Дело о красной чуме (ЛП)

Глава шестнадцатая С трудом, но не зря

Всадники грифонов из Небесной стражи часто выбирались зверями. Такое было и ныне, грифон мог спуститься с неба и зависнуть над мальчиком (очень редко над девочкой), прижимая его к земле ветром от ударов крыльями. Лишиться детства и учиться кататься на крылатых скакунах Британии было так сложно, что не все справлялись.

Те, кто смог, получали новые имена, были отмыты, как сироты в Коллегии, и их многому учили до того, как пускали к этим существам.

Грифоны не прощали ни единой ошибки, их всадники должны были противостоять и ауре вялости, что поваливала их добычу. Были особые движения — Щиты их знали, помимо своего обучения, — что позволяли всаднику преимущества против даже такого большого крылатого хищника, и некоторые уловки с их длинной палкой с острым внутренним изгибом, чтобы направлять зверей.

Всадники порой даже спали со своими зверьми, были истории о глубокой привязанности стража и грифона. От грифонов они узнавали особые символы, что не беспокоили эфир, но были эффективными. Среди команды были и кучера, которые управлялись с двумя и более зверьми, пока везли по небу экипаж Британии.

Повозка грифонов была легкой, плохо защищала от стихий. Боудикка была не первым сосудом, что отправлялась в бой во главе армии, но она придумала повозки удобнее. После этого почти ничего в них не изменилось, и граждане с тех пор — с Золотой поры — тут же узнавали высокие бока, скругленный спину и металлические поводья, потрескивающие чарами. Колеса и шестеренки хитро двигались, когда нужно и не нужно было лететь, и сооружение сияло медным светом.

Микал легко запрыгнул в колесницу, его ладонь забрала поводья у кучера. Мышцы ожили на его спине, грифоны — оба коричневые с белым, янтарными клювами и шуршащими крыльями — проверяли его контроль.

Щит защищало от их ауры членство в их древнем братстве, он мог управлять колесницей. Осторожно, конечно, и в крайнем случае. Конечно, редкие дети магии подумали бы о такой колеснице даже в жутких ситуациях.

Времени не было. Иначе они не догнали бы корабль до Дувра. Чем скорее Эмма схватит мужчину, тем скорее сможет… сделать все необходимое.

— Прима, — Микал повернул голову. Грифоны двигались, он напрягся, сжимая поводья в кулаках. Они недовольно замерли, сила Щита превосходила их.

Хоть разница была небольшой.

Кучер спрыгнул, его сапоги с металлическими крючками, чтобы прикрепляться к полу колесницы, звякнули. Он протянул руку, и Эмма осторожно поднялась. Она чуть не упала на Микала, грифоны поднимались, шипя от недовольства, что их сковали, еще и заставили везти ее.

Если бы тут был Эли, он бы закрепил ее. А так темноглазый юноша с белым шрамом от когтя на бритой голове, прикрепил ее ремешками к передней части колесницы, обвив ими плечи и бедра. Микал сунул носки ступней в кольца на полу и проверил их, удерживая грифонов.

Кучер посмотрел на нее, она кивнула. Слова все равно не было бы слышно за злыми воплями. В отличие от всадников. Микал был без очков, его глаза были прищурены, и Эмма прижала ладонь к его сапогу. Простые чары ожили, золотые символы побежали по его щекам — они не дадут ветру жалить его кожу, а ручейки эфирной силы будут уменьшать напряжение. Будь у нее еще Щит или два, они разделили бы бремя.

Но их не было. Может, ее и оставшийся Щит тоже ждала смерть.

«Как странно, — ее щеки были мокрыми, хотя они еще не летели. — Я не верю, что Микала можно убить».

То, что волшебник не понимал, было слабостью. Думать о невозможном было их призванием, фантазия лежала в основе и интуиция, и потеря этого могла быть для примы хуже любой смерти.

Микал завопил, кучер отскочил легко, как листик. Задняя часть колесницы закрылась, работали механизмы. Большие двери перед ними открылись, и вечерний свет обжег нежные глаза Эммы за кожей и стеклом очков. Они были ужасными, но отгоняли свет.

Колеса скрипели, грифоны взлетали. Полоса взлета была из голубого камня с чарами, на нем были следы когтей поколений грифонов и колес, ее склон был к грязному небу Лондиния.

Эмма зажмурилась. Колесница дрогнула, и она ощутила, как Микал на миг ослабил физическую и психическую хватку на зверях.

Движение. Ремешки впивались, звери бросились, и колеса катились по камню, а двери — снаружи еще были следы гражданской войны и правления ужасом Крамвилля — едва успели закончить скрипеть, как грифоны вылетели в небо с грузом. Колеса и шестеренки тихо крутились в воздухе, стало холодно так быстро, что дыхание Эммы было кристалликами льда перед ней. Ее желудок остался позади, пытался догнать, ее пальцы сжимали лодыжку Микала.

«Нет, я не верю в его смертность. Но я боюсь».