Был бы Семенов человеком легкомысленным или отсталым — и вопросов не было бы. А то ведь и начитанный, и футбол игрой века признает, и даже скандал у него в семье однажды случился на почве ревности. Словом, вполне нормальный наш современник. Но где-то что-то там у него замкнуло. Или характер такой проявился, поди разберись. Все вроде понимает, а стоит на своем. Не могу иначе, говорит. Чувство долга и принципы, видите ли, ему не позволяют ничего такого. Феномен своего рода, да и только.
Еще полбеды было, когда лес только подрастал. А вот когда начали сюда шастать с топорами под Новый год, Семенов стал мужественно высиживать день и ночь в засадах с дробовиком. Да это и понятно, ведь не поваром же работал он, а лесником, и беречь лес ему полагалось по закону.
Когда же лес подрос и пошли санитарные порубки да очистки, понадобилось проложить на просеках дорогу для транспорта. И началась катавасия! Одни на грузовике за кругляком по этим дорогам в лес нагрянет, другой на «Запорожце» за грибами просочится, третий на «Жигулях» веселую компанию хвойным озоном подышать доставит. В общем, стало в лесу из-за этого вскоре, как в заповеднике, где самый крупный зверь — автомобиль, оставляющий после набегов сюда корявые пни, пустые консервные банки, целлофан, бутылки и прочую нечисть. Не любители, а потребители природы!
Конечно, Семенов не сидел сложа руки. Как и положено, У въезда в лес со стороны города он поставил шлагбаум, выкрасив его настораживающими оранжево-черными полосами. Сложно после этого стало моторизованным потребителям природы. Начали они искать дорогу к сердцу Семенова. Чем только его не соблазняли! И коньяк такой цены, от которой дух захватывает, подсовывали, и для дочки джинсы фирмы Монтана» почти задаром предлагали, а однажды даже очную ставку с нужными людьми устроили.
— Не дури, Семенов, — сказали ему при этом. — Лес — наше общее богатство, А поскольку все мы люди, все мы человеки, то все не без греха. Слыхал, даже писателей ругают, если они положительных героев без недостатков выводят. Жизнь — она еще и саморегулируется. Ты, Семенов, лесник, а вот этот товарищ, который за рулем «Волги» последнего выпуска, — зав. стоматологией Приболотный. Если углубленно подумать, то вы ведь друг другу нужны. Если у тебя заноет зуб мудрости, будет мудро вспомнить про зав. стоматологией Приболотного. Он не только поколдует над твоим зубом новейшим оборудованием, но и вообще может сделать его золотым, усек?.. Или взять гения снабжения Септетова, который за рулем иностранной, очень престижной «Тоеты». Он ведь может все, вплоть до унитаза из слоновой кости… А в «Жигулях» сидит начальник цеха металлоконструкций Бочкун. Знаешь, что такое сейчас металлоконструкция? Это все равно как рычаг, с помощью которого можно перевернуть мир.
— Спасибо за лестные предложения, — ответил Семенов, — но… не могу. Не положено. Вот если на велосипеде — пожалуйста.
— Тьфу! — в сердцах бросили ему. — Пусти в лес, Семенов, открой шлагбаум, не противься прогрессу!
И точно — однажды видит Семенов: возле шлагбаума петля из автомобильных шин проложена. Объезд незаконный устроили моторизованные потребители природы. Плюнул со злости Семенов и, сняв свой фирменный пиджак с зелеными веточками в петлицах, поработал от души топором, дотачав шлагбаум увесистыми бревнами и перекрыв тем самым незаконный объезд. А вот ночью проснулся с ощущением смутной тревоги. Встал, свесил с кровати босые ноги, поразмышлял о том, что бы это могло значить. А потом будто кто повел его туда, к шлагбауму. Посветил Семенов фонариком — так и есть, и достроенное им уже успели объехать. И снова Семенов взял в руки топор, и перегородил новую незаконную колею.
С тех пор и установилось как бы негласное соревнование между Семеновым и моторизованными потребителями природы. Только он дотачал шлагбаум, как тут же появляется новая петля-объезд. Только покрасит в оранжево-черный цвет перекладину, как уже по соседству змеится свежая колея. До холодов они состязались без передышки, и лишь тогда, когда снегом занесло лес по самые верхушки, удалось Семенову отдохнуть немного. А с весны петля-объезд, как по заказу. появилась снова. И пошло-поехало! Накатают автомобилисты колею — Семенов тут как тут с топором, сил не жалеет, валежник рубит, шлагбаум удлиняя.
Коллегам Семенова оставалось только головой покачивать многозначительно. А друзья и родственники говорили так:
— Тебе что, больше всех надо? Автомобилей-то такая прибавка, что на всех не напасешься перегородок. Поостынь, Семенов, не надрывайся, побереги свое здоровье… Или ты славы ищешь?
Славы Семенов, конечно, не искал. Это она сама, худая или добрая, к тем, кто «не могу иначе», рано или поздно приходит- Проскочило как-то в прессе сообщение об этом беспримерном соревновании, и Семенов как бы героем дня стал. Но день этот прошел, а проблема осталась, и Семенов с прежним упорством продолжал удлинять шлагбаум. В конце концов на него махнули рукой — пусть себе, пока не надоест.
Но пришло время, когда шлагбаум уперся в провал, каньон своего рода, глубокий такой, что и взглянуть страшно. И Семенов, дотачав последнее бревно, вздохнул с облегчением: кончен труд державный, теперь моторизованным губителям природы в лес ходу нету, дальше на десяток километров обрыв, только вертолетом и можно долететь. А поскольку вертолеты пока не продаются в комиссионках, есть шанс поехать куда-нибудь отдохнуть, ведь он уже столько лет не был в отпуске из за этой проклятой оранжево-черной перегородки…
Целых два месяца Семенов купался в теплом южном море, загорел так, что семья еле узнала его при встрече на вокзале. К работе он приступил в самом прекрасном расположение духа. И когда вышел на ближайшую просеку, напевая: «Море, море…», то глазам своим не поверил, увидев свежий шинный след. Неужели шлагбаум где порушили?»
Бросился Семенов проверять свою знаменитую перегородку — нигде ни единой царапины, везде бревно к бревну, сколько ни двигался он вдоль. До самого каньона дошел, не пожалел йог, хоть и устал чертовски. Когда зырк — через провал мост высится! Причем не мост, а настоящее произведение искусства. Ажурный, из никелированной стали самых лучших, наверное, сортов — весь переливается на солнце. А по мосту этому автомобили — шмыг, шмыг…
Семенов даже ущипнул себя: не мираж ли? Подошел поближе — нет, не мираж, сталь, настоящая, и мост действительно хоть куда, не налюбуешься. Кровь хлынула в лицо Семенову от обиды и гнева. И зародилась у него дикая, нецивилизованная мысль: взорвать к чертовой бабушке эту браконьерскую поделку, которой не налюбуешься. Так и заявил он во всеуслышание, что себя не пожалеет, под суд пойдет, но все равно пустит на воздух весь этот великолепный ажур. Вот только динамита достанет…
Но тут же прикатил на место происшествия солидный человек с пузатым портфелем — представитель общества охраны чего-то. кажется, архитектурных шедевров, Семенов толком и не разобрался, больно уж мудреное название из одних аббревиатур. Походил этот представитель вокруг да около, поцокал языком от восхищения.
— Ты, Семенов, по-своему, конечно, прав, — мудро рассудил он. — В лесу, тем более почти заповедном, автомобилистам делать нечего, это факт. Но, с другой стороны, мост представляет собой эстетическую ценность, своего рода памятник архитектуры. А что такое архитектура? Это воплощенные в камне или металле, как вот в данном случае, идеи своего времени. И общественность протестует против уничтожения ценного свидетельства эпохи. Видишь, сколько подписей под этой жалобой на тебя — Заболотный, Септетов и другие. Если мы снесем этот мост — нас не поймут ни современники, ни потомки… А что через него проникают в лес — так надо воспитательную работу усилить, больше упирать на профилактику. В крайнем случае сторожа можно поставить, чтоб не пускал. Заодно он будет охранять выдающееся сооружение… А что б ты, Семенов, не обижался, назовем его твоим именем. Мост имени лесника Семенова — звучит?..
Не выдержал Семенов, махнул на все рукой и попросился у начальства перевести его на работу куда-нибудь подальше, в тайгу. Прожил где-то в глуши несколько лет, но сердце все равно бередило. И однажды, когда подоспел очередной отпуск, сел Семенов в свой подержанный «Запорожец» и отправился в неближний путь, чтобы хоть краешком глаза взглянуть, как там без него лес, где не только шлагбаум, но и ажурный мост.
Приезжает и видит не лес, а одно название от него. Все просеки в колеях, горы мусора, тьма кровавых пней. Шлагбаум, правда, на месте, но оранжево-черная краска облупилась, слезла. А вот мост ажурный в полном ажуре. У въезда сидит с берданкой небритый субъект с мутными глазами да так громко икает, что за километр на соснах вороны от испуга вскидываются. Прямо над головой у субъекта таблична металлическая на одном шурупе болтается. На табличке выгравировано: «Мост имени лесника Семенова».
Семенов подрулил поближе. Субъект перегородил берданкой дорогу и, громче обычного икнув, требовательно буркнул:
— Пузырек…
Семенов стоял, не двигаясь. Субъект воспринял это по-своему.
— Ж-жлоб, — с обидой сказал он.
Семенов плюнул в ответ и, развернувшись, помчался прочь. А на следующий день он подъехал сюда на бульдозере и самолично начал возводить защитный земляной вал вдоль каньона.
— Ты че? — взвился небритый субъект. — По какому праву?!
— Я теперь здесь лесником, понял? — сказал Семенов и показал новенькое удостоверение. — Так что посторонись, дядя?
Небритый субъект скептически понаблюдал за его занятием.
— Выл тут уже один до тебя… шибко принципиальный… — процедил он сквозь зубы. — Вона фамилие, на табличке…
— Можешь сорвать, дядя, — сказал Семенов. — Слишком рано ее повесили. Семенов жив пока, понял? Жив Семенов…