Демон сна

Глава 3. Чёрная книга

Сны всегда очень трудно вспоминать. Неудивительно: разум смутен и словно бы блуждает во мраке, образы расплывчаты и неточны. Однако с некоторых пор я достаточно хорошо помню многие из своих снов — позже, читатель, ты поймёшь, почему. С некоторых пор, сказал я? На самом деле с совершенно конкретной даты, вот с того самого ноябрьского вечера, когда я неожиданно для себя заснул на полу квартиры отдела БКЯС.

Мне привиделось, будто я очутился в странном тёмном лесу. Лес словно бы пришёл из страшной сказки: толстые обомшелые и чудно изогнутые стволы деревьев, ярко-зелёный подлесок, мерцающие разноцветные призрачные огоньки в глубине зарослей. Узкая дорожка стелилась мне под ноги, и я тихо крался меж поросших фосфоресцирующими мягкими грибами огромных стволов. В руках моих была книга. Книга в чёрной обложке, озаглавленная надписью «Азбука тёмных искусств». Что-то я должен был выучить из этой книги, я был ещё очень юн и нуждался в знаниях. Но сначала надо было выбраться из леса.

Кто-то всё время мелькал за деревьями — то ли чьё-то симпатичное личико выглядывало из-за корявых веток, то ли рыженькая звериная мордочка. Иногда я замирал и всматривался и вслушивался — мерцали тусклые огоньки, и девичье пение, или лёгкие смешки, или хихиканье доносились до меня из влажного сумрака.

Дорожка извивалась то вправо, то влево, то вверх, то вниз — я и шёл, и карабкался, и едва ли не скатывался по склонам. Деревья, как могли, мешали мне — то мощные корни вспучивались из-под земли, норовя попасть мне под ногу, то сучья цеплялись за мою рубашку и пытались выбить книгу у меня из рук. Но я не отпускал её.

Впереди уже забрезжил свет дальней опушки. «Отдай! Отдай!» — вдруг явственно раздалось из-за широченного дубового вроде ствола, и очень крупная, ростом почти с меня лисичка выпрыгнула на дорожку и тут же скрылась в кустиках с другой стороны. — «Отдай — укушу!» — она была уже сзади меня, выскочила, ткнула меня в спину носом и опять ускочила. Я не удержал равновесия и покатился по мягко-зелёной мшистой земле. Отчаянно я вертел головой, стараясь зафиксировать взгляд на вражинке-лисичке. Но мне это не удавалось — она крутилась в подлеске, мелькая рыже-золотой шубкой, посверкивая ярко-синими глазами.

Я подтянул под себя ноги и попытался встать — ступни утопали в глубоком мху, и что-то твёрдое вдруг упёрлось в бок. Я протянул правую руку — в левой я крепко сжимал чёрную книгу — и с удивлением нащупал рубчатую круглую рукоятку. Пистолет! Надо же, оказывается, я вооружён. Я вытащил пистолет и направил его в сторону лисички, плавно поводя стволом и беря прицел.

«Вот как, вот как!» — девичье оханье пронеслось над дорожкой. — «У него оружие, у него оружие! Какое зло, какое зло!»

Лисичка скрылась, и перестали раскачиваться высокие ветви папоротника. Я поднялся на ноги и побежал к опушке, держа пистолет наготове. Это была очень странная модель — большой корпус напоминал «маузер» времён Гражданской войны, но ствол и рукоять были короче и пистолет был очень лёгок, словно игрушечный.

Рыже-золотая лисичка преграждала мне путь, твёрдо стоя прямо поперёк дорожки у самого выхода из леса. Строго смотрели синие глаза, сверкали белые зубки.

«Стой, стой! Отдай, отдай!» — или это была вовсе не лисичка, а девочка? Ушки есть и пышный хвост, но вместо рыжей шубки — беленькое платьице, вместо остренькой мордочки — прекрасное правильное личико, красивые алые губки искажены в гневной гримаске. Кажется, я когда-то знал эту девочку, но только откуда?

«Не бери чёрную книжку! Отдай её мне, я сокрою её, сокрою ото зла! Я расцарапаю тебя, я укушу тебя, я пролью твою красную кровь, мальчик, если ты не отдашь книжку мне!» — девчонка-лиса была очень сердита. Но я лишь недобро улыбнулся и поднял пистолет. Тихо щёлкнул выстрел. Пока что я стрелял в воздух. «Следующий — в тебя, лисица!» — крикнул я и направил ствол на оборотницу. Девочка отпрыгнула в сторону и спряталась за дерево.

Я медленно пошёл вперёд, не отводя прицел от укрытия лисы. Она попыталась перескочить за другой широкий буковый ствол, но я был начеку и выстрелил. Кора и щепки отлетели от задетого пулей дерева, на тёмной поверхности высветлилась глубокая царапина. Девчонка тут же спряталась обратно. Я ринулся к светлеющему прогалу, которым заканчивалась дорожка, и выскочил из леса.

«Что же делать, что же делать! Мне его не остановить! Мальчик, злой красивый мальчик, не открывай чёрную книжку, не надо! Не надо!!»

И всё ещё слыша в голове этот тонкий полуистерический крик, я проснулся. Я по-прежнему был деволюмизирован и лежал в коридоре отдела БКЯС. У стенки всё так же сидела золотоволосая директорша. Глаза её были закрыты, голова склонилась на прекрасную грудь, и она мило посапывала во сне. Не возвращая себе плотность, я поскорее поднялся, прошёл сквозь дверь квартиры, спустился по тёмной лестнице, вышел из подъезда, тут только отключил деволюмизацию и заторопился прочь, подальше от этого обиталища странных снов и неясных видений. Книга осталась у меня.

Я чувствовал себя усталым и разбитым. Сколько времени провёл я деволюмизированным, валяясь спящим на полу? Я вынул смартфон. Ого! Уже половина восьмого. Почти час! Столько психической энергии потрачено впустую! Я почувствовал зверский голод. Очень неплохо было бы поужинать. И выпить. Ну что ж, это не проблема. Я засунул драгоценную книгу в широкий карман плаща, зашёл в первый попавшийся полуподвальный ресторанчик, заказал пиво и американский бутерброд и уселся в самом тёмном углу. Сразу же после нескольких глотков голова прояснилась и ситуация моя перестала казаться столь ужасающей. У меня в руках, очевидно, находился весьма серьёзный артефакт, который наверняка мог помочь мне вернуть Аню в мир живых и отделаться от Организации. На крайний случай, подумал я, сторгую книгу на то, чтобы меня и Анну оставили в покое. Если удастся выбить из Сефироса обещание не гоняться за мной, своё слово он сдержит. Плюну на всё, заживём обычной жизнью. Удивительно! Мне даже не пришло в голову, какой бред я сам себе несу. Как может жить «обычной» жизнью человек с ментальным взором и способностью становиться бесплотным! И что на это счёт скажет Аня, даже если мне удастся вывести её из спиритической комы тем или иным способом? Я будто бы уже всё решил за неё!

Но после первой кружки немедленно захотелось и вторую. И на всякий случай ещё грамм пятьдесят коньячку. Маленькую стопку с крепким я пока отставил в сторонку, накрыл долькой лимона и принялся размышлять дальше, размеренно прихлёбывая пенный янтарный напиток.

Деньги, конечно, не проблема. Захожу в любое хранилище и беру, сколько надо. Хорошенькое сочетание с «обычной» жизнью, не правда ли, читатель? Но чем больше во мне плескалось пива, тем меньше я осознавал логические нестыковки в своих мечтаниях. Я уже насочинял себе и дом, и сад, и несколько машин, и мотоцикл, хотя на самом деле не умел на нём ездить. Отличное будущее ждало меня вне Организации! Я разом проглотил коньяк, вкусно закусил лимончиком, и, слегка покачиваясь, поднялся из-за стола. Вот сейчас только вернусь в усадьбу и прочитаю в книге, как поднять Анну. Как там эта Самохина называла фолиант — «Бдение Мощи»? Что за странное название…

Развалившись на подушках сиденья такси, я чуть не уснул опять, пока ехал до Ростокинского проезда. Но теперь, опасаясь новых непонятных снов, я держал себя бодрствующим. Это было нелегко. Пиво, коньяк, уютное покачивание автомобиля на неровностях московского асфальта…

После тёплого такси на улице я мгновенно продрог. Перейдя мост через железную дорогу я, как обычно, подошёл к опушке лесопарка и включил «истинное зрение». Полог «настоящих» деревьев вновь раздвинулся, показались блестящие в вечернем свете фонарей нитки трамвайного пути на длинной потусторонней просеке… Вот только чёрного трамвая на них не было. Несмотря на хмель, страх охватил меня. Что это значит? Ведь вагон всегда был здесь, ездил на нём только лишь я! Не обнаружить его у входа в лес было для меня так же дико, как инвалиду обнаружить отсутствие коляски возле кровати. Кто мог его угнать? И зачем? Сефирос, мелькнуло в полупьяном мозгу. Ну ладно же. Если гора не идёт к Магомету, Магомет идёт к горе. Пойду прямо по рельсам. Рано или поздно дойду. Они не посмеют скрыть от меня мою Анечку. Я всхлипнул, деволюмизировался и быстро зашагал по просеке. Завеса реальных деревьев сомкнулась за моею спиной.

Устал я быстро. Боясь потерять путь, «истинное зрение» я всё время держал включённым. Сперва я даже пытался идти, будучи бесплотным, но понял, что так я и четверти часа не выдержу, после того сонного перерасхода сил в квартире на Сретенском тупике. Однако спустя полчаса даже и ментальный взор мне было уже очень и очень трудно фокусировать на окружающей полудействительности. Дорога на трамвае занимала обычно пять-семь минут. Я был уверен, что вот-вот дойду до усадьбы, вагон отнюдь не был скоростным, однако я шагал уже почти сорок минут, а вокруг всё так же были лишь высоченные ёлки, тёмное небо и две едва различимых во мраке полоски рельсов, бесконечными линиями убегавших вперёд и назад. Я остановился. Тревога всё больше охватывала меня. Надо попробовать отключить «истинное зрение». Отдохнуть немного. Однако сперва я изо всех сил напряг фокус ментального взора. И далеко-далеко, на самой грани видимости, еле-еле различил я деревянный фонарный столб с горящей лампой в жестяном зелёном абажуре и под ним — тупик из старых шпал в конце трамвайного пути. Но стоило мне лишь чуть ослабить напряжение взгляда, как всё расплылось и горизонт опять превратился в бесконечные линии рельс и тёмную просеку. Я чётко осознал, что сейчас, в таком состоянии, мне до потусторонней усадьбы не дойти — не хватит сил. По инерции я прошёл ещё несколько шагов и вдруг увидел на стволе огромной ёлки что-то слабо белеющее во мраке. Подойдя, я посветил на ствол фонариком смартфона и обнаружил приколотые булавкой к дереву два тетрадных листка — один с моей собственной самонадеянной и наглой запиской про «доставание из-под земли», а на втором мелким почерком Сефироса было выведено: «Малинов, не трудитесь зря. Вам не дойти. Анна в полной и абсолютной безопасности, но вас я к ней пока не подпущу. С.»

В отчаянии я отключил «истинное зрение» и медленно опустился на землю, прислонившись спиной к высокой ели. Мгновенно пропали и просека, и рельсы, я сидел, оказывается, буквально в нескольких десятках метров от края лесопарка, сквозь деревья видна была освещённая улица с настоящей линией трамвая и проезжающими туда-сюда автомобилями. Вот и всё, чего я добился!

Но ожесточение нарастало во мне. Ладно же, котик! Ты непрост, но и я упрям! Во-первых, запросто можно предпринять повторную попытку добраться до усадьбы, предварительно как следует отдохнув. Тогда я смогу постоянно пользоваться деволюмизацией и «истинным зрением». Раз я сумел увидеть краешек потусторонней поляны, значит, в принципе она была достижима даже и без чёрного вагона. Просто надо будет всё время идти через ментальный слой бытия. Очень трудно, но возможно. А во-вторых, страшная книга тёмных чародеев была ведь у меня. И Сефирос, вероятно, ещё даже не знал об этом. Что ж, настало время попробовать почерпнуть в ней силы и знания. Стоило мне лишь подумать об этом, как неодолимое желание немедленно открыть книгу и начать читать овладело мной. И появилось странной щекотное чувство полной свободы. Не пустили пока в усадьбу — ну и что ж! Весь мир был моим киндер-сюрпризом. Огромная сила была на расстоянии вытянутой руки — нужно было всего только потянуться и достать до неё. Я вынул фолиант, включил фонарик смартфона и пристроил его в нагрудном кармане рубашки так, чтобы свет падал на страницы. Затем я уселся поудобнее на толстом корне, положил книгу на колени и раскрыл её.

«Бдѣніе Мощи, или Записи и стихи вѣданія и охраненія Силы Дающей. Слова и картины для дѣланія жертвъ и обрядовъ, какъ велись онѣ отъ предка нашего Василія Залесова, отъ него перваго записаны, столѣтіями пополняемы, для потомковъ Великаго Рода нашего дадены, съ постишнымъ указателемъ»- было выведено корявыми старинными буквами на форзаце. Надпись была явно моложе самой книги, ибо, когда я открыл первые страницы, на меня глянула путаная вязь старославянского письма, которую я даже и разобрать не мог. Или мог? Книга уже сама вела меня, строчки будто прояснялись перед глазами. Кажется, здесь речь идёт об обретении родом их зловещего хозяина… Интересно, но это не то, что мне нужно, подумал я и попробовал перелистнуть страницы вперёд. Но они будто не хотели переворачиваться, упрямо зовя меня обратно, прочитать вот это, такое интересное и хорошее заклинание, ко мне придёт счастье и сила, если я прочитаю его… С трудом я всё же преодолел наваждение и пролистал страницы. Здесь шло уже гражданское письмо петровских времён. Ужас, смешанный, однако, со странным желанием и восторгом, начал овладевать мною. Буквы складывались в жуткие слова и напевы, тщательно вырисованные миниатюры изображали чудовищные извращения над человеческим телом и пугающие инструменты, которые следовало применять при разделении жертвы… Но где-то здесь должны же быть записи и о спиритической коме, наверняка должны быть… Непослушными пальцами я перевернул страницы до конца и обнаружил длинный и беспорядочный тематический указатель. Вот оно! «Ежели адепту скрыть себя ото мира во немертвомъ гробѣ надобно, а такожъ и ежели ушедъчеловецъ ото мира, не помревъ, привесть его назадъ надобно — глава XI стихъ XXXV». И я уже не мог оторваться. Лицо моё склонялось всё ниже над пожелтевшими листками… Листаем, листаем туда…

Длинный громкий звук вдруг раздался между мной и книгой, и я вздрогнул. Взгляд мой оторвался от фолианта и сфокусировался на окружающей действительности. Как холодно! Но и как хорошо! Обычный, хороший, холодный воздух, мокрые деревья, свет уличных фонарей. Нет этого вязкого желтоватого мрака книжных страниц с их безумными и богохульными строчками и рисунками. Это вот так я собирался вернуть мою Аню? Я замотал головой, стремясь скинуть с себя душный морок. Звук раздался вновь, и я понял, что это звонит мой телефон. Скорее я выключил фонарик и посмотрел на экран. Извольский!! О, Господи! Какой же я мерзавец! Я совсем забыл про него, так ни разу и не вспомнил с тех пор, как завладел этой гадостной книгой!

Тогда я ещё не понимал, какое громадное, поистине бесконечное милосердие проявлено было ко мне в тот момент. Меня буквально отвернули, спихнули с чёрного пути, который в конце концов привёл бы меня в огненную пропасть и принёс был колоссальные страдания и Ане моей, и всем, кто меня знал, и миру. Очень вовремя зазвонил телефон и тёмный чародей не пришёл в свет. Я больше никогда не открывал эту книгу. Скажу вам по секрету — с той поры я с большой опаской отношусь вообще ко всем древним фолиантам и артефактам. Слишком велики сокрытые в них соблазны, и поистине могучей стойкостью духа и верностью обетам должен обладать берущий их в руки человек.

Поспешно я нажал на экран смартфона, отвечая на звонок:

— Алло! Марк! Это ты?

— Андрей, — послышался слабый голос в трубке. — Уже одиннадцатый час! Ты обещал приехать… Я боюсь уснуть, Андрей, но я едва могу держаться. И, мне кажется, я уже и наяву начинаю галлюцинировать! Кто-то всё время будто бы зовёт меня, и тянет спать, спать… Это неприятно и… страшновато! Я тут один совсем… Ты занят? Может, ты всё же мог бы приехать?

— Прости, Марк! — закричал я. — Прости, пожалуйста! Меня… отвлекли. Я сейчас же выезжаю к тебе! Я рядом! Буду через десять-пятнадцать минут. Ты держись, не засыпай!

— Андрюха, я постараюсь, но очень тяжело, на голову будто давит что-то. И этот голос… Спи, спи, усни… Такой приятный голос… так тянет прилечь… Я не могу долго удерживаться. Я схожу с ума, наверно! Приезжай скорее! Ох…

И связь оборвалась. Я взвыл от стыда и злости на себя. Что же ты наделал, агент, что же ты наделал — будто эхо слов Сефироса прозвучало в мозгу. Я совершенно истощён, и психически, и физически, голова уже начинает болеть от выпитого, и мне надо срочно, срочно попасть к Извольскому! Бежать в гараж за машиной? Долго! Пока туда, пока оттуда до моста через железную дорогу… Да ведь я ещё и нетрезв… Вызвать такси? Но сюда, к лесопарку, приедет оно разве что минут через пятнадцать как раз. Ждать обычного трамвая? Тоже некогда.

И я побежал. Никогда в жизни я ещё так не бегал. В боку сразу закололо, дыхание со свистом вырывалось из лёгких. Сперва я хотел рвануть напрямик, думая бесплотным пересечь все заборы автобаз на другой стороне Ростокинского проезда и, может быть, даже перебраться так через реку Яузу, которая за пустынным тёмным склоном преграждала мне прямой путь. Но я сразу понял, что на это у меня не хватит психической энергии. И просто побежал вдоль по проезду, мимо бесконечных бетонных оград, мимо оранжевых фонарей, по мокрому блестящему в их свете асфальту, задыхаясь, едва переставляя ноги, но двигаясь, двигаясь, двигаясь, словно наказывая себя болью от этого бега… Как я заставил себя добежать до Маркова дома, я не знаю и сам. Я лишь повторял про себя: «Господи, только бы успеть, только бы успеть, только бы он не погиб из-за меня, только бы успеть!»

Добежав, я всем телом ударился о деревянную дверь, навалился и опёрся на неё, ухватившись за дверную ручку и с трудом хватая холодный воздух пересохшим ртом. Только сейчас я заметил, что так и держу проклятый томик в руке, и поспешно сунул его в карман плаща. Ещё на подходе успел я заметить, что окошко комнаты Марка тускло светится — видно, у него был зажжён торшер. Я слабо — не хватало сил — заколотил в дверь и кое-как просипел: «Марк! Марк, открой, это я, Андрей!» Тишина. Только ветер шуршит сухой листвой леса. Я стиснул зубы, зажмурился и отчаянно попытался унять бешено колотящееся сердце. «Сейчас, Марк», — прошептал я. — «Сейчас. Я уже здесь. Я иду.» Постепенно — но очень медленно — дыхание становилось ровнее, чуть слабее стала боль в перетруженных лёгких. Я почувствовал, что я мокрый, как мышь, и задрожал на влажном ветру. Однако от всего этого следовало отвлечься. Надо было сосредоточиться и забыть про своё тело. Стараясь дышать как можно незаметнее и ровнее, я взялся за мысленный рычаг. Ну, Малинов, давай!! Я рванул рычаг, и он словно со скрежетом и скрипом сдвинулся. Я стал-таки бесплотным. От огромного напряжения сил мне казалось, что всё зыбкое пространство вокруг меня будто вибрирует. Я продёрнулся сквозь дверь, скорее отключил деволюмизацию и медленно заковылял вверх по скрипящим ступенькам лестницы. Интересно, что я буду делать там в таком состоянии? Если на Марка нападает какая-то потусторонняя сущность, то мне её не одолеть — я сейчас не в состоянии справиться и с котёнком. Тем не менее, я упрямо шёл наверх. Я буду рядом со своим другом. Буду, и всё. Я обещал.

Ввалившись в едва освещённую спальню, я обнаружил картину, очень похожую на ту, что наблюдал предыдущей ночью — Марк, разметавшись, лежал на кровати, и голова его слегка подёргивалась из стороны в сторону. Он тихо постанывал. Лежал он поверх одеяла и покрывала, был полностью одет, рядом валялся включённый ноутбук, на тумбочке стояла недопитая чашка с кофе. Видимо, мой друг отчаянно старался заставить себя не уснуть. Судя по множеству тёмных кругов на полированной поверхности тумбочки, борьба со сном шла давно. Но в итоге она была проиграна, и проиграна буквально только что — ведь мой безумный пробег занял от силы четверть часа. Неужели я всё-таки опоздал?

Я метнулся на кухню, набрал из-под крана холодной воды в попавшуюся под руку кружку, вернулся и попытался опять разбудить Марка прежним способом. Но на сей раз, сколько бы ни брызгал я водой на его лицо, сколько бы ни кричал (точнее, сипел) на ухо, бедняга не просыпался, лишь стоны его становились всё громче, а движения головы — судорожнее. Что делать? Я попробовал хотя бы на секунду включить «истинное зрение». Мелькнули вновь сложенные из костей стены, а постель Марка на мгновение показалась пропитанной кровью. Что же происходит? Совершенно очевидно, это было какое-то паранормальное вторжение, но какое? Где угроза? Почему я не вижу её даже ментальным взором? Скорее всего, решил я, потому что она во сне. Во сне Марка. Почему, почему я сбежал от Самохиной с этой мерзотной книгой! Всё на свете я отдал бы сейчас, лишь бы вернуться на три часа назад, снова оказаться в отделе БКЯС, отбросить злодейский фолиант обратно на полку, откуда я его взял, и спокойно приехать сюда с золотоволосой директоршей. О Господи, неужели ещё одна жертва на моей совести? Нет! Не бывать этому. Если я не смог привезти помощь к Марку, то я отнесу, отвезу его туда, где ему помогут. Надо найти автомобиль и ехать к Самохиной самому. Вызвать такси? Слишком долго ждать. Беру Марка на плечи — уж как-нибудь дотащу, другого выхода нет — останавливаю первую попавшуюся машину на дороге, пистолетом выгоняю водителя и мчу на Сретенский тупик, пусть даже вся полиция Москвы встанет поперёк! Горько теперь пожалел я, что из-за моего эгоизма, да ещё из-за пьянства, не было со мной сейчас моего служебного «форда» с вмонтированным ментальным распугивателем, заменяющим машинам Организации всякого рода «мигалки» и спецсигналы!

«Ничего», — кряхтел я, стараясь подлезть под руку Марка и поудобнее перехватить его, взваливая безвольное тело на плечи. — «Ничего… Сейчас донесу тебя до дороги, машину остановим… Ничего! Доберёмся до этого бэкяса, там такая симпатяшка, Ольга зовут, она тебя враз вылечит…»

Ну и тяжёл же он был! И вдруг сзади донёсся по-прежнему золотистый, хотя и очень взволнованный голос:

— Не надо его никуда нести! Кладите обратно, Малинов. Я здесь. Вы арестованы.

Вот это да! Я даже не услышал, как она вошла. Самохина, в своём шикарном коротком платье и расстёгнутом агентском плаще поверх, стояла в дверях. В правой руке её был направленный на меня пистолет, в левой — изящная дамская сумочка.

— Погодите, Ольга, — прохрипел я, осторожно укладывая Марка на кровать. — Не стреляйте. Надо помочь Марку сперва. Это вот мой друг, Марк Извольский. Он болен… Или что-то происходит с ним во сне, мне кажется, на него кто-то нападает. Но даже ментальным взором я ничего не смог увидеть, только постель вся была в крови.

— И не увидите, — легко усмехнулась Ольга, быстро подходя к кровати и ставя сумку на тумбочку. Пистолет, впрочем, она пока не опустила. — Ваше — как там — «истинное зрение» вам тут не помощник. Лучше всего было бы, конечно, вас сейчас отсюда убрать, куда следует, а мне спокойно заняться вашим другом. Но мне понадобится ассистент, а сейчас уже поздно кого-то вызывать. Сефирос всё рассказал мне о вас, но и он не мог бы сейчас прибыть сюда — поверьте, у него есть куда более важные дела, чем гоняться за отступниками! Что ж, агент-ренегат! Ради вашего друга, да и ради вас самих — послушайтесь меня сейчас! Заклинаю вас всем для вас святым! Делайте то, что я скажу. Я не смогу всё время держать вас под прицелом и одновременно делать то, что нужно для спасения вашего друга… и вас заодно! Поэтому прошу, требую дать мне слово, что вы не сбежите, не станете предпринимать враждебных действий по отношению ко мне и будете мне беспрекословно ассистировать!

— Ольга! — твёрдо сказал я. — Я обещаю, я даю вам своё слово, уж какое ни на есть, что не причиню вам вреда, и буду действовать под вашим руководством, только помогите Марку, спасите его!

— Что ж, слово дано — надеюсь, мне не придётся пожалеть о том, что я не послушалась вашего начальника, который в категорических тонах не советовал мне разыскивать вас в одиночку. И помните, что бы я ни делала, какими странными ни казались бы вам мои поступки, не перечьте мне и не идите против меня! Вы обещали — запомните это! И помните, уж пожалуйста, что я вас арестовала.

— Запомню, — пообещал я. — Это я точно запомню.

Сунув пистолет в карман плаща и подойдя ко мне вплотную, Самохина добавила:

— И имейте в виду — то, что я сделаю прямо сейчас, совершенно ничего не значит!

С этими словами неожиданно для меня она вдруг приподнялась на цыпочки, обхватила мой затылок тёплыми ладонями и накрыла мои губы горячим страстным поцелуем. Я не успел даже отреагировать — лишь взмахнул руками, то ли собираясь отпихнуть сладострастницу, то ли напротив, инстинктивно прижать её к себе, но ничего из этого я сделать всё равно не сумел — вновь потемнело в глазах, в голову словно впились тысячи мягких иголочек, и я моментально заснул.

Удивительно, но даже во сне я всё ещё ощущал вкус её губ. Но её рядом не было. Кого это — её? Я не помнил… Лишь удивительно сладкий поцелуй остался в памяти. Медленно брёл я по узкой автодороге, идущей сквозь бесконечный лесопарк, очень похожий на тот, где скрывалась потусторонняя трамвайная линия до моей усадьбы. Только этот был гораздо светлее. Где-то впереди, как я знал, был ручей и цепочка прудов, за ним песчаный склон и железная дорога. Мне нужно было туда.

Вскоре я набрёл на стоящий у обочины старый длинный автобус с тихими закутанными пассажирами, неподвижно сидящими в высоких креслах. Так, конечно, быстрее, чем пешком, подумал я и сел за руль. Но дорогу пересекали затянутые серым туманом разломы и провалы. Через маленькие трещины автобус, мягко ударяя амортизаторами, кое-как ещё переваливал, но более крупные приходилось объезжать, отчаянно вращая тяжёлый руль то вправо, то влево. Наконец огромная дыра разрезала асфальт почти через всю дорогу. Я вывернул руль, и автобус съехал на обочину, уткнувшись в кусты, так, что листья зашуршали прямо в кабине. Это не понравится моим пассажирам, подумал я и обернулся. С тихим бормотанием пассажиры и в самом деле начали вставать со своих кресел и толкались в проходе, приближаясь ко мне. С ужасом увидел я, что они облачены в желтоватые разодранные саваны, что кровь сочится из-под лохмотьев, что все они истерзаны и искалечены. Это мертвецы, это воспрявшие тела страшных жертв из чёрной книги, им нельзя до меня дотронуться! Дверца с моей стороны не открывалась — её прижали ветки деревьев. Тогда я перелез через кожух двигателя, распахнул переднюю пассажирскую дверь и выскочил через неё на тёмный асфальт. Внезапно со звоном вывалились все окна автобуса («При аварии — выдерни шнур и выдави стекло» — всплыло в голове) и из них на дорогу полезли мерзкие окровавленные твари в саванах. И тут я обнаружил, что на моём поясе опять висит кобура со странным пистолетом. Торопливо я выхватил его и открыл огонь, медленно отступая от автобуса. Выстрел, выстрел, выстрел! Я бил без промаха, пистолет отлично лежал в руке, он словно был её продолжением. Жуткие фигуры в жёлтых лохмотьях валились наземь, тёмная кровь брызгала на белую разметку автотрассы, затем я пустил несколько пуль в сам автобус, раздался тихий тёплый взрыв и машина занялась огнём, превратившись в огромный костёр. Тогда я повернулся и побежал дальше.

Тропинка от дороги пошла под уклон, под ногами зачавкала влажная трава, и неожиданно я очутился по щиколотку в мягкой воде. Весь лес кругом, насколько хватало взгляда, был затоплен. Видно, пруды на ручье вышли из берегов. Я пошёл вброд — было тепло и мелко, а потом ко мне подплыл ветхий пластиковый челн с монетоприёмником у корпуса мотора. Я влез в челн и достал из кармана бумажник. У меня была только одна монетка в два рубля, и я боялся, что этого не хватит, ведь блестящий хромированный автомат был рассчитан на крупные советские пятаки. Тем не менее, я сунул монету в щель, и мотор, хотя слабо и медленно, но всё же заурчал.

«Ты приплывёшь в интересное место», сказал механический голос из автомата, и челн повёз меня меж притопленных деревьев поверх зелёной травы по прозрачной мелкой воде. Красивые большие цветы покачивались на ветвях кустов и деревьев в такт течениям и водоворотам: розовые, жёлтые, голубые, ярко-фиолетовые. Близ пруда, через каменные берега которого с плеском переливалась вода, высилась огромная белая кувшинка размером с садовую беседку. Да я и принял её сперва за беседку, ровно стоящую на своих широких мощных листьях, как на островке. Лодочка причалила к листвяному островку, и белые лепестки кувшинки раскрылись, явив мне сердечко цветка. Сердечко было мягким ложем, с которого призывно протянула ко мне руки моя Аня. С огромной радостью и счастьем в душе я спрыгнул с лодочки прямо в сердечко и нежные ручки обвили меня, а полные губы прильнули к моим. Почему я опять не вижу её глаз? И вкус поцелуя совсем не тот, что я чувствовал вначале… Острее и больнее… В ушах вдруг зашумело, меня охватили восторг и нега любви, но и тяжёлая боль вдруг навалилась на меня. Я тонул под нежной душной тяжестью, я погружался в болезненно-истомный сумрак. Но тут кто-то схватил меня за плечи и резко оторвал моё бессильное тело от Ани. Кто посмел? Девчонка-лиса! Безжалостно вторглась она в моё нечестивое блаженство, подобно крошкам, просыпанным в постель, если вы понимаете сравнение. Мелькнули ушки и рыжий хвост, и тонкие девичьи губки вдруг чмокнули меня быстрым поцелуем, и я понял — вот с чьим вкусом на губах я пришёл в мир сна. Мир сна? Я сплю? А кто же тогда лежит в сердечке цветка? Я повернулся — но там уже никого не было. Что за наваждение? Или это проклятая лиса прогнала мою милую? Я хотел было выхватить из-за пояса пистолет, но обнаружил, что совершенно не одет. Золотисто-рыжая девчонка со смешком кинула мне с края островка скомканные в клубок мои джинсы и рубашку. Кое-как, прячась за увядающим на глазах лепестком кувшинки, я натянул одежду. Пистолет был на месте, в кобуре на ремне. «Оделся наконец?» — крикнула мне лисичка. — «Бежим! Скажи спасибо, что я успела прийти за тобой! И так теперь слаб будешь целый день! Скорее, надо забрать Марка и дойти до выхода из сна — мне одной его не дотащить!»

Потихоньку начиная понимать, что происходит, я с плеском побежал по мелкой воде вслед за лисичкой-девчонкой. Но почему же она сочла нужным оторвать меня от моей любимой? Такой хороший сон был — я одолел автобус мертвецов, меня ласкала моя Анечка… А теперь что?

Довольно странным показалось мне то, что я вот так спокойно и логически рассуждаю о сне во сне. Как я могу спать и одновременно понимать то, что я нахожусь именно в сновидении? Да при этом ещё и действовать совершенно осознанно и осмысленно?

— Эй, лиса, то есть, Ольга, — окликнул я. — Как вы можете знать, что мы спим? И если так, то быть может, нам лучше проснуться?

— Нет, — ответила девчонка-лиса-директриса, не останавливая бег. — Так просто просыпаться нам нельзя, иначе не спасём Марка. Узнал меня, хитрый мальчишка? Я-то могу действовать во сне — я грёзопроходец. Как это получается у тебя, я не знаю — вообще-то ты не должен был ни разговаривать со мной, ни уж тем более стрелять в меня, как в предыдущем сне в моём сказочном лесу. У тебя и пистолета-то никакого быть не должно. Я даже не могу внушить тебе свою волю, мне приходится просить тебя. Но сейчас это не важно, сейчас надо скорее вытащить твоего Марка к выходу из плоскости сна — тогда мы и проснёмся. Только быстрее, быстрее, пока не вернулась та, что мучила тебя и его.

Почему сразу мучила, подумал я. Это было не то, чтобы совсем неприятно… Но говорить об этом девушке я не стал. И кстати, зря.

Мы выскочили из затопленного леса. Вода здесь тонкими ручейками впитывалась в ровный беловатый песок длинного широкого откоса, полого спускавшегося к выемке железной дороги. Чуть в стороне вдоль ближайшего к нам пути тянулся бетонный грузовой перрон. На перроне стояли санитарные носилки. На носилках лежал Марк Извольский. Он был без сознания.

— Здесь я отогнала от него ту похотливую дрянь, — буднично пояснила Ольга. — Приснила носилки и уложила его. Потом побежала за тобой, потому что знала, что она к тебе сразу переметнётся, пока ты в этой же плоскости сна. Поэтому и целовала я тебя заранее. Запомнил губы мои, да? Я знала. Так нужно было, поэтому ты и смог от той оторваться. Извини, перед сном некогда предупреждать было. Если хочешь, я тебе потом для Анюты твоей бумагу напишу. Или расскажу ей всё сама, когда она проснётся. Она проснётся, ты верь…

И Ольга-лиса очень странно посмотрела на меня и почему-то вдруг грустно вздохнула.

— Ладно, берись за носилки. Нам надо спуститься по ту сторону железки с насыпи и перейти мостик через речку. Имей в виду, тут поезда могут ходить! Это не моя плоскость, окружение я здесь не контролирую почти.

— А почему было не «приснить» тележку или автомобиль и не вывезти его? — буркнул я, нагибаясь к рукояткам носилок.

— А почему ты не можешь сделать невидимой Эйфелеву башню? — сердито прикрикнула на меня Ольга. — Не болтай и поднимай свою сторону!

Не без труда перебрались мы, неся Марка на носилках, на ту сторону железной дороги. Два раза по предупреждающему окрику Ольги нам приходилось замирать на месте между путями и ждать, пока по рельсам не пронесутся очень быстрые и странные поезда. Они были чудно составлены — пассажирские вагоны соседствовали с платформами и хопперами — а мчались с такой скоростью, что от одного взгляда на них дух захватывало.

Потихоньку мы спустились с насыпи и подошли к мостику через мелкую широкую речушку, вытекавшую из проложенных под насыпью труб. Над мостиком повисло странного вида багровое облако.

— Плохо дело, — повернувшись ко мне и нахмурившись, сказала девушка-лиса. — Эта тварь успела выйти в реальный мир вперёд нас. Не ожидала я, что она найдёт портал. Очень сильная мерзавка. Но деваться некуда, нам надо выходить, иначе она займётся нашими реальными телами там, как только сконцентрируется. Приготовьтесь к бою, Малинов! Идём!

И мы прошли по мостику прямо сквозь облако.

Моё сознание едва успевало за быстрыми изменениями сути вещей вокруг. Реальный мир, ментальный мир, теперь ещё и плоскость — или мир? — снов… Где я был, куда я попал? Постепенно, впрочем, я понял, что сижу, прислонившись спиной к кровати Марка в его комнате, а рядом со мною точно также сидит красавица-директриса. Ольга подняла голову и посмотрела на меня.

— Она здесь, — почти беззвучным шёпотом произнесла она, глядя на меня расширенными глазами. Одновременно мы вскочили на ноги. Марк по-прежнему лежал на своём месте, но сон его, похоже, был теперь спокоен.

Однако какая-то ещё сущность присутствовала в комнате — она клубилась прежним багровым облаком у изножия кровати. От неё исходили сила и угроза. Но я даже не успел включить «истинное зрение».

— Осторожно! — крикнула Ольга, и я едва успел пригнуться — тёмный протуберанец выметнулся из облака, удар прошёл выше меня и с грохотом выбил раму окна за моей спиной. Я выпрямился и потянулся за пистолетом. Слишком поздно! Второй такой же протуберанец вдруг обхватил Ольгу и повлёк её к выбитому окну. Я на слабых ногах метнулся к девушке и попытался удержать её. Однако меня просто поволокло за нею — пытаться противостоять страшной силе было всё равно, что удерживать отходящую от станции электричку. «Бросьте!» — закричала начальница отдела снов. — «Отпустите меня! Малинов, вы же тоже погибнете! Не-е-ет!!»

Ну, шалишь, со странным упрямством подумал я. Я такую красавицу не отдам тебе, смерть костлявая. Лучше сам сдохну. Коньяк, что ли, до сих пор играл в жилах? Я перестал сопротивляться силе и лишь крепче вцепился в прекрасную директоршу. «Не-ет!! Не надо!!» — вновь закричала она, пытаясь вырваться одновременно из обхвата облачного протуберанца и из моих объятий. Но нас уже вынесло через выбитое окно, и неодолимая сила рывком швырнула свои жертвы оземь. Буквально за долю секунды до убийственного удара о гравий, я сумел-таки сконцентрироваться и сжать свою волю в тугой узел, продёрнув ментальный рычаг буквально по мясу своей психики. Аах! Это было больно, очень больно, но я смог на мгновение деволюмизировать нас обоих, так что земли мы коснулись бесплотными. Тут же я отпустил деволюмизацию — это было всё, на что хватило сил. Чёрная пелена обморока застила мне глаза. Ольга оказалась сверху, и наши дыхания на секунду смешались… Смутно я ещё успел почувствовать, как Ольга скатилась с меня. Я увидел, что она вскочила на ноги и выхватила пистолет, затем я словно сквозь вату услышал выстрелы — она стреляла куда-то вверх. Потом всё окончательно померкло.