— Ко-о-олька! — раздался его истошный крик. — Колька, черт ты полосатый в круглый горошек! Сколько лет, сколько зим! — И он сграбастал меня в свои объятия. — Дай почеломкать тебя, дьявол ты этакий!
— А-а, — раскрыл было я рот. хотя и без особой охоты. Но он слова не дал сказать.
— Где ж это тебя носило по свету?! — запричитал он, чуть не плача от счастья.
— Б-бэ, — опять безуспешно попытался что-нибудь подыскать в ответ я, и хорошо, что он опять перебил меня.
— Почему ж ты никогда лучшему другу и полвесточки, а?! — укорял он, тряся меня, как грушу.
— В-вэ, — с трудом соображал я. что сказать.
— А я-то грешным делом подумал, что тебя за границу послали каким-нибудь чрезвычайным!.. — все еще не мог он прийти в себя от радости. — Ну исчез ты, испарился, и все тут!..
— Г-гэ, — почему-то выдавил этот невразумительный звук я в поисках подходящего ответа. И вдруг меня осенило: это же идея!
— Признавайся, куда пропал? — потребовал он.
— Д-дэ, — с готовностью сцепил я зубы. Теперь я знал, что надо говорить, чтобы не повторяться.
— Выдавай, выдавай, не стесняйся, — подбодрил он. — Рассекречивай свои межконтинентальные связи.
И я выдал. Отчего ж не выдать?
— Е-е, — протянул я не то вопросительно, не то утвердительно. Мол, понимай, как хочешь.
— Да ты что, старик, не узнаешь меня?! — наконец немного дошло до него.
— Ж-жэ, — легко скользил я теперь по накатанной дорожке.
— Это же я, Алексей, Алексей Парабукин, с которым ты за одной партой десять лет отсидел в средней школе номер три! — стал горячо доказывать он.
— З-зэ, — не отступил я от намеченной линии.
— А техникум наш, энергомеханический, помнишь?
— И-и, — гнул свое я.
— Общагу на Малой Трикотажной? Под моей койкой картошка в мешке, под твоей — в мундирах?..
— К-ка! — выдохнул жестко я.
— Ленку из второй группы?..
— Л-л, — без сопровождающих гласных, почетче произнес я.
Физика Гуревича?..
— М-м!
— Вашу с Ириной свадьбу?..
— Н-и!
— Слушай, — наконец окончательно прояснилось у него, — что это ты зарядил, как по алфавиту? Азбуку разучиваешь? Или ты глухонемым стал?
— О-о! — добрался я до спасительных гласных. Он действительно мог принять меня за глухонемого. Неважно устроен наш алфавит, целая туча согласных подряд.
— Бро-ось! — протянул он в растерянности. — Разве ты не Колька? Вон и родинка на левой щеке…
— П-пэ, — непоколебимо стоял я на своем.
— Так вроде ж… вы… — повысил уровень вежливости он, — все звуки произносите. Сказали бы, что обознался… Впрочем, — добавил он с горьким сарказмом, — бывает, наверное, что и двух слов человек связать не может по некоторым очень уважительным причинам…
— Р-р! — по инерции зарычал я, а про себя подумал: «Чихать я хотел и а твои намеки! Да, Колька я, и ты не обознался! Но вот гляжу я на тебя и думаю: кто же ты сейчас, Алексей Парабукнн? Сантехник в жэке или кочегар в котельной? Из техникума ты, помнится, на последнем курсе куда-то на романтическую стройку поехал. А может, ты потом завершил все-таки средне-специальное образование и сейчас ты мастер в этом самом жэке или котельной? Вид-то у тебя, прямо говоря, непрестижный весьма. Костюмишко на тебе отечественного производства, где-нибудь в Тьмутаракани сработанный. Рубашонка тоже не фирменная, факт. На голове черт-те что! И если ты не закладываешь за свой невыразительный галстук, то, следовательно, у тебя четверо детей и ты несешь им в авоське кефир и булочки. Пристанешь с миллионом просьб — до конца жизни от тебя не отвяжешься! В гости напрашиваться будешь!..
Нет, Алексей Парабукии, впечатление нужного человека ты не оставляешь. Так что не торопи, дружище, до конца алфавита еще далеко. Дай подумать: узнавать тебя или не узнавать?!»