Дело влюблённого инкуба

Глава 9, о степени вероятности событий

После рассказа Стива Уильямса о попытках обвиняемой переложить преступление на чужие плечи, после выступления дактилоскопистов и экспертов-криминалистов окружной прокурор перешёл к финалу своей части представления материалов дела: доказательству, что Брин Стоун провела ночь с инкубом, являясь при этом его возлюбленной. Он без конца вызывал подруг обвиняемой, посетителей ресторана, видевших влюблённую парочку вечером субботы, демонстрировал кадры записи видеокамер, зафиксировавших страстные поцелуи вампирши и демона как на выходе из ресторана, так и на входе в дом. Свидетельства схожего толка дала и пожилая супружеская пара оборотней – соседи Харриса, видевшие возвращение демона домой в компании с Брин.

– Мы хорошо знали Харриса и знакомы с его девушкой, – косясь на безучастную ко всему вампиршу, говорила оборотница. – В тот вечер выражение его лица, обращенного к ней, было таким же влюблённым и обожающим, как прежде.

– Вы эксперт в деле распознавания эмоций по лицам? У вас есть диплом, подтверждающий соответствующую квалификацию? – сурово вопросила Вэл.

– Чувства хорошо знакомого человека очевидны без дипломов, – вмешался прокурор. – Свидетельница не раз видела Харриса в обществе Брин Стоун и сейчас показывает, что вечером субботы он смотрел на неё с той же любовью, что раньше.

– Она показывает под присягой, что его любовь была ровно той же? – наигранно изумилась Вэл. – Ни чуточку больше, ни чуточку меньше? Тогда вашей свидетельнице, прежде чем давать такие показания, следует запатентовать созданный ею измеритель любви.

По залу пронёсся смешок. Секретарь строго призвал всех к порядку, а председательствующий пошептался с судьей-консультантом и постановил:

– Внесите в протокол, что свидетельница высказала свою личную убеждённость в наличии у инкуба любви к Брин Стон. Убеждённость, основанную на опыте их прошлых встреч и ранее слышанных ею признаний в любви самого Харриса. Поскольку ни один эксперт не способен абсолютно надёжно определить наличие или отсутствие в человеке любви к кому-либо, то суд вынужден принимать заявления, базирующиеся на косвенных доказательствах таковой.

– Спасибо, ваша честь, – с благодарностью поклонился в сторону судей окружной прокурор. – Хочу заявить, что в материалах следствия имеется признание самой обвиняемой, что в роковую ночь она явилась в спальню инкуба с убийственным артефактом в руках и активировала его, не сомневаясь, что тот сработает. Но поскольку адвокат намеревается доказывать невменяемость своей подзащитной после ареста, мы не станем присоединять данную запись к материалам дела, чтобы избежать громких криков со стороны защиты. Факт совершения преступления и причастности к нему обвиняемой и без того нами доказан.

– Протестую, ваша честь! – решительно поднялась Вэл, и судья Накир кивнул, не дожидаясь продолжения:

– Согласен, прокурору не следовало сообщать о наличии сомнительной записи, которую он не намерен предъявлять суду.

– Я протестую по другому поводу, – разъяснила Вэл. Выждала паузу, в течение которой на неё взирали несколько сотен круглых изумлённых глаз, и сказала: – Я возражаю против заявлений прокурора о моих намерениях на основании того, что они ему не известны, не могут быть известны и в корне ошибочны. Прошу указать в протоколе факт наличия данной записи, чтобы защита имела возможность её прослушать.

– Если запись будет включена в материалы дела, то впоследствии её смогут прослушать и присяжные заседатели, – напомнил Накир.

– Мне это известно, ваша честь.

При гробовом молчании стороны обвинения запись признания Брин Стоун была присоединена к материалам дела. Гастингс откашлялся, нервным жестом поправил галстук, словно тот душил его, и выступил вперёд:

– Обвинение закончило представление доказательств. Дело представляется нам предельно ясным. Высший демон был убит тем способом, которым можно убить только инкуба. Его смерть, согласно проведённым экспертизам, наступила в ночь с субботы на воскресенье, в промежуток от трёх часов ночи до семи утра. То, что в это время рядом с жертвой преступления находилась только обвиняемая – неоспоримый факт. Отметины клыков, оставшиеся на теле жертвы, убедительно это доказывают – тест ДНК следов слюны в ранках опровергнуть невозможно, причём самые свежие укусы были нанесены инкубу буквально за пять минут до смерти, иначе они успели бы полностью исчезнуть. Только Брин Стоун могла совершить убийство с помощью того артефакта, который был использован. Никаких других подозреваемых по делу в принципе быть не может, поскольку у инкуба может быть лишь одна возлюбленная, а для Харриса до самого последнего его вздоха таковой являлась обвиняемая. Чем и воспользовалась. Воспользовалась цинично и обдуманно, намеренно соблазнив инкуба, а также заранее подготовившись к преступлению, разработав планы, как избежать заслуженного наказания.

К концу речь прокурора зазвучала трагично, как монолог Гамлета, в мёртвой тишине зала. Судья Накир откашлялся, покосился на сидящего рядом консультанта, сверлящего задумчивым взглядом невозмутимого адвоката, и произнёс:

– Суд готов принять точку зрения обвинения. Само собой, преднамеренность убийства господину прокурору ещё придётся обосновать более тщательно перед присяжными заседателями, но что касается предварительного слушания, то его назначение выполнено.

– Простите, ваша честь, но защита ещё не представила своих доказательств, поднялась Вэл.

– Не могу себе представить доказательств, опровергающих версию обвинения, – нахмурился серафим. – Однако у суда нет намерения ущемить законные права защиты. Полагаю, процесс опроса ваших свидетелей не займёт много времени?

– Простите ещё раз, ваша честь, но я не давала повода для таких предположений, – ослепительно улыбнулась Вэл.

– Не давали, – согласился судья, неодобрительно поджал губы, однако не стал высказываться по поводу затягивания рассмотрения очевидного дела. – Что ж, тогда объявляю получасовой перерыв на обед.

Брин Стоун увели, в зале шумно задвигали стульями, народ потянулся на выход, тихо переговариваясь между собой. Драконы-охранники скрылись за дверьми служебного помещения, а к Вэл протолкался отец её подзащитной.

– Я переживаю по поводу признаний моей дочери, – признался Картер. – Всю голову сломал, каким образом они помогут делу её защиты, но так ни до чего и не додумался. Мне кажется, разумнее было воспрепятствовать присоединению её показаний к материалам дела, тем более врачи признают её недееспособность.

– Заключениям тюремных врачей не слишком-то верят, а сведения о записи обязательно просочатся за стены суда и всем присяжным будет известно, что запись есть, а ловкий трюкач-адвокат устроил так, что они не могут её прослушать. От этого только хуже станет, пусть присяжные точно знают, что говорила Брин, чем придумают собственную версию её показаний. По закону присяжные обязаны опираться при принятии решения лишь на материалы дела, но на практике так бывает далеко не всегда – человеческую природу не переделаешь.

– То есть, вы не сомневаетесь, что её дело передадут в суд высшей инстанции, – уныло сгорбился Картер.

– Она находилась на месте преступления в момент его совершения и имела возможность совершить это убийство – для предварительного слушания этих фактов достаточно. Наша цель сейчас – добавить в дело как можно больше тех материалов, что помогут защите на суде присяжных.

– И уменьшить число тех, что ей помешают, разве не так? Почему вы не запретили присоединять платок, ведь могли же?!

– Бессмысленно запрещать: они всё равно докажут, что отпечатки на ноже стёрты таким же платком, и присяжные лишь разозлятся на адвоката, ставящего препоны на пути правосудия. Не переживайте, Картер, последнее слово будет за нами.

.

Драконы, серафимы и все прочие заняли свои места. Собравшиеся в зале с новыми силами приготовились вникать во все хитросплетения адвокатской защиты, хоть большинство уже полностью согласилось с непробиваемостью доводов обвинения. Однако как раз поэтому всем было любопытно послушать, что же скажет пришлый адвокат.

– Уважаемый суд, обвинение чётко доказало, что моя подзащитная находилась в спальне инкуба как раз перед моментом его гибели. Я хотела бы акцентироваться на вопросе, когда она из неё ушла, – начала своё выступление Вэл. – Не вызывает сомнения, что смерть возлюбленного оказалась тяжёлым ударом для психики моей клиентки, однако существуют методы, позволяющие получить надёжные сведения даже от тех людей, что плохо осознают себя. Поэтому я приглашаю на свидетельскую скамью в качестве эксперта признанного авторитета в области патологических расстройств личности – доктора Эрла Хэлла. – Психотерапевт, сидевший в первом ряду зрителей, поднялся на помост и принёс присягу говорить правду, только правду и ничего кроме правды. – Доктор Хэлл, когда я обратилась к вам за помощью, вам было известно, что Брин Стоун обвиняется в убийстве инкуба, что орудием убийства стал артефакт, а после в тело жертвы воткнули нож?

– Да, мне были известны эти обстоятельства преступления.

– О чём я попросила вас?

– Вы хотели, чтобы специалист моего профиля убедился в сильнейшем психическом расстройстве Брин Стоун, а в случае установления такового проверил бы её реакции на схожий амулет, нож и ещё кое-какие предметы и, если возможно, сделал бы некие выводы.

– Выводы, связанные с её причастностью к убийству? – уточнила Вэл. Доктор Хэлл подтвердил. – Вы провели эксперименты с подготовленным мною набором предметов?

– Да. Подтверждаю под присягой, что моё заключение о состоянии Брин Стоун полностью совпадает с мнением врачей, осматривавших её до меня. В настоящий момент обвиняемая по делу находится в невменяемом состоянии и неспособна осознавать свои поступки или нести ответственность за свои слова. Однако именно по этой причине она не способна скрывать возникающие у неё инстинктивные реакции на различные предметы и образы, что и стало основанием для моих изысканий.

– Расскажите о них максимально подробно и понятно для слушателей-непрофессионалов.

– Человек, испытавший тяжелейший эмоциональный шок, часто замирает в том времени, когда произошло травмировавшее его психику событие. Он не обращает внимания на происходящие вокруг него события. Он как бы задерживается в прошлом, раз за разом прокручивая в памяти малейшие детали фатального для него происшествия, и бурно реагирует лишь на те образы, что неразрывно связаны с ним. Примером может служить вопль ужаса ребёнка при виде картины с изображением моря, если он чуть не утонул в его волнах. Те, кого чудом спасли из воды, порой боятся принимать ванну дома. Соответственно, я исследовал реакции Брин Стоун на предметы, связанные с местом убийства и орудиями убийства.

– Кто предоставил вам эти предметы, если они находились под охраной полиции? – прервал рассказ окружной прокурор.

– Простите, я неверно выразился: мисс Мэнс принесла мне предметы, аналогичные тем, что имелись на месте убийства, – очень на них похожие. Впрочем, сейчас я всё объясню. Во-первых, яркую негативную реакцию у Брин Стоун вызывало всё, хоть отдалённо связанное со спальней: фотографии разобранной пустой кровати, закрытых гардин на окне, даже одеяла с узором, как то, что было в комнате Харриса. Она начинала рыдать, отворачиваться и закрывать лицо руками. Такой же эффект производил запах олеандра – он тоже ассоциировался у неё с местом убийства, как и фотография этого цветка. Брин вздрагивала и заливалась слезами при виде фото разбросанных вещей и людей, занимающихся любовью. В последнем случае с ней случилась истерика, преодолевшая действие седативных препаратов, но сильнее всего она отреагировала на предъявленную ей модель артефакта, сделанную по отпечатку с тела погибшего.

– Складывается впечатление, что вы даёте показания в пользу обвинения, – с сарказмом высказался прокурор.

– Я честно рассказываю о том, что смог выяснить в процессе общения с обвиняемой. Раз адвокат сочла мои показания служащими делу защиты, то так оно и есть, наверное, я не в курсе стратегии мисс Мэнс.

– Поведайте, на какие предметы Брин Стоун не отреагировала, – попросила Вэл, сочтя выпад прокурора не стоящим протестов.

– На нож, – ответил психотерапевт.

– Что?! Он так сильно отличался от того, что внесён в вещественные доказательства? – вновь встрял прокурор, нарушая протокол опроса свидетелей.

– Напротив, он был совершенной его копией, я купила нож в том же магазине, что Брин, – опровергла Вэл. – Доктор Хэлл, покажите суду нож из собранного мною набора предметов.

Извлечённый из пакета нож протянули прокурору и судьям. Обвиняемая безучастно смотрела, как вблизи неё играют блики света на лезвии ножа, и лицо её оставалось абсолютно безмятежным. Оба судьи перевели взоры с ножа на обвиняемую и велели психотерапевту продолжить рассказ.

– Так же Брин Стоун никак не отреагировала на платок, – известил Эрл Хэлл, вытаскивая из пакета клочок кружева с монограммой. – Она и его не связывает с местом преступления.

Окружной прокурор рванулся было задать вопросы, но остановился под злым взглядом адвоката, не намеренной в третий раз спускать с рук нарушение регламента. Перекрёстный допрос начинали после окончания дачи свидетельских показаний.

– В-третьих, она флегматично отнеслась к фотографии сломанной статуэтки, хоть перед тем разрыдалась над фото часов, подаренных ею инкубу на день рождения. Однако фотография целой статуэтки сильно вывела Брин из себя.

– И какой вы сделали из этого вывод? – спросила Вэл.

– Очевидно, ей не довелось видеть статуэтку сломанной и она её просто не узнала в ополовиненном виде, – сказал психотерапевт.

– Перекрёстный допрос, – предложила Вэл, и прокурор мигом бросился в бой:

– Доктор Хэлл, обвинение предоставило неопровержимые улики, что Брин Стоун держала в руках указанный выше нож, – о том свидетельствуют отпечатки пальцев обвиняемой на рукоятке и нить от её платка на ней. Вы считаете, мы должны отринуть в сторону вещественные улики из-за эфемерных догадок психологии?

– Я не утверждаю, что она никогда не держала в руках этого ножа – я настаиваю, что она не связывает его с картиной убийства. Грубо говоря, она не видела этот нож в спальне инкуба в роковую ночь.

– Уважаемый доктор Хэлл, мастер нашего города. Вы даёте показания под присягой, основываясь на крайне хрупком основании неких метафизических предположений, – прозрачно намекнул прокурор на желательность изменения ситуации.

– Отнюдь не метафизических, – твёрдо возразил Эрл Хэлл. – Психология – одна из официальных наук, она основывается на опыте миллионов людей, тысяч врачей, и базируется на таких же незыблемых правилах и аксиомах, как прочие науки. Все мои утверждения не голословны, я говорю о том, с чем сталкивался не раз. В исследованиях я оперировал методами, применявшимися мною неоднократно, хоть прежде оценка реакций человека никогда не была связана с делом убийства.

– Вот видите! Это совсем другое дело!

– Не согласен. Вы же не станете утверждать, что фотограф-профессионал не способен хорошо сфотографировать преступника, если до того он снимал лишь детей и манекенщиц.

– Скажите честно, как вы сами оцениваете достоверность вашего анализа поведения обвиняемой во время проведённого вами «эксперимента»? – не сдавался прокурор.

– Девяносто пять процентов достоверности из ста возможных.

Такое большое число прокурору откровенно не понравилось, он несколько смешался, и Вэл воспользовалась паузой:

– Приходится признать, что Брин Стоун не имеет отношения ни к оказавшемуся в спальне ножу, ни к потерянному платку, которым стирали отпечатки пальцев. Ни к разбиванию статуэтки, которая до роковой ночи стояла на тумбочке у кровати совершенно целой, как следует из свидетельских показаний.

– Антинаучная чушь! – выкрикнул прокурор. – Только Брин Стоун была в спальне Харриса той ночью и это она воткнула нож в его остывающее тело!

– Ваше утверждение верно с вероятностью пять процентов – не маловато для обвинения в убийстве первой степени? – холодно прищурилась Вэл.

– Вполне достаточно! В жизни часто происходят и менее вероятные события! – отразил атаку прокурор. – Раз многоуважаемый доктор Хэлл не даёт стопроцентной гарантии безошибочности своих выводов, то обвинение вправе остаться при своём мнении.

– Чтобы дать стопроцентную гарантию в деле психологических исследований, надо быть Всевышним и уметь читать в душах и умах людей, – ледяным, как вечная мерзлота, тоном произнёс Эрл Хэлл. Его глубоко уязвило обвинение психологии в антинаучности. – А я всего лишь психотерапевт с полуторавековым стажем работы и достоверность моих слов – девяносто пять процентов, но я готов поклясться в надёжности каждого из них!

– Вы всего-навсего пяти процентов не дотягиваете до Всевышнего? – сыронизировал прокурор.

– Вы только что уверяли, что это немало, – невозмутимо парировал Эрл.

Судьи подавили улыбки, но большинству собравшихся такой подвиг оказался не по силам – по залу прошелестели смешки.

Несмотря на все выпады прокурора, собравшиеся в зале глубоко доверяли высочайшей компетентности доктора Хэлла, поэтому у Вэл не было опасений, что присяжные заседатели оставят его показания без должного внимания. Было видно, что даже судьи оказались под сильным впечатлением от результатов исследований психотерапевта, а Стив Уильямс, сидящий сбоку первого ряда, сосредоточенно что-то строчил в блокноте. Поблагодарив директора кризисного центра и забрав из его рук пакет с предметами для эксперимента, Вэл объявила:

– Для дачи показаний из зала вызывается Маргарет Уильямс!

– Кто?! – оторвавшись от записей, взревел опешивший демон – тот, который капитан Уильямс. – Моя жена?!

– Совершенно верно, – подтвердила Вэл.

– Я?!! – ещё изумлённей воскликнула поднявшаяся со стула миловидная шатенка. Она осмотрела зал с таким видом, словно рассчитывала обнаружить в нём ещё одну Маргарет Уильямс, супругу своего мужа. – Я-то вам зачем?!

– Пройдите вперёд для дачи показаний, миссис Уильямс, – повторила Вэл. – Не бойтесь, от дачи показаний ещё ни один оборотень не умер.

Женщина застыла на месте, свела ровные брови, тихонько повторила под нос: «ещё ни один оборотень не умер...» и воскликнула:

– О, так вы хотите спросить меня о...

– Миссис Уильямс, пройдите к присяге! – повысила голос Вэл, обрывая начатую женщиной фразу.

Виновато посмотрев на ошарашенного мужа, Маргарет села на свидетельское место.

– Вы слышали показания доктора Хэлла о реакциях моей клиентки на различные предметы. Сейчас я покажу вам один из них, а вы скажете, не доводилось ли вам видеть ранее похожую вещицу, – объяснила Вэл, подходя к свидетельнице с зажатым в кулаке кругляшом, и предупреждающее шипение встревоженного инкуба её не остановило. – Посмотрите внимательно, как по-вашему – что это?

Вэл разжала ладонь. Свидетельница всмотрелась и уверенно заявила, встряхнув тёмными кудрями:

– Артефакт «Верность инкуба».

Зрители возбуждённо загалдели, но крик прокурора перекрыл поднявшийся шум:

– Что за чушь?! Такого артефакта нет на свете! Миссис Уильямс, вам показывают копию орудия убийства!

– Совершенно верно, господин прокурор, – изящно поклонилась Вэл в сторону столика обвинения, и гомон в зале стал оглушительным.

Под потолком пронеслась невесомая тень, упала на зрителей – и все люди замолчали и застыли, не в силах даже моргать. Брэд Кэмпбелл терпеть не мог шума на заседаниях! Ментальной атаке уверенно противостоял только мастер Лос-Анджелеса: Эрл поморщился и провёл рукой над головой своей супруги, возвращая ей способность двигаться.

– Продолжайте опрос свидетеля, мисс Мэнс, – хладнокровно потребовал второй судья, пока первый приходил в себя от потрясения. Вэл поспешила воспользоваться установившейся тишиной:

– Миссис Уильямс, вам неоднократно надоедали дамы, желающие узнать секрет изготовления такого артефакта, как «Верность инкуба», способного привить демону секса устойчивую привычку к моногамии, верно?

– Да, верно.

– Некоторые из них приносили вам образцы подобного чуда магического искусства – эти образцы имели схожие черты?

– Да, имели: они все были круглыми, выкрашенными в красный цвет различных оттенков, а по краю диска шла вязь узора из сердечек.

– То есть, примерно такими же, как артефакт в моих руках?

– Точь-в-точь, только у вас линии в центре более затейливые, чем обычно.

– Спасибо, миссис Уильямс, вы можете вернуться в зал.

Вэл обернулась к обвиняемой, махнула рукой перед её лицом, привлекая внимание, и показала ей алую копию убийственного артефакта. Эффект вышел как от разорвавшейся бомбы: Брин Стоун взвилась с места, вцепилась в волосы и принялась визжать на одной ноте:

– Он должен был сработать! Сработать, как надо! Как надо!! Как надо!!!

На какой-то миг всё смешалось в зале заседаний. К Брин рванули стражники, врач всадил ей львиную дозу успокоительного, судьи взялись наводить порядок в толпе взбудораженных зрителей. Поток невидимой демонической силы расшвырял всех по своим местам и приморозил к скамье подсудимых впавшую в буйство вампиршу.

– Спасибо, коллега, – пробурчал серафим, ещё не привычный к делу подавления беспорядков. – Адвокат Мэнс, вы закончили?

– Почти. Если вы прослушаете сейчас ту запись показаний моей подзащитной, что присоединена к материалам дела, и вслушаетесь, как яростно она кричит, что активировала артефакт, поскольку он был очень нужен, вы придёте к тем же выводам, к которым с самого начала пришла я. Все расценили её слова так же, как полиция, а попробуйте услышать в них другой смысл.

– Какой другой смысл?! – прорычал прокурор, выбитый из колеи, но не сдавшийся.

– Амулет ей подменили. Брин Стоун была уверена, что несёт в спальню к возлюбленному совершенно другой артефакт, который никоим образом не мог ему навредить! Она была убеждена, что смертельное оружие в её руках – мифический артефакт «Верность инкуба» и ничто иное.

– Это ещё нужно доказать! – выкрикнул прокурор.

– Нет, защите довольно убеждённости судей и присяжных, что дело действительно могло обстоять именно так, или хотя бы зародившегося в них такого подозрения, – возразила Вэл. – Во всяком случае, ни один из аргументов обвинения ничем не опротестовывает моей версии событий.

Судьи переглянулись, и судья Накир постановил:

– Суд удаляется на совещание. Зал суда покидать запрещено!

Тони живо вытащил из сумки воду и бутерброды, но мирно перекусить Вэл не дали вампиры.

– Вы уверены в том, что сказали?! – подлетели к столику защиты Картер Стоун и глава его клана.

– В целом да, хоть куда важнее убедить в этом судей и присяжных.

– Если всё так, как вы изложили, то убийцей остаётся моя дочь, но убийство сочтут непреднамеренным или как вы там раньше объясняли? Её не казнят, так? – пригнулся к Вэл отец подзащитной.

– Если обвинению не удастся убедительно опровергнуть версию подмены артефакта, вашу дочь оправдают. В этом случае виновником убийства будет признан тот, кто осуществил подмену, а Брин окажется всего лишь слепым орудием в его руках. В этом случае её признают невиновной, как невиновен пистолет, из которого застрелили человека – виновен нажавший на курок. Правда, крайне желательно обосновать мотивы убийцы, подложившего Брин смертельное оружие, и хотя бы намекнуть, кто бы мог им быть. Вот с последним пока имеются большие проблемы, а прокуратура очень не любит закрывать дела в связи с отсутствием подозреваемых.