Депорнографизация

*1.

Если бы 13-тысячный аграрно-раритетный Нйив-Никкери располагался в Бразилии, то считался бы не городом, а частично-урбанизированным поселком на судоходной реке недалеко от впадения в Атлантику. Одним из множества таких же поселков.

Но Нйив-Никкери расположен чуть севернее Бразилии, в Суринаме, где сумма населения немногим больше полумиллиона – так что он не просто город, а третий город в стране, столица одного из десяти округов, тоже третьего по величине.

В предыдущий исторический период этот городок был известен в большом мире только эрудитам и любителям полудикого туризма. Тут не было ничего, кроме плантаций, где издавна, с колониальных времен, выращиваются бананы и рис.

Однако в конце 2010-х расцвела великая нефтяная Вегасугвибра. Некий журналист ради удобства выдумал эту аббревиатуру из первых слогов названий стран, расположенных с северо-запада на юго-восток вдоль атлантического берега экваториальной Америки. Это последовательно: Венесуэла, Гайана, Суринам, Гвиана и Бразилия.

История этого нефтяного бума проста, как мычание. На фоне политических неурядиц в традиционных нефтяных регионах, кому-то пришла в голову мысль, что если огромные месторождения нефти есть на побережье Венесуэлы и на побережье севера Бразилии, то видимо что-то такое есть и на побережье между. Проверили в Гайане, и точно: она есть, причем чертовски много. Проверили в Суринаме и Французской Гвиане — там тоже есть.

Примерно тогда некий эксцентричный геолог черкнул статью в New Scientist и отважно предположил, что шельфовое нефтяное поле Вегасугвибра — всего лишь западный край сверхгигантского месторождения Эквандвана, а восточный край — это давно известные африканские нефтяные поля на шельфе Гвинейского залива. Около 150 миллионов лет назад суперконтинент Гондвана начал трескаться. 100 миллионов лет назад его западная часть (будущая Южная Америка) откатилась, обнажив палеозойское ложе, затем залитое океаном. Экваториальная часть этого ложа (Эквандвана) прикрывает нефтяной бассейн, примерно равный по площади Средиземному морю.

Одни коллеги сразу обвинили эксцентричного геолога в псевдонаучном хайп-мейкинге, другие предположили его полное невежество, но третьи назвали его теорию возможно-прогрессивной. Публика вне академической геологии не поняла 99% аргументов в этом вспыхнувшем диспуте, а бизнес-визионеры уловили тему и инициировали продвижение геологоразведки дальше от берега, к 200 милям (370 км), где обрываются эксклюзивные экономические зоны береговых государств и не надо платить никому за право добычи.

К середине 2020-х нефть была найдена в 200 и 250 милях от берега. Это сразу побудило правительства стран Вегасугвибра включить трюк «права на прилегающий шельф». Так ранее делалось лишь при дележке потенциальных залежей арктических метан-гидратов между государствами побережий Ледовитого океана. Та история имела весьма скверные последствия для инициаторов, однако юридическая дорожка была протоптана, и теперь в экваториальной Атлантике арсенал аргументов был пущен в ход, чтобы протянуть свои морские границы намного дальше стандартной 200-мильной зоны. Такая инициатива не встретила согласия других акторов глобального нефтяного бизнеса, и начался скандал с демонстрациями морской силы – пока на уровне «показа флагов» различными боевыми кораблями, защищающими интернационал нефтяников от наезда береговых властей.

Все как-нибудь утряслось бы методом челночной дипломатии и кривых компромиссов (business as usual), но тут в многосторонний акваториально-экономический спор влезла экзотическая тварь. Судя по нескольким крайне нечетким фото и свидетельствам двух человек, которым повезло увидеть это вблизи и выжить, оно выглядело как нереальный гибрид креветки-богомола и акулы-молота (так что получило прозвище shrimp-shark). У свидетелей эта тварь вызвала шоковый ужас, а у биологов (видевших ее лишь на фото с текстовой добавкой) — шоковое изумление. Шримпшарк была похожа на аномалокарис, креветку — супер-хищника, терроризировавшего фауну кембрийского океана более 500 миллионов лет назад. Двое ученых опрометчиво поговорили под запись с журналистом Wired Magazine, передав файл-реконструкцию внешнего вида твари. Вышел красочный иллюстрированный материал: «Шримпшарк: праматерь всех монстров планеты Земля».

Распечатка анонса этого материала лежала на журнальном столике в маленькой кухни-гостиной блочного бунгало апартаментов Кармелитас в Нйив-Никкери (третьем городе Суринама, как отмечено выше). Этот бунгало вчера арендовала некая Гвен Филипс. По южноамериканским меркам Гвен выглядела где-то на 40 лет, хотя календарно ей было существенно больше. И черт с ним (сказала себе Гвен, повертевшись после душа перед ростовым зеркалом). Как обычно при таком верчении, она оценила свою внешность:

Чуть ниже среднего роста.

Чуть полнее, чем следовало бы с точки зрения европейских стандартов красоты.

Сильно смуглее.

С круглым простоватым лицом, и толстыми ногами.

Такой типаж называют «бразильская фермерша» (или деревенская танцовщица самбы). Впрочем – попа и грудь маловаты, не дотягивают до этого бразильского образца.

Эх… Ни то ни се получается.

К тому же ярко-зеленые как бы ведьмовские глаза и рыжие волосы, прямые и жесткие, стриженные в стиле «креативный горшочек» — это не лезет ни в какую схему красоты.

По итогу она решила, что радикально открытая майка, джинсовые шорты и простые сандалии делают ее вполне аутентичной для суринамской глубинки. И вроде бы даже довольно симпатичной в смысле женственности.

Было два часа после полудня. Стояла оглушающая жара — как всегда в экваториальном поясе западно-атлантического побережья, особенно в это время дня — время сиесты. В пустом холле главного корпуса Апартаментов Кармелитас маломощный кондиционер хронически проигрывал потоку внешнего тепла сражение за столбик термометра. За стойкой reception скучал молодой парень, типичный карибский афро, в белой футболке с бейджиком, сообщавшим: «Андре, дежурный администратор».

Он мгновенно перестал скучать, когда перед ним на стойку reception легла распечатка анонса статьи о шримпшарк, дополненная двумя 100-долларовыми купюрами. Местный доллар дешевле американского в 40 раз. Но средняя зарплата в Суринаме — около 8000 местных долларов в месяц. Так что Андре оказался достаточно мотивирован, чтобы не только рассказать несколько местных слухов о шримпшарк, но и дать совет:

— Расспросите рыбаков в пабе «Старая лесопилка».

— А где это?

— Недалеко: проедете километр до угла Ватерлоо и Мейнард, а дальше где-то три километра по Мейнард-страат вдоль реки к океану. За городом Менард-страат перейдет в шоссе, так вы не обращайте внимания, и доезжайте до шоссейной развязки. Вы увидите справа у самой реки — лесопилку под ржавой крышей.

— Так это все-таки паб или лесопилка?

— Это паб. Но раньше была лесопилка, и новые хозяева не стали перестраивать. Для паба сойдет и так. Если вы реально поедете туда…

— Я реально поеду туда, прямо сейчас.

— Тогда… — продолжил он, понизив голос, — …Там не начинайте сразу с расспросов про шримпшарк. Вы сначала скажите бармену Эдди, что вот: Андре из Кармелитас (это я), советовал попробовать его домашний ром. Вы не подумайте, мисс Филипс, будто я это только ради отката с Эдди. Я это еще чтобы к вам хорошо отнеслись. Люди в «Старой лесопилке» собираются, вообще-то, неплохие, но иногда грубые от нелегкой жизни.

— Ясно, спасибо, Андре, — Гвен дала парню еще две 100-долларовые купюры.

— Вам спасибо, мисс Филипс! Обращайтесь, если что.

— Непременно! — ответила она, и одарила его самой дружелюбной из своих улыбок.

…

В чем Гвен была уверена, так это в проходимости старого «Toyota Runner», взятого тут в аренду одновременно с арендой апартаментов. Впрочем, на маршруте не потребовались чудеса проходимости. И маршрут смешной: всего полтора километра от городской черты Нйив-Никкери. Старая лесопилка занимала участок размером чуть больше футбольного поля между вполне приличным шоссе и чуть коричневатой Никкери-ривер. Кстати, вода чистая, а оттенок получается из-за медленного разложения множества древесных стволов, лежащих по берегам и на дне (в виде топляка)…

…Гвен свернула с шоссе вправо на грунтовку и, проехав вдоль навеса лесопилки, кое-как припарковалась на травяной поляне, расчищенной от агрессивно растущего и дико-ярко цветущего кустарника — рядом с несколькими колесными раритетами (некоторые из них наверняка помнили еще ядерные ракеты на Красной Кубе и Карибский кризис). Хотелось осмотреться, прежде чем заходить в паб, но тут переменная облачность резко сгустилась, после чего хлынул дождь. Обычная фишка суринамской погоды. Пришлось бежать под навес без предварительного наблюдения. Ничего особенного там не оказалось. Как уже предупреждал Андре, новые владельцы минимально перестроили лесопилку под функции паба.

Экстерьер почти не изменился: платформа на сваях, поверх которой – жестяной навес на столбах. Единственным дополнением выглядело что-то вроде невысокого амбара поверх навеса. В местной архитектуре подобная инсталляция встречалась часто – она заменяла хозяйственный чердак. А что касается идеи построить стены, то таковая, вероятно, была отброшена новыми владельцами по соображениям экономии.

Интерьер состоял из некоторого количества грубой мебели и L-образной стойки бара, за которой полки с напитками, бойлер, холодильник, микровейв, посуда и прочий барный инструментарий. Монументальный смуглый бармен мультирасового происхождения, одетый в ярчайшую разноцветную рубашку ловко жонглировал всем этим, без особой спешки обслуживая алкогольные устремления разношерстных посетителей числом две дюжины. Впрочем, у стойки не было очереди. Публика тут выпивала тоже без спешки.

Гвен решительно подошла к стойке, уселась на табурет и произнесла:

— Мэтр Эдди, не так ли?

— Просто Эдди, мисс, — прогудел бармен, — А откуда вы меня знаете?

— Я не знаю, но Андре из Кармелитас рассказывал чудеса про ваш домашний ром.

— Ух ты, надо же! Это понимать так, что вам двойной ром без разбавителей?

— Двойной ром, чашечку сладкого двойного ристретто, и стакан содовой со льдом.

— Ого! Вы знаете толк в пьянстве, мисс…

— Просто Гвен, — сказала она и широко улыбнулась.

— Ты, Гвен, похожа на здешнюю, но если приглядеться, то издалека — глубокомысленно произнес бармен, создавая на стойке композицию из чашки кофе, маленького стакана с ромом, и большого стакана с содовой.

— Да, — она превратила свою улыбку в загадочную, — я родом из Роттердама, но моя семья происходит с Антильских островов и, уже будучи взрослой, я переехала на Кюрасао. От Виллемстада до Парамарибо лететь меньше трех часов.

— Это верно, — согласился он, — было бы для чего лететь.

— Для роста аудитории моего видеоблога.

— Так ты зарабатываешь этим?

— Точно, Эдди. Теперь представь: многих возбудили слухи про вот это…

…Тут Гвен аккуратно положила на стойку перед барменом распечатку, которую ранее показывала дежурному администратору в Кармелитас.

Эдди прочел листок (пару раз отвлекшись, чтобы наплескать пойла другим клиентам), затем внимательно рассмотрел компьютерное изображение: реконструкцию вероятного облика шримпшарк, толкнул листок по стойке обратно к Гвен, и покачал головой:

— В сетевой болтовне про эту тварь, половина — вранье.

— А другая половина? – спросила она, отхлебнув рома и запив глоточком кофе.

— Другая… — бармен отвлекся, чтобы налить подошедшему клиенту пинту сидра, и еще клиенту две унции виски — …Консорциум SHEM построил на дальней спорной полосе шельфа усиленную буровую платформу, и началась хрень. Хотя, тогда же корпорация Antaconshelf запустила своих роботов-субмарин для глубоководной геологоразведки и загрузки. Может, хрень из-за этого. Или, может, хрень из-за другого, просто совпало по времени. А еще, может, хрень началась с бразильской субмарины. Когда 50-метровая стальная сосиска аварийно всплыла, все обалдели: и гайанские пограничники, и наши. Непонятно было, можно ли подходить к субмарине: вдруг взорвется? Даже неясно, кто должен решать проблему: морская граница вблизи горловины залива маркирована, но дальше от берега, ближе к нейтральным водам нет буйков. Там плюс-минус. Кое-кому здорово повезло, что неподалеку болтался Хью на жирафе. Он просто подрулил…

— Подожди, Эдди, как это на жирафе?

— Просто, у Хью лодка, немного похожая на жирафа, потому так названа, Короче: Хью подрулил к аварийной субмарине, снял оттуда 17 моряков-бразильцев, и перевез их на суринамский сторожевик. Дальше началась дипломатия, уже неинтересно.

Гвен сделала глоточек рома, глоточек кофе, большой глоток содовой, и предположила:

— Этот Хью, похоже, смелый рыбак…

— Тут иное, — бармен сделал неопределенный жест бутылкой рома, — Хью не рыбак. Он яйцеголовый, читает всякие лекции в университете и еще делает какой-то бизнес через интернет. А на лодке он просто живет.

— Гм… А почему он живет на лодке?

— Он оттопырок, вот почему. Хотя, он парень что надо и со смелостью у него все ОК. С другой стороны: человеку вроде Хью проще быть смелым, чем простому рыбаку. Ведь рыбак кормит семью, и если беда, то останется вдова с сиротами без средств. А у Хью никого во всем мире. Можно, конечно, иначе взглянуть. Он яйцеголовый, мозги будто компьютер: сосчитал риск, сделал шаг, кажется, прямо в пекло, а на самом деле там не особенно опасно. Вроде смертельных фокусов, что циркачи показывают. Может, Хью вычислил всякое про шримпшарк, поэтому запросто болтается в море хоть днем, хоть ночью. Эта тварь выпотрошила уже дюжину профессиональных водолазов, не считая охотников, которые хотели отхватить мега-приз, обещанный за тварь. А тварь просто отхватила им головы… Будь прокляты уроды, объявившие этот мега-приз! Они хуже торговцев метадоном, будь те прокляты тоже… Так вот: Хью будто похер все. Ему и шримпшарк похер, и мега-приз похер. Я думаю: это неспроста, а ты что скажешь?

— Неспроста, — согласилась Гвен, — вот бы поговорить с ним на эту тему…

— Отчего не поговорить, — отозвался Эдди, — завтра в 9 утра или чуть позже, Хью точно зайдет за почтовой посылкой. По уговору, его почта доставляется на этот адрес.

— А может, лучше предупредить его заранее насчет меня? – предложила она.

— Не лучше, — веско припечатал бармен, и Гвен не стала расспрашивать, почему так.

…