Дело о благих намерениях

Глава 7 в которой ситуация накаляется до последнего предела

Зимняя утренняя серь лежала на плечах города усталой птицей, так и не нашедшей ночлега. Её туманные крылья накрыли дома, отбрасывали тени в переулках и подворотнях, придавливали к земле немногочисленных ранних прохожих, и те сутулились, походя на нахохлившихся мар, вспугнутых с кладбища неосторожным колдуном.

Надо сказать, я тоже сейчас больше напоминала мару, а то и вовсе морового призрака. Лицо на холоде мгновенно побелело, тени под глазами казались темнее обычного, и ваша покорная слуга тщетно пыталась подавить непрекращающуюся зевоту.

Даже планы мести ненавистному Мареку не желали придумываться, настолько сонными и озябшими были мысли в моей голове. Хотя поначалу, когда это рыжее недоразумение начало требовательно громыхать в двери и жалобно вопить под окнами, я опрометчиво пообещала вылить на него весь набор новых водостойких чернил. Оный мне едва не насильно вчера вручил хозяин «Илардийского пера», стремясь загладить неприятность с разбитой чернильницей.

От немедленного рукоприкладства, нерадивого подчиненного спас Балт, правда, его перекошенное лицо тоже не сулило Мареку ничего хорошего. И раз уж нас разбудили ни свет ни заря, решила, что неплохо бы сегодня наконец поработать, а то лавка уже куць знает сколько времени больше заперта, чем открыта. Да и надо все-таки поставку разобрать, навести порядок, посмотреть не оставила ли Кукусильда там ещё каких «подарочков», а главное — расспросить Врочека о странной книге. Кража у Мнишеков беспокоила меня все больше.

Я сунула тяжелый старинный ключ в скважину и с нажимом повернула. Щелкнул мудреный замок цвержей работы. Зашелестели внутри ветвями древесы. В лавке было темно и тепло — Врочек как-то помог с узорами нашим соседям — гильдии цвергов-чеканщиков, а те взамен провели в лавку отопление, перекинув часть трубы из своего здания к нам. И теперь мы с Францем могли не волноваться, что «У моста» вымерзнет, или, ещё хуже, сгорит.

Протиснувшись внутрь, я едва не упала, запнувшись о подвернувшегося под ноги Куся. Диван ластился и норовил повалить меня. Шикнув на разыгравшуюся мебель, ваша покорная слуга кое-как добралась до стола и зажгла светильники. Что ж… за все надо платить, за вчерашнюю прогулку тоже. Я окинула взглядом царящий вокруг бардак, и, скинув плащ, решительно засучила рукава. Хотела ещё и юбку подоткнуть, но вовремя вспомнила, что нынче мне не грозит запутаться в подоле. Довольно хмыкнув, поправила пояс на илардийских штанах, но воевать с окружающим беспорядком не спешила.

— Привет, малыш, — Ася выплыла из стеллажа, взмахнув концами призрачной шали. — Не ждали тебя так рано.

— Да ладно, — проворчал откуда-то невидимый Врочек, — любовь лишает невинности, а не ответственности. — Ну что, девочка, когда тебя можно будет называть пани Вильк?

Я поперхнулась ответом. Франц всегда умел заставить меня краснеть, но зачем же так внезапно?!

— Думается мне, рано ещё об этом… — пробормотала ваша покорная слуга.

— Это ещё почему? — Анисия заломила брови в ироничном удивлении.

— Ну… э… Сложно сказать…

Чтобы увильнуть от вопросов, ответы на которые и сама не знала, пришлось поскорее начать уборку. Вот только отделаться от призраков было не так-то просто.

— Да богини пресветлые, чего ж там сложного?! — возмутился пан Франц. — Вы или совпали, как ключ с замком, или нет. И в первом случае — все отговорки лишь туман над заливом, как не прячься в нем, все равно развеется. А во втором — не помогут и отмычки.

— А вы совпали, — хихикнула Ася, — точно тебе говорю, поверь старухе.

— Ммм, — невнятно промычала в ответ я, склонившись над неразобранным ящиком с книгами и наконец придумала, как соскочить со щекотливой темы. — А, Врочек, у меня к вам назрел интересный разговор про книгу…

— Про какую?! — мгновенно сделал стойку бывший хозяин лавки.

Ася же иронично хмыкнула, раскусив мою уловку.

— Старинную.

— Алана, что случилось? — О-оп, ну никто и не говорил, что Франц плохо соображает.

— Какие книги могут убивать? — без обиняков спросила я.

— Да все могут, — насмешливо фыркнул Врочек, — главное знать, куда бить.

— Франц, мне не до смеха.

— Иссушение? Смертные судороги? Обгорелые руки? — мигом посерьезнел мой бывший начальник.

— Сон, просто сон, от которого не просыпаются уже никогда, — ответила я. — И такое ощущение, что каждый читающий видит там что-то свое. Они открывают книгу и не могут остановиться, пока проклятущая штука не убьет их.

— Хм-м… — пан Врочек потёр призрачный подбородок. — На живо-книгу похоже. Создали и такую пакость когда-то. Говорят, в ней каждый про свою жизнь читал. Очень эта дрянь у власть имущих популярностью пользовалась — вроде как и врага уконтрапупил, а вроде как и ни причем. Слухи ходили, вроде кто-то из старых фарницийских мастеров такое придумал.

— Каких мастеров?

— Живописцев, вестимо, — невесело усмехнулся Врочек, — отчего, ты думаешь, на нашем ремесле столько ограничений стоит?

И то правда. Законов о живописной магии и впрямь больше, чем о любой другой. Потому что у нас нет ни предела силы, ни истощения. Мы можем только сгореть заживо от неправильно рассчитанного узора. А в остальном, живописцы ограничены лишь своей фантазией, которая, как известно, бесконечна, и совестью (а вот тут уж кому как повезет).

— И много таких по свету ходит? — хмуро уточнила я, расставляя книги на полках.

— А кто их знает, — Врочек пожал плечами. — Стараются по возможности находить и уничтожать, но сколько ещё осталось, тут лучше у феи из Трибунала спроси.

— Хорошо, — машинально ответила ваша покорная слуга, лихорадочно обдумывая услышанное.

— Так! — Франц вплотную подплыл ко мне. — Алана, а ну признавайся, как ты связана с этой гадостью? Только честно!

Призрак выглядел откровенно испуганным, поэтому пришлось рассказать всё как есть. Мало ли что случится. Если не успею поговорить с Балтом, Врочек все передаст.

— Похоже, на днях живо-книгу украли из сейфа в доме Мнишека. Откуда она взялась у него, понятия не имею. Но кажется, именно она убила мать Дельки — Агнешку, а теперь и ещё одного человека. И если её вовремя не найти, будут иные жертвы!

— Ох, не совалась бы ты в это дело, девочка, — покачал головой Франц. — Пан Бальтазар хоть знает?

Я отрицательно покачала головой и упреждающе вскинула руку.

— Не всё, но обязательно узнает, сегодня же! После вашего рассказа — это уже не шутки.

Вот уж дела… Какие ещё скелеты в шкафу выдернет томик, переплетенный в фарницийскую кожу. Нервно перебрав пальцами по корешкам, я повернулась в лавку и прикрыла колпаком ненужный светильник. Пока возилась с уборкой и говорила с Врочеком на улице изрядно посветлело.

Тусклое зимнее солнце болезненно мерцало сквозь полупрозрачную хмарь облаков. Как бы опять снег не повалил. Вчерашний-то ещё толком не расчистили.

Табличку на двери переворачивать не спешила, намереваясь сначала навестить пана Тодора. Для работы лавки этот час не столь важен, а вот племянника покойной пани Каси следовало предупредить как можно скорее.

Ручка двери внезапно задергалась, а поняв, что заперто, снаружи настойчиво постучали. Ну, если это Марек, прокляну! Нарисую узор вечной почесухи и приклею ему на спину!

Я раздраженно распахнула створку, готовясь вывалить на рыжего все, что о нем думаю, но на пороге, пряча покрасневший нос в высоко поднятом воротнике, пританцовывал посыльный от Мнишеков. По-моему, тот же самый, что приносил мне невинно убиенное платье — подарок Адели к приснопамятному балу.

Рыжеватые волосы сосульками свисали из-под шапки. Видно, бедняга, изрядно замерз, пока добрался до лавки.

— Д-доброго утречка, панна, — простучал он зубами.

— Кому как, — хмыкнула я и чуть отступив в сторону, предложила. — Да вы входите, пан, на улице не травень-месяц.

Не успел он закрыть за собой дверь и расстегнуть кожух, как, отпихнув меня с дороги, на него кинулся злобно рычащий Кусь. Посыльный скупым движением прянул влево, так, чтобы между ним и разъяренным диваном оказалась ваша покорная слуга. Но сделал это недостаточно быстро, и Кусь успел выдрать у него знатный кусок из полы кафтана.

— Фу! — рявкнула я на ополоумевшую мебель. — Кусь, место! Место, кому сказала!

Диван, услышав в моем голосе рычащие нотки, неохотно отошел в сторону, но недалеко, и продолжал недовольно ворчать.

— Простите, пан.

— Ничего, только впредь вы уж поучите свою чуду-юду уму разуму, — буркнул он, вынимая из внутреннего кармана конверт с печатью Мнишеков. — Вот, приглашение вам просили передать.

— Угу, — кивнула я, и вручив посыльному серебрушку за труды, поспешила выпроводить его прочь, пока Кусь опять не решил атаковать.

Вскрыла конверт. Надо же, действительно приглашения — для меня и Балта — на малый званный вечер с выступлением заезжего предсказателя. Уж не того ли, что вчера собирался начаровывать удачу для всех желающих? Ладно, мне все равно нужно повидаться с Аделью, узнать, что она нашла или не нашла в комнате матери.

Но сейчас к пану Тодору! Только угомоню все ещё ворчащий диван. Кусь продолжал жевать выдранный лоскут.

— Фу, плюнь! — отобрав трофей, я задумчиво повертела в руках кусок ткани.

А все-таки интересно, с чего это Кусь так взбрыкнул? Обычно он так себя не ведет. Да и посыльный…. Все, кто вот так знакомился с моим «питомцем» обычно, поднимали крик, начинали отбиваться. А он просто шагнул в сторону. Как будто знал, что произойдет.

Предупредив Франца, что скоро вернусь, я отправилась к пану Тодору.

Из записок Бальтазара Вилька, капитана Ночной стражи

«Смерть не умеет прощать!?!»

Фраза ещё долго вертелась в голове, невольно заставляя оборачиваться. Надо было перехватить Марека, чтобы снова отправить по следу, разыскивать проверяющего. Если тот, конечно, всё ещё жив… но если его всё же убили, зачем было выдавать за него Мыша? Получается, что Феодорий Грець зачем-то понадобился убийце. Что такого он мог знать, чтобы пытаться скрыть его пребывание в мире живых? Или старик-трупарь прав и смерть действительно взбалмошная баба, не признающая своих ошибок?

Повернув на Сиреневую улицу, я остановил коляску у «Дуэлянта». Двери охранял молодой стражник, вытянувшийся по струнке при моём неожиданном появлении. Бедняга так прибрал живот, что его мгновенно побагровевшее лицо чуть не лопнуло.

— Выдыхай! — нервно бросил я, проходя мимо, и уже хлопнув дверью, услышал сиплое шипенье.

У входа в пустынный зал заламывал руки седой пан в парадном мундире.

— Пожалуйста, — повторял он. — У нас запрещено всё трогать!

Но стражники о чём-то громко переговаривались и будто нарочно двигали тяжёлые кресла, так что весь мужской клуб вздрагивал от томительного скрипа ножек по паркету.

— Все на улицу! — гаркнул я. — Входы и выходы оцепить! Никого не впускать — никого не выпускать!

Хотел добавить про мух, не имеющих право проскакивать перед носами защитников города, но вовремя вспомнил про то, что на дворе зима.

Стражники разразились нестройным хором «здравий желаю» и «будет исполнено» и затопали мимо парадного пана на улицу. Тот уже стоял ни жив ни мёртв и истерично покусывал кончик длинного седого уса, завёрнутого к губам.

— Приказчик, — словно заводная кукла поклонился он, механически представившись. — Слежу за порядком в заведении. У наших посетителей особые предпочтения, вся мебель сделана исключительно из осины, чтобы не сбивать наведенные чары…

— Умерший тоже имел особые предпочтения? — бросил я, сдёргивая задеревеневшие от холода перчатки.

— Пан Тодор приходил к нам часто, но в дуэлях не участвовал, — чуть не плача, выдавил приказчик. — Обычно он… но в этот раз выглядел совершенно подавленным. Его дорогая тётя намедни почила и вот… теперь… такая трагедия. Для семейства Мжецких настали тёмные времена, а они ведь столько сделали для нашего города…

— Ведите к телу! — пришлось перебить мне.

Утро добрым не бывает, особенно когда просыпаешься до петухов. Тем более, если приходится смотреть на второго мертвеца подряд ещё до рассвета. Но Марек что-то подзадержался. Неужели нарыл в смерти пана Тодора странные обстоятельства?

Приказчик продолжал бормотать себе под нос, будто получил долгожданное разрешение немного пошуметь в обход строгих правил клуба, но всё же вывел меня из главного зала к череде приватных комнат.

Мой рыжий помощник ползал на коленях по ковру у короткого кожаного дивана. В камине ещё горел огонь. А вот чайные чашки на небольшом столике, выглядели давно заброшенными и холодными. Как и серый знак дуэльного кодекса на полу.

— Кто видел его живым?

Марек вздрогнул и обернулся, но мой вопрос предназначался не ему.

— Я, — пискнул приказчик. — Сегодня ночью отменилась единственная дуэль, поединщики вдруг примирились, поэтому посетители разошлись. Когда нет поединков паны предпочитают другие развлечения. Без дуэлей здесь слишком тихо, а дамам проход вообще запрещён. Поэтому, такая работа пришлась мне по душе. Часто бывает тихо и спокойно. Помогает легче переносить тяготы жизни и восстанавливает испорченные нервы. Вот и пан Тодор, наверное, думал так же, но был слишком печален…

— Да, да, у него почила тётушка. Что дальше?

— Он попросил чаю с ромашкой для успокоения и не беспокоить его, чтобы можно было подумать…

— И вы не беспокоили?

— Нет! Как можно. Если пан желает побыть наедине с самим собой, его сложно не понять. Остаётся только выполнять свою работу и подбрасывать дрова…

— Во сколько последний раз? — уточнил я.

— Два часа назад, — шмыгнув носом, сознался приказчик. — Он так зачитался, что даже не заметил моего…

— Он вообще двигался? — встрял Марек, поднявшись с колен.

— А то может камин всю ночь грел покойника? — поддержал я.

— О, Пресветлые богини, мои нервы. Вы специально мучаете меня…

— Вы думаете, сам пан капитан Ночной стражи принёсся сюда в такое время, чтобы заниматься не пойми чем? — вступился мой помощник, мгновенно прекратив истерику служащего. — Точно отвечайте на вопросы!

— Он двигался. Двигался. Даже когда я подбрасывал дрова два часа назад — чесал нос. Но глаз от книги не отрывал и на меня даже не посмотрел.

— А в другое время? Он любил поединки? Ставки делал?

— Ставки? — приказчик приготовился упасть в обморок. — Ставки строжайше запрещены…

— То есть он не проигрывал и денег никому должен не был? Может быть отказался быть чьим-то секундантом?

Хотелось встряхнуть парадного пана, чтобы наконец сбросил свою глупую маску и начал говорить то, что знает.

— Нет, нет, что вы! Пан Тодор никогда не вмешивался. Кодекс запрещает вмешиваться в поединки. Правила непреложны. Если знак загорелся, — он указал трясущийся рукой на неактивные сейчас символы на полу. — Выйти из дуэли невозможно… Это немедленный проигрыш...

— Может, он участвовал в смертельной дуэли? — предположил я.

Приказчик побелел.

— Запрещено. Строжайше запрещено!

— А как же право оскорбленного на достойное возмездие? — блеснул знаниями кодекса Марек.

Парадный пан отступил на шаг и затряс бакенбардами, начав повторять главы из дуэльных правил.

— Оскорбление и право оскорбленного. Вызов… Виды дуэли. Выбор секундантов или дуэль без секундантов. Порядок проведения поединка.

— Свободны! — отмахнулся я.

Толку от него не много, а дурное настроение слишком заразительно, чтобы подолгу общаться с такими беспокойными личностями, ещё подхватишь, будешь потом заламывать руки по любому поводу и губы поджимать, когда шумят или правила нарушают. Есть некоторые моменты, в которых как ни старайся не отыщешь светлые стороны. Поэтому, несмотря на обещание искать во всём плюсы, в данном конкретном случае, пытаться было бессмысленно.

Приказчик гордо задрал подбородок, будто его не выгнали взашей из вверенного ему заведения, и удалился, цокнув в дверном проёме каблуками.

— И каков твой вердикт?

Покойный Тодор, удобно сидящий по центру дивана, выглядел таким спокойным и умиротворённым, будто не умер, а крепко задумался над очень важной проблемой. Его выдавала только синюшная бледность и совершенная неподвижность.

— Зачитался до смерти, — пробубнил Марек, но под моим недовольным взглядом поправился. — Сердце, наверное, не выдержало. Переживал за тётушку…

— Так себе версия, — вздохнул я.

— Другой нет.

— Плохо. Про покойного пара Мжецкого ходили самые нелицеприятные слухи. Так что врагов у него пруд пруди: от мужей-рогоносцев до взбешенных отцов.

Рыжий помощник поджал губы, но говорить больше ничего не стал.

Моя решимость снова привлечь его к поискам проверяющего померкла. Лучше подключить к этому делу Тарунду. А Мареку оставить зачитавшегося страдальца и более «важное» мероприятие.

— Сегодня утренним баркасом из Зодчека к нам прибудет капитан Бряк. Обеспечь её встречу и не отходи ни на шаг. Сделай так, чтобы она ко мне вообще не приближалась. Понял?

Рыжий помощник переменился в лице. Их разлука с Люсиндой надолго превратила его в ещё более рассеянного и глупого типа, и сейчас он преображался прямо на глазах. Казалось ещё пару мгновений и из его рта вылетит знаменитая «Люсюсечка».

— Всё сделаю, — завороженно закивал он. — Буду рядом с ней и днём и ночью. Только если фея эта опять...

— Прочь её гони! Пусть в Трибунале командует. Только не забудь. Книгу подпиши к уликам. Тело отправь… Да ты сам всё знаешь!

Глядя на его мечтательную физиономию, я только рукой махнул и пошёл прочь. Мне всё чаще казалось, что все дела, которые попадали ко мне за последнее время, связаны между собой. Даже этот малахольный любитель поглазеть на дуэли, будто бы распереживавшийся из-за тётки, имеет какое-то отношение к Мышу, лжеалхимикам, таинственному живописцу и их хитроумному хозяину. Все они, даже проверяющий, части одной головоломки, за разгадку которой мне никак не удаётся ухватиться. Она где-то рядом, но постоянно ускользает загороженная совершенно неважными посторонними вещами. А настоящие улики проскакивают между пальцев и рассыпаются бесполезной пылью.

Я вышел на улицу. Стоило тщательно обыскать то место, где нашли тело Конрада Мыша. А ещё поговорить с той самой феей. Меня невольно передёрнуло. Надо понять, где и при каких обстоятельствах она угодила к нему в руки. Пусть от неё будет хоть какая-то польза, а то пока вред один. Лезет везде, особенно куда её не просят.

— Пан капитан…

Я отмахнулся от стражников.

— Оцепление можно снимать, а тело увозить.

Только на жёстком сиденье коляски пришло понимание, что говорить надо не с феей, а с Габриэлем. Он почему-то упорно скрывает то, зачем вернулся в Кипеллен, прикрываясь секретностью Трибунала. Может быть дело всё-таки в его брате? Чувство вины ведь никто не отменял. Тем более, что виниться есть за что. Не углядел за родным человеком, не понял, когда тот свернул с верного пути. Да ещё как свернул. Бездельники, вечно собирающиеся поглазеть на всякие мерзости, до сих пор шепчутся о том, сколько мёртвых тел вынесли из подвалов музея. А попали все эти покойники туда из-за безумного Гжеся Ремица.

Я запустил руку в бороду. Надо ехать в Школу, и хоть пытками, но вытянуть из Габа правду. Что-то подсказывало мне, что без секретов Трибунала к моему делу так и будут прибавляться новые трупы. Развернув коляску, я выправил её, заставив сонную лошадь окончательно проснуться, и поехал по центральной улице навстречу новым проблемам. Габриэль так просто не сдастся и изрядно помотает мне нервы, если не придумать какой-то хитрый подход.

Планы сменяли один другой, но отвергались из-за многочисленных слабых мест, а Школа Высших Искусств приближалась.

Из рассказа Аланы де Керси, хозяйки книжной лавки «У моста»

Коляску удалось найти далеко не сразу. Я прошла, наверное, пару кварталов на другом берегу Чистинки, прежде чем сумела нанять экипаж. Теплолюбивые жители Кипеллена совершенно не желали дышать свежим морозным воздухом, и кому их понимать, как не мне, большой мерзлячке. Одно дело в охотку прогуляться в хорошей компании, хохоча и поедая яблоки в карамели, и совсем другое перебирать ногами по заснеженным улицам, бредя почти на другой конец города по делам.

Когда мне наконец удалось взять извозчика, казалось, что отогреть озябшие руки не получится уже никогда. Нос же и вовсе превратился во влажную ледышку и вновь предательски хлюпал. Платок, растяпа всех растяп, конечно же забыла в лавке, а то и вовсе у Балта дома. Приходилось совершенно по-детски шмыгать или пытаться незаметно утереться варежкой.

Зато с экипажем мне повезло: мало того, что извозчик держал внутри саламандрову косточку, так ещё и согласился подождать меня, чтобы отвезти обратно в лавку.

Я быстро разомлела в тепле кабины и вскоре начала дремать — сказывался ранний подъем. Но урвать полноценного сна так и не удалось. Уже через полтора десятка минут кучер постучал в стенку, сообщая, что мы прибыли к дому пана Тодора.

Мороз с удвоенной силой накинулся на мое отогревшееся тело, нещадно кусая за щеки и нос. Вдобавок с моря задул сырой холодный ветер, не сулящий ничего кроме нового ледяного дождя или ещё какой погодной трясцы.

Фигуристые мраморные русалки застыли на крыльце, соблазнительно выпятив телеса. Припорошенные снегом, те смотрелись почти невинно, но не менее игриво.

Я фыркнула, проходя мимо этих архитектурных излишеств, и решительно постучала в тяжелые дубовые двери. Молоток тоже изображал русалку. Похоже, у пана Мжецкого пунктик на морских жительницах. Интересно, а он хоть раз видел оных вживую? Сомневаюсь, что после знакомства хотя бы с одной из них он стал бы услаждать подобным свой взор. Покрытое чешуёй лицо с двумя щелями вместо носа и широким безгубым ртом, полным игольчатых зубов, как-то не располагают к любованию и лобзанию. А уж характер у морских обитателей, что и врагу не пожелаешь. Нет на побережье более склочного и мелочного племени, чем русалки. И людей они любят только в качестве еды в голодные зимы, что, в общем, не мешает им торговать с нами.

Предаваясь мыслям о сомнительном, хоть иногда и выгодном, соседстве, я довольно долго топталась на крыльце, прежде, чем мне открыли. Слуга был хмур, мрачен и, кажется, чем-то подавлен. И младая дева с недовольным видом пританцовывающая на пороге, его, похоже, не вдохновляла.

— Нету, — буркнул он, — нету пана! Вам тут всем мёдом намазано, что ли? И дружков своих не подуськивайте, и братьев с дядьями, и…

— Кхм… — Видно, пан Мжецкий изрядно накуролесил, раз любую незнакомую панну на крыльце тут считают за отвергнутую пассию. — Кхм! — Но слуга продолжал бубнить отказную.

— Ну, положим, братьев с дядьями у меня нет, — хмыкнула ваша покорная слуга, — а капитан Ночной стражи вместо них сойдет?

Тип на пороге вздрогнул, а значит — надо дожимать.

— Мне нужно поговорить с паном Мжецким немедленно, или же ему придется сделать это в застенке Управления! — рискованно, конечно, если Вильк узнает о моих выкрутасах — по голове не погладит.

— Да нет его! — взвыл слуга, чуть не плача. — Помер пан! Вечером в клуб убыл, как заведено, а поутру уж там его холодного нашли. Домой посыльный оттуда прибежал. А пан Яч, мажордом наш, уже в Управлении должен быть…

— Р-резец мне в стило, — прорычала я, меняясь в лице.

Хмурый пан ещё что-то лепетал, но мне уже было не до него. Нужно как можно скорее добраться до Управления, до Балта! И надеяться, что никто больше не пострадает от проклятой книги. Почему-то ваша покорная слуга не питала сомнений о причине внезапной кончины гулящего пана.

— На Песий мост? — уточнил возница, когда я с силой рванула на себя дверцу экипажа.

— В Ночную стражу.

— Что, не удалось с охальника ответ получить полюбовно, решили по закону? — усмехнулся кучер в заиндевевшие усы.

— По закону тут не стражу, а храмовников звать надо, чтоб они групповую брачную церемонию проводили, — буркнула ваша покорная слуга.

— Это да, — протянул мой собеседник, видно сообразив, что я не обиженная девица и к Мжецкому приезжала не за сатисфакцией. — Сколько девок попортил, а ему все как с гуся вода…

— Поехали уважаемый, лошадь мерзнет.

Ну вот что мне стоило приехать сюда раньше? Не заходить в лавку, после ухода Адель, а сразу нанять экипаж и навестить пана Тодора… Но с другой стороны, тогда Кукусильда бы получила в свои загребущие ручонки «У моста», и у меня не было бы вчерашнего чудесного вечера… «и штанов!» — шепнул внутренний голос.

Да и стал бы Мжецкий со мной разговаривать — это ещё вопрос. Ведь судя по сегодняшней «теплой встрече», вряд ли. Даже если бы мне удалось пробиться «к телу» поди докажи, что книга, забранная им у покойной тетки — краденая.

Так! Стоп! Что за оправдания? Похоже на то, что он вообще получил по заслугам и слёз никто лить не будет.

Долго предаваться самоедству и унынию не получилось, мы уже примчались к парадному крыльцу Ночной стражи. Расплатившись с извозчиком и сказав, что ждать меня не нужно, я потянула на себя тяжелые, обитые железными полосами двери и скользнула внутрь. Стражник у входа лишь приветственно кивнул. За последнее время ваша покорная слуга была тут если не частым гостем, то вполне узнаваемым лицом. Сначала, как свидетель по делу Гжеся Ремица, а после Балт несколько раз просил меня проконсультировать дознавателей по живописной магии и её проявлениям. Случай с ожившей картиной заставил Управление задуматься и о таких преступлениях.

Добравшись до кабинета Вилька, я решительно постучала. Тишина. Постучала ещё раз, уже куда более настойчиво. Створка, не выдержав напора, качнулась внутрь, так что получилось осторожно просунуть голову в щель. Хотела уже вывалить на моего бравого капитана все, что успела накопать по мракобесьей книге, но его в кабинете не оказалось. Зато за столом, со стороны посетителей, сидел Марек, и, кажется спал, навалившись на столешницу и пуская блаженные слюни.

Я решительно вошла внутрь, закрыла за собой двери и мстительно рявкнула рыжему в ухо.

— Па-а-адъё-о-ом!

Но младший дознаватель даже не вздрогнул. Вот уж точно, стражник спит, служба идет.

— Марек! — я встряхнула его за плечо, жалея, что на столе не стоит графин с водой, иначе нерадивый подчиненный Вилька был бы нещадно полит.

В ответ рыжий тяжело отвалился на спинку стула. Руки его соскользнули со столешницы и повисли безвольными плетями, дыхание едва угадывалось. А на столе лежала раскрытая книга, та самая, что ускользнула от меня на Тролльем рынке. Решение пришло мгновенно. Больше от этой дряни никто не пострадает! Пусть побудет у меня, пока не поговорю с Балтом. Стараясь не смотреть на страницы, я надела на руку варежку и захлопнула книгу. Аккуратно обернула её шарфом и сунула в сумку. Вот. Теперь можно и крик поднимать.

— На помощь! — я с воплем выскочила в коридор.

— …Что за бардак творится в этом куцьем городишке! — раздался с другого конца недовольный женский голос. — Почему мне, уважаемому капитану Ночной стражи, приходится добираться до вашего треклятого Управления на своих двоих? Хорошо же Вильк тут справляется! Совсем распустились…

Из-за поворота показалось болотного цвета пальто и печально знакомые сиреневые рюши. Люсинда? А она-то за каким лешим тут? Вот не было печали, мракобесы накачали. Обморочный Марек в кабинете, неизвестно, как его расколдовывать и очухается ли он вообще. И Балта, как назло, нет.

Тут я заметила возле полутролльки пана Тарунду, заместителя своего бравого капитана, и чуть воспряла. Он всеми силами пытался решить дело миром и успокоить разгневанную капитаншу из Зодчека. Махал руками, что-то ей втолковывая и постоянно поправлял выпадающую из-под мышки газету. Кто-то читает книги, пусть и не всегда без вреда для здоровья, а кто-то не может жить без последних городских новостей.

Я начала отчаянно подавать ему знаки и вскоре была вознаграждена. Тарунда, кажется уговорил пани капитана подождать в его кабинете, а сам, помахивая газетой, направился ко мне.

— Панна де Керси, рад видеть. Пан капитан убыл в Школу… — он осекся на полуслове, разглядев мою перепуганную физиономию. — Что?..

— Марек! — одними губами выдохнула я. — Дознаватель Бродски…. С ним что-то не так!

Тарунда молча толкнул двери и вошел в кабинет Вилька, а мне не оставалось ничего другого, как тенью скользнуть за ним. Наскоро осмотрев горе-дознавателя, заместитель Балта помрачнел.

— Он спит слишком крепко, чтобы можно было свалить это на молодость и хронический недосып ночного стражника. Я не самый лучший специалист в этой области, но похоже на колдовство.

— Мне, кажется, он сейчас умрет, — пискнула ваша покорная слуга. — Еле дышит…

— Кто еле дышит? — донеслось от дверей, в проеме которых рассерженной глыбой возвышалась Люсинда. — Хвост Первопредка! Марек! — она кинулась к нему, но была, не без труда остановлена паном Тарундой.

Когда надо улыбчивый заместитель Вилька оказывался крепче каменной стены.

— Пани капитан, его ни в коем случае нельзя сейчас трогать! Он под действием неизвестных чар!

— Пустите меня, я мастер по зачарованным, а вы…

— А я не хочу получить тут ещё одно обморочное тело! — сурово ответил Тарунда, взмахнув перед её носом газетой. — О вашем мастерстве мне ничего неизвестно, да и как поведут себя чары, если прикоснуться к дознавателю Бродски, предсказать без соответствующих ритуалов — невозможно. Для начала вызовем лекаря.

— Что за муть творится в вашем Управлении?! — взвизгнула капитан Бряк. — Злое колдовство в самом сердце Ночной стражи! Куда смотрит ваш капитан?! Или он со своими припоями совсем мозги растерял?! Где, куць меня задери, носит проклятого Бальтазара Вилька?!

Из записок Бальтазара Вилька, капитана Ночной стражи

Ранним утром по Школе сонно брели только жаворонки-преподаватели, сквозняк, да ваш покорный слуга… Ну надо же, уже даже заговорил, как она. Видимо, как любит ввернуть Пронька: «Пора жаниться, хозяин». Но обдумать эту жизнеутверждающую мысль у меня не получилось, ещё на лестнице начали попадаться обрывки тряпок, мусор и куски деревяшек.

Я взбежал вверх по ступеням и чуть не наткнулся на перекосившуюся лавку, подпирающую дверь в кабинет Ремица.

— Эй, ты как?

На мои крики и удары никто не отозвался.

Пришлось откинуть в сторону деревяшку и вызвать заклятье. Воздух заревел, собрался за спиной со всего коридора и лестницы, и сокрушительным «кулаком» врезался в дверь. К счастью, получилось правильно рассчитать силу чар, и препятствие не разлетелось в щепки, а лишь съехало с петель и упало на бок, зацепив скелет вурдалака, который Габ использовал вместо вешалки. Скелет рухнул, забряцав костями. Вместе они подняли облако сиреневой пыли, которая клоками взметнулось к потолку и, медленно кружась, полетела обратно. В комнате царил хаос: на столе стоял стул, над ним свисал край длинного шарфа, заткнутого в воздуховод. Осколки колб и пробирок покрывали алхимическую стойку, заваленную перевёрнутыми горелками, термостатами и потрескавшимися трубками. А уже под ними на полу лежал ботинок моего друга.

К горлу подкатил ком. Вытащив платок, я прижал его к носу, чтобы не надышаться неизвестно чего, и, осторожно ступая, чтобы не поднимать пыль, двинулся вглубь кабинета. Боевое заклятье уже плясало на пальцах свободной руки, готовое поразить любого врага — одушевленного или нет.

Полки с книгами и свитками перекосило, и они даже поскрипывали, будто собирались обрушиться прямо сейчас. Кресло валялось на боку, а из-под него, неестественно вывернутая, торчала человеческая рука.

Метнувшись к столу, я наконец разглядел самого Габриэля, бледного с пеной между сжатых губ, наклонился, приставил палец к его шее и почувствовал биение сердечной жилки. Застрявший в горле ком уменьшился и сполз обратно в желудок. Подхватив тело друга, закинул его на плечо и, крякнув, потащил в коридор. Успел, куцяка, наесть себе пузо на трибунальской службе.

— Что вы делаете? — удивлённо спросили из коридора.

Пухлый преподаватель, кажется зельеварения, испуганно застыл на верхней ступени лестницы, чуть не наткнувшись на меня.

— Вы то мне как раз и нужны. Помогите отнести его к лекарям. Скорее всего отравление.

— Говорили ему, не ставьте вы свои эксперименты в кабинете, — запричитал толстяк, подхватив неподвижное тело и сняв с меня часть нагрузки.

Хорошо еще, что нам нужно спуститься всего на один пролёт.

— Но он не унимался, дескать здесь ему удобнее и результат опытов ему всегда предсказуемее. Вот он и доупрямился. Придётся сообщить о его…

— Обязательно сообщим, — пообещал я, — как только откачаем.

После пары неприметных поворотов в боковые коридоры, мы наконец добрались до владений целителей и без предупреждения ввалились в комнату отдыха. Молодая девица с визгом спрыгнула с колен незнакомого мне седого пана.

— Он отравился каким-то зельем, — предупредительно крикнул я. — У него все пробирки разбиты.

Покрасневшая девица, отвернувшись, поправляла одежду, а вот седой лекарь быстро пришёл в себя и начал раздавать указания. Мы закинули Габа на стол и уложили на спину, раскинув безвольные руки. Прежде чем отойти, я попытался вытащить зажатую в пальцах колбу, заткнутую пробкой.

— Да не мешайтесь вы…

— Это может быть опасно, — перебил я, медленно размыкая железную хватку Ремица.

— Мышцу, наверное, свело, — пояснил седой лекарь и нажал на какую-то точку в районе запястья.

Пальцы разжались, и колба вывалилась в мою ладонь, перевернувшись вверх приклеенной бумажкой: «Выпей меня Балт».

— Он тоже заходил в его кабинет, — подтолкнув меня в плечо, сообщил толстяк.

— Платком прикрывался… — пятясь, попытался оправдаться я, но седой лекарь лишь покачал головой, прищурив внимательные глаза.

— Разберёмся, — кивнул он, ухватив меня за рукав. — Откройте рот. Голову откиньте! Ничего же не видно. Так лучше. Налёта нет. Горло чистое. Язык без изменений. Угу. Закройте. Наклонитесь сюда. Вот.

Пока он ковырялся со мной в поисках признаков отравления, мысли скакали как бешеные, а глаза сами косились на Габа. Девица перестала краснеть и уже что-то заливала спринцовкой в его нос и рот, повернув голову на бок.

— Может быть лучше займётесь им? — наконец выдавил я.

— Чтобы ему по-настоящему помочь, нужно знать какими зельями он отравился. Пока можем только удалить остаточные примеси.

— Соберу людей, мы обыщем его кабинет, — пообещал за моей спиной толстяк.

Дверь стукнула, а я попытался вырваться из рук лекаря.

— Со мной всё в порядке.

— Не утверждал бы так на вашем месте, — покачал головой он. — Следов отравления нет, но организм истощенный. Глаза блёклые, чёрные круги. Сосудистая сетка воспалённая. Нервозность. Синим мхом увлекаетесь?

— Вот этим! — подняв к его глазам колбу с надписью: «Выпей меня», бросил я. — И если позволите, взгляну, чем отравился мой друг. Пока не поздно.

Лекарь только головой покачал.

— Ах, да, вы же припой… Лучше бы увлекались синим мхом, — вздохнул он. — Хотя, в данном случае, если выбирать из двух зол… пейте свой припой, только отойдите в угол и сядьте.

Уходить, пока Габ не придёт в себя не хотелось, поэтому оставалось забиться в укромный уголок и вскрыть то, что он оставил для меня перед предполагаемой смертью. О том, что мой старый друг не чаял остаться в живых, свидетельствовал погром в кабинете и само послание. Не представляю, чтобы что-то другое заставило упрямца пойти на такой крайний шаг.

Лекарь проводил меня взглядом до одиноко стоящего кресла у окна и отвернулся к Габриэлю. А я сел, снял перстень и откупорил склянку. Выдохнул, будто собирался пить забористый самогон и наклонил колбу. Дистиллят проскочил внутрь и перед глазами задвоилось. Комната отдыха лекарей расплылась, но не исчезла. А поверх неё проступил кабинет Ремица и его руки, порхающие над склянками.

Я встряхнул головой, пытаясь избавиться от странного эффекта, но окружающая обстановка исчезать не желала. Мелькали шкафы и пробирки. Из окон отражался свет. В стороне что-то бормотал лекарь. Горелка пыхнула синим пламенем. Мимо проскользнула тень и Алана забралась в карету...

Голова закружилась, взволновала желудок и подняла волну тошноты.

Две комнаты и заснеженная улица словно наложились друг на друга. Руки Габриэля мелькали перед спиной седого лекаря, но вместо его голоса, я слышал, как что-то говорит Алана, и даже чувствовал где она сейчас, словно превратился в стрелку компаса.

Оставалось только сглатывать и жмуриться. После нескольких попыток снежная мостовая пропала, а за ней потух и свет из окон. Половина комнаты исчезла, вместе с девицей, суетящейся над неподвижным телом Ремица. Но его кабинет так и остался блёклым и размазанным. То ли Габ что-то напутал с припоем, то ли со мной было что-то не так, но погружение в его память оставалось очень поверхностным, словно я наблюдал со стороны.

Хлопнула дверь. Он повернулся. Из тёмного проёма выскочило мусорное ведро. Габриэль попытался преградить ему путь, но оно, как разумное, вильнуло в сторону, и врезалось в алхимические приборы. В стороны полетело стекло, а в потолок ударил столб сиреневого пара. Ремиц отпрянул. Налетел на стол. Попытался выскочить из кабинета, но дверь захлопнулась, а снаружи загрохотало. Сколько он не толкал, не долбил в неё руками, она не поддавалась. Он попробовал даже с разбегу, но так и не добился результата.

— Вот собственно и всё, — усмехнулся Габ, разглядывая переливающееся в воздухе сиреневое облако. — Как говорится, что наалхимичил, от того и почичичил.

Клубы от зелья, собравшиеся под потолком, медленно сносило к воздуховоду в углу.

— Ну уж нет, — отчаянно бросил мой друг. — Я вам не Гжесь. Из-за меня сотням людей не погибнуть.

Он поднял стул и пристроил его на столе. Снял со скелета волколака свой любимый шарф. Забрался на верхотуру и свернув его в узел, запихнул в дыру воздуховода. Медленно слез и сел в своё кресло.

— Вот и сочтёмся, — пробормотал Габ. — Моя дрянная шкура против всех преподавателей и студентов Школы — размен что надо. Но сначала…

Он достал из ящика стола тонкий стилет и колбу. Метнулся к шкафу, будто боялся не успеть, поднял флягу с дистиллятом и не особо заботясь о том, что больше проливает, наполнил колбу. Вернулся обратно в кресло.

— Раз уж так получилось, — вздохнул он. — Тебе лучше узнать, что Трибунал ещё в столице ловил одного проходимца по кличке Морок. Видели его многие, но вот опознать так никто и не смог. Неуловимый тип. Промышлял тем, что продавал богатеям пустышку под видом зелья Бессмертия. Добрался даже до самого пресветлого князя. Тут то скандал и случился. Высокая особа потребовала гада наказать. Дело перешло в Трибунал, но быстро зашло в тупик. Ведь внешности Морока никто не знал. А кроме потёртого фиала от зелья ничего не осталось. Восстановить его действие было сложно, так как живописная магия, заключенная в рисунке, была испорчена. В общем за дело брались многие, каждый хотел выделиться перед князем, но успеха не добился никто. А когда в нем уже все разочаровались спихнули на новичка. То есть на меня.

Габ криво усмехнулся и помахал пузырьком.

— Морок к тому времени уже понял, какую ошибку совершил и сбежал из столицы, а я поехал следом. Узнал, что мерзавец прослышал о моём брате и происшествии в Кипеллене и ищет Белое зелье, поэтому послал фею вперёд, чтобы разведала обстановку. Сам же пытался сесть ему на хвост, но потерял в Зодчеке. Чтобы замести следы гад отравил людей на площади, а потом будто растворился. Его присутствие ощущалось, но до него самого дотянуться так и не получилось. Если бы не князь, я бы рассказал тебе обо всем раньше, правда, — он вздохнул. — Но дело такое щепетильное, а ни твоя девица, ни горе-подчинённые язык за зубами держать не умеют. Так что… прости. Наверное, это было глупостью.

Ремиц закашлялся и захрипел, сразу же начав говорить быстрее:

— В Кипеллене Морок начал искать Белое зелье. Не могу понять, зачем он отправил своих подручных к Мнишеку, про Редзяна, конечно, ходит много слухов, но никакой связи… В общем, когда его бандиты появились в Школе, а потом в музее, сомневаться уже не приходилось. Он обследует все места, где брат мог спрятать зелье. Не знаю, зачем оно ему нужно, всех свойств не знает никто…

Габ снова закашлялся.

— Я искуплю его вину, спасу хотя бы…

Он задержал дыхание и уколол палец, выдавив в припой каплю своей крови.

— Для тебя.

Ремиц заткнул пробку и написал короткую записку, приклеив её сверху. Весь сжался, словно не хотел выпускать что-то изнутри, но всё-таки справился с собой, поник и повалился на бок, перевернув кресло.

Всё померкло, и я открыл глаза. На протяжении всего припоя меня не оставляло чувство, что рядом стоит моя живописка.

Из рассказа Аланы де Керси, хозяйки книжной лавки «У моста»

— Где носит треклятого Бальтазара Вилька? — негодующе рявкнула полутроллька, доведенная до белого каления.

— Я у вас за спиной, Люсинда, — раздался из коридора знакомый голос. — А если вы посторонитесь, то наконец-то попаду в свой кабинет и узнаю, за что вы так на меня взъелись.

Капитан Бряк отступила, пропуская моего бравого чародея. Вильк окинул всех цепким взглядом, мгновенно нахмурившись.

— А теперь кто-нибудь потрудитесь объяснить мне, что всё это значит?

Люсинда с паном заместителем заговорили одновременно, и в кабинете снова воцарился гвалт. Вильк тяжело вздохнул и щелкнул пальцами. Тарунда с полутроллькой ещё несколько секунд открывали рты, прежде чем сообразили, что из них не вылетает ни звука.

— Якуб, вы первый, — ровно произнес Балт, упреждающе махнув рукой в сторону побагровевшей Люсинды.

Я тихонько двинулась к двери, намереваясь выскользнуть из кабинета, и дождаться, пока вокруг не будет так шумно и тролльно, но не успела.

— Панна де Керси обнаружила капрала Бродски без сознания и позвала на помощь. Вот собственно и всё.

Вильк почти не глядя выбросил руку в сторону и перехватил меня за локоть.

— А что понадобилось тут панне де Керси? — вопрос прозвучал в пустоту, и было немного неясно, кому Балт его задал.

— Эээ, ну-у… показания по делу Пыщанской? — неубедительно предположила вышеупомянутая панна.

Мой бравый чародей наградил меня пристальным взглядом, а я усиленно попыталась состроить выражение «всё скажу, но не здесь же!»

Уфф, кажется, понял… По крайней мере перестал прожигать во мне дыру глазами.

— Ладно. Люсинда, теперь вы, — Он развеял заклятие немоты, и полутроллька, прекратив раздраженно сопеть, буркнула:

— Не знаю! Меня никто не встретил на пристани, Вильк! И это при том, что уведомление было отправлено заранее. Где носило твою припойную светлость, мне плевать, но мог бы хоть патрульного выделить!

— Так и выделил, — проворчал мой бравый капитан, — Марека. А вот почему этот оболтус вместо того, чтобы взять коляску и отправиться по делу, занимался не пойми чем в моём кабинете, думаю, вам лучше будет спросить у него самой, капитан Бряк. Конечно, когда он придет в себя. И мне потом заодно расскажете.

— За лекарем уже послали, — торопливо вставил Тарунда, поправив газету подмышкой.

В дверь деликатно постучали, а затем в кабинет протиснулся вихрастый молодой пан в лекарской робе.

— А вот и он.

Паренек склонился над несчастным Мареком и задумчиво поцокал языком. Поводил над ним сначала руками, потом выуженной из кармана стеклянной палочкой и стал ещё задумчивей.

— Чары, — наконец произнес он то, что мы все и так уже знали. — Похоже, атрефактину какую-то дурную цапнул. В лазарет его надо, там точно скажут, что и отчего…

— А жить, жить он будет? — в голосе Люсинды звучало несвойственное ей волнение.

— Будет… наверное… — рассеянно отозвался лекарь.

— Только недолго и мучительно, — прорычал себе под нос Вильк.

— Сие лишь богиням ведомо, ну и лекарям, — попытался пошутить пан из лазарета. — Капитан, дайте пару дюжих ребят, пущай перенесут его, что ли…

— Я займусь! — вызвался Тарунда, видно, каким-то неведомым образом учуяв, что пану капитану пора дать роздых.

Когда наконец процессия из носилок, двух стражников, обморочного Марека, пана Тарунды и ворчащей Люсинды наконец-то покинула кабинет моего бравого капитана, я уже почти не чуяла затекших от стояния ног.

Вильк предусмотрительно запер дверь изнутри и накинул полог тишины. Это хорошо, это правильно, мало ли чьи уши рядом развесились. Устало опустившись в кресло, он махнул рукой на стул, где ещё несколько минут назад сидел Марек.

Я деревянной походкой проковыляла к столу и рухнула на сиденье. Ненавижу объясняться, а ещё больше — оправдываться. Но… дурная моя голова, сама меня впутала, сама и отвечай.

— Так что же здесь все-таки делала некая панна де Керси? — отголосок иронии прозвучавший в словах Балта, давал надежду, что немедленно убивать меня не будут.

— Вариант «соскучилась до самого не могу» не прокатит?

— Прокатил бы, знай тебя чуть хуже, хотя, не спорю, было бы приятно. А вот по делу Пыщанской все же надо будет опросить. Позже. Так что случилось, Алана?

Я вздохнула и полезла в сумку. Не умею ни юлить, ни изворачиваться, и для себя уже давно уяснила, чем правдивей будет мой ответ, тем меньше получу неприятностей. И это не только в случае с Вильком. Перерыв содержимое сумки вверх дном (вот уж где местечко позатейливей Полуночной бездны), ваша покорная слуга вытащила проклятую книгу и положила на стол, развернув шарф.

Сказать, что мой бравый капитан изменился в лице — это, считайте, промолчать.

— Ты стащила улику? Богини пресветлые! Алана… ты вообще… Эту книгу сегодня с трупа сняли, тьфу, на теле нашли! Ты хоть понимаешь, что едва не наделала?! — Балт потянулся через стол, намереваясь придвинуть книгу к себе.

Я же на секунду представила, что вместо Марека могла вот так же обнаружить моего бравого чародея, и мне резко поплохело. С криком вцепилась в его запястье:

— Не трожь! Не смей к ней прикасаться, Бальтазар Вильк!

Видно, выражение лица у вашей покорной слуги в тот момент было настолько говорящее, что Балт, уже намеревавшийся выдать достойную отповедь на мои выкрутасы, вдруг застыл, затем аккуратно отцепил от своей руки мои пальцы и поднялся. Меня всё ещё колотило, от одной мысли, что он мог открыть проклятую книгу и попасть в сети коварного артефакта.

О том, что мне суют под нос стакан воды, я догадалась, только когда им по этому самому носу стукнули.

— Только не говори, что это ты продала её пану Мжецкому, — тихо произнес он, придвигая второй стул и усаживаясь рядом.

— Я? Нет… Нет! — и тут меня прорвало.

Путано, сбивчиво, взахлеб, глотая и путаясь в словах, вывалила на Вилька все, что знала, начиная с неудачного визита на Троллий рынок.

— …А если бы на месте Марека оказался ты…

— А если бы ты?

Я замолчала, уставившись на него.

— Если бы тогда на рынке книга досталась тебе, а не Кукусильде? И я бы нашел тебя в лавке вот так, как ты нашла Марека?! А если бы не успел помочь?! — что-то такое было в голосе Вилька, что мне захотелось провалиться под пол немедленно.

Нет, он не кричал (хотя лучше бы наорал), говорил тихо, устало и как-то обреченно. И это меня доконало. Великие четверо, ну когда же научусь не наступать на одни и те же грабли? Ведь он прав… Попади книга в мои руки, ещё неизвестно по ком бы осенью хризантемы цвели. В отличие от ненавистной купчихи и её персонала, мне нравится рыться во всех поступающих в лавку книгах.

— Если бы она досталась мне, ты бы погиб в подземелье... — помертвевшими губами озвучила я жуткий вывод, — некому было бы тебе помочь…

— Ненормальная, — выдохнул он, притягивая меня к себе, — и я ненормальный, раз решил быть вместе с тобой. Ты в зеркало себя видела, спасительница? — Вильк развернул меня в сторону потемневшего от времени шкафа, где во всю дверцу поблескивало стекло с облупившейся по углам амальгамой.

— А ты?

Кажется, мы поневоле начали превращаться в эхо. Или в то самое, когда «и даже смерть не разлучит нас», потому как из зеркала на нас пялились два оживших покойника: бледные заострившиеся лица, с синяками под глазами, а ваша покорная слуга ещё и пятнами пошла от волнения.

— Мы друг друга стоим, тебе не кажется? — нервно хихикнула я.

— Похоже на то, — вздохнул Балт. — Только пообещай мне, что больше не будешь соваться во всякие сомнительные места, заниматься самовольными расследованиями и таскать у меня улики из кабинета? Алана, я люблю тебя, но не могу находиться рядом круглые сутки. Вдруг однажды удача отвернется и помощь не придёт вовремя? Даже думать не хочу, что будет, если с тобой случится дурное.

Можно было возразить, отшутиться или даже напомнить, что он тоже не бессмертен, но что-то изменилось в нас после подземелья, я видела это так же ясно, как отражения в старом зеркале.

— Хорошо. Постараюсь.

— Постараемся.

Кажется, мы друг друга поняли от начала до конца. В кои-то веки, впервые.

Вильк осторожно завернул книгу обратно в шарф и убрал в стенной сейф, скрытый за темной деревянной панелью.

— Теперь Редзян не скоро получит её обратно, — проговорил Балт, — если вообще получит. Всё это, похоже, и правда связано со смертью его жены.

— То есть… ты поможешь?

— Узнать, что случилось с матерью Адель? Это же моя работа, — он криво ухмыльнулся. — Только прошу тебя, и подруге своей передай, без самодеятельности!

— Да, мой капитан! — я благодарно улыбнулась в ответ.

— Что у нас ещё на повестке дня? Ты говорила, что от Мнишеков утром приходил посыльный.

Удивительно, как Балт сумел уловить такие мелочи в том сумбуре, который на него вывалился несколько минут назад.

— Эээ, да! Вот! — ваша покорная слуга зашарила по карманам, в поисках приглашения. — Пан Редзян по доброте душевной приглашает нас окультуриться и посетить малый званый вечер, где будет присутствовать «заезжий звездочет и предсказатель Ибрагир Калиострович», — последнее пришлось зачитать с бумажки.

— Калиострович? — Вильк удивленно вскинул бровь. — Похоже, богини таки желают столкнуть меня с ним, — пробормотал он себе под нос. — Ладно, посмотрим на «звездочета» поближе. И расскажи уже про Кукусильду заодно. Зря что ли сидим? — он подмигнул.

Подписав собственные показания, я вернула Балту исписанный убористым почерком лист и спросила:

— А что опять случилось в Школе? Ремиц изобрел новое приворотное зелье и решил вспомнить студенческие годы?

— Габ в лазарете, — серьезно ответил мой бравый капитан, будто не заметив шутки. — Из-за образумленных вещей в лаборатории произошел несчастный случай, и он едва не погиб. Еле успел его вытащить.

— Постой, мы же усыпили всю обезумленную Мышом кагалу! — недоверчиво воскликнула я.

— Ты помнишь, как мы её усыпляли? — невесело усмехнулся Балт. — Вот то-то и оно. В Школе до сих пор отлавливают то, что не попало под действие заклятия. А Габ, как всегда, оказался слишком самонадеян, за что едва не поплатился жизнью. И когда он придет в себя у меня к нему будет много, много вопросов.

Впервые за все время, я невольно посочувствовала Ремицу.