Саффрон-Хилл бесцветно горбился под утренней моросью. Эмма ощущала себя так же подавленно, ее силуэт размывал легкий морок — просто размазывал, когда на нее пытались смотреть, чтобы ее одежда не бросалась в глаза. Микал рядом с ней был неподвижен, разглядывал конец улицы, где она соединялась с Филд-Лейн, и грязь страшнее было сложно найти даже в Лондинии.
В левой руке Эммы был обрывок тонкой серебряной цепочки. В ее звеньях запуталась прядь жестких темных волос. Маленький медный амулет рядом напоминал двуликое божество Индаса, одно из многих, у которого не совпадали интересы и принципы.
«Они готовы, слуги Британии — эксперты принципа разделять и властвовать. Мы делали так со времен Золотой Бесс, и раньше. Мы научились хорошо, но эти уроки плохо применяем».
Какой инстинкт заставил ее тихо забрать кусок цепочки, который она нашла затерявшимся в большой лиловой кровати Левеллина Гвинфуда давним летним утром? Их отношения умерли из-за некой французской «актрисы». Эмма не хотела делиться, но и терпеть ложь не собиралась. Проститутку пронзил нож ее «менеджера» — Эмма считала себя невиновной и обвинения не принимала. Она даже почти хотела простить.
Она не была провидицей, и хозяин цепочки — и темных волос, что запутались в ней — удивил ее. Она думала, что Ллев был католиком во всем, так что она тихо покинула его дом и вернулась к себе с дешевой цепочкой, горящей в ее кармане.
И она никогда больше не принимала его и не искала его общества. До дела, когда они пересеклись с Клэром, и до… да.
Любой идиот с эфирным талантом умел применять симпатию. Старина Ким даже не будет насторожен. Она никому не говорила об этой мелочи. Ким, наверное, думал, что лорд Селвит оставил себе обрывок на память, а Ллев мог даже не знать, что его шалость была раскрыта, и доказательство очутилось в ее ладонях.
Она крепко сжимала его, кулак в перчатке был еще и перевязан бережно Микалом шелковым платком. Это не должно ослабить связь симпатии. Она не хотела переходить к кровавым и утомительным методам поиска.
Дети с серыми лицами в бесцветных лохмотьях сидели в тенях, эфир тут был густым от страданий. В Уайтчепле было много гнева, но этот уголок Лондиния свой запал давно растерял, остался только пепел безнадежности. Чудесное место для волшебника, чтобы скрыться, но эфирный вес на нервах потом сказывался.
Если у него еще остались нервы.
Цепочка и амулет гудели живой магией, она уловила ритм, горло заполнил странный шепот с тяжелым акцентом в нескольких местах. Это была песня специй и благовоний, пыли Индаса среди дыма, и она чуть не отвлеклась, подумав, что Микал может ее узнать.
Она ждала. Терпение было необходимым, хотя осознание, что ценное время уходит, трепало ее нервы. Клэр плохо выглядел утром, бледный и влажный, но кто бы не был поражен, столкнувшись с этим? И с противным профессором искусства.
Мужчина выглядел гадко, его ухмылка была знакомой, особенно после недавнего визита Эммы в Уайтчепл, где она заглянула за темный занавес, прикрывающий воспоминания до Коллегии. Она не любила их, старалась держать как можно дальше.
Вот только они не всегда слушались.
Магия симпатии встрепенулась, проверяя ее хватку. Подобное притягивалось, и, конечно, у него будет защита, может, даже опасная. Но он не был дома, и он не мог выпускать много эфирной силы, чтобы она не сплелась неожиданно, поглотив его заживо.
Неприятный был бы конец.
Еще трепет, уже отчетливее, и она указала свободной рукой, кривой символ сорвался с ее среднего правого пальца. Микал придерживал ее за руку и вел по улице, старые камни и кирпичи покрывал толстый слой грязи. Это была не слизь, но тоже было гадко.
Она смутно уловила обломки дерева и рушащиеся кирпичи, она плохо видела, пока следовала натяжению. Она едва дышала и напевала, отогнала силу защиты и плавно вдохнула, песня стала шипение чешуи по маслянистому камню. Микал тихо успокаивал ее, словно подозревал, что она борется с эфиром.
Это не было необходимо, но было приятно.
Она пришла в себя резко, словно вскочив с кровати. Ее левая рука дернулась и держала, пока связь не порвалась с хлопком. Перед ней была дверь из опилок, узкий и едва освещенный коридор был полон отказа. Где-то зло плакал ребенок, в стенах шумели крысы, набитые в этих комнатах.
Микал вытащил нож. Его изгиб прижимался к его предплечью, его глаза горели яростной радостью, которую она видела редко. Ее брови приподнялись, он тряхнул головой. Он не слышал за дверь ни биения сердца, ни дыхания.
Это мало значило.
Она отошла, осторожно проверил гнилую дверь. Она отодвинулась и кивнула, Микал распрямился. Дверь разбилась, ведьмин огонь вспыхнул, чтобы отвлечь и рассеять атаку, он бросился вперед, и она за ним. Они огляделись и повернулись к самодельной койке в углу.
Комната была не больше кладовой, свет и воздух поступали из небольшого отверстия под потолком. Оно было заколочено, но доски прилегали неплотно, их основания покалывали эфирной силой. На одной трепетал черный материал, и Микал оторвал его, а Эмма приготовилась к ловушкам.
А их не было.
Комната была пустой, запах серы и соли сказал ей, что кто-то старательно убирал эфирные следы.
— О, проблемы, — прошептала она, чтобы не выругаться. Не было причины вести себя грубо.
На полу было большое влажное пятно, несмотря на холод, трупная муха усердно его исследовала. На кровати были полоски белого и зеленого, она склонила голову и открыто смотрела.
Нарциссы и цветы миндаля, серебряные чары продавца цветов сохраняли их влажными и свежими, сплетенными красной лентой. Под ними лежал фолиант, кожаная обложка была новой и неприятно пахла.
— Кровь, — мрачно сказал Микал, а потом тихо добавил. — Прима?
— Не хватит, чтобы отправить Кима в другой мир, — она смотрела на цветы и фолиант. — Не в его стиле оставлять мне подарки.
Ее глаза были прикрыты. Миндаль был символом обещания, а светлые нарциссы говорили о требовании ответить взаимностью. Красная лента — кровь? Но Ким Рудьярд не оставил бы ей такое.
«Другой главный? Возможно», — она не уловила следов ловушки. Микал прошел вперед, ожидая ее жеста. Она вздохнула и вытянула свободную руку, и он коснулся цветка пальцем.
Ловушки все еще не было.
Он сунул цветы под руку и передал ей фолиант, и она держала его в свободной руке, пока он отвязывал платок и заворачивал в него кусок цепочки, делая маленьким свертком, который она убрала в карман юбки. Фолиант скрипел, явно не использовался часто, и она с трепетом открыла его.
Внутри потрескивающая желтая бумага была исписана тонким почерком. Ее губы сжались, она притянула ведьмин огонь ближе, хоть очищенный эфир надолго сохранит в себе след даже такой простой Работы.
И ее присутствие будет как крик в ночи.
Рисунки. Она листала страницы, ее подозрения подтвердились.
— Клэр будет рад, — пробормотала она. — Но мне не по себе Щит.
— Да, — он с любопытством смотрел на цветы в руке. Он понял послание? Это все было подстроено, букетик оставили в конце.
Но не Рудьярд. На доске был другой игрок. Главный волшебник. На службе Британии? Тогда зачем он мешал бы ей?
«Это мне совсем не нравится».
Клэр моргнул, глядя в линзы, настраивая их.
— Все еще корчатся. Мелкие вредители.
— В крови они сильно сопротивляются, — Вэнс склонялся над своим спектроскопом, его пальцы деликатно настраивали его. — Даже сильная перемена температуры не меняет скорость их размножения. Поразительно.
— Да, — Клэр подавил желание стукнуть кончиками пальцев по столу. — Хлорамин?
— Никакого эффекта, железо в крови стало кристаллизироваться. Это я должен исследовать после всего этого. Применение было бы… вот как!
— Что?
— Ничего. Они живы, хотя кислотность повысилась. Они замедлились, но…
— …не достаточно, — закончил Клэр. Он влажно откашлялся, отвернув голову от образца. Пар поднимался от его щек, он раздраженно моргнул. В кабинете было холодно, и мисс Бэннон оставила чары, что удерживали температуру постоянной, чтобы этим помочь экспериментам.
Валентинелли дремал на стуле у двери. Он выглядел хуже обычного, щеки были в алых пятнах. Его дыхание стало свистом, но темный взгляд порой пронзал ножом спину Вэнса.
А тот ментат снял пиджак, несмотря на прохладу, и его рубашка прилипала к телу от пота. Он выбрал другую культуру и другое вещество из рядов справа, поместил образец с микроорганизмами под спектроскоп. Он откупорил порошок клорафината, отмерил ложкой, смешал с субстанцией мозга в маленькой стеклянной мисочке и выбрал пипетку из подставки, где они стерилизовались. Он тряхнул ею, пипетка остыла, и к чуме была добавлена микстура клорафината. Он настроил линзы и прижался к ним налитым кровью глазом.
— Взорвать бы все, — пробормотал он.
Клэр соглашался. Времени не было, но этот систематичный процесс был отличным шансом доя работы. Он сам работал с другого конца медицинского алфавита.
Шаги на лестнице. Дверь распахнулась, появилась мисс Бэннон с естественным румянцем и растрепанными кудрями.
— Записи Морриса! — воскликнула она, держа новый кожаный фолиант словно новое изобретение.
«Вот так сравнения, Клэр», — но его способности бунтовали.
— Как вы… — Вэнс застыл, символ вспыхнул золотом между пальцев мисс Бэннон в предупреждении. Доктор уже подходил к волшебнице. — Ах. Я. Кхм.
Клэр осторожно протер глаза.
«Он двигается очень быстро».
— Это поможет, Клэр? Признаюсь, я тут мало поняла, — это было странно, она радовалась. — Но вы можете. И пришло еще послание от короны. Я его еще не открывала, но будет плохо, если я ничего не объясню. Улицы полны кашляющих, люди падают на дорогах, даже уважаемые. Почему так быстро?
— Не знаю, — в голову пришла мысль. — Вы не видели жертв с ошейниками договора? Я спрашиваю, потому что ваши слуги еще даже не кашлянули, и…
Тихий стук, Валентинелли упал на каменный пол, и мисс Бэннон выронила фолиант. Клэр увидел, какой она была бы девушкой, и отругал себя за то, что думал, что увидел это раньше.
Она опустилась к Людовико, подоткнув юбки, и убийца слабо вскрикнул на своем языке. Его щеки были алыми, и тень под челюстью набухала, но не желтым, как у новой чумы, а черным, как у старой.
Клэр сжался.
«Он знал риск, я это объяснял — тут были опасные испарения. Как он получил это? На него повлияла яма с чумой? Но тогда это повлияло бы и на Морриса».
Дом волшебницы содрогнулся. Топот ног сказал ему, что слуги услышали зов госпожи.
Колени Клэра затрещали, он склонился к фолианту. Голова закружилась, его способности прогоняли это. Он думал сквозь сироп.
— Я не буду спрашивать, откуда у вас это, мисс Бэннон. Людовико нужно устроить удобнее. Мы попросим, если нам что-то понадобится.
— Хорошо, — она была белой как молоко, и он заметил, что от ее кожи в холоде пар не поднимается. — Я видела ошейники среди рухнувших, Клэр. Мои… похоже, крепкие.
— Или у вас есть иммунитет, мисс Бэннон. Мы не знаем точно.
«Кто знает, что получилось бы, будь у нас ваша кровь для анализа?» — он открыл фолиант, надеясь, что не звучит жутко. Его язык был тяжелым, пот был неприятным. Он пах патокой, чем-то сладким, и они еще не поняли, почему так происходит.
— Вам не плохо?
— Я в порядке, спасибо. Волшебники не страдают от некоторых болезней. Может, эта одна из них, — ее пальцы в перчатке замерли над щекой Людо. Она не отдернулась, когда он подошел. — Клэр…
— Он крепкий, и у него не чума Морриса, — он зря пытался успокоить ее, но Клэр не мог сказать ей, что она может видеть последние мгновения Валентинелли в этом мире.
С суетой прибыли лакеи, они были верны госпоже, не возмущались, неся очередного больного, не пытались прикрыться, чтобы спастись. Конечно, слуга, заключивший контракт, не мог жаловаться… и даже Финч был здоров, не шмыгал.
Это было странно. Он повернулся к фолианту и заметил, что Вэнс придвинулся ближе.
Мисс Бэннон тоже заметила. Резкие звуки вылетели из горла волшебницы, и Вэнс отскочил, воздух между ним и Клэром затвердел, сияя бриллиантами, став щитом изо льда. Он рухнул на пол и разбился, а Гораций подхватил вес Валентинелли.
— Мэм? — спросил шепотом лакей.
— Отнеси его в его комнату. Готовьте ледяную ванну, я вот-вот подойду, — волшебница медленно встала, Маркус и другой лакей понесли Валентинелли по лестнице. Неаполитанец казался маленьким и худым. — Доктор, мне еще предупредить вас?
— Нет, мадам, — ледяная вежливость, преступник ушел к своему спектроскопу. — Я хочу решить эту проблему, как и ваш спутник, даже больше, ведь я контактировал с чумой Морриса. Так что вам, возможно, не придется разбираться со мной привычным образом.
— Вы даже не представляете, как я привыкла… — пылко начала волшебница.
«Вы притихните?».
— Мисс Бэннон. Позвольте нам разобраться в этом. Мы сделаем все, что сможем. Если решение есть, вы узнаете и сможете помочь.
Она разглядывала его, он выпрямился под ее взглядом, надеясь, что она не видит красные пятна на его щеках и дрожь в костях. У него оставалось мало времени до судьбы, что была страшнее, чем у Валентинелли.
— Хорошо, — она пригладила нервно юбки. Хотя он не думал, что ей нужна такая привычка. — Спасибо, Арчибальд.
— Эмма, — горло Клэра сдавило. Усилилось чувство — враг логики. В его груди сердце, что она починила магией, колотилось галопом.
Ментат смотрел ей вслед, глубоко вдохнул и вернулся к фолианту, не замечая убийственный взгляд Вэнса.