижусь до прощания с Адель, то заскочу после прямо к нему домой. Хоть через Проньку передам, чтобы заглянул в лавку. Все же тот странный посыльный от Мнишеков не давал мне покоя, да и вообще на душе скребли кошки.

Чутье редко меня подводило — что-то назревало, это факт. Возможно, усевшись голова к голове, мы с Балтом и расставим все по полочкам. И почему-то мне казалось, что поспешный отъезд Румпеля и Дельки он не одобрит. Так что, может и к лучшему, что ему пока ничего неизвестно.

Закончив расставлять книги на полках, я пересчитала выручку, записала в гроссбух и глянула на часы, монотонно тикавшие на стене. Начало шестого. За окном уже царили плотные зимние сумерки. Накинула свитку, закуталась шарфом, махнула отиравшемуся между стеллажей Врочеку:

— Пан Франц! Если Балт до шести заглянет, скажите, чтобы подъехал на почтовую станцию.

— Да скажу уж, никуда не денусь, — тяжело вздохнул призрак, явно не одобряя моего решения по темени тащиться к куцю на рога.

Я ещё раз оглянулась на торговый зал и решительно вышла на улицу. Ну, да поможет нам всем Крин!

Нанятый неподалеку от лавки экипаж катился по темным улицам, переползая из одного пятна фонарного света в другое. В квартале от почтовой станции я попросила кучера остановиться и вышла. Хотя мы сговаривались, что он довезет меня прямиком до станционной площади. Рассчиталась и поспешно направилась прочь. Часы на башне станции, подсвеченные изнутри показывали без пятнадцати шесть.

На улице холодало. Влажный ветер с залива становился ещё и мерзким. Хлюпнув носом (эх, надо было хоть капли от насморка с собой взять), ваша покорная слуга нырнула внутрь и, потолкавшись среди немногочисленных ожидающих вечерний дилижанс в Ривас, выскользнула через дальние двери.

Адель писала, что они будут ждать меня у почтовых конюшен.

Фонарями на задворках, конечно, никто не озаботился. Конюхи, если были поблизости, предпочитали прятаться от промозглого ветра в сторожке с другой стороны длинного темного здания.

Я застыла на пороге, не решаясь шагнуть в густую темноту, что после освещенного станционного зала казалась непроглядной.

Из проулка вынырнула пара теней, и крадучись двинулась навстречу.

— Аля! — вполголоса окликнули меня.

Глаза наконец-то привыкли к темноте, и я различила Румпеля и… Адель. В неброской мужской одежде, с убранными под картуз волосами она больше походила на мальчишку, чем на всегдашнюю светскую красавицу, к чьим ногам падали шляхтичи Кипеллена. Подруга была бледна и решительна. Тролль насторожен и собран, на перевязи болталась тяжелая абордажная сабля.

Я шагнула к ним.

— Богини пресветлые! С вами все в порядке?

— Ну насколько это возможно сейчас, — криво усмехнулась Делька.

Она как-то разом повзрослела. Куда только делось наивное выражение в огромных голубых глазах. А может, его и не было уже давно. Осталась только моя привычка, которая за веселой, немного восторженной Адель Мнишек, однокашницей и соседкой по комнате, не замечала изменений.

— Румпель, таверна…

— Знаю, Аля, знаю, — тролль нахмурился. — Не подвело меня чутье. Как зудело в одном месте, что ночевать там не стоит. Сразу ушел, как тебя проводил. Заглянул к Деле, и мы решили не тянуть. А Балт где? Хотел с ним напоследок парой слов перекинуться. Глядишь, помогли бы кой-какие моменты в работе.

— Со вчерашней ночи его не видела, — покачала головой ваша покорная слуга. — Похоже, не все так просто с нынешним делом.

— Ну, передавай привет тогда, — кивнул Румпель. — И это, тоже там не особо затягивайте, — подмигнул он.

— Как на новом месте обживемся — напишу, — добавила Делька.

— Пора, — тролль, взял её за руку, — идем, Алана, проводишь, тут недалеко.

Мы двинулись вдоль конюшен, к пустырю, где конюхи выезжали станционных лошадей, чтобы те не застаивались.

— Вы верхом что ли? — удивилась я, почитавшая, что срываться куда-то в седле зимой сущее самоубийство.

— До Линицы от города по Нявкиному тракту семнадцать верст. К утру будем на месте, а там на дилижанс, и только нас и видели.

— Ненормальные.

— Да уж не больше, чем вы с Вильком, — усмехнулась Делька. — Ну, Лан, увидимся ещё, — подруга обняла меня.

Раздался звон разбитого стекла и во все стороны плеснуло жгутами белого ослепляющего света. Я отскочила в сторону, едва не повалив Адель на землю. Полуослепшая, ошалело трясла головой, пытаясь понять, что произошло.

Рядом взревел Румпель, послышались звуки ударов, характерное хаканье.

— Аля, бегите! — рык тролля потонул в звоне клинков.

Чуть проморгавшись, различила хрупкую фигуру Адель. Её пытался скрутить тот самый недоеденный диваном посыльный. Подруга яростно сопротивлялась, норовя засадить каблуком куда достанет. И я кинулась на помощь. Рука сама нашарила в кармане привычный складной нож. Никогда еще не доводилось кидаться с оружием, пусть даже таким, на людей.

«Все когда-то бывает впервые», — отстраненно промелькнуло в голове.

Лезвие щелчком вылетело наружу, и я с воплем полоснула негодяя по предплечью. Тот взвыл и отмахнулся от меня, словно от назойливой кусючей мухи. Скула взорвалась болью, в глазах заплясали алые пятна, и ваша покорная слуга со всей дури шмякнулась на обледеневшую землю. Кто-то бесцеремонно придавил меня ногой, не давая подняться. К лицу прижали тряпку, разящую какой-то алхимической дрянью.

«Балт, прости меня» — было последним, что промелькнуло в угасающем сознании.

Из записок Бальтазара Вилька, капитана Ночной стражи

Мерзкая ночь превратилась в не менее мерзкий день. Проверяющего так и не нашли, он словно вернулся обратно в Полуночную бездну. Зато отыскали Калиостровича. Точнее то, что от него осталось. Его комнату в таверне перевернули кверху дном, а самого знаменитого ясновидящего отравили неизвестным снадобьем. Так что голова и тело так распухли, что едва помещались в приснопамятные наряды со звездами и массивный тюрбан. Поэтому тщательное протирание его тела смывающим раствором ничего не дало. Опухшее синее лицо с трудом напоминало человеческое. Если к нему и применили живописную магию, определить это стало невозможно. Видимо, хозяин шайки подчищал хвосты, то ли, наконец заполучив то, за чем охотился, то ли решив, что игра уже не стоит свеч.

В усадьбе Мнишека, за которой я на всякий случай установил слежку, наоборот стояла напряженная тишина. Как перед той самой последней бурей, после которой уже никто не выживет. Редкие слуги, остальных хозяин распустил без объяснения причин, шарахались от стражников, как от куця водзянеки, и будто бы боялись открыть рот. Конечно, после второго за несколько дней нападения дерзких грабителей, винить их было сложно, но выглядело всё равно всё крайне подозрительно.

Надежда оставалась только на пойманных бандитов, но и тут дидько подложил мне свинью, рана Весельчака оказалась намного серьёзнее, чем могло показаться на первый взгляд. Он впал в беспамятство и в себя больше не приходил. Прытка же замкнулся и говорить упорно не желал, отреагировав только ругательствами на укол лекаря, который по моему приказу набрал его крови.

Я заперся в кабинете, быстро смешав свежий припой. Сейчас помогут любые знания, лишь бы снова разговорить его и заставить припомнить какие-нибудь важные детали. Может быть в их шайку входил кто-то ещё? Габриэль же не зря подозревал наличие стукача. Если найти его, то наверняка получится выйти на самого Морока, не мог же он общаться со своим доносчиком через кучу посредников — слишком долго и рискованно.

— Пан Вильк!? Пан Вильк! Вы на месте?

Голос Тарунды застал меня с пробиркой у рта.

— Чуть позже, пан Якуб, — нехотя откликнулся я. — У меня сейчас эксперимент.

— Да, да, зайду в другое время. Дело не срочное, — отозвался мой заместитель и затопал по коридору.

Хоть он не строил из себя заправского стражника и не расшаркивался при первой возможности.

Выдохнув, я отпил дистиллята с каплей крови и взглянул на перстень, лежащий на столе. Сосредоточился на нём, как на отправной точке, словно собирался проскочить в узкое отверстие. Вот только видение упорно не хотело приходить. Вместо тюремной камеры, которую я ожидал увидеть, поверх моего кабинета в белёсой дымке возник зал книжной лавки. Алана суетилась, с трудом успевая обслуживать многочисленных покупателей, и беспрерывно шмыгала покрасневшим носом. Опять простудилась. С её склонностью к таким болезням и природной теплолюбивостью стоит переехать куда-нибудь подальше от сырого холодного Кипеллена. Вот только она скорее умрёт от воспаления лёгких, чем откажется от своей лавки.

Я зажмурил глаза и попытался представить Прытку и крошечную каморку в казематах Управления, но лишь услышал отдалённое эхо шагов. Короткое монотонное шлёпанье подошв по камню, когда узник со скуки топчется между стенами в узком проходе. И больше ничего. Ни мыслей, ни ощущений. Даже далёкое шарканье ног быстро растворилась среди шума переполненной книжной лавки.

Что же это происходит?

Я сглотнул горькую слюну. Что случилось с моим треклятым даром? Почему именно сейчас, в тот самый момент, когда он мне так нужен? Ведь других зацепок не осталось, а преследовавшее меня годами проклятье вдруг не сработало.

Вскочив, я зашарил по столу и полкам в поисках трубки, но так её и не нашёл. Обрывки видений исчезли окончательно, вместе с той туманной дымкой, что прилетела из книжной лавки, оставив меня совершенно одного. «Выпотрошенного» и разочарованного.

Пришлось сесть обратно. Не бегать же по кабинету, как сумасшедшему. Этим всё равно не поможешь. Я же сам хотел новой жизни — быть как все, а теперь снова недоволен, но уже тем, чего всё-таки добился своего. Во всём обязаны быть плюсы, надев перстень на палец, сам не заметил, как начал его крутить. Новые привычки приходят на место старым, ведь свято место пусто не бывает. Значит и вместо «дара» должно прийти что-то новое. Я даже похлопал по нагрудному карману, в котором лежал аланин подарок. А пока, придётся пользоваться тем, что есть. Брать и складывать имеющиеся части в целое. Без намёток остаётся раскручивать мотив. Что если Морок выбрал наш город не случайно? Если он не просто бежал из столицы, скрываясь от Трибунала, а следовал своей цели?

Я всё-таки не усидел на месте, а заходил по кабинету вдоль стола туда-сюда. Габриэль уверен, что неуловимый преступник разыскивает Белое зелье. Если у Гжеся и правда получилось его приготовить, то он отдал его тому, кого считал истинным магистром гильдии алхимиков или, если не успел отдать, то спрятал. Наверняка, изучив все слухи, Морок решил так же. Кому безумец мог отдать зелье, он не знал, поэтому начал искать там, где его могли спрятать. В Школе Высших искусств, где работал Гжесь. В Музее, где он прятал жертв смешливицы. И в доме Мнишека…

У меня похолодели руки, а ноги остановились, словно налетели на невидимую преграду. Разгадка как всегда была на поверхности, её просто не было видно за горой бесполезных улик. В отличие от меня, гениальный столичный преступник откуда-то знал претендента на главенство гильдии алхимиков. Либо сам входил в её тайные круги, либо имел осведомителя и там тоже. Всё сходилось. Редзян мог быть тем, кого я так долго искал. Его старые записи с первыми исследованиями, которые обнаружила Алана свидетельствовали о давнишнем интересе к тайной науке первооснов. А умение остановить алхимический огонь и то странное зелье, которое он скрывал в своём тайнике подтверждали, что свои занятия он не бросил. Мог ли он тайно заниматься изысканиями, чтобы никто об этом не знал? Конечно. С его деньгами и связями — это было бы не сложно. В его распоряжении имелись ресурсы двух самых могущественных гильдий Растии.

Я зарычал от злости на себя и свою глупость и недальновидность. Как же бывает сложно разглядеть то, что у тебя под носом. Всё сходилось. Даже Калиострович, попытавшийся завести с ним какое-то общее дело, был отравлен странным зельем, которое мастерам Ночной стражи так и не удалось опознать. Может быть хвосты подчищал не Морок? А Морок вообще когда-нибудь существовал?

Меня уже трясло. Тогда мотив от которого стоит отталкиваться совсем другой. Чего хочет сам Редзян? Вернуть ту злополучную книгу! Я подскочил на месте, его надо срочно брать, но выскочить из кабинета так и не успел, как только отодвинул засов, ко мне ввалился Бырь.

— Простите, пан капитан, там тролль… ну тот, с которым мы вас с рынка тянули…

— Что с ним?

— Ранен. Срочно вас требует. Наши его у почтовой станции арестовали…

— По дороге расскажешь. Давай быстрее.

Мы буквально побежали, так как я всё время торопил сержанта, но он всё равно успевал рассказывать на ходу.

— Наши то не поняли, что к чему, да схватили того, кто ноги унести не смог. А остальные сбежали, у них почтовый дилижанс наготове стоял.

— Кто они?

— Да кто ж их знает. Темно там было, у конюшен, как у куця в… не сглядели они.

Мы наконец добрались до приёмных покоев. Румпель лежал на лавке прикрыв глаза и прижав руку в окровавленном рукаве к груди, здоровая торчала вверх прикованная к цепи.

— Срочно, отправь надежного человека к Мнишеку, — зашептал я. — Пусть привезут его сюда. Скажут, что нужна его помощь с книгой. Срочно! Понял? И передай, чтобы сюда лекаря прислали.

Бырь закивал, а я подошёл к троллю.

— Чего натворил-то?

Он открыл глаза, в которых за всё то время, что его знал, впервые увидел не хозяина таверны, а того самого грозного пирата из шайки Арстейна Махаона. Такие там плескались ярость и одновременно ужас.

— Их похитили! — заревел тролль, задёргавшись на цепи. — Сними с меня эту куцью железку, Балт!

— Кто? — тут уж я кинулся к нему и чуть не схватил за окровавленную руку.

— Ждали нас, — буркнул Румпель. — Как будто знали, где и когда будем. Восемь человек. Лиц не видел. Подготовились. Это он их прислал.

— Я уже отправил стражников, может быть удастся привезти его хитростью…

Но тролль только покачал головой.

— Остановить его можно только одним способом.

Он откинулся к стене, а я закричал чтобы его наконец сняли с цепи.

Из рассказа Аланы де Керси, хозяйки книжной лавки «У моста»

Голова гудела, скула горела так, будто меня искусали рассерженные осы, правый глаз не желал открываться, левый — едва-едва. Болезненно ныли вывернутые руки. Ничего себе пробуждение, ещё немного и войдет в привычку. Зато горло не болело и насморк прошел. Чем бы не пропитали ту тряпку, нос она прочищала отлично… Тряпка! Задворки почтовой станции, нападение! Где я? Что с Аделью? С Румпелем? Сквозь щелку в приоткрывшемся левом глазу пробивался тусклый свет лампы и смутно проступали очертания комнаты, нет каюты! Шикарной каюты на корме корабля.

— Алана, Лана, псст! — приглушенно долетело до меня.

Я задергалась так, что едва не опрокинула кресло, в котором сидела, и в отчаянии распахнула оба глаза.

Адель сидела напротив меня в таком же кресле, заботливо укутанная в плед, но лицо подруги красноречиво говорило, что эта забота ей поперек горла.

— Где мы? — просипела я, тщетно пытаясь ослабить веревку на стянутых за спиной руках.

Ноги были спутаны, но не стянуты вплотную, а стреножены как у лошади.

— На яхте отца, это он все устроил, перехватил письмо и решил воспользоваться! Каюсь, сглупила, отправила его с посыльным, но кто ж знал, что он доверенный наушник папеньки! — простонала она. — Богини пресветлые, Румпель…

Угу, и если бы только наушник…

— Спокойно! — хоть кто-то из нас не должен сейчас паниковать, иначе нам конец. — Мы этого не знаем. Он мог вырваться, добраться до Балта.

Делька всхлипнула.

— Мы в море? — я продолжала растягивать веревку на запястьях.

— Похоже, нет, стоим на причале.

Уже лучше. Значит не все потеряно. Главное освободить руки. Но куцья скула свербела так, что голова отказывалась соображать.

— Дель, что у меня с лицом? Болит как куць его знает что.

— Фингал под глазом, щека распухла…

— То-то Вильк порадуется, увидев сию неписанную красоту, — фыркнула я, отчаянно пытаясь держаться молодцом.

Зачем Редзян похитил Адель было ясно. А меня? За компанию, чтоб ей не скучно было? Не-ет…Балт! Его дело! Мнишек! Вот кто за этим стоит. И только ли за этим? Этот гад прихватил меня, чтобы давить на Вилька.

— Дель, можешь встать? Нужно выбираться отсюда. Если мы до сих пор на причале, есть шанс…

— Не могу, — подруга попыталась шевельнуться и плед сполз.

Её руки безвольно лежали на подлокотниках.

— Не могу шевелиться. Меня чем-то опоили. Голова ясная, говорить могу, а двигаться — зась.

Плохо, даже если получится освободиться, придется тащить подругу на себе. Я её не брошу. Жив Румпель или нет, но оставлять Дельку со свихнувшимся в конец батенькой нельзя.

Веревка на руках начала поддаваться. Ну же ещё немного. Но увы: я уже почти высвободила правую кисть, как дверь каюты скрипнула, и вошел Редзян Мнишек. Предусмотрительно запер замок и окинул нас озабоченным взглядом.

— Де Керси, я ведь говорил, что ты плохо кончишь, — бросил он. — Ну, все, что ни делается к лучшему.

— Отец, что… — вскрикнула Делька, но тот не обратил на неё внимания.

— Жаль только пан Вильк не пришел на станцию вместе с тобой, — продолжил он. — Хотя уже, наверное, и без разницы. Корабль уже готовят к отплытию, и скоро мы будем далеко от этого проклятого городишки и дотошного капитана Ночной стражи.

Редзян заметил, что плед Адель лежит на полу, подошел к ней и снова укутал.

— Па, прекрати! Что ты творишь?! Немедленно отпусти Алану! — подруга честно пыталась сделать хоть что-нибудь.

— Мы с тобой я ещё поговорим, только позже, — сурово оборвал её Мнишек.

— Редзян, зачем я вам? — хмуро спросила ваша покорная слуга, предпочитая знать заранее, что меня ждет, хотя и понимала, что ничего хорошего. — Чтобы подобраться к Балту?

— Зачем он мне? — пожал плечами Редзян и вынул из кармана печально знакомый мне том в переплете из фарницийской кожи. — Вот единственное, что меня по-настоящему волнует.

А вот это уже плохо, очень, очень плохо. Книга же была в тайнике Балта! Если с ним… Если Редзян его… Я непроизвольно сжала пальцы. Только бы высвободить руку. В последний раз слишком сильно дернула путы и, кажется, содрала кожу, а кровь вполне годится для узора. Дай только освободиться, и Полуночная бездна с овчинку покажется.

— Мне нужны твои способности, де Керси. Не откажешь же в одной маленькой просьбе? Сделай узор, и можешь отправляться на все четыре стороны. Если успеешь до отплытия, сойдёшь на причал. Нет — тогда извини, будешь добираться до берега вплавь. Шучу...

— Что за узор? — мрачно поинтересовалась я, намереваясь потянуть время.

В то, что Мнишек меня отпустит, верилось с трудом. А так оставалась надежда, что Румпель вырвался и сумел добраться до Балта, если тот жив. Или постараться оглушить Редзяна и выбираться самостоятельно? В крайнем случае, я тут такой узор нарисую, что и небу жарко станет. Помирать, так красиво!

— Вот этот, — мне сунули под нос лист бумаги, испещренный витиеватыми загогулинами.

Что это за трясца? Ваша покорная слуга озадаченно смотрела на завитушки. Узор Пути, узор Врат — те, с помощью которых я вытащила Балта из припойного кошмара в подземелье. И ещё какие-то, назначение которых даже мне неизвестно. Но судя по символам и общему построению, что-то из запрещенного. И зачем все это вписано в пентаграмму? Демона что ли призывать собрался? Так для этого живописец не нужен. Что Мнишек затеял? Зачем ему книга?

— Не делай такие серьезные глаза, де Керси, все равно не разберешься, — хмыкнул отец Адель. — Мне понадобилось десять лет, чтобы раскопать этот узор, — он посерьёзнел. — Вернешь мою жену и… отпущу.

— Нашли некроманта, — я вытаращилась на Мнишека, как на полоумного.

В моих силах удержать человека на грани, чтобы тот дожил до прихода лекаря или вытащить из наведенного беспамятства…Но вернуть душу давно умершего? И как Редзян собрался облечь оную в плоть?

— Па, что ты делаешь?! — Адель снова вяло завозилась в кресле.

— Хочу вернуть твою мать, — его лицо исказила болезненная гримаса. — Пора исправлять ошибки прошлого. Чувствую, что сегодня все получится. Белое зелье достаточно пропитало книгу, чтобы твоя подруга смогла вытащить оттуда душу!

— И для этого вы загубили столько людей… магистр? Ведь это вы Великий магистр алхимичекой гильдии, неправда ли? — теперь все становилось на места.

Редзян вздернул меня на ноги и вывел в центр каюты. Стреноженная, я могла только неуверенно семенить за душегубом.

— А Врочек? Чем он вам мешал? Это ведь ваш прихвостень убил старика? — мой голос прозвучал глухо.

— Если бы он не застал моего человека в лавке, остался бы жив, — поморщился Мнишек.

— Ну вы и мразь, — не сказала, выплюнула я.

— Сейчас развяжу тебе руки, де Керси, и давай без глупостей.

Раздался щелчок ножа, и путы ослабли. Не успела взглянуть на ободранную кожу, как меня бросили на пол. Рядом шлёпнулась коробка с алхимическим мелом. Мнишек присел напротив и бережно положил на доски книгу в алой обложке, а рядом лист с узором.

— Приступай! — скомандовал он, поднимаясь. — Сможешь — отпущу. И не вздумай своевольничать. У меня в кармане лежит копия узора, замечу, если что-то будет не так.

Вашей покорной слуге ничего не оставалось, как вынуть из коробки кусок мела. Никто из нашей живописной братии, будь он в своем уме или под действием чар, никогда не взялся бы рисовать подобное без подготовки. Слишком много «темных мест», которые готовы преподнести любой сюрприз: от толпы мракобесов до калитки в Полуночную бездну. Но тут Мнишеку прямо в руки привалило сомнительное счастье в моем лице. Вот Редзян и решил по случаю воспользоваться одной глупой живопиской… Я невольно усмехнулась от этого слова. Так меня называл только Вильк. В голове щелкнуло. Узор Пути, якорь, Балт!

Не вспомнив символ якоря в подземелье, мне пришлось замкнуть Путь на себя. А теперь нужно всего лишь раскрутить его в обратную сторону. Главное, чтобы мой бравый капитан понял, что происходит и успел найти нас до того, как закончу узор. Впившись пальцами в кусок мела, ваша покорная слуга начала делать то, что получалось лучше всего — рисовать.

Из записок Бальтазара Вилька, капитана Ночной стражи

Хоть лекарь и залатал рану Румпеля, выглядел он как оживший мертвец. Поблёкла даже смуглая кожа. Да и руку пришлось подвесить на перевязь. Правда решимости это троллю не убавило. Он рвался в бой с самоубийственной обреченностью, словно надеялся победить в лице Редзяна всё мировое зло. Вот только пан Мнишек исчез, как злополучный проверяющий. Моя стража проморгала в какой момент он выбрался из дома и куда уехал. В доках его не видели, как и в других привычных местах пребывания.

Бырь уже успел перевернуть всю почтовую станцию, даже в посылки заглянул, но похитители не оставили никаких следов, кроме отпечатков ног в грязи перед конюшнями. Да и тот самый почтовый дилижанс, на котором увезли пленниц, нашли на противоположной окраине города, и снова никаких следов. В пору было выть.

Тролль так и делал. То ли от боли, он потребовал не давать ему никаких снадобий, чтобы не задурманивали голову, то ли от бессилия и вины — не спас, не уберёг.

Я чувствовал себя не лучше. Уже почти протоптал борозду в полу перед кабинетом лекаря. Мысли истерически метались в голове, но путались и никак не могли выбраться из лабиринта отчаяния. Даже обычно неторопливая береговая охрана сжалилась над моим критическим состоянием и довольно быстро отчиталась, что пассажирских судов ни ночью, ни утром ещё не отплывало. Только несколько рыбацких судёнышек, промышляющих неподалеку. На таких далеко не уплывешь. Поэтому Редзяну с пленницами понадобился бы корабль побольше.

Оставалось надеяться, что он не увёз их в дилижансе, за прошедшее время они могли доехать до условленного места на побережье, и тогда…

— К дидьку! Даже думать об этом не хочу.

Я вцепился в перстень на пальце и закрутил его с таким остервенением, будто пытался оторвать руку по локоть. Если бы проклятие не отказало в самый неподходящий момент можно было попытаться…

— Наколдуй что-нибудь, — просяще протянул Румпель.

— Да, да, да. Стоит попробовать.

Я бегом бросился к своему кабинету, чуть не столкнувшись на ходу с Люсиндой.

— Рапорт уже составлен, — зло предупредила она. — Если…

— Ты не заткнешься, — перебил я. — Сядешь под замок! — и заорал стражникам. — Выведите её к куцьей матери и больше не пускайте!

Капитан Бряк по рыбьи захлопала губами, набирая воздух, и заревела как скальный дракон в полнолуние, но я уже нёсся дальше по коридору, не обращая внимания на её проклятия. Ворвался в свой кабинет и поднял недопитый припой.

— Пусть уж получится, как до этого, — словно тост пробормотал я и залпом осушил пробирку с дистиллятом.

Безвкусная смесь прокатилась по горлу и раздвоила кабинет. Снизу всё ещё просматривался пол, но над ним в белёсой дымке покачивалась хороша знакомая мне гостевая каюта на корабле Мнишека, в которой мы с Аланой как-то возвращались из Зодчека. На полу развернулось несколько узоров, за которыми подрагивали от нетерпенья чьи-то начищенные сапоги. Что же там происходит? Редзян похитил мою живописку, чтобы она начертила для него какую-то магическую печать? Что он задумал?

Мел выскочил из руки Аланы и она повернулась, бросив короткий взгляд на связанную Дельку. Чуть остановилась на череде высоких окон и вернулась к работе.

Если бы я хоть что-то понимал в этих закорючках! Можно было узнать… да какая сейчас разница. Они всё-таки на корабле. Но как они умудрились покинуть Кипеллен? Мнишек подкупил береговую охрану? Меня пробил озноб. В открытом море их уже не догнать. Я снова заметался, как загнанный зверь. Отрывки видения ещё будоражили сознание, казалось, что можно дотронуться до Аланы. Достаточно протянуть руку. Но белёсая дымка окончательно рассеялась и дикий стон отчаяния вырвался уже из моего горла.

— Не наколдовал? — спросил стоящий в дверях тролль.

— Они на корабле, — сдерживая дрожь в голосе пробормотал я. — Не знаю как, но они ушли в море...

— Что ты видел? — нахмурившись, перебил Румпель.

— Алана в гостевой каюте на корме у Мнишека.

— Там большие окна? — тролль тяжело опёрся о дверной косяк, словно ноги плохо его держали.

Лекарь сказал, что он потерял много крови и вообще непонятно как ещё двигается.

— Окна? — повторил я. — Окна большие…

— Что за ними? Что ты видел?

Кажется, меня допрашивали. Странное ощущение, когда на тебя пытаются давить, и ты бы рад ответить, но не знаешь, что хотят услышать.

— По небу можно определить, где идёт корабль, и как далеко берег. Что ты видел?

Я пытался представить вид из окон каюты, но не видел ничего кроме бесконечной серой хмари. Она, словно дорога скорби, тянулась через небеса до самой Полуночной бездны. Бескрайняя пепельная муть, на фоне которой белая чайка, сидящая на перилах за окном, смотрелась, как нереальный призрак…

— Птица, — выдохнул я, — Они недалеко, либо стоят на рейде, либо…

— У личного причала, — согласился тролль. — Едем!

Я с сомнением взглянул на его бинты, но промолчал. Переубеждать сейчас бесполезно, да и времени на это нет. По дороге придумаю, что с ним делать, чтобы дров не наломал и жив остался.

На секунду мне показалось, что под ногами мелькнули обрывки узора — того самого, что вывел меня из припройного кошмара в подземелье. Блеклые линии, словно ростки невиданной лианы отчаянно пытались тянуться куда-то вдаль.

Мы очутились в коляске словно по волшебству, не смотря на смертельную бледность Румпель не отстал ни на миг. Даже запрыгнул на козлы рядом. Тогда я рванул вожжи так, что лошади чуть не встали на дыбы и понесли через город, бешено хрипя на прохожих. Хорошо ещё что пристань недалеко. Иначе мы передавили бы кучу законопослушных горожан, которые едва успевали выпрыгивать из-под колёс.

— У него наверняка есть свой причал, — бормотал тролль. — На таком лучше всего крутить дела. Свидетелям просто так не пройти!

Я закивал.

— Узнаем! Всё узнаем!

Румпель тоже попытался кивнуть, но только сжал зубы. Даже его горящие глаза чуть поблёкли.

— Справишься?

Он только хмыкнул в ответ на мой вопрос, который и задавать-то не стоило. Хорошо знаю это безумие. Сам такой.

Мы долетели до набережной и чуть не врезались в другие коляски. Вскоре отбывал первый баркас до Зодчека, поэтому народу собралось изрядно.

— Посиди пока, — попросил я. — Узнаю где его логово и вернусь, а то может быть ещё ехать.

— Жду, — процедил тролль, упрямо сверкнув глазами.

А я зашёл сбоку и незаметно всадил ему тонкую иглу заклятья длинного забвения. Проклянёт, конечно, когда очнётся, но зато останется жив. Иначе Делька меня живьём съест, и не посмотрит, что чародей и капитан Ночной стражи. А уж с проклятьями, хоть и тролльими, как-нибудь справлюсь, дело привычное.

Пробравшись сквозь толпу ожидающих посадки на баркас, я нашёл местного распорядителя в большой шляпе с морским драконом.

— Доброго дня, пан! Подскажите, пожалуйста, где личный причал пана Мнишека? А то пригласить пригласил, а конкретное место не уточнил, мол все знают.

— Так все и знают. Налево, за скалой, отсюда не видно, но тропа прямая удобная.

— Вот же спасибо! — выудив из кармана первую попавшуюся монету, поблагодарил я.

План у меня созрел ещё по дороге, так что оставалось только привести его в действие.

Из рассказа Аланы де Керси, хозяйки книжной лавки «У моста»

Я вздрогнула, словно от чьего-то невидимого взгляда и едва не выронила мелок. Недоуменно завертела головой, мельком посмотрев на высокие окна каюты, на Адель.

— Де Керси, не отвлекайся, — потребовал Мнишек над головой.

Мне ничего не оставалось, как вернуться к работе. И тут руку словно дернуло. Тепло прокатилось от пальцев до локтя и по полу зазмеились светящиеся линии, видимые лишь мне. Великие четверо! Удалось! Я дотянулась до Балта! А значит, он жив, и остается надежда… Додумать не получилось. В каюту постучали. Снаружи донесся смутно знакомый голос:

— Пан Мнишек, вы бы открыли…

Редзян поморщился, но визитера впустил. Я как раз переползла вслед за рисунком настолько, чтобы увидеть вошедшего. Ба! Да это же пан Столичная Шишка, Феодорий Как-там-его. Вильк ещё нервничал из-за его пропажи… А он вон как хорошо устроился в подручных у Мнишека. Интересно, а не Феодорий ли организовал моему бравому капитану ту кошмарную пытку в подземелье?

Я замерла, сверля гада-проверяющего глазами. Перекосившаяся рожа Феодория тоже не выражала вселенской любви к моей скромной персоне.

— Редзян, вы в своем уме?! — взвизгнул он, резво бухаясь на колени. — Она же… — этот паршивец выхватил из коробки кусок мела и черканул поверх линий, видимых, как оказалось, не только мне. — Сейчас здесь будет вся Ночная стража с полоумным капитаном во главе!

Резец мне в стило! Так этот мерзавец ещё и живописец? Вряд ли мастер, уж больно коряво чертит, но узор мне попортил. Полностью сбить силенок не хватило, но Балту теперь придется попотеть, как по нитке уже не пойдет. Ваша покорная слуга зашипела рассерженной кошкой, намереваясь черкнуть предателю ответную гадость на полу. Но… и опомниться не успела, как Мнишек вздернул меня над полом, тряся словно тряпичную куклу.

— Де Керси! — он был в ярости. — Рыбам скормлю!

— Да ради богинь, — рот дернулся в мерзенькой ухмылочке, и скулу пронзило болью. — Пусть вам тогда вот этот ху…художник и рисует! Кстати, чего вы сразу его не припрягли? Что? Мастерством не вышел? — я уже откровенно издевалась.

Нет, не от бьющей через край бравады и не от глупой уверенности что «спасут в последний момент». Могут ведь и не спасти. Хотя надежда отчаянно продиралась наружу сквозь накатившее отчаяние. Но лучше смеяться, поплакать всегда успею.

Мнишек заскрежетал зубами, и швырнул меня обратно на доски. Видно, живописец из Феодория действительно был как из Вилька нежная барышня. Сам пан проверяющий всё пытался испепелить меня взглядом, сжимая и разжимая пальцы.

— Рисуй, — гаркнул Редзян, — и только попробуй ещё раз… Утоплю! Не посмотрю, что мастер!

— Пан Мнишек, — прошипел Феодорий. — Время. Моя часть договора выполнена. Пора бы рассчитаться. Не хочу снова с этим бешеным припоем якшаться. У него на меня не то что зуб, клыки драконьи.

Редзян навис над ним, наградив тяжелым взглядом. Гад-проверяющий невольно попятился.

— Сказал же, получишь свою долю, значит, получишь. А пока для тебя ещё дело есть, — марш к де Керси за спину, если опять начнет выкобениваться — скажешь. А не углядишь или смолчишь — сам дорисовывать будешь!

Я увидела, как побледнело холеное лицо Феодория, как забегали поросячьи глазки. Похоже, он боялся этого узора, как огня. И дело тут не только в отсутствии мастерства. Богини пресветлые, что же такое я рисую? Прав был Балт, ох как прав, однажды удача от меня отвернется, и кажется, это «однажды» наступило.

Насморк вдруг решил, что дал мне достаточно передохнуть, и ваша покорная слуга захлюпала носом. Механически сунула руку в карман за платком и вздрогнула — под пальцами перекатывались колокольчики, упавшие к нам с Вильком в руки на площади. Кожу кольнуло теплом, на миг мне почудился в дальнем углу каюты здоровенный рыжий кот. Колокольчики чуть слышно звякнули, и корабль содрогнулся от носа до кормы. А каюта потонула в грохоте и треске ломаемых досок.

Я распласталась на полу, прикрывая голову руками. Редзяна швырнуло на пол, Феодорий барахтался в обломках где-то за моей спиной. Кресло Адели опрокинулось. Корму разворотило. На месте потолка и задней стены светилась огромная дыра. Судно продолжало вздрагивать от магии. От очень знакомой магии...

Мнишек добрался до Феодория и, не давая тому опомниться, потащил к дверям.

— Задержи его!

—Да сдался он мне! — попытался отбрыкаться горе-проверяющий.

— Вдвое получишь!

Столичный гад нехорошо осклабился, хрустнув пальцами.

— Ну, держись, припой, — долетело до меня.

— Чего застыла?! — рявкнул на меня отец Адель. — Рисуй!